Что значит боль

                ---==(Рассказ)==---
Сегодня ему было плохо. Ему вообще всегда было плохо, но сегодня – особенно. Можно было бы сказать, что для того нет веских причин, можно было сказать, что он сам себе всё понавыдумывал, одной Ри только ведомо зачем…
Можно было сказать многое, но вот только сути это не меняло: ему было больно. Конечно, не физически. Временами его тело тоже болело, иногда очень сильно. Много времени прошло, прежде чем он смог смириться и принять эту боль, теперь она была лишь далёким отзывом, давно утихшем в шуме вновь нарастающей внутренней боли. Он помнил многое. Особенно боль, обиду и зло. Он помнил много боли, когда всё тело бешено колотилось, жаждя освободиться от самого себя, казалось, что сами кости хотят скинуть с себя кучи мяса, что смели обременять их свободу… Но кости не могли ничего. Каким-то неведомым образом, о котором знали, быть может, одни лишь Познавшие, мясо прочно держалось на костях, сердце, не смотря ни на что, всё также продолжало стучать в груди, а грудь – мерно вздыматься и опускаться.
Жизнь не хотела покидать это тело. Он был проклят жить. Конечно – это лишь он сам себя так убеждал…
Боль. Опять. После каждой мысли в душу врывался холодный поток раскалённой боли. Она не просто терзала душу сотнями зубов неведомых зверей, она не просто отнимала все желания и надежды, она не просто бросала сознание в бурю самого себя… это было бы слишком лёгким наказанием для него. Всё было гораздо хуже, конечно, как он сам себя убеждал. Боль забирала желание жить, но ей этого было мало. Она хотела его всего… и ей это удавалось. Со временем, когда с болью стало не возможно бороться, он просто стал другим, не лучше и не хуже, но другим. Сам он умер, оставив лишь небольшой след внутри этого тела.
Руки. Такие слабые и такие сильные. Эти руки творили много разного. Они познали всю ненависть и отчаяние  берсеркерского боя, они познали сталь и огонь врагов, даже зубы их детей и жен. Он убивал всех. Много, очень много винных и неповинных пало к его ногам, последней мыслью и словом проклиная его на ужасную смерть… но и это не помогало. Он никогда не жалел себя в бою, всегда рвался вперёд, стараясь продать жизнь подороже, но так никогда и не приходила к нему Костлявая, предлагая последний выбор смертного. Он уже и думать перестал, что она когда-либо придёт, и она не спешила опровергнуть его мнение.
Может это всё чья-то нелепая шутка? Быть может, глупая, порой очень злобная, и слепая Судьба оставила ему особенную роль в своём бесконечном спектакле? Хрен его знает.
Но боль… её уже не могла заглушить никакая музыка, наоборот, теперь музыка стала лишь подчёркивать её тупую, мифриловыми клещами сжимающую грудь, тягость.
Грусть. Очень хорошее слово. Оно могло в полной степени описать его, но даже оно не могло описать Боль, даже оно… мало было языков, в которых нашёлся аналог хотя бы ему, а эту Боль, казалось, за все долгие века существования разума терпел только он. Она жгла, она морозила, она топила, она сжимала, она убивала и тут же возрождала, чтобы продолжать издеваться.
-Подъем!!! Шевелитесь мать вашу! Все по местам, приближаемся к врагу! Дерек! – ворвавшийся в темное помещение мужчина обращался к нему, - ты нужен нам сегодня, для тебя есть особая работа.
Он молчал. Он уже не говорил много лет. Бывало, конечно, он подавал голос, порой проклиная, порой смеясь, порой просто, чтобы убедиться, что всё ещё не разучился разговаривать… но он уже давно не говорил.
Они действительно подлетали к месту высадки. Эти проклятые твари и их приспешники затаились там… нет ложь, он лжёт сам себе. Он всегда уважал Чужих воинов. Они всегда умирали так, как он сам давно мечтал: гордо, с презренными ухмылками, что перекашивали их странные лица… да, они действительно были Чужими, но как же они были близки ему.
Быть может, каким то странным законом Ри, его сущность была Чужой? И огромный механизм бесконечности миров допустил ошибку, сделав его человеком? Быть может, но это всё равно ничего не меняло.
Вокруг шумно ругаясь и шурша одеждами, зашевелились другие из его взвода.
Включили свет. Неяркий – это приятно. Мягкий, слегка синеватый отблеск лампочки окутал окружающее пространство. Люди уже проверяли свою сбрую. Он тоже.
