Повесть о моей жизни

        Глава 1


             Родился я 20 октября 1923 года в деревне Литвиново Осиновского сельсовета Куйбышевского района Новосибирской области. Родился в семье крестьянина - середняка.
            Отец мой, Андрей Васильевич, 1897 года рождения, мать, Евдокия Осиповна, 1897 года рождения, были тоже происхождения из крестьян. Отец и мать росли и воспитывались сиротами.
             Дедушка Василий, отец моего отца, умер в возрасте 30 - 32 лет.  От дедушки Василия остались четыре сына: Андрей, Иван, Прокопий и Алексей, которому был один год.
             Моя бабушка, Наталья Борисовна, осталась вдовой с четырьмя детьми и пятым была беременна. Родилась девочка, но она вскоре умерла. По-видимому, смерть дедушки повлияла на бабушку, и это отразилось на ребенке.
 После смерти дедушки вся тяжесть и заботы о домашних делах легли на моего отца, как на старшего брата, которому в то время было одиннадцать лет. Ему пришлось самостоятельно со своими братьями, Иваном и Прокопием, ездить в лес за дровами и за сеном, а весной заниматься хлебопашеством: пахать, сеять, а затем убирать урожай и косить сено на корм скоту.
 У дедушки с бабушкой было много лошадей, коров, овец так, что кормов надо было готовить много.
 Зима в Сибири в то время была суровая, что даже воробей замерзал на лету.
Родители моего отца жили зажиточно, были трудолюбивыми, работников не держали, справлялись сами и своих детей с малолетства приучали к труду.
 Особенно это сказалось, когда умер дедушка, они вплотную впряглись в работу и оказывали посильную помощь в хозяйстве бабуси.   
  Конечно, трудно пришлось перенести бабушке Наташе потерю любимого человека и остаться вдовой в рассвете сил в возрасте тридцати лет. Находились люди, которые сватали бабушку, но она всем отказывала. Все свои молодые годы она отдала воспитанию своих детей и внуков, а также ведению хозяйства.
Бабушка прожила сложную жизнь. Она родилась при капитализме, а умерла при социализме. Ей пришлось перенести революцию, гражданскую войну, голод в двадцатые и тридцатые годы, Отечественную войну 1941-1945 гг. Потерять двух любимых сыновей. Сына Андрея, моего отца, которого похоронила в 1940 году, и сына Ивана, который ушел на фронт и не вернулся c войны.
Бабуся прожила 108 лет. Умерла в июне 1965 года. Она похоронена на кладбище в городе Барабинске рядом с моими детьми, сыном Женей и дочкой Наташей, а также внучкой Машей, дочерью дяди Алеши.
Через год там же был похоронен дядя Алеша, ее младший сын, с которым она почти всю свою жизнь прожила до самой смерти и умерла на руках снохи, Ольги Максимовны, жены дяди Алеши.
 Ольга Максимовна была хорошая, гостеприимная и доброжелательная женщина, умерла в 1979 году в городе Барабинске.
 А теперь вернемся назад.  Время шло, настала пора отцу идти служить в армию. Его направили в артиллерийскую службу. Службу проходил где-то на Дальнем Востоке в районе города Иркутска.
 В 1914 году началась первая мировая война. Германия объявила войну России. Воинская часть, где служил мой отец, была погружена в железнодорожные эшелоны и отправлена на Германский фронт, а, следовательно, отцу пришлось принимать участие в этой войне с немцами, защищая Отечество и царя - батюшку, так раньше призывали солдат идти в бой.
 Сколько отец провоевал и как он воевал, я точно не знаю, но мне, кажется, он трусом не был, а настоящим патриотом был. Родину он свою любил, как все русские люди.
Отец был тяжело ранен в плечо и в ногу, кровь свою он пролил за нашу Россию - матушку. Он лежал в госпитале города Калуги, а после излечения был признан негодным к военной службе и уволен в запас по ранению.
 Домой возвращался до города Барабинска поездом, а затем пешком добирался десять километров до стоянки своих деревенских. Машины в ту пору не ходили, знакомых в городе никого не встретил, так и пришлось ему идти на костылях до вышесказанной стоянки.
 Время было летнее. Люди, которые были на стоянке, встретили отца, а потом доставили его домой на лошадях.
 День был воскресный или какой-то праздник, народ отдыхал. Собрались соседи, как правило, сидели на лавках. Сидели, обсуждали жизненные вопросы. События на войне. Каждый делился своим горем.
 Война многим принесла страдания и горе. Многие односельчане получили похоронки на мужей, сыновей. В деревне появились сироты и вдовы.
Вот в такой момент появилась подвода, на которой ехал мой отец, в то время никому не известный служивый, все сразу обратили на него внимание, кого это Иван Петрович везет.
 Еще моя бабуся говорит:
 -Радость какой-то матери.
А подвода стала подворачивать к дому бабушки, Иван Петрович и говорит:
 -Принимай Наталья Борисовна своего сына Андрея.
 Долгожданного. Сколько было радости у всех, особенно у матери к своему сыну, а также у сына, который представил себе, что он, наконец, дома, вернулся из этого ада и остался живой.
 Возвращение отца облетело известием на всю деревню. Народ стал собираться к бабушке, посмотреть на служивого, расспросить про войну и узнать, про своих родных и близких, не видел ли он сына, мужа, отца, не знает ли про их судьбу.
Вернулся отец с войны, но, как работник в доме был еще слаб, болели раны.
Хозяйством в основном занималась бабушка, да ее сыновья: Иван, Прокопий, которые уже стали взрослыми парнями.
 Младший братишка Алеша кое-что уже мог сделать, то скотину выгнать в стадо или вечером встретить ее, лошадей сводить на пастбище, или с пастбища их привести домой; на пашне уже вовсю мог боронить или в сенокос копны возить. Алеша рос, очень любил лошадей, все свое детство проводил с лошадьми, часто выезжал в ночную.
Собиралась молодежь, охраняли и пасли лошадей.
Братья, в основном, все жили дружно, относились с уважением к друг другу, особенно это относилось  к старшему брату Андрею, моему отцу. Младший брат Алеша его называл браткой, причем это уважение у них осталось до конца жизни моего отца. Они никогда не ссорились, жили дружно, чем могли, помогали друг другу в тяжелый период жизни.
Из четырех братьев Иван выделялся, он был ростом ниже всех троих и характер у него был другой, очень был горяч, любил подраться, причем бить умел. Рука его была очень тяжелая, он мог даже с одного удара сбить человека с ног.
 Был один такой случай. Бабушка послала моего отца и дядю Ваню в рям, чтобы они там сосновых кольев нарубили, что-то хотели городить. Они поехали на двух подводах, нарубили колья, погрузили их на сани и стали выезжать из ряма. Лошадь, на которой ехал дядя Ваня, провалилась, и у нее увязли ноги. Подошел мой отец и предложил дяде Вани:
 -Давай мы ее распряжем, она тогда встанет.
 Но он не захотел его слушать, а, наоборот, стал ее бить бичом, но лошадь все продолжала лежать, тогда он обозлился, выхватил жердину и давай  бить по лошади, как его отец не уговаривал, он все продолжал бить, до тех пор, пока лошадь не сдохла, добил ее до смерти. Лошадь с упряжкой пришлось оставить в ряму.
 Это событие так подействовало на моего отца, что они бросили там: сани и сбрую. Хотя можно было все забрать, кроме, конечно, убитой лошади.
