Ожидание

…Как это больно. Если б ты только знал, как это больно. Когда ждешь тебя, когда становишься ступеньками на лестнице в своем подъезде и ждешь, ждешь твоих шагов, твоих бегущих шагов наверх. Когда вздрагиваешь от каждого хлопка парадной двери на первом этаже и потом с замиранием сердца молишься, чтобы это был ты, и чтобы наконец вздрогнул коротким острым жужжанием звонок на моей двери. Как это глупо – когда у тебя на столе стоит две огромных миски с крендельками, и ты совершенно не хочешь есть, они ждут тебя, они – для тебя. Ты прыгаешь по дому и смеешься, потому что веришь, что рано или поздно ты прийдешь сюда, и глаза замирают от удовольствия, предвкушая, как я буду кормить тебя этими плюшками, и ты будешь удивляться и радоваться.
… Но вот день все ближе и ближе в ночь, и тебя нет. Остывшие крендельки ежатся на столе, такие неуместные и уродливые в своей ненужности. А сердце уже не слушает звуки на лестничной клетке, уже не бьется бешено… оно тихо кровоточит огненной раной на груди. И все блекнет и теряет свой смысл: и завтрашняя прогулка с кем-то, и Костин день рождения, и нежданные выходные с больничным.
Чтобы занять себя хоть чем-нибудь, кроме тошнотворных сигарет, иду на кухню размораживать холодильник. Он тает, но огромные глыбы льда, намерзшие на днище морозилки, не даются. Тяну их руками, расшатываю, пытаясь вынуть – не поддаются, только мелкими кусками отваливаясь по краям. Злюсь и дергаю их резче, словно пытаюсь выиграть битву. Проталкиваю один из них, он с грохотом падает вниз, и я падаю рядом с холодильником в бессилии, принесшем мне облегчение от той боли, которая плавно затапливает мою душу по мере того, как растворяется моя эфемерная надежда увидеть тебя.
Я сажусь на пол, подпирая спиной стену возле распахнутого холодильника, чтобы отдышаться перед новой битвой со льдом, и замечаю, что правая рука в крови – значит, таки порезалась, пока выбивала. Но никогда я еще не смотрела на разбитую руку с большим безразличием, мне все равно. Я плачу, слезы тихо катятся по моим щекам, крупные и тяжелые. Но это не от боли в руке. Нет. Я помню, как ты поил меня лекарством, когда я болела, как подлег под меня, чтобы я могла облокотиться на тебя, слабая, дрожащая. Я помню тепло твоего тела сзади даже через кофту и запах, твой запах. Потом, как, не сдержавшись, ты начинаешь целовать меня в шею сзади, в затылок, подбираешься к уху… я умираю… я обожаю тебя… Помню, как наклоняешься холодным с улицы лицом, и начинаешь целовать меня в щеки, губы, подбородок, нос… и шепчешь: «как же я люблю тебя».
И вот реальность: ночь, кухня. На столе – все те же, но уже задубевшие плюшки. Размораживающийся холодильник с лужей рядом с ним. И я, одна, с разбитой рукой в крови. И больше ни звука: телефон молчит – звонить некому, ему все равно, он наверное, слишком сильно любит меня... (смех за кадром, как трескающийся лед в холодильнике).