Возвращение из УФЫ-2000

Возвращение из УФЫ-2000.


Таможенный контроль мы прошли на удивление легко и быстро. Дама в форме мельком вцепилась в наши свежевыбритые морды и, хищно улыбнувшись, обратилась на чистом русском почему-то ко мне:
- Вы «там» не пистолет прячете, молодой человек?
Я попробовал покраснеть, но тщетно.

Мы присовокупились к другим счастливчикам в накопителе. Парило. Давки не ощущалось, но каждый морально был к ней готов. «Неплохо бы прижаться воооон к той юной загорелой башкирке с крашеными волосами» - подумалось вслух среди мужчин. Люди были непохожи ни друг на друга, ни каждый на себя. Всем чего-то хотелось. Кому курить, кому пить и писать одновременно, кому шампанского и секса, кому просто на диван лицом вниз. Полчаса ожидания промелькнули в непринужденной приглушённой болтовне, вертевшейся вокруг да около выпивки, баб, спорта, политики и опять-таки баб. Уже знакомая нам дама в форме жестом «Сезам» распахнула дверцы, и стадо пассажиров выбрело на ослепительно серый асфальт взлётного поля и посвистало по нему в сторону красавца-самолёта. Мы остановились у трапа, великодушно пропуская вперед самых нетерпеливых. «С ними хорошо дерьмо есть и по минному полю гулять -  они всегда вперёд лезут», - сказал кто-то из нас. Юная крашеная башкирочка замерла неподалёку в вызывающей позе, но толку от этого всё равно сейчас было мало. Мы, кроме меня, закурили. Кажется «травку». Или нет. А я достал волынку, повертел в руках, засунул обратно. Играть не хотелось. Как и улетать из Уфы, где ещё оставался нераспробованный кумыс, недогулянный вечер и недоеденный талон на завтрак в Президент-отёле.

Народ постепенно втискивался в раздувавшуюся от важности железную птицу.
Солнце блёкло с тучных небес.
Боковой ветер дул в лицо.
В горле окончательно ссохлось.

И тут прошёл КОМАНДИР......
Молодой. Лет сорока или около двадцати восьми. В чёрном эсэсовском плаще. Держа фуражку с большой кокардой в левой руке. Высокий. Статный. Загорелый. Русский. Как две капли бренди похожий на последнего Джеймса Бонда и на свой самолёт. Уверенный. Широкоплечий. Лёгкой походкой протанцевал к личному трапу. Под влюблёнными взглядами стюардесс и стюардов взлетел по нему. И, пригнувшись, скрылся за дверью в кабину пилотов.

Мы проводили Командира до двери довольными взглядами.
- С таким Командиром ни один самолет не вдребезги, - выразил я общую мысль, - Он слишком любит жизнь и себя, чтобы ими обоими пожертвовать.
Спутники согласованно кивнули.
- Ну, чё? Двинули! - сказал Костя нарочито бодрым голосом.
Звякнув сумками, мы приблизились к нашему трапу и очередной даме в форме, звонко кромсавшей посадочные талоны так, будто сам акт разрыва являлся для неё актом самоутверждения в этом чудесном мире, полном тайн, загадок и кроссвордов. «Двадцать седьмое» - не глядя на меня, сказала она, с плохо скрываемым наслаждением распоров на две неравные части и мой талон. Вверху трапа я последний раз оглянулся на три огромные буквы, парившие над зданием аэропорта, проглотил подступивший изнутри обязательный ком околоземной ностальгии и шагнул в широко распахнутые, светящиеся глаза заоблачных богинь.

- Байрам мэнэнэ! Рахмат! - радостно озвучил я свои недюжинные познания в местном языке.
Женщины заулыбались, сразу расположившись ко мне передом.
- Добро пожаловать и Проходите, пожалуйста! - дежурно защебетали они в ответ.

Я воспользовался их предложением и прошёл через весь салон к, естественно, туалету, поскольку все места впереди были уже засижены. Глупцы и неудачники всегда стремятся занять места впереди, полагая, что они лучшие. Напротив каждому мудрецу яснее ясного, что хорошо смеётся тот, у кого все зубы целы. И каждый мало-мальски грамотный человек, глядящий передачу «Небесный патруль», знает КАКАЯ часть самолёта обычно остаётся доступной для съёмок останков авиакатастроф. Поэтому, ничтожно сумняшеся, я продефилировал сквозь салон в хвост и протиснулся к иллюминатору. Костя с Димой уселись на 2 оставшихся места, и кворум состоялся! Однако возникла неловкая пауза....