Дядя Ваня с моим отцом не поехал.  Он  пошел пешком, решил, по-видимому, побыть в то время один, и пошел к озеру, которое называлось Костылевским, и хотел через озеро переправиться на лодке.
 А отец мой поехал в объезд этого озера.
 Это озеро находилось от деревни в двух километрах, оно было очень большое и глубокое.  Между озером и деревней находилась березовая роща.   Она была самым любимым местом отдыха сельчан и сбора ягод, грибов, а так же местом заготовки кормов скоту, сена.
 Когда мой отец вернулся один домой и все рассказал о случившимся родным, конечно, это событие всех потрясло, особенно бабушку.
Прошло уже достаточно времени, а дяди Вани все не было, его ожидали, даже не садились обедать,  а  он все не появлялся, тогда решили одни садится за стол и обедать. Уже пообедали, стали выходить из-за стола, дядя Алеша первый увидел, как дядя Ваня вышел из проулка и шел домой, весь мокрый, вот и дядя Алеша его назвал:
 -Смотрите, он мокрый, как рыба, - и так это прозвище осталось за ним на всю жизнь:
 “ Ванька - рыба”.
 Когда он отказался ехать с братом и пошел напрямик, стал переправляться на лодке через озеро, поднялся сильный ветер, и его лодку перевернуло на середине озера, а  он чудом спасся, не утонул. Счастье его, что лодка не набралась водой и не затонула; он успел схватиться рукой за лодку, одновременно держался за нее и плыл к берегу, вот так и оказался мокрым.
Когда они увидели его в таком состоянии, у бабушки и у братьев обида и злость прошла. Они его стали раздевать, снимая с него все мокрое и одевая  сухое. Делали ему массаж и отпаивали горячим чаем. Все его проделки с лошадью были прощены и старались больше об этом не вспоминать.
 Во время первой мировой войны страна находилась на грани разорения. Простой народ: рабочие, крестьяне, а так же солдаты устали от этой войны. Среди солдат и народа появилось недовольство к царскому правительству, в частности к самому царю Николаю.
 В стране назревали большие события. Партия большевиков проводила большую работу среди рабочего класса, крестьянства, а так же в армии, требовала отставки царского правительства.
 В результате чего царь Николай был свергнут с престола, арестован и сослан в Сибирь в Тобольскую тюрьму.
 В России было сформировано Временное правительство из министров капиталистов во главе с Керенским. От этого правительства простому народу лучше не стало.
 Партия большевиков понимала, чтобы добиться народной власти необходимо вооруженное восстание, следовательно, свергнуть Временное правительство, только так можно передать власть в руки рабочих, крестьян и заключить мир с Германией.
 Это долгожданное время настало,  в октябре 1917 года свершилась Великая Октябрьская Социалистическая революция.
 К власти  пришли рабочие, крестьяне во главе с В.И. Лениным, вождем партии большевиков.
 После ранения отец набрался сил, подлечил свои фронтовые раны. Решил обзавестись семьей, привести помощницу матери в дом.
Мать давно ждала, когда сын назовет  этот день. Мой отец женился. Высватали ему невесту из  деревни Гутово Куйбышевского района и звали ее Дуся или Евдокия Осиповна. Она была также сиротой, малолетним ребенком, когда умерла ее мать, вместе с братом Михаилом, который был старше ее на три годика.
Теперь напишу о своей матери. Когда они с отцом поженились, у них родилось четыре мальчика, я уже родился пятым. Первые дети все умирали, самое большее доживали до годика.
Я оказался самым счастливым, как говорила моя бабушка Наташа, родился в рубашке, после меня мама рожала только девочек.
 В начале родилась девочка, ее назвали Маша, но она, что-то заболела и умерла, а потом опять родилась через год девочка, ее тоже назвали Машей, но и она умерла.
В 1927 году 25 февраля родилась третья сестренка, ее назвали Аня, четвертой родилась Вера и пятая, как ее отец с матерью называли заскребыш, Валя.
 Назвали ее Валей, в честь женщины Валентины, что у нас жила на квартире. Так она попросила на память. С мамой они жили дружно и родители ее просьбу исполнили.
 В двадцатые годы шла гражданская война, власть переходила, то к белым, то к красным. В Сибири властвовал генерал Колчак. В городе Омске была его резиденция. Он себя считал правителем Сибири.
 Молодую Советскую власть пытались задушить в ее колыбели. Республика находилась в опасности. С юга шли войска атамана Каледина и генерала Краснова, с запада войска польского генерала Пилсудского, а с севера адмирала Юденича, а в Сибири генерал Колчак. На стороне контрреволюции выступили Антанта, Англия и Америка. Республика находилась в окружении.
Но большевистская партия во главе с Лениным не дрогнула, сумела организовать Красную Армию из рабочих и крестьян и разгромить внутреннюю контрреволюцию и иностранных интервентов.
 Полностью была очищена Сибирь от колчаковских войск. Сам Колчак был схвачен в городе Иркутске и расстрелян командованием Красной Армии.
Под напором Красной Армии колчаковские войска отступали и в панике бежали. Они много жителям Сибири создавали забот: забирали лошадей, занимались мародерством, приходилось им готовить и устраивать ночлег.
 Моя бабушка рассказывала, как ей приходилось на них работать без сна и отдыха, стряпать, готовить пищу. Одних только проводит, другие заезжают, и все опять начиналось по-новому. Люди были разные, некоторые это понимали, но многие еще требовали, подай и все.
 Самим приходилось спасаться, в основном, в подполье. Моя мать была молодая интересная. Бабушка ее держала в подполье, не показывала на глаза военным. Отец отлеживался на печи, как больной раненый.
Однажды, заехал к нам на квартиру офицер, а у бабушки были хорошие лошади. Они решили жеребца спрятать в конюшне. Взяли его завалили со всех сторон сеном, чтобы не было видно. Поставили ему воды и корма дали вдоволь, но он выдал себя. У офицера была лошадь кобыла, он ее поставил в конюшню, а жеребец, почувствовал по соседству запах лошади, и заржал.
 Тут офицер давай требовать от бабушки, что там, почему спрятали, и стал сено откидывать, освобождая жеребца.
Мой отец не выдержал, соскочил с печки, схватил вилы и кинулся с вилами на офицера, крича, что последнюю лошадь я вам не отдам.
 Тогда офицер видит, что отец мой так агрессивно настроен, хотел моего отца зарубить саблей, если бы не бабушка, он бы его зарубил.
Бабушка вмешалась, сказала отцу, отдать лошадь, а к офицеру бросилась в ноги, чтобы он оставил ее сына в покое, сослалась на то, что сын больной, контуженный на фронте. Таким образом, жизнь отца была спасена, а жеребца забрали, но он каким-то чудом вырвался, через неделю вернулся домой исхудавший, измученный, как это ему удалось неизвестно никому.
Батя мой не участвовал на стороне белых и красных, так как был больной.
Иван боролся за Советскую власть, был в партизанах, а Прокопий еще был несовершеннолетний, в армию его не взяли, но он был мобилизован, как ямщик на своих лошадях, оказывал содействие армии в эвакуации населения, которые бежали от Красной Армии, в основном помещики, фабриканты.
Как уехал, больше месяца не было от него никаких известий, вернулся еле живой, грязный, измученный, весь оборванный, лошадей у него отобрали  белые, а самого раздели, сняли с него валенки, полушубок и тулуп и сказали:
 -Иди на все четыре стороны.
