Ариэль

                ---==(Рассказ)==---
Как всегда этот день начался очень активно. Подъём в 5:00, в течении часа быстро завтракаю, умываюсь, навожу марафет на лице, в транспорт, и на роботу. Я работаю в областной поликлинике главврачом и хирургом по совместительству. Роботы всегда хватает. С самого утра идут целыми толпами люди. Больные люди… в  обеих смыслах. Каждый приходит со своими проблемами, с болезнями, порой не применёт косточки персоналу поперемывать, и буйные тоже попадаются весьма часто: обширяются, обкурятся, напьются и давай мочить всех и крушить всё.
Приходишь вот так на роботу, где-то часикам к семи, а тут уже народу! И давай все дружно нападаться: почему закрыты, почему того нет, почему сего нет, почему… почему… почему… Достают глубже печёнок! Потом целый день бегаешь по отделениям, как будто бешеная, иногда ещё и операция подвернётся: часика на три – четыре прикована к столу. Потом бумажная дребедень, улаживаю все конфликты что имели место на протяжении дня, выслушиваю все бредовые идеи и жалобы. Подписываю, что подсунут, иногда и времени прочесть нету! К концу дня ещё послушаешь ругань в палатах, распорядишься присмирить самых буйных. Парочку отправишь в морг. И снова домой, спать. Но это уже ближе к двенадцати часам.
То же самое было и сегодня. Опять угрюмые рожи стоят перед красным фасадом здания поликлиники. Парочка людей, всё-таки, нагло начали что-то требовать. Но я не слушаю. Сегодня я опять в депрессии, в поиске смысла, в поиске счастья…
Любому дураку ясно, что никакой личной жизни при таком распорядке дня и быть не может! Многие, конечно, гордятся своей работой они, видите ли, «спасают невинные жизни», и ходят… весёлые такие, жизнерадостные. Да ни хрена они не спасают! Морды всегда довольные, жирные. Им не ведомо, что такое работа почти круглые сутки. Они просто сидят в кабинетах, а тех кто к ним приходит на приём, либо отсылаю к другим, столь же мирно попивающим чаёк, либо быстро осматривают, не обращая внимания, порой, даже на самые очевидные вещи! Прямо как в анекдоте: «толстяк пришел к рвачу, говорит «Живот болит», а врач ему: «Всё очень просто, ты беременный»» Такого, правда, на моей памяти не было. Но один, было, спутал перелом ноги с белой горячкой… смешно было всем, кроме мужика, что с переломом. Он шесть часов ждал приёма, а когда дождался, ему сказали что нужно заполнить кучу макулатуры. Он, конечно, вспылил, кричать начал. А поскольку зол был насколько, что никто ничего понять не мог, то санитары ему и другую ногу того…
Сразу же персонал начал донимать «срочными делами». Сегодня день обещал быть весёлым: где-то шарахнул химзавод. Толи просто небрежность, толи диверсия, но пострадавших доставили ещё ночью. Там было пару мужиков – сторожа, один профессор чего-то там, а также молодой парень, невесть как попавший туда. Никто его не знал, документов, конечно, не было, но пострадал он больше всего. А так, может, просто отправили бы домой. Вот за него я и решилась взяться. По пути на третий этаж встретила вездесущих уборщиц, они меня почему-то недолюбливали, все поголовно. Прямо заговор во имя «Швабры, Тряпки и святого Ведра». Почему так было, я не знала. Вроде никогда ничего им не делала. Да и вообще с ними не пересекалась… наверное просто считают тут главной меня (так оно и есть) и во всей своей грёбаной жизни винят…
Вот и сейчас одна, по-моему Оксана, как только увидела меня входящей на этаж, интенсивно принялась игнорировать. Складывалось впечатление, что она – пуп Земли, швабра её – символ великой власти, а я – букашка, что посмела ступить на вымытый пол.
Я специально пошла «на пролом». Именно по тому месту, где только-только было вымыто, они этого не любили. Оксана уже гневно вскинула взгляд… и осеклась, поняв, что сегодня я не в юморе. И продолжила своё важное занятия.
Надо сказать, что я слыла хорошим врачом, но кроме того и надменной стервой. Но всё равно пост я занимала правильный. В моих руках вся поликлиника работала как надо - на максимуме своих ограниченных возможностей.
Вот и палата 32. Стандартная палата, белые стены, запах чего-то неприятного, далеко не антисептиков, или препаратов… Просто тут воняло, толи гнилью, толи ещё чем-то. Этот запах вообще был всюду во здании. Но тут он от чего-то был вовсе невыносимым. Поэтому я и не удивилась, что в палате никого нет кроме парня.
