Глава 17. Пусть запах воска лёд во мне растопит

Глава 17.

Пусть запах воска лёд во мне растопит.

Широкая дорога удобно и быстро стелилась под шинами автомобиля, мелькали «хрущёвки» и большеколонные сталинские дома-дворцы, а с другой стороны синей полоской вилась-бежала Малая Невка, уползающая меж пологих берегов в лоно залива. Яковлев опаздывал на важное мероприятие – вот уже минут десять как в Благовещенской церкви, что в Новой Деревне, началось торжественное богослужение в честь праздника Благовещения Пресвятой Богородицы. Грех опаздывать на такое мероприятие, думал нерасторопный Яковлев и мысленно просил у Господа извинения. Вот мелькнула по правому флангу очередная громадина сталинского ампира и вынырнула из-за неё жёлтая ротонда церкви, похожая на полненький жёлтый кекс с белыми прослоечками. Куполок в лесах, и только крест сияет на куполе.
«Ну, вот и приехали», - Яковлев оглядел территорию – машины, машины, у некоторых на боках запечатлены названия телекомпаний, значит, враги не дремлют.
Под сводами храма стоял ароматный ладановый туман, делающий полумрак чуточку белёсым, и стоящие за его ажурной пеленой люди казались какой-то призрачной и неземной стеной. Воск тоненькой нежной свечки быстро покрыл пальцы быстро застывающей тёплой плёнкой. Свечка дрожала и плакала под звуки песнопений, и Яковлев пытался отвлечься от земного, думая о возвышенном, однако у него плохо получалось, и в неземные голоса певчих то и дело вплетались шепотки проблем. Нечаянно опустив взгляд с икон на лица прихожан, градоначальник заметил в толпе уже знакомый ему тёмный силуэт, и в сердце ему как будто кто-то ударил горячей ладонью. Чёрное длинное не то платье, не то плащ, чёрный шарф на голове, длинные пряди волос, свечка в нервных белых пальцах и отрешённый взгляд-бездна.
«Кто это?» – невольно подумал Яковлев, косясь на тающую свечку в руках незнакомки. Заметив его взгляд, призрачная девушка как будто вся передёрнулась, глаза её окрасил не то испуг, не то удивление, и уже через пару мгновений она как будто растворилась в толпе прихожан. Призрак или реальный человек, иллюзия или истина? Что же происходит в этом городе, который ото дня в день всё больше и больше становится похожим на чей-то сон…
… Оказавшись не по своей воле замеченной, Марьяна смешалась с толпой, отгородившись от нежелательного любопытства, а вскоре и вовсе покинула церковь. Она менее всего хотела быть замеченной, и сама не знала, что Князь придёт на службу. Увидеть его здесь было для неё удивлением. Марьяна пришла на Приморский проспект, в ещё реставрируемую, церковь, исключительно ради праздничной службы, ибо только вера спасала её сейчас – вера и тепло наступившей весны. Сейчас Марьяне более всего мечталось о покое – незыблемом ровном покое, торжественном и чудном, о забвении и тишине. Как хотелось ей умчаться от проблем куда-нибудь далеко, где нет людей и их подлости, где нет лжи и мерзких слухов, где вообще нет ничего, кроме колышущегося океана спокойствия. В лес, куда-нибудь в дебри, в домик на берегу безымянной реки, где лишь птичьи голоса тревожат безмолвие… Так мечтала Марьяна, но одновременно понимала то, что не может предать свой город, что не имеет права на бегство, и мужественно принимала каждый удар, лишь жмурясь от нестерпимой боли. Здесь, в уединенной, почти патриархальной тиши Старой Деревни, у вскрывшейся ото льда реки, на безлюдном берегу, Марьяна чувствовала себя как нельзя спокойно и даже уверенно, и ей не хотелось возвращаться домой, к телевизору и газетам, неизбежно возвращающих её в плоскость мира наживы и подлости, не щадящего ни людей, ни их бессмертные души…
…Девяносто третий автобус бренчал и коптил, переваливался с боку на бок, как усталый, неуклюжий голубь, и медленно, но неуклонно полз по Торфяной дороге. Ярослав, держась рукой за поручень с облезшей пластмассовой оболочкой, смотрел в мутное стекло на проплывающие мимо унылые пейзажи Приморского района. Вдоль дороги то тут, то там ютились странные строения, не то долгострои, не то недоделы – печальные полуруины, полускелеты каких-то бывших грандиозных проектов, которым не суждено было воплотиться в реальность.
Пустыри, кладбище, одинокие автобусные остановки – грустная картина, слабо расцвеченная ещё пахнущей строительством «Старой Деревней» – станции метро, как камень в море – ракушками, уже начинающей обрастать ларьками и ларёчками. Автобус гордо пропыхтел мимо и остановился недалеко от скучной коробки Администрации Приморского района. Ярослав вышел из его душного чрева и первым делом кинул взгляд на суровый северный фасад монументального буддийского храма, чётко рисующегося на светлом фоне неба. Проходя мимо него, Ярослав внимательней рассмотрел эту махину, наполовину затянутую лесами и чёрным полиэтиленом. Какое таинственное сооружение, уму непостижимо, сколько ещё есть в Петербурге интересного!