 Вот так  он и явился домой.
Все, конечно, были рады, что он пришел живой и здоровый, все уже считали, что он где-то погиб.
 Потому что со стороны белых было зверское отношение к народу, их брала злость, что Красная Армия побеждала их вооруженных и обученных. Они не могли победить молодую слабо вооруженную Красную Армию.
 Все хваленые генералы, Деникин, Колчак, Юденич были разгромлены, а часть их войск сбежали в Китай, Японию, Францию и другие страны.
 Гражданская война закончилась. Началась мирная жизнь в Советской России.
 Родители мои, отец с матерью, отделились. Бабушка им дала амбар, из которого они себе построили избу. Дала им в надел двух лошадей и две коровы и сколько-то овец. Избу они себе построили на этом участке рядом с бабушкой, места было много. Отец поселился с правой стороны около переулка.
Здесь проходил переулок, по нему гоняли лошадей на водопой. За огородами было озеро.
С левой стороны потом отделился дядя Проня. Он построился, и бабушкина изба оказалась в середине.
Вот так: на одном участке стали жить три хозяина, и всем хватало места. Огороды были большими. А баня была одна - общая. Мылись, таким образом, по очереди, понедельно. В летнее время топили реже, потому что большую часть находились в поле. Весной занимались хлебопашеством, пахали, сеяли.
Советская власть всем крестьянам выделила земельные участки.
 У каждого крестьянина появилась своя пашня. У моего отца были отведенные земельные участки на хорошем месте около железной дороги. Урожай всегда был  у отца хороший.
Сибирская природа чудесная, в так называемой низменности Барабы встречается много озер, лесов, отдельно стоящих колков из березы, осины и прочего тальника. Хвойных пород не было. Много было свободной земли для посевных угодий крестьянских хозяйств. Земля была плодородная, давала хороший урожай. Много росло диких ягод на полях: клубника, костяника, в лесах черная смородина, на болотах клюква и брусника. Много было разных грибов. Крестьяне кадками солили на зиму впрок. Охота была богатая. В озерах большими стаями собирались утки и гуси. Из рыбы в основном ловили карася, щуку, окуня. Зверя было много: волки, лисицы, барсуки, зайцы, горностаи, колонки.
Мой отец почему-то с братьями не спаривался, а спаривался   не с родственниками, и так хорошо дружно вместе работали, пахали, сеяли, и стан у них был один на двоих.
Я уже тоже подрастал. Меня отец начинал приучать к труду, в возрасте шести лет уже мог сидеть на лошади верхом и управлять ею.
На пашне вставали утром рано, только солнце всходило, и уже запрягали лошадей и начинали работать. Работали до обеда, а потом обед, кормление лошадей. Люди отдыхали, обед длился три - три с половиной часа. Молодежь в это время играла в городки или чижик. Это были самые любимые, распространенные в то время игры у сельской молодежи.
В 1929 году мой отец с дядей Мишей, братом мамы, заключили с какой-то организацией договор по заготовке леса и где-то осенью в ноябре уехали в урман (так у нас в Сибири называлось лесозаготовка в тайге в трудно проходимых местах).
1929 год был историческим, год вступления в колхозы, проводилась коллективизация всего крестьянства.
 Наша деревня Попово тоже вступала в колхоз. Работа проводилась вроде на добровольных началах, а фактически делалась в принудительном порядке.
 Под руководством вышестоящих работников (партийно-советских) были избраны члены колхозного правления и председатель. Они, как представители власти, проводили организационные мероприятия. Забирали всех лошадей в каждом дворе и сводили их в один большой двор. Делали единую общую конюшню, а так же сводили коров, тоже делали общий коровник, а молодняк ставили отдельно. Молоко для детей приносили уже с общей фермы. Зерно так же было вывезено из амбаров и засыпано в общий амбар.
 Когда эта процедура проходила, нашего отца дома не было, он был в урмане, и лошадей рабочих дома тоже не было. Дома был один молодой жеребенок Рыжка, вот его увели, и две коровы у нас были, их тоже взяли.    
   Колхоз в нашей деревне просуществовал два - три месяца, а потом разбежался, что-то не так  было сделано, не смогли заинтересовать крестьян, и опять все развели по своим домам, свой скот, зерно и прочее.
 Отец вернулся, уже колхоза не было. Стали все единоличники, и так продолжалось до 1935 года. Только под большим нажимом вступили в 1935 году, но уже пятьдесят процентов за эти годы более зажиточных крестьян разъехались в город, а вступили те, которые были бедные, безлошадные. В основном  ввели в колхоз семнадцать лошадей, а коров общих не было, оставили для личного пользования.
Моего отца постигло несчастье, когда он вернулся с лесозаготовки. Он немного отдохнул дома дня три-четыре, а потом поехал в город Куйбышев, там надо было получить деньги за выполненные работы.
Дело было зимой, где-то в феврале или в марте месяце, он ехал на санях, у него был поставлен плетеный короб и он сидел не в самом коробе, а с краю, вернее на борту короба.
 Какие-то пьяные люди на большой скорости ехали на тройке, стали его обгонять, и пристежная лошадь выбила его с борта, он упал на землю и сильно ушибся об дорогу ногой, в которой находилась пуля от ранения на войне. Лошадь его, на которой он ехал, убежала за теми, что его сбили. Он остался лежать один на дороге, попытался встать, не смог, такой был сильный ушиб. Сколько пролежал он не помнит.
  Люди ехали из Барабинска и подобрали его. Отъехали километра два или три, смотрят на дороге стоит лошадь, они говорят отцу:
- Это не ваша лошадь?
 Отец смотрит:
 -Да, это моя лошадь.
 Она отбежала несколько километров,  вожжи попали под сани, их натянуло, вот лошадь и остановилась. Его переложили в короб на его подводу, и он поехал в Куйбышев, но в таком состоянии появляться в контору передумал, и поехал обратно домой уже не через Барабинск, как он в начале ехал, а через деревню Гутово, где жил дядя Миша, и где жила моя мама до замужества. Отец думал, что отдохнет несколько дней в Гутово и поедет в Куйбышев, но, однако, этому не пришлось сбыться. Ему лучше не стало, а наоборот состояние ухудшалось.
 Отец вернулся домой, его внесли в избу, и пролежал он до самого лета, не вставая. Нога у него совершенно отказала. Вся опухла и была совершенно не подвижная, даже пальцы и те не шевелились.
Время подошло выезжать в поле на пашню. Началась посевная, а отец был прикован к постели.
 Мы в посевную спаривались с Литвиновыми и вместе сеяли. Отец послал мать к Литвиновым, чтобы она попросила их, прийти к нам, он хотел с ними поговорить.
 Встреча такая состоялась. Мой отец попросил Литвиновых, особенно Николая, был он еще молодым парнем, неженатым, на много лет моложе моего отца, но они очень друг друга уважали и дружили. Отец попросил его, чтобы он выезжал на пашню и помог нам вспахать и посеять, и меня, чтобы взял с собой, я ему буду помогать боронить на лошадях.
Из меня еще в то время не особенно был полноценный помощник, но я уже на лошадях верхом ездил уверенно, хотя мне было семь лет, лошадей я не боялся.
Я с малолетства был к лошадям приучен. Не отставал от взрослых. Отец едет на лошади, обязательно берет меня или дядя Проня. Дядя Алеша меня приучал к самостоятельной езде, конечно, не раз приходилось падать, но это меня не страшило.