Конечно, он сделал всё это ночью, а теперь повторял – лишь бы чем заняться. Боль слегка отступила под натиском холодного равнодушия предстоящего боя.
Меч у него был отменный. Он ещё раз покрутил им, разминая связки и, заодно, проверяя насколько тот прочно сидит в руке.
Всё его обмундирование было в превосходном состоянии: кольчуга из особых сплавов, секрет коих таился в величайшей тайне; туника; камзол; бриджи; наголенники с наколенниками; ботинки; атрилловая юбка; боевые рукавицы; нарукавники и наручни. Всё это было под кирасой на теле, и паулдронами на плечах. Картину завершал массивный шлём на голове, с небольшими рогами. Шлём был особой конструкции: тень от забрала всегда скрывала лицо хозяина, а прямые лучи солнца отражала сложная система микрозеркал.
Многовато в общем, но всё было отменно подогнано под теперешнего хозяина, и служило прекрасной защитой, как от случайной стрелы, так и от взрыва плазы.
Драгун быстро начал сбрасывать скорость – скоро высадка. Спустя ещё несколько мгновений открылся люк, и десант пошел на приступ.
Высота была никчёмной – всего около сотни метров… Да... не те времена. Имплантанты молодёжи уже серийного производства, с разжиженным металлом, в котором было что-то около десяти процентов атрилла. Дерек же, до сих пор таскал с собой хоть и непомерно тяжелые, но и столь же прочные кости из чистого атрилла западных гор – Карпат. Сначала это было не легко, многие старики уже давно перештопали себя, имплантировав более поздние разработки. Но он – нет. Не по нутру ему были удобства, главное правило – no pain - no grain (нет боли – нет воли). И он упрямо держался за него… хотя это правило касалось лишь той боли, с которой можно было бороться…
Посадка произошла нормально. Даже самые молодые перенесли её терпимо. Ведь прыгать со ста метров – не самое приятное в жизни. Тем более что всякие антигравы командование сочло слишком дорогим удовольствием…
А тем временем враг не дремал. Им на встречу уже двигалась охрана вражьей базы. Ничего особенного. Парочка ментальных псиоников – «серых» - три ползуна (которые, впрочем, предпочитали летать, используя Их технологию), с десяток мелких, но довольно опасных клоидов. С этими он бы справился и сам.
Ряды враждующих сближались. Первый выстрел из тяжелой плазы прожужжал вблизи одного из молодняка, но парню нужно отдать должное – он не испугался, и не спешил пускать в ход щит.
Но вот их уже начали буквально поливать раскалёнными шариками смерти: кажись, Чужим не улыбалась перспектива ближнего боя, причём у них оказались ребята и покрепче: два краба лениво вышли из-за камня.
Командир знал своё дело, хоть и был полным тормозом в нормальной жизни. Крабов, обеих, он поручил Дереку, а молодежь отправил мочить клоидов.
Теперь в ход пошли и щиты. Маленький прибор, намертво вшитый в кисть левой руки полыхнул пламенной болью, активируя свои возможности. Вокруг руки начал, быстро растекаясь в стороны, расти щит. Его пульсирующий, слегка фиолетовый цвет был приятен на взгляд, но Дерек знал, КАКУЮ цену им придётся заплатить за эти никчёмные минуты защиты: Ри всегда берёт тот кусок, котрый ей нравится больше…
Один из крабов резко перебил ход его мыслей, именно эти существа, внешне немного схожие с нашими крабами, поливали их из тяжелых плаз. Одна из таких метко угодила в центр щита – его слабое место. Если бы на месте Дерека был новичок, то ему было бы несдобровать. А так краб лишь тратил свои энергоячейки, а по нежной фиолетовой поверхности поползли небольшие капельки затухающей плазы.
Ряды врагов сомкнулись. Чужие никогда не отступали, а как ведь всё глупо тогда получилось? Не начнись эта никому не нужная война, всё было бы по-другому… но не для него.
Он даже не смотрел на своих врагов, лишь краем глаза замечая, как лезвие длинного клинка, отливающего синевой атрилла, разрубило пополам казавшуюся не крушимой хитиновую оболочку краба. Тот едва вскрикнул что-то, и повалился на землю. Со вторым тоже не было хлопот: он сражался яростно и умело, обороняя как своих женщин и детей, так и тех из людского племени, что нашли общий язык с ними. Да, Дерек уважал и понимал Чужих. В некоторой степени ему их было даже жалко. Но ему было необходимо убивать. Убивать хоть кого, не ради потехи, а чтобы согнать ярость, котрая накипала на остатках его души.