Самолет в это время прогревал моторы, продувал трубы, делал пробные махи крыльями и каты колёсами.

- Ну, что? – сказал я, потирая ладони и вопросительно глядя на товарищей.
- Пора! – мгновенно отозвался бородатый Дима.
Костя полез в сумку и вытащил бутылочку башкирского бальзама. Крепость - 43 градуса. Цвета топлёного мумие и жжёного сахара. Вкус – приторно-терпко-неопознаный. Вязкость – повышенная. Закусь в стандартный комплект поставки не входит.

По салону резво прогалопировала бортпроводница, предлагая пососать на взлёте. Я спросил шоколадных, с коньяком. Мне мило показали зубы и обещали поискать.

Надо было выпить, но без стаканов, кроме меня, никто не привык. Обслуживающего персонала на горизонте уже не маячило, поэтому, пришлось включить стаканоизобреталку. Выдуманный сосуд был один и являл собой маленький колпачок-крышечку от пустой фляжки. Решено было пустить его по кругу или по треугольнику в порядке хаотично-живой очереди. Дима-борода был на рОзливе. Он и нАлил, не прОлив ни капли. Я весьма подивился, но взял колпачок, задумался на мгновение, озарился, расцвёл в скулах и громко объявил, официально подражая голосу Сергея Доренко:
- Уважаемые пассажиры! Наш полёт на гнилой вертушке посвящён памяти Артёмия Боровика! Кресельные и чресельные ремни можно не пристёгивать!
Мы закатились, и я выпил.

Первые 15 грамм пошли трудно, но быстро, сжигая на своём пути остатки инородных организмов и протоплазм. Далее банковал я, но отчего-то вдруг взволновался и расплескал граммов 5-6 на поверхность спинкокресельного столика-выкидыша.
- Нууууууу...., – насмешливо протянуууууууули мои соучастники.
Я ещё более взволновался, устыдившись сей явной некомпетенции, схватил стаканчик и ловко отхлебнул излишек, бормоча что-то вроде «сейчассейчасисправлюсь». Бальзам вновь жиганул по трахеям и бронхам. Возникло ощущение, что я выпил смесь настоек «Зверобой» и «Охотничья», коктейля В-52 и палёного армянского коньяка.
Но.... сделалось хорошо!

Костя при виде моей блаженной физиономии торопливо сглотнул очередную слюну.
- Наливай же! – чуть не вскричал он, хватая колпачок.
Дима-борода налил.
- Нуу.... за крепость крыльев!

Мы согласно кивнули. Крылья являлись весьма важной частью сложного механизма, называемого в околонаучных индейских кругах «железной птицей». От их крепости зависело многое, как и от крепости «первака», выпитого накануне первым пилотом. Крылья - это основа летучести, если ты не газ! Ведь бескрылых птиц, несправедливо обзываемых именем волосатой тропической картошки, ничтожно мало на планете Земля. А с одним крылом могла летать только Алла Борисовна да и то в песнях...

Пятнадцатиграммовый колпачок-стакашек заметался в наших жарко-жадных руках, наливался-осушался, наливался-осушался. До взлёта нужно было успеть выпить за многое, иначе, если верить приметам, вполне могло произойти что-то из ряда вон выходящее, например, вместо ожидаемого взлёта случилось бы падение на бок. Пассажиры с лёгким недоумением и криворожьем прислушивались к нашим громким тостам.
- За подвижность элеронов!
- За высоту октанового числа топлива!
- За хвостовое оперение!
- За выдержку вооон той (с трещиной) обшивки!

Я попытался лихо вскочить, но ударился чем-то вверху о кривой потолок и пригнулся, тормоша раскрасневшихся, с неестественно блестящими глазами пацанов:
- Ребята! Ша! Давай по последней и пошли. Нам ещё самолет в воздух поднимать!

Несколько близсидящих пассажиров, самостоятельно оплативших билеты,  заёрзали и стали обеспокоено оглядываться на нас. Я успокаивающе подмигнул двумя глазами пожилому члену-корреспонденту РАН, отчего тот вдруг пошёл пунцово-малиновыми пятнами и схватился за бумажный пакетик...

Мы продолжили:
- За ВВС!
- За «вместо сердца - пламенный мотор» (без пламени)!»
- За крутящий момент шасси!
- За достаточность взлётной полосы!
(На самом деле полоса называется ВПП – взлётно-посадочная полоса. Но кто же думает о посадке до взлёта?)

В момент разгона мы подняли тост «За разгон!».