 И так мы выехали на посевную, было это в 1930 году.
Дядя Коля пахал на лошадях, а я, вспаханные им полосы, боронил в три или четыре бороны. На передней лошади самой умной и спокойной верхом сидел и управлял, а остальные лошади были привязаны к задней лошади за бороны и ходили друг за другом.
Вставали мы, конечно, утром рано, хотелось спать, но я понимал, что надо работать. Дядя Коля лошадей запрягал сам и сажал меня верхом на лошадь. Под задницу на спину лошади стелил, что-нибудь мягкое, вроде ватного одеяла, чтобы было не так жестко. Седел у нас не было, но сидеть было нормально. Иногда под ноги делали примитивные стремена из ремня, тогда и ноги не уставали.
 Вот так, весь день ездишь на лошади по десять - двенадцать часов, конечно, надоедало, и уставал, но приходилось мириться.
Характер был привит с малолетства, и мы в то время уже понимали. Не было такого случая, чтобы кто-то из нас сказал: не хочу, не буду. Еще можно было услышать, не могу, то есть не умею. Это еще было.
Однажды, меня, как всегда, дядя Коля посадил на лошадь и я начал боронить, прошел два, три круга. Ехал я около кустика, который рос на полосе и вот из этого кустика выскочил матерый заяц, и мои лошади его испугались, особенно та, на которой я сидел, как рванет в сторону и я, как мешок, свалился с нее и чуть не попал под бороны. Лошади так испугались, что рванули большой рысью и чуть сами себя не покалечили боронами. Дядя Коля кое-как их словил и успокоил. Если бы я попал под бороны, то вряд бы все обошлось  благополучно.
 Весеннюю посевную мы окончили вовремя и благополучно. Родители мои были очень благодарны дяде Коле и я, конечно, заслужил похвалу от своих предков, что внес свой посильный вклад в общее семейное дело.
 С этого времени я уже систематически оказывал практическую помощь родителям: помогал ухаживать за скотом, давал корм, поил, рубил дрова, очищал двор от снега, а в летнее время работал на пашне, а в сенокос помогал сгребать ручными граблями сено и возил копны на лошади верхом. Так продолжалось до 1932 года.
 В 1932 году я пошел в первый класс, тогда в школу принимали только с девяти лет. В школе я сначала плохо разбирался, особенно тяжело мне давался русский язык, много делал ошибок, но зато хорошо освоил арифметику.
В том году у нас украли лошадь, любимца отца. Очень красивый рыжий конь, отец его очень любил. Где мы его только не искали, в Барабинске, в Куйбышеве, все объездили, сообщили в милицию, но все безрезультатно. Потом через год наш деревенский Сенька Баран признался отцу в пьяном виде, что Рыжку украл он и продал его на станции Каргат, это 120 километров от нашей деревни. Этот Сенька Баран был нам родственник, родной брат тети Фены, жены нашего дяди Вани, брата отца.
 Конечно, другой бы не простил за это, но наш отец был добрая душа и он даже ему в морду не дал, и грубого слова не сказал, только посмотрел на него и сказал:
 -Спасибо, что признался.
Хотя он очень переживал, что украли лошадь. Некогда не курил, после этого стал курить, правда, потом вскоре бросил.
Не прошло года, как у нас опять украли коня. Был вороной конь, мы за его двух коней отдали дяди Алеши. Он был красавец, черный справный, грива лохматая, сильный, мы грузили на телегу до одной тонны груза, сами с отцом садились на воз и ехали 25 километров. Хотя бы он вспотел, очень был хороший конь. Один у него был недостаток, не всегда давался, трудно было его поймать, старался укусить. Один раз схватил меня за руку, вырвал с мясом. Долго его зубы были у меня на руке, как отметина.
Вот такого вроде и сердитого, а смогли поймать и увели его. Мы также все объездили, но не нашли, а он, оказывается, был рядом с нашим домом. Трое суток стоял между двух плетней, пока мы не перестали его искать, а потом его увели в Замеша, так у нас назывались озеро, заросшее камышом, высохшее без воды, и прирезали на мясо.
 Год был голодный, с хлебом было плохо в Сибири.
 Это сделали свои деревенские, Иван Турнаев, прозвище его было Курва. В деревне его называли первым  вором.
Не прошло двух месяцев, у нас опять пропал бычок шестимесячный, ходил, пасся у дома и исчез. Весь вечер его искали. Обошли всю округу, так  не с чем вернулись. Прошел день, другой, а теленок не объявлялся.
 На третий день к нам пришла девочка Груня, моя одноклассница и хорошая подруга, мы с ней часто играли и дружили в детстве, она говорит моей маме:
 -Тетя Дуся, я сегодня была у Апостованах (так их деревенские называли, а настоящая фамилия их была Басалаевы), вот я там у них видела обрезанную голову теленка. Голова похожа на вашего бычка, красная, на лбу белое пятнышко.
Родители об этом рассказали члену исполнительного комитета поселкового совета, как представителю Советской власти на селе, а им был двоюродный брат моего отца, Богданов Кузьма.
Он решил создать комиссию под своим председательством, в члены комиссии вошли: сельская учительница, один крестьянин и моя мама, как потерпевшая. Они стали проводить обыск в домах, не доходя подозреваемых за два дома, чтобы не догадались, что им известно, кто украл.
Когда вошли в дом Басалаевых, они как раз обедали, по всей видимости, не ожидали. Им объявили, что к ним пришли с обыском. Когда комиссия вошла в дом, хозяйка выскочила из стола и схватила кости, которые были на столе, обглоданные и бросила их в русскую печь.
 Тем самым выдала себя, так как насторожила комиссию. А потом выбежала из дома и забежала в амбарчик. В деревянной кадке было засоленное мясо, она стала его оттуда выбрасывать на пол в темные углы, пыталась скрыть следы, но получилось все наоборот.
 Факт хищения бычка был подтвержден, на основе чего комиссией был составлен акт и передан в народный суд к привлечению к ответственности. Суд состоялся. Басалаевы признали свою вину. Суд вынес решение возместить убыток моим родителям в сумме 125 рублей. Эти деньги они нам выплачивали в течение года.
 Но вся беда в том, что на всю жизнь мы стали врагами. Хотя раньше мой отец и Басалаев Василий были друзьями. И вот этот друг обворовал больного инвалида.
 Не могу ни написать о трагической истории, что произошла в нашей деревне на моих глазах и ближайших соседей.
День был праздничный, на троицу. Люди отдыхали. К нам пришел Юрасов Данила, единственный человек в деревне коммунист. Зачем он приходил к отцу, я не помню, но знаю другое, что к нам еще приходил двоюродный брат отца, звали его тоже Данила, но по фамилии Басалаев. Он пришел сказать нам, чтобы мы убрали лошадь, она паслась за огородом, а рядом росла картошка, она там валялась и примяла кусты. Отец меня послал, чтобы я перегнал ее в другое место. Они немного поговорили втроем, затем Басалаев направился домой.
Его увидел Кузьма Богданов, двоюродный брат отца, подозвал к себе. Данила даже в дом не зашел, а остановился у скамейки и сел на нее, чтобы выпить вместе с Кузьмой, Василием Басалаевым и с Дмитрием Зименко. Но в то время выпивки у них не было. Тогда они решили сообразить, поскольку появился четвертый. Дмитрий Зименко пошел в магазин за водкой, а Василий и Кузьма разговаривали с Данилой.