Вообще-то, Ярослав ехал на службу в Благовещенскую церковь, он знал, что опаздывает, вернее, уже опоздал, но шёл всё равно, потому что хотел хотя бы просто взглянуть на милую церквушку, которую до этого видел только на фотографиях в справочниках. Ярослав что-то слышал о том, что в её реставрации участвует город, несмотря на то,  что этот памятник архитектуры вроде как «охраняется государством». А ещё Ярослав просто хотел прогуляться и отвлечься от проблем и всяких гадостей, заездивших его до невозможности. Выборы в конец измотали несчастного избирателя. Если при Матвиенко, по крайней мере, была какая-то монументальная стабильность и гадкая, но всё же определённость, то с её уходом воцарились полнейшие хаос и суета. Кандидаты в губернаторы роились, как мухи, вокруг сладкого городского пирога, и так же противно жужжали и норовили сесть на щёки. Сразу было видно, что все они практически ничего из себя не представляют, однако не теряют надежды подрасти и из мух превратиться как минимум в шмелей. Шумная возня, затеянная ими, раздражала посильней грозного матвиенковского урчания. Вдобавок, начали просачиваться слухи, будто святая троица депутатов – Артемьев, Рыбаков и Болдырев – надумали сколотить некий предвыборный блок с целью потопить непотопляемый яковлевский крейсер, и ведут переговоры об объединении. Идея наивная, но резонанс она вызвала грандиозный, и по всем каналам только и делали, что комментировали эту «сенсацию». Создавалось впечатление, что объединение могло стать панацеей от всех бед. Кутерьма номер два заключалась в том, что политики и политические партии окончательно запутались в том, кого же им поддерживать, и метались в судорогах неуверенности. Свою поддержку политики оценивали чересчур высоко и думали, что она может спасти и делать самого захудалого кандидата чугунным титаном. Одновременно прокручивалась версия о том, что если Яковлева никто не поддержит, то весь его могучий рейтинг сдуется, как воздушный шарик. От таких наивных мечтаний Ярославу было смешно и грустно. Смешно потому, что взрослые люди, занимающиеся такой деловитой чепухой не могут вызывать ничего, кроме смеха, а грустно от осознания того, что жажда власти затмевает для них элементарные человеческие ценности.
Вот показались четыре белые колонны и зелёный балкончик дачи Шишмарёва, а чуть дальше замаячил жёлтый силуэт церкви. Какая-то чёрная машина отъехала от неё и укатила прочь под повизгивание сопровождающих её милицейских жестянок.
«Странно», - подумал Ярослав. Когда он уже совсем приблизился к церкви, его внимание привлекла фигура в чёрном, мелькнувшая среди выходящих из храма прихожан. Дойдя краем ума, что служба уже закончилась, Ярослав всё равно решил войти внутрь. Уже стоя на крыльце, он ещё раз обернулся, но уже не увидел странной фигуры.
… Полпятого вечера Ольга посмотрела выпуск петербургских новостей на НТВ и узнала из него, что Яковлев не явился на какую-то службу в Благовещенской церкви, хотя его там и ждали. Ещё что-то рассказали об истории этого памятника, но Ольга ничего не поняла, да ей было это и неинтересно, и даже в какой-то степени противно – всё, что хоть как-то было связано с православием, Ольгу безумно раздражало, так как это противоречило её религии, а всякие там памятники архитектуры её вообще не волновали. Город и его памятники интересовали Ольгу постольку поскольку, точнее, абсолютно не интересовали. Ольга вообще мечтала поскорее закончить Университет и уехать из страны куда подальше, поэтому воспринимала Петербург как место вынужденного временного проживания. С подписями за Рыбакова амбициозной девушке не сильно везло. За два дня она собрала всего четырнадцать, в то время как ненавистный Яковлев уже благополучно зарегистрировался и продолжал резать ленточки и дурить народу голову.
«Приспособил бы Рыбаков, что ли, матвиенковские подписи!» – с досадой думала Ольга, - «Что же им теперь – пропадать!?»
Тем временем у будущего PR-специалиста всё сильней и сильней разгорался азарт, и теперь Ольга твёрдо решила участвовать в предвыборной кампании на стороне какого-нибудь демократически настроенного кандидата. В конце концов, это полезно для будущей профессии. На самом деле Ольге было наплевать и на город, и на вероятного главу его администрации. Просто хотелось пощекотать себе нервы, да и Яковлев её бесил. Хотя бы потому, что не был «Свидетелем».