Потом нас вдавило в кресла, как перепонки в уши. Мимо промчалась под горку зазевавшаяся стюардесса со столиком, с которого падали бутылки с водой и одноразовые стаканчики, шприцы и презервативы (шутка!). Костя поймал её за ногу и толкнул в кресло через проход. Она одарила нас мегабайтной улыбой, кокетливо поправив всклокоченную причёску. Мы выпили за её здоровье и за здоровье всех стюардесс нашего самолёта. Затем: «За здоровье Командира корабля!», «За здоровье штурмана!», «За здоровье второго пилота!», и наконец, «За здоровье стрелка-радиста!» (Костя недоумевал – откуда взялся в мирном авиалайнере стрелок-радист? Но я настоял на том, чтобы в наш век передовых технологий и высшей магии на корабле присутствовал специалист по летающим тарелочкам.)

Самолёт задрал нос ещё на пару десятков градусов. Видимо перелетали конный памятник Салавату Юлаеву.

- Саня! Пристегнись! - услышал я сквозь шум двигателей и шум в ушах от бальзама.
- Ты чё? Из заоблачного ГИБДД, Дмитрий? Штрафовать будешь? - с кривой (от перегрузки) ухмылкой отозвался кто-то снаружи меня.
- Штраф-ную ему! - призвал к действию Костя.

Наливать при таком крене из пустой бутылки трудно, почти невозможно, поэтому, я, преодолевая ускорение 12G, дотянулся до чёрно-кожаной торбы и выудил ещё один пузырёк с лекарством, то есть с бальзамом. Застигнутая врасплох стюардесса со столиком выдала-таки нам пластмассовые стаканчики. И дело пошло быстрее. Хотя нельзя сказать, что - лучше.

«За неподкупность автопилотов!»

Когда тело птицы выровнялось, нам принесли ланч. Я в пятидесятый раз посмотрел наискось, на крашеную башкирку и в сорок девятый на хачика в тёмных очках, притворявшегося спящим за её креслом. Башкирка в тридцать восьмой раз ответила мне скользящим взглядом. «Что-то тут не так....», - подумалось мне....

Тут пришёл Бумбо!
Может быть этого разбитного, нахального, беспардонного мужлана, напомнившего мне меня в старости, звали и по-другому, к примеру, Бронко.... - мне было плевать. Он без вариантов уселся на МОЁ (занятое взглядом) место рядом с башкирочкой и энергично принялся втирать ей о своей крутизне, о своей новизне, о своей левизне, о том, как ему одиноко в своей родной двенадцатичленной семье, о том, что его не ценят на работе, о том, что его любят девушки, но он - суровый пуританин, о своей больной селезёнке и израненой душе, о том, где он бывал и чего видал сосун вош энд гоуу.... Жуя бутерброд и запивая его бальзамом, я чуть не окосел от ревности из принципа! Какой-то престарелый клювастый донЖуан с залысинами средь буйных кудрей пристаёт к привлекательно молоденькой барышне, у которой полчаса как обе челюсти зевотно выворачивает от его ацедофилиновых проповедей! Это было выше моих сил, и я отвернулся. Но через десять секунд не выдержал и вновь скосил очи через спинку кресла. Он сидел и, отвратительно чавкая, пожирал принесённый самолёто-ужин, запивая его жидкостью цвета дешёвой водки. (Может это, конешно, было и не чавканье, а хлопанье дверцей туалета множеством мочегонных пассажиров...) А она довольно смотрела в окно, наслаждаясь его молчанием.
Я вздохнул и выпил «За Башкирию молодую!»

Следующая бутылка была третьей. Видимо, не только БОГ любит троицу...

- Душновато тут, - сказал Дима-борода.
- Открой окно - свежей будет, - предложил Костя
Как самый близкий к иллюминатору человек, я начал искать шпингалет или шнур, за который можно дёрнуть и выдавить стекло.
Не нашёл.
Дима-борода продолжил задыхаться.
Костя налил ему ещё 34 грамма.
Дима-борода задышал ровно и с достоинством.

Народ почему-то валом повалил в туалеты, будто на ужин им выдали только мочегонное и слабительное. Мимо наших кресел постоянно шла живая очередь. Своими тушами они заслоняли мне соседний ряд, и я длительное время находился в неведении того, что происходило между юной башкиркой, Бумбо и хачиком в чёрных очках на заднем кресле. Я немного подождал, пока очередь в сортир-мавзолей не иссякла, и отправился сам поглазеть на звёзды, которые так генитально были описаны автором в повести «Откуда из самолета Ту......». Проходя мимо ИХ кресел, я не обнаружил юной леди и молча позлорадовался за Бумбо.
Впрочем, звёзд в Ту-алете-154 тоже, увы, не обнаружилось за отсутствием в данной конструкции заветного иллюминатора.