 Окно было открытое. В доме была гармошка. Кто-то из них подал гармошку Даниле и попросил, что-нибудь сыграть, пока Дмитрий ходил за водкой.
Данила с большим удовольствием взял гармошку и стал играть, а через дорогу жила его бывшая жена Наталья.
Они разошлись, не жили, а ссор между ними не было, встречались, как старые друзья. Вот эта Наталья увидела, что Данила играет, пришла и давай под гармошку напевать частушки. Женщина она была веселая и очень красивая.
 Многие мужчины посматривали на нее. Тут же рядом через дом от Наталии жил Зименко Дмитрий, его жена Фиктиста ревновала своего мужа к Наталии. Увидела она, что на их гармошке играет Данила, а Наташка поет частушки. Что-то хотела сделать, подбегает к ним с такой злостью, хватает за одну сторону гармошку и кричит:
 -Чтобы эта проститутка под нашу гармошку песни пела! Не дам. 
Когда схватила и потянула на себя, Данила не успел удержать ее в руках, и гармошку разорвали на две половины.
Фиктиста еще давай кричать, что гармошку порвали и что в этом виноват Данила с Натальей.
Не разобравшись, Кузьма выскакивает из дома, налетел на Данилу с кулаками и кричит:
 -Что ты сделал?
Тот ему пытается объяснить, но Кузьма его не слушает. Мужик он был горячий, самоуправный. Данила понял, что ему не докажешь, решил защищаться.
 Кузьма был намного старше, у него уже было четверо детей, старшей дочери Нюре лет 12, а младшей годика не было, он был высокий сильный.
А Данила был ростом небольшой и силенки, конечно, было меньше. Он вынул складной нож и стал им защищаться и говорит:
 -Кузьма, не подходи.
Но Кузьма разошелся, как тигр рассвирепел от ярости, но ножа все-таки боится, не подходит к Даниле, побежал к моему дяди Прони:
-Я тебя сейчас застрелю.
 У дяди Прони было ружье, он с ним часто ходил на охоту. В то время как раз дядя Проня был на охоте, поэтому у него ничего с ружьем не вышло.
 Кузьма опять бежит к Даниле и Данила не куда не уходит, кругом народ, и не кто решительных мер не принимает, чтобы их развести.
Дети Кузьмы кричат, лезут к нему на шею, просят его, уговаривают и жена тоже с грудным ребенком.
Но он всех отталкивает от себя и кричит:
-Я его убью!
Выхватывает жердину из забора и этой жердиной ударяет Данилу, тот падает с ног, он его, еще лежачего, два или три раза ударил. Бросил жердину и спокойно пошел домой, а дом его был рядом через один двор.
Когда он Данилу первый раз ударил, Данила упал  и выронил свой нож. Этот нож Кузьма поднял и бросил его в огород в картофельную ботву.
 После всего случившегося у всех на глазах, люди стали кричать:
 -Убил, убил.
Немного в стороне через дорогу делали ремонт дома наши соседи по прозвищу Григорьевы. У них был парень Левка, а ему помогал родной брат Кузьмы Николай, еще в то время холостой.
Они услышали крики и плач, выбежали на улицу. Смотрят толпа народа, что случилось, не поймут.
 Когда подбежали, смотрят Данила лежит, все говорят, что убили. Тогда Левка хватает Данилу за плечи и поднимает, тот очнулся. Они его подняли и поставили.
 Кто-то сказал, что у него был нож, его Кузьма выбросил в огород. Левка перескочил через забор и стал этот нож искать в картофельной ботве. Ботва уже была густая и высокая.
Нашел он этот нож или свой отдал неизвестно, но у Данилы оказался опять нож. Немного придя в себя, он вроде решил идти жаловаться, за что его Кузьма чуть не убил. И пошел в ту сторону, где жил Кузьма, шел по левой стороне улицы, а Кузьма наоборот жил на правой стороне.
Только сравнялся он с тем домом, его увидел Дмитрий, который ходил за водкой и кричит Даниле:
-Ты еще живой кулацкий сынок?
 Хотя в кулаках семья Данилы не была, но жили хорошо зажиточно. Вот тут Данилу взяла уже настоящая обида, он сворачивает к дому. Дом был высокий. У окна стояла скамейка. Встает на скамейку и говорит:
-Какой я кулацкий сынок?
А Дмитрий пытается его ударить. Через окно хватает Данилу за волосы и тянет в дом.
В это время Данила Дмитрию наносит удар в ключицу. Дмитрий падает. В доме переполох. Дети и жена Кузьмы кричат:
-Зарезал, зарезал!
В то время Кузьма находился в кладовке, лежал, чуть ли не спал. После такого случая, считай, что убил человека, спокойно ушел и лег спать. Какой нужно иметь характер.
 Когда он услышал крики, вбежал в дом, видит, что на скамейке стоит живой Данила, а Дмитрий лежит на полу. Он так же через окно бросается на Данилу, но тот его ножом ударяет в грудь и попадает в область сердца.
 Тогда Кузьма выбегает из дома во двор, находит там колун, бежит в дом, выскакивает из окна и бежит вдогонку Даниле, который уже отошел от дома на определенное расстояние.
 Люди, как увидели это зрелище, ахнули.
Из окна дома выскакивает человек, из его груди, как из барана бьет фонтаном кровь и он бежит с большим топором, держит его правой рукой выше своей головы, а левой пытается закрыть рану. Люди как увидели, закричали:
-Данилка, беги, догонит тебя, зарубит.
 Данила обернулся, увидел это и побежал. Но бежать по всей вероятности уже у него тоже не было сил. Он свернул к дому к тем парням, которые его подняли, когда его Кузьма сбил колом и только успел вбежать в ворота.
Его Кузьма уже догонял и замахнулся, чтобы ударить тут же в воротах. Но ударить не удалось, ему помешал младший брат Николай, который к этому времени успел подскочить сзади и схватить за топор, чем предостерег третье убийство. Оба удара ножом оказались смертельными. Дмитрий умер через 40 минут, а Кузьма раньше.
 Через несколько часов из сельсовета деревни Осиново приехали милиционер и врач. Помощь уже была не нужна.
У Данилы была выбита рука из предплечья. Его бывшая жена, Наталья, подвесила ему руку на перевязке, и он пришел к дому Кузьмы, лег на траву, ожидая своей участи. Участковый допросил очевидцев и забрал Данилу, увез его в сельсовет, как арестованного, на допрос.
 Его держали трое суток, а потом повезли в тюрьму в город Куйбышев.
 Ехали через нашу деревню, когда подъезжали к деревне, на кладбище шла похоронная процессия, несли три гроба, один умер по болезни, двое были убитые: Кузьма Богданов и Дмитрий Зименко.
Вот с этой процессией встретился Данила Басалаев, закованный в наручники. Он попросил охрану, чтобы ему разрешили поприсутствовать при захоронении. Охрана разрешила ему. Он плакал и причитал, что все произошло глупо, он совершенно не хотел этого делать. Они сами погубили себя и его, не разобрались.
Виновной была жена Дмитрия Зименко, которая заварила эту кашу, из-за какой-то проклятой гармошки оставила своих сыновей сиротами и детей Кузьмы Богданова, у которых судьба дальнейшей жизни была очень печальная. Мать у троих была не родная. Она сразу после похорон со своей дочерью уехала в город Барабинск. А дядя Николай был холостой, больной, его часто бил припадок.