Надо сказать, что парнем он был только условно. Определить что-либо по его лицу было сложно. Похоже, его обдало кислотой… или чем похуже. Но кроме этой, зеленовато – блеклой корки гноя, кожи, и засохшей крови был ещё и огромный шрам. Шрам точно не свежий. Он тянулся ото лба, через левый глаз и вниз, чуть ли не до губ, и продолжался аж до бедра. Шрам был очень глубок, странно ещё, что глаз не задет. А вот чем мог быть нанесён такой шрам? Более всего это походило на что-то режущее, возможно кусок метала. Я немного присмотрелась: нет, это не метал, это вообще не похоже на что-либо искусственное. Росчерк шрама был глубоким, и похоже дугой, относительно лица. Это объясняло уцелевший глаз. Но вот что могло нанести такое увечье? Это должно было быть животное. Но шрам был лишь один, да и осмотр тела ничего не дал. Правда, на теле шрамы были не столь глубокие, и их просто выело этой химической дрянью.
Внезапно парень дёрнулся всем телом, по изуродованному лицу пронеслась гримаса жуткой боли, боли и страха. Он открыл глаза. А вот это уже было действительно странно. Ему вогнали обильную дозу обезболивающего, и он не должен бы подавать признаки жизни как минимум сутки.
Наши глаза встретились. Мои: холодные, спокойные и, как я надеюсь, внушающие доверие; и его: большие, немного зеленоватые, но в основном серые, в которых было полно животного ужаса, страха, недоверия и… я не могла ошибаться - ненависти. Причём он явно злился на… меня?!
Тело его ещё раз судорожно сжалось, перекрутившись каким-то непонятным бубликом, больной резко вскочил на ноги, руки сжаты в кулаки, да и сам он был внушающих уважение пропорций… тут уже стало немного не по себе мне.
Надо вести себя как можно ласковее:
-Что случилось, чего вскочил? Я твой врач, ты пострадал при мощном взрыве… - это не возымело никакого эффекта, он всё стоял, но теперь к ненависти в его движениях и позе появилась ещё и неуверенность. А это уже что-то.
Но он ничего не отвечал, и видно, что ему нестерпимо больно. Вот он уже немного пошатнулся. Ещё бы! Всё тело страшно обгорело, это грозило стать бобёрством после успешного излечения. Что бы не говорили про красоту души, а бабам приятно иметь красивых мужиков.
Парень стоял и тупо смотрел на меня. Кажется, он уже не взбешён, скорее теперь он очень удивлён и смущён. Но вот и его дюжее, равномерно прожаренное, с корочкой, тело не выдержало боли, и он повалился мне под ноги, теряя сознание.
Вместе с медработниками я уложила его в койку. Что-то странное было в парне… вот только что. Теперь уже со мной было двое здоровых мужиков. Я не то чтоб боялась, но… береженого Судьба бережет.
Теперь предстояло осмотреть его более тщательно, а то ведь Нилка не заметит и открытого перелома… да вот оно. Обширные внутренние кровотечения, парочка… нет не парочка, четыре сломанных ребра, перелом ключицы, рваная рана... тоже странная. Вроде как старая, но края свежи, и кровь подсохла кругами, как будто из раны совсем недавно ручьем бежала кровь. Ладно, это потом, что с головой?
-Сергей, запиши: четыре сломанных ребра… - после перечисления всего и вся к травмам добавилось ещё и довольно сильное повреждения черепа.
Только после осмотра меня посетила логичная мысль: что же могло там произойти? Парня, судя по протоколу, вытаскивали уже из горевшего здания, после того как на беднягу обрушилась куча глыб, но все ранения, кроме химожогов, более походили… хрен знает на что! Вроде как к медведю в лапы попал. Да только где ж ему взяться-то в городе?
Не долго думая я влила ему ещё одну внушительную дозу снотворного. Всё равно сейчас предстояло оперировать,  и, конечно же, мне. Команда наша работает слажено, когда никто не пьян… По чистой случайности это оказался именно такой  день, и доставить пострадавшего в операционную не составило особого труда.