Краб продолжал сражаться. Дерек отсёк ему три руки, но и одной оставшейся тот продолжал попытки достать врага. Дерек знал, что отруби он ему все руги и ноги, краб всё равно продолжал бы клацать небольшими, но острыми зубами, пытаясь отхватить хоть клочок жизни от его тела.
Резкий удар мечом снёс голову Чужого, и та откатилась к ногам человека. Женщины. Врага.
Незнакомка тоже сжимала меч из атрилла, но не из чистого, а лишь из некачественного сплава. Под ногами её уже лежало четверо наших бойцов, причём не новобранцев.
Дерек молча пошёл на неё, все также молча принимая запоздалый приказ командира.
Их клинки скрестились, и разошлись. Женщина использовала щит, что бы спасти свой меч, глупая. Если она рассчитывает победить – то остаток жизни проведёт в ужасных муках: сила Дерекового удара забрала у неё как минимум десять лет…
Остальные враги пали, и командир повёл потрёпанный отряд дальше, под землю – добивать беззащитных.
Дерек остался один на один с женщиной, лица которой так и не смог разглядеть за плотным забралом. Та оказалась превосходной фехтовальщицей, и была имплантирована. Но, как ни жаль, лишь тем же жалким сплавом.
Безумный танец мечей продолжался ещё минут двадцать, потом Дерку удалось скинуть шлем противницы. Она не была ни красавицей, ни уродиной, но что-то было в ней привлекательное, то, что каждый мужчина видит только в своей женщине. Отброшенная в сторону его ударом она не смогла быстро встать, но Дерек не воспользовался этим. Она стояла напротив него, также равнодушно взирая на него, как и он на неё, и не было в её серых глазах ни ненависти, ни страха. Так же как и в его.
Дерек скинул шлем и глубоко вздохнул. Лицо женщины, скорее даже девушки, никак не отреагировало на это, лишь слегка дёрнулась левая бровь.
Дерек не хотел более сражаться. Наоборот, впервые в жизни ему хотелось сесть и поговорить. Рассказать свою историю, услышать чужую, быть может, даже посочувствовать. В глазах всё ещё врага, он прочел сходное желание, но тут начали доноситься крики тех, кто остался на базе, положив надежду на защитников, и теперь горько проклиная наших.
Девушка вопросительно подняла меч.
Но он уже не мог. Боль. Не внешняя, но внутренняя горьким потоком заслонила сознание, и он услышал, точнее, почувствовал невысказанное приглашение костлявой. Да, от таких рук можно было умереть.
Он опустил меч, и сел наземь, закрыв глаза, и наслаждаясь последними мгновеньями жизни. Вот и всё. Конец. Нет, ему не было страшно, нет, наоборот, даже несколько приятно.
Конец меча он вогнал в красноватый песок, и тот жалобно скрипнув, протестуя против такого обращения.
Девушка подошла к нему, всё ещё держа меч наготове. Но после нескольких секунд размышления она не ударила его, нет. А села рядом.
Дерек вопросительно посмотрел на неё. Она достала из-за пояса гранату-плазу, тоже вопросительно смотря на него. Он кивнул.
Таймер она выставила на пять секунд.
5
-Я Дерек – уставше сказал он, уже предвкушая покой.
-Сирин – ответила она нежным голоском, в котром, однако, проскакивали командные нотки.
4
-Я рад- выдохнул он, открыто глядя в её лицо, и он говорил правду: впервые ему было хорошо, тепло и приятно, когда она прижалась щекой к его щеке, когда он мог рассчитывать на покой.
3
-Я тоже. – так же открыто смотря ответила она.
2
1
0
Яркая и быстрая вспышка мгновенно сожгла оба тела, расщепляя молекулы на атомы. И две сущности устремились в другие слоя и миры. Но теперь, когда тела остались позади, а память начала быстро вытесняться, между ними появилась тоненькая, едва заметная, слегка розоватая нить. Эта нить навеки свяжет их судьбы. В новых мирах, и  в том, где на песке остались лишь две груды доспехов: едва синеватые - с примесью атрилла; и мягкого, но глубокого синего оттенка – чистого атрилла.
Ри избрала их.

Альен Шарков (101 минута)
С днём рождения, Юль.