За хозяйку в доме стала Аня, ей было 12 лет, все пришлось делать самой: печь хлеб, готовить, доить корову, стирать на всех и воспитывать двух братишек. Саше было 8 лет, Пете 6 лет. Дядя Николай после этого случая не прожил пяти лет, умер.
Судьба Данилы сложилась так, его осудили на восемь лет. Рука у него в начале совсем отказала, начала сохнуть, а потом нашелся какой-то врач из заключенных, руку ему спас, вылечил. Просидел он всего четыре года, вышел по амнистии. Вернулся домой в деревню.
 Но ребята Кузьмы и Дмитрия взрослели и стали грозиться, что мы Данилу убьем за наших отцов. Тогда ему мой отец посоветовал уезжать из деревни подальше от греха.
 Данила послушался отца и уехал из деревни на Украину в город шахтеров Сталино, сейчас Донецк. Работал в шахте, женился на украинке, дважды приезжал в деревню в отпуск к матери, привозил подарки.
На Украине было получше с промышленными товарами, чем у нас в  Сибири, за товарами ездили в Москву, Ленинград, Киев.
 Во время войны Данила служил в Красной Армии, был в плену, бежал и опять воевал, но потом связь с ним была потеряна или погиб в бою, или снова попал в плен. Дальнейшая его судьба осталась неизвестная.
Дети Кузьмы выросли. Саша погиб в 1943 году на фронте. Петр после войны работал в Барабинске, попал под поезд, тоже погиб. Аня вышла замуж, уехала в Барабинск, народила четверых детей. Сейчас на пенсии, муж умер. Младшая сестренка Таня, что осталась с матерью, тоже живет в Барабинске.
Как сложилась судьба ребят Дмитрия, я точно не знаю. Они тоже переехали в Барабинск и жили по улице Советской, я встречал их после войны.
 События в 1933 году в деревне осложнялись тем, что, во-первых, год оказался не урожайным. Была сильная засуха, и посеянные хлеба совершенно не уродили, крестьяне остались без хлеба. Многие были вынуждены бросать сельскую жизнь и уезжать в город и другие места, где можно было заработать себе на пропитание и прокормить семью.
Уехали все три брата моего отца. Иван и Алексей в Барабинск, а Прокопий на железную дорогу на разъезд Труновск. Уехали также двоюродные братья: Петро в Барабинск, а Костя в Труновск.
Остались мы одни в деревне, ехать нам было некуда. У нас не было лошади, а крестьянин без лошади, не крестьянин. Но что поделаешь, где ее взять, купить у родителей больше не было возможности. Мы жили своим подсобным хозяйством, огородом, корова давала молоко, иногда излишки продавали, покупали хлеб. Отец в летнее время сидел с девчонками, а мы с мамой работали. В поле косили сено, заготавливали на зиму своей корове.
На сенокос ходили пешком и возвращались оттуда также пешком. Расстояние до нашего покоса было четыре километра. Косили вручную косой. Я еще не косил, только помогал маме сгребать сено ручными деревянными граблями и складывать сено в копны.
 Однажды, мы с мамой возвращались домой, и неожиданно встретили нашего отца, он ехал к нам навстречу на лошади. Мы так обрадовались, что отец нас встречает. Мы в тот день здорово поработали и сильно устали, что еле плелись домой. Мы с мамой не могли представить, откуда у отца появилась лошадь, но он нам рассказал, когда мы сели на подводу и поехали домой.
 Оказывается, эта лошадь уже два дня паслась около нашей деревни. Ее видели односельчане. Лошадь неизвестная, чья и откуда появилась, никто не знает. Моему отцу посоветовали, пока не найдется хозяин, взять ее себе и поработать по своему хозяйству, хотя бы сено, что заготовили, перевести домой. Люди понимали состояние моих родителей.
 Отец послушался доброго совета, кого-то послал или сам поймал. Привел домой. У нас вся сбруя и бричка была. Вот он запряг  ее и поехал к нам на покос. Лошадь была справная и видная. Когда нам отец рассказал, мы очень обрадовались, что теперь мы кое-что можем сделать. Особенно был рад я, что пешком не будем ходить, а будем ездить на лошади. Не успели мы приехать, как вечером отцу пришлось выходить в ночь, сторожить лошадей.
 Всех лошадей крестьяне в деревне сводили в один табун и по два человека их ночью пасли и охраняли.
 Как раз очередь охранять пришла нашему соседу, а, поскольку, у нас появилась лошадь, то ее нужно ввести в общий табун и отцу пришлось в ту ночь пасти вместе с двоюродным братом Николаем. Лошади паслись за огородами, задами, а дальше проходила березовая роща, за ней Костылевское озеро.
 Ночь была лунная. Иногда проходили небольшие тучки, закрывали луну, но в основном было светло. Лошади разбрелись по полю. Кругом рос большой высокий бурьян, а среди него пырей, очень съедобный. Лошади эту траву любят. Отец мой говорит:
 -Николай, иди, собирай лошадей в кучу, кто-нибудь еще надумает ехать в Барабинск.
 У нас люди часто ездили в Барабинск на базар.
День был как раз базарный и, действительно, только Николай ушел и стал сгонять лошадей в кучу, как из проулка появились два человека, и пошли в сторону табуна и шли туда, где находился мой отец. Когда они не дошли метров 200-300, отец их стал окрикивать:
 -Кто идет?  - но они молча продолжали приближаться. Луна то выйдет из-за тучи, то спрячется, и отцу было трудно рассмотреть их лица.
 Когда он понял, что дело принимает другой оборот, что люди идут не с хорошим намерением, он стал кричать и просить о помощи:
-Караул, убивают!
Мама спала дома на русской печке, сразу услышала, не раздумывая, выскочила на улицу и стала стучать в окно бабушке и кричать, что убивают Андрея.
Тут выскочил дядя Алеша и крикнул:
-Бежим!
Неизвестные сразу бросились в сторону рощи и убежали. Поднялся народ. Пришли мужики к табуну, усилили охрану. Не прошло тридцати минут, как отчетливо было слышно, что из рощи выехала телега и направилась в сторону запада. Стук колес ночью слышен хорошо.
Утром, когда отец вернулся с ночной, он отказался от этой лошади. Ее увели туда, где взяли, а через день этой лошади не стало, и больше она не появлялась.
 Мы с мамой продолжали ходить пешком, заготавливать сено, собирать ягоды. Сено было заготовлено, нужно было его вывозить.
 Мама пошла к Степану Васильевичу, жил в нашей деревне австриец, бывший пленный с первой мировой войны, который остался в России и женился на нашей деревенской девушке. У них была дочка Тоня. Он пообещал нам дать свою лошадь вывести сено с поля, а за это я ему должен был отработать месяц на посевной в августе.
У нас в Сибири в это время сеяли озимую рожь. Вот я должен помогать Степану Васильевичу, пахать и боронить. Мы на его лошади вывезли все сено, а я весь август отрабатывал.
 Работали от темна, до темна. Отдыхали только в воскресенье. Мужик он был строгий, меня он не обижал, работой моей был довольный. В последствии пришлось жить по соседству. Относился ко мне всегда с уважением.
Степан Васильевич человек был начитанный, всегда выписывал газеты и был в курсе всех событий внутренней и международной жизни. В колхоз не вступил. Жена и дочка работали в колхозе, а он работал на разъезде Труновск, лесником. Дожил до глубокой старости, умер после войны, где-то в пятидесятых годах.