Стандартные приготовления… смена халата, маска, тщательно вымоем руки… До моего прихода в палату всё было уже готово. Коллеги стояли вокруг стола, на котром распростёрся жуткий кусок мяса. Сестра чертит линию разреза… много линий разреза, тут придётся попотеть… беру скальпель, и вот когда я уже почти начала эту несомненно сложную операцию, больной опять схватился на ноги… Не мыслимо! В нём более пяти кубиков морфия, плюс почти литр всякой дряни, которую мы только смогли отыскать в шкафу! Не мыслимо – но факт, парень стоял на ногах… причём значительно твёрже чем до вливания в него транквилизаторов. И теперь в нём уже не было ни капли нерешительности. В руках он держал скальпель, который, казалось, сам перекочевал из моих рук в его; поза его была более чем угрожающая: он стоял полуприсев, правую руку, со скальпелем, держал на уровне груди, левая же - на полметра ниже – готова к обороне.
Мне нужно было что-то делать, иначе это всё закончиться скандалом, а то и чем похуже:
-Парень! Ты что? Охренел!? Брось железку и успокойся! Тебе нужна медицинская помощь, иначе ты в два мига загнёшься! Если хошь дохнуть – пожалуйста! Но потом! А нам дай сделать свою работу.
Реакции не последовало:
-Ты что? Глухой!? Или, мать твою, немой!?
-Нет. – первое его слово. И если он вообще мог мыслить трезво, то не последнее.
-Ложись на стол! – скомандовала я, указывая рукой в перчатке на холодный предмет хирургической мебели.
-Нет. – блин! Неужто он и вправду дебил какой?
-Ты хоть что кроме этого слова знаешь? – иронически выпалила я, уже теряя терпение.
-Да, но мало. – прогресс однако, что значит мало? Иностранец?
-Ты что, иностранец? Ду ю спик инглиш?
-Нет, я не спик. – блин! Бред какой, он явно решил меня угробить, он что, шутит? И какого на него не действуют транквилизаторы и анестезия!?
-Опусти скальпель, - продолжила я уже более спокойно, - мы хотим тебе помочь, тебе НУЖНА наша помощь. – старалась говорить убедительно и доброжелательно, хотя уже и прикидывала, в какую психушку его сдать…
-Нет, не нужна. Ты – иди сюда. – он явно обращался ко мне
-Ты только лезвие брось, и я подойду. – что-то мне не верилось, что он бросит, но все мы иногда ошибаемся. Он бросил, и я, перешагивая через лёгкий туман страха, на негнущихся ногах подошла к нему.
Дерьмо. Такого я не видела, за всю свою длиннющую карьеру. Все рёбра стали на место, кости срослись, даже под сожженной кожей в некоторых местах проступил розовый, как у младенца, новый слой эпидермиса.
Парень со временем успокоился сам. Больше он не прыгал и не вскакивал. Говорил с трудом, точно на чужом языке, но за пару часов нашей беседы, я поняла что он не псих, по крайней мере не больше чем каждый из нас. Вся его семья была такой же живучей. Что-то с генами. Если кто и ломал что, то перелом сам срастался на протяжении дня, будто его и не было. Тоже было и с небольшими ранами. Шрам на лице – действительно от зверя, сказал тигра, но я не очень поверила. Небось собака, ну максимум – волк или медведь. Также на его семейку (уж давно покойную) не имели влияния почти никакие химпрепараты – тоже гены.
На протяжении двух дней он ПОЛНОСТЬЮ выздоровел. У него даже песка в почках не было. Ничего не болело, ни на что не жаловался. Маленькое чудо, и всё тут.
Всё-таки к психиатру я его направила, диагноз – совершенно здоров, немного угрюм, немного пессимистичен, а так вполне здоров. Его же нечеловеческое стремление к агрессии в первые часы, Галя Павловна объяснила посттравматическим шоком. Просто и логично.
Месяц спустя Ариэль устроился к нам на работу, санитаром и охранником по совместительству. Память его отшибло начисто. Он не помнил ни откуда пришёл, ни куда шёл, ни даже ждёт ли его кто дома, и где этот самый дом он тоже забыл, намертво. Никто не звонил, не интересовался пострадавшим с таким описанием. Была одна бабка, что сына искала, но её помер, обозналась…
Звали мы его все Ариэлем, а он и не против был. Когда его спросили, как же его зовут, по телевизору как раз показывали рекламу этого стирального порошка. В бланках, в графе ФИО, он так и писал: АСЛ – Ариэль С Лимоном. Смешно. Нужно сказать, что он вообще обладал нездорово развитым чувством юмора, ровно, как и глубокой душою. Я часто видела, как он успокаивал, и дарил надежду тем, кто терял близких, или ставал инвалидом до конца дней своих, или просто отчаивался… И у него это здорово получалось, правда остатки таких дