1-1

…Леон, цветы на скалах всегда напоминают мне тебя …ветер, немного прохладный, рваный, наполняющий грудную клетку странным чувством тревоги и заставляющий сердце биться быстрее, неритмично, скачками. Леон, я словно бы шепчу твое имя, а оно тысячей разных голосов отдается во всем мире. Как это странно, заглянуть внутрь себя и не увидеть там вдруг ни печали, ни ненависти, ни зла – все исчезло одним махом, и мне удивительно припоминать, что все это было во мне, совсем недавно. Еще несколькими часами раньше, или днями, или годами… я теряюсь в датах, Леон, потому что тут, в том покое, который дало мне это новое ощущение жизни, видеть разницу во времени, прожитом не в нем, трудно.
Третий год нашего знакомства и первый нашей разлуки я находилась на грани, на самой тонкой из своих граней, которая грозила мне падением. Сил держаться больше не было – они подтаяли от ощущения бессмысленности всего происходящего, от давящей пустоты вокруг, все мое существо превратилось в один сплошной клубок боли. Таинство славянской души: оно видимо в том, что в наших генах уже есть алкоголь, и потому мы со всей силой своей страсти прибегаем к нему, как к единственному средству спасения, в нем мы ищем утешения, с ним делим наши радости, из-за него наша душа становится загадочной и непонятной всем остальным – ибо они судят обо всем трезво, а в это время наши клетки в состоянии вечной легкой опьяненности все воспринимают иначе, видят все в ином свете, и улыбаясь откровениям свыше, поступают алогично, беспорядочно, непредсказуемо по понятиям трезвого ума, но как в последствии оказывается, достаточно верно. В тот день, когда я уже неизвестно которые сутки находилась в глубоком запое, я проснулась под звон будильника и стала смеяться от первой мысли, пришедшей мне в голову: это же надо так любить пить, чтобы вставать в такую рань.
…и встала, и пошла к таким же недремлющим славянским душам, вернулась обратно не помню в котором часу, не знаю, как… никого, вроде бы, не убила, сама не разбилась, ушла мертвым сном. И ты не поверишь, Леон, на следующий день, мучимая похмельем, еле передвигающая ноги, с ноющим по всему объему телом, пытаясь сосредоточиться на работе, я вдруг прочла всего лишь несколько строк, посланных кому-то кем-то, случайных, и поняла… мне кажется, что поняла (я крещусь сейчас, Леон, и мысленно прошу создателя не лишить меня завтра этого понимания, обещая передать хотя бы крохи того, что открылось мне, всем остальным, кому это сейчас тоже необходимо). Я поняла, Леон, что «пить» означает тормозить вместо того, чтобы воспринимать всеми органами чувств и помогать этому головой. Я поняла, что любя тебя всем сердцем, пустила тебя в свой внутренний мир, и не могла понять, почему ты грустнеешь и мрачнеешь в нем с каждым днем, почему тебе стало плохо… я ведь думала, что открыла для тебя рай… рай с подсознанием нараспашку, кучей проблем, и незажившими ранами. Тебя, чистого, светлого, цельного, сроду не окунавшегося в глубины тяжелых психологических состояний, в мой кошмарный рай. И я поняла, Леон, что нужно лечить – не тебя, не хватать твои ускользающие руки, не волочиться за твоими ногами, мешая тебе уйти, а разобраться в самой себе, излечить свой внутренний мир. Я ведь никогда не видела его до сих пор, я никогда не задумывалась, что там происходит, я лишь видела его разрушительные последствия, догадывалась о том, что что-то не так, когда он выпирал в периоды страшных запоев, когда переставал контролироваться сознанием. Леон, я больна, но я теперь знаю об этом, и мне стало спокойнее, намного спокойнее, я ощутила себя на плоскости вместо грани, во мне исчезла разом вся ненависть и злоба, и появилась вера в то, что я починю себя. Я знаю, что мне прийдется это делать самой, ибо никто, кроме меня, не сможет мне помочь, я только молюсь о том, чтобы не потерять этого просвета истины, осознания, тогда я справлюсь, я пущу в свой внутренний мир свет, и заполню его потихоньку радостью, и она исцелит мои раны, откроет его красоту, позволит мне видеть мир удивительным и прекрасным, и любить себя в нем, а не прятаться скорченной черной фигуркой в судорогах боли за стеной алкогольного обезбаливающего.
Леон, я смогу видеть цветы на скалах, и чувствовать ветер полной грудью, и он будет отныне наполнять меня радостью, а не тревогой. И тогда, если у меня получится, я приду к тебе, когда тебе уже незачем будет меня опасаться, с прекрасным раем внутри, улыбнусь, ты ощутишь эту огромную перемену внутри меня, улыбнешься в ответ, прижмешь меня к себе без страха, и я скажу тебе, другая счастливая я: я люблю тебя.