Мои родители не хотели мириться со своей участью, не мог жить крестьянин без коня. Наскребли немного денег и решили купить себе лошадь. В ту пору в деревне продавали коня, вот отец и решил его взять. Лошадь была не плохая, вороной масти, мерин. Сколько за него они отдали, я не знаю. Дело было под осень 1933 года.
Жизнь в деревне осложнялась.  Крестьянина - единоличника давили налогами, всеми способами стремились, чтобы он вступал в колхоз. Многие из своего упрямства уехали из деревни. А многие продавали коров, лошадей. Но упорство, в конце концов, было сломлено. В 1935 году крестьяне, которые остались в деревне, вступили в колхоз.
 Мои родители в декабре 1933 года тоже решили покинуть родные места, уехать в город Барабинск.
Квартирная проблема в ту пору тоже была. Отец сначала договорился у одних пожить до весны, у них была семья четыре души: двое стариков и двое молодых лет тридцати. Жилая площадь была одна изба 18 - 20 кв. метров не больше.
 Помню, как сейчас, наша деревянная кровать стояла в углу, как заходишь в избу с правой стороны, а с левой была русская печь, там спали старик со старухой. В переднем углу кровать молодых хозяев. Чуть в сторону посередине стоял большой деревянный стол и деревянные лавки. Левый угол был пуст, это было место хозяйки, где она стряпала, варила и где находилась кухонная посуда.
 Нашим местом была кровать. За кроватью нам детям было запрещено находиться. Особенно строгими были старики. Молодые были хорошие добродушные. Вся наша семья в количестве пяти душ в основном располагалась на этой кровати. Спали валетом. Отец с матерью и с ними маленькая годичная Вера, а мы с Аней в ногах у них. Прожили до весны, где-то пять месяцев.
 Маминому брату Михаилу дали земельный участок по улице 1 Глухая, так называлась эта улица, а во время войны ее переименовали в Лермонтова. Участок выделили под строительство, но почему-то дядя Миша медлил строить. Я не знаю, что за причина была.
Тогда мои родители стали просить дядю Мишу, чтобы он разрешил нам перевести свою избу из деревни Поповой и поставить ее на его участок не на красную линию, а во дворе вроде времянки. Земельный участок был не очень хороший, место болотистое, под огороды совершенно не пригодное. Конечно, дядя Миша и его жена Ульяна согласились, чтобы мы построили у них свою избу.
Отец организовал несколько подвод, и нашу избу перевезли почти в один день. Стены собирали на мох, вставили окна, двери. Настелили потолок. Смазали его глиной и засыпали утеплителем и, конечно, настелили полы. Все было сделано быстро, за два - три дня. Помогали все родственники отца и матери.
Мы уже перешли в свою избу. Правда еще не были поставлены стропила, и не было обрешетки. Изба была без крыши. Почему ее не делали, я сейчас не помню.
Сенцы и сарай также были сделаны, из бревен разобранной конюшни в деревни, но там тоже не было крыши. Лошадь и корова находились в сарае.
Дядя Миша свою избу не перевозил, но уже готовился. Его семья тоже переселилась к нам в избу. До этого времени они тоже жили на квартире у Щербаковых.
Мне там часто приходилось бывать, так как у дяди Миши было два мальчика Шура и Вася, и я часто ходил к ним. А у хозяев тоже были мальчики Коля и Шурка. Мы вместе играли в бабки, мячик и прочие игры.
Сколько мы прожили вместе, я сейчас не помню, где-то четыре месяца, а может немного больше.
Моя мама поссорилась с тетей Ульяной и нас, в прямом смысле, выгнали. Как мои родители не просили, что извините нас, давайте помиримся, но, однако, тетя Ульяна настояла на своем решении. Законного права у моих родителей не было, они были вынуждены избу продать на слом. Ее разобрали и перевезли на другой участок.
 А мы были вынуждены искать себе другое пристанище. Переехали на квартиру к дяде Вани, родному брату отца. Почему мы сразу к ним не переехали, я до сих пор не знаю. У дяди Вани было две комнаты, жилая площадь была большая и все-таки свои родные. У дяди Вани мы прожили не долго, месяца два - три.
Моему отцу выделили участок под строительство, и мы решили строиться. Для строительства особых запасов в денежных средствах не было, но строить надо.
Стены выложили земляные. Напахали плугом пласты около озера, а потолок совместили с крышей. Сделали настил из горбыля. Смазали глиной толщиной в два - три сантиметра. Постелили сверху толь и засыпали сухой черноземной землей, а сверху уложили пласта дерна, травой сверху. Получилась живая крыша. Полы настелили деревянные, вставили окна и двери. Мама снаружи и внутри все смазала глиной, смешанной со свежим коровьим калом, а потом побелила известью.
Землянка была готова. Мы опять имели свой угол. Сколько было радости у нас, а особенно у младших сестренок Ани и Веры. Да я тоже был очень доволен.
Место было не плохое, рядом озера Бугристое и Грязное, где мы ловили с пацанами гольянов, и от бабушки было не далеко, всего ходьбы 5 - 10 минут.
 К бараку мы с тятей пристроили сенцы и сарай для лошади и коровы. Стены пристроек мама тоже обмазала глиной, а крышу покрыли соломой, не успели сделать до зимы.
Не прожили мы в этом бараке двух лет, как опять у нас случилось горе. Сдохла лошадь, ночью что-то съела и ее всю раздуло. Мама пошла утром, доить корову, и, увидела, что лошадь мертвая. Ветеринар определил, что объелась.
 Так мы потеряли лошадь, нашу кормилицу, на которой наш отец зарабатывал деньги и содержал всю семью. Мы опять попали в безвыходное положение, без лошади наш отец не работник. Он только мог работать на лошадях, перевозить грузы, так как был инвалид, ходил на костылях.
 Пришла весна, надо было готовиться к посадке картофеля, а у нас не было семян. Земельный участок могли не дать, отец уже не работал. Положение было тяжелое безвыходное. В городе оставаться, и жить без лошади было невыгодно. Погоревали. Мама говорит:
 -Давай вернемся обратно в деревню, там теперь колхоз. Люди живут. Жизнь там налаживается.
 Но отец не хочет ее слушать:
-Как я теперь буду смотреть людям в глаза. Скажут, вернулись дезертиры и тем более без лошади.
 Но мама ему говорит:
-Другого пути у нас нет. Я все же поеду к тетке Ане, помогу ей посадить огород, может быть она даст нам картошки на семена.
Мама уехала поездом до разъезда Труновского, оттуда до деревни шла пешком пять километров.
 Мамы уже не было десять дней, она не возвращалась. Отец уже стал переживать. Но вдруг к нам приехал, совершено не знакомый мужчина. Председатель колхоза нашей деревни. Его направил Куйбышевский райком партии в нашу деревню.
Парень был молодой, только уволился из Красной Армии. Коммунист, грамотный. Патрошев Владимир. Он приехал специально к нам, чтобы мой отец возвращался в деревню и подал заявление, чтобы его приняли в колхоз. Конечно, такого внимания со стороны председателя отец не ожидал.
 Эту работу провела моя мама с женщинами, находясь в деревне. Многие добрые люди говорили ей:
-Возвращайтесь обратно, - и к председателю ходили, просили посодействовать.
 После разговора с председателем колхоза, отец принял предложение с большой радостью и сказал:
-Я постараюсь выполнить все обязанности, которые на меня будут возложены при вступлении в колхоз.
 Мои родители вернулись в деревню. Вступили в колхоз. Но правление все же потребовало от отца, чтобы он внес свой пай в колхоз: шесть пудов зерна и купили лошадь на двоих, с Юрасовым Данилой.
Барак в Барабинске продали и рассчитались с колхозом.
Родители стали полноправными членами колхоза. На жительство они поселились в барак, он был бесхозный. Хозяева его бросили, уехали. Вот он стал нам временным пристанищем.
Родители с сестренками уехали, а я остался в Барабинске оканчивать школу, учился я в третьем классе. Жил у бабушки  и дяди Алеши.
 Дядя Алеша работал на железной дороге кузнецом, а тетя Оля на стройке. Бабуся сидела дома, водилась с Таней, дочерью дяди Алеши и тети Оли. Тане в то время было семь лет.
 Жили они неплохо. У них была своя лошадь и корова. Бабушка очень вкусно готовила и часто стряпала пирожки и шаньги с творогом или с морковью. Бабушка очень хорошо относилась к своим внучатам. Особенно меня она любила. Я был первый внук. Часто мне давала деньги, когда я шел в школу, двадцать копеек. Мы всегда на большой перемене бегали в хлебный магазин, там покупали хлеб, чтобы немного перекусить.
 Такая возможность не у всех была и в том числе у меня. Мы в те годы жили очень бедно. Питались и одевались очень просто, скромно. Не было портфелей. Сумки шили из материала, тряпочные. Не хватало учебной литературы. В основном все уроки готовились в школе с помощью учительницы.
Школой служили обыкновенные жилые дома. В первую смену занимались первый и второй класс, а во вторую - третий и четвертый классы. Занятия проводила одна учительница. Один класс находился в одной комнате, а второй в другой. Эти комнаты разделяла классная доска. Одной стороной доски пользовался первый класс, а другой стороной доски второй класс.
Я так учился в первом и во втором классе. А в третьем классе мне уже посчастливилось учиться в настоящей школе. Здесь классы были оборудованы отдельно, и учила нас одна учительница. Школа была одноэтажная, но большая, на десять двенадцать классов. Я окончил три класса, перешел в четвертый и уехал в деревню.
 Возвращение на родину в свои любимые места, где в основном прошло мое детство, было для меня большой радостью. Хотя в Барабинске мне тоже нравилось, здесь появились хорошие друзья. Но в деревню меня больше тянуло. Там было все родное и близкое.
Я возвращался до разъезда Труновска поездом, а дальше до деревни пешком.
Когда я шел пешком, то по пути встретился со своими родителями, с тятей и мамой. Они рубили хворост для огорода, и мы встретились. Сколько было радости у нас всех, особенно у меня. Мы не виделись месяца два. Никогда так долго не разлучались. Это было впервые. Так соскучились.
Не меньше было радости  встретиться со своими друзьями детства, с которыми я не виделся более трех лет. За три года многое изменилось в нашей жизни. Мы уже повзрослели. Появились какие-то свои интересы. Мы уже старались походить на взрослых. Оказывать им посильную помощь
Например, когда я приехал из Барабинска в деревню, я сдружился с Сашей Зименко. Он был на год моложе меня, с 1924 года рождения. Жил он с матерью и у него было две сестренки, постарше его. Отца не было, он умер. Жили они очень бедно.
Вот мы с ним решили оказать практическую помощь своим родителям. Накосить сено на всю зиму нашим коровам. Мы дали клятву друг перед другом. Но родителям об этом не говорили. Травы было много. Где колхоз не косил, нельзя было применить сенокосилки, на площадях до десяти центнеров, мы с Сашей выкашивали, а также по огородам, где были кусты, около пашни и около озера на маленьких островах. Сами косили, сгребали и таскали сено и складывали. Таким образом, мы с ним за лето накосили вдвоем 50 центнеров добротного первосортного сена, совершенно без помощи взрослых и было нам тогда на двоих 27 лет.
А сколько нам было похвалы от взрослых и, конечно, от своих родителей, и нам было приятно слышать это, мы понимали, что мы уже способны на более важные дела.
 Мы, как и все учащиеся, после окончания школьных занятий, весной и все лето работали на прополке полей, сенокосе, уборке хлеба. Девочек, конечно, меньше заставляли, а нам мальчишкам приходилось работать на лошадях, возили копны, гребли сено на конных граблях.
 Летнее время в основном проводили в поле, там спали и питались. Жили в шалашах, сделанных из свежего сена. Приятно пахло свежим сеном. Комары не давали покоя. Устраивали самокуры, чтобы отгонять комаров. Но все равно так было приятно спать в поле на свежем воздухе.
У моих родителей при возвращении в деревню появился интерес к жизни. Она стала новой коллективной. Отец и мать были загружены работой. В деревне все делалось сообща, коллективно.
 Тятя работал сторожем на базе, а мама в бригаде растениеводства. Отцу очень нравилась работа. Он был вроде как завхозом, следил за порядком и выдавал сбрую. Всегда был среди людей, в коллективе, свой недуг он вроде перестал замечать. Отдавал свой долг колхозу в меру своих сил и возможностей.
К осени мы купили себе избу. Продали сено, которое я накосил, и часть добавили. Правда изба была маленькая для нашей семьи, где-то  шесть на четыре метра, но мы и этому были рады. Ограда и огород были большими, где-то 60 - 80 соток, под картошку и овощи.
Мы всегда были обеспечены на зиму, а излишки продавали. На эти деньги родители покупали, что-нибудь из одежды и обуви себе и нам.
Денежных средств в колхозе не было. На трудодни, если давали деньги, то только после окончания года и не всегда, а, если давали, то очень мало. Колхоз в то время еще был малочисленным и бедным.
В 1939 году нас постигло несчастье. Наш отец работал на базе, разогревал смолу для промазки ремня прогона на конную молотилку. Отравился парами гудрона, заболел. Проболел более двух лет и умер 28 ноября 1940 года. Потеря отца очень отразилась на нас всех.
Тятя у нас был очень душевный внимательный человек. Он нас воспитывал к добросовестному труду. Был очень честный. Не любил корысти и хвастовства. Следил, чтобы мы не брали чужого. Презирал всякое мелкое и крупное  хищение.
Однажды, был такой случай, из нашей деревни уехали одни в город, а свой дом закрыли, а окна закрыли на ставни и забили гвоздями. Я играл со своим другом Иваном Девятовым (ныне покойным, погибшим в 1941 году под Львовом) возле этого дома. Вот мы и решили вывернуть на ставнях оконные крючки и принесли к нам домой. Иван был старше меня на два года, он побоялся нести крючки домой, у него отец был очень строгий, а я не подозревал, что мы сделали неправильно.
 Мой отец увидел крючки и спрашивает, где я их взял. Я ему рассказал, что мы с Ванькой их там вывернули. Он мне ничего не сказал. Пошел, взял ремень и подозвал меня к себе. Я подошел к нему. Он схватил меня, зажал мою голову между своими коленями и так отпорол меня ремнем, что я несколько дней не мог сидеть, и приказал немедленно с Иваном эти крючки поставить на место, а, если Ванька будет сопротивляться, он расскажет его отцу.
 Конечно, после этого случая мы крючки поставили на место. Это грозное предупреждение отца на всю жизнь осталось в моей памяти.

(Продолжение следует)