По возвращении на душе и желудке стало легче, и я выпил ещё - «За свободное парение!» (не путать с тостом нераскрывшихся парашютов «За свободное падение!»)

Странный хачик на заднем кресле перевернулся на другой бок и застыл с полуоткрытым ртом и сдвинутыми на бок очками. «Почему он в очках в такую жару?», - снова подумалось мне. В голову упорно полезли мысли и видения о террористах, заложниках, взрывах, угонах самолётов в Израиль, где каждый пассажир подвергался насильному обрезанию, угонах самолётов в Швецию, где пассажиров принудительно отдавали в шведские семьи, угонах самолётов в Нигерию, где пассажиров съедало на завтрак племя лиловых негров, угонах самолётов на Ближний Восток, где пассажирок продавали в гаремы, а пассажиров делали евнухами... И чем больше думал я об этом, глядя в смугло-горбоносое изображение спящего террориста, тем больше проникался уверенностью, что на корабле готовится операция «Воздушная тюрьма».
Для отвода глаз я разлил по стаканчикам бальзама.
Мы чокнулись.
И вместо тоста горячим шёпотом я поведал товарищам о своих подозрениях, переходивших в отчаянную реальность. Склонившись над останками аэро-пищи, мы разработали план контр-террористической операции под кодовым названием «Удав в пасти кролика», главной задачей которой ставился захват террористов ДО того, как они снимут маски и наш самолёт с рейса. Другой, не менее главной задачей, была защита заложников от пленения их бандитами.

Оставалось выбрать потенциальных террористов.
 
Кандидатуры Бронко и Спящего Красавца принялись безоговорочно. Стало необходимо вычислить Третьего, поскольку, даже менту известно - менее трёх террористов в природе и в самолёте не существует. Мы закрутили головами, сканируя салон с максимально возможным разрешением. Третьего не было...

///(это рекламное место пока свободно!)///

Взгляд мой в десятитысячный раз нырнул в сторону юной башкирской красавицы. Она безмятежно пялилась в круглое окошко на белоснежные снега (отдельное спасибо Игорю TI за сие словосочетание!) облаков и, вероятно, тешила себя мыслью, что мы не летим, а неслышно парим над бесконечными хребтами ледяных гор какой-нибудь Антарктиды.

МЫСЛЬ.
Мысль посетила самый тёмный уголок моего разума.
Я раскусил безумный план потенциальных террористов!
Я нашёл Третьего!

Это была ОНА...

И Её необходимо было нейтрализовать.

«За успех операции «УдавВпастиКролика»!»

Бронко вынул своё натренированное тело из объятий кресла и, нарочито сильно покачиваясь, двинулся в сторону кабины пилотов. Промедление было подобно смерти В.И.Ленина! Не успела спина террориста скрыться за могучей фигурой Главной Стюардессы, как я подбросил себя вверх и вперёд, шепнув друзьям: «Я пошёл!», и через мгновение очутился в кресле рядом с крашено-завитой башкиркой. Она удивленно впилась в меня взглядом и тут же смущённо потупилась, натолкнувшись на сумерки купоросно-пурпурного малахита моих эбонитовых глаз. Первый раунд был за мной!
- Спокойно, Маша, я – Березовский! – птицей выпорхнула классическая цитата из моих усталых уст.
- Я не Маша! Я - Регина, - она слабо сопротивлялась.
- За знакомство, Регина! – я расчехлил ствол и щедро набальзамировал наши стаканчики.
Её протест потух в зародыше, ибо самолёт вдруг нырнул в воздушную яму.
Мы красиво выпили.

Микки Рурк корчился от зависти, видя на экране монитора мою «удивительнейшую» улыбку, посвящённую Дню независимости Российского Аэрофлота от башкирских воздушных пираток. (на правах саморекламы)

Регина попросила добавки. Я не стал издеваться над девушкой.

«За красивый заход на посадку!»

- Позвольте мне забрать свою фритюрницу! – услыхали мы погасший голос Бронко откуда-то сверху.
Мы позволили.

Самолёт наклонил голову.
- Начинается! – шепнул я на ухо Регине, одновременно кивая моим братьям по оружию.
- Это у меня впервые..., - простонала в ответ она.
- Не бойся..., - шепнул я в другое ухо, - Тебе не будет больно.

Я разлил остатки анестезии по пластмассовым бокалам.
Мы начали снижение................................

«За мягкую посадку!»


(остальное, дорогие читатели, Вы узнаете из передачи «Катастрофы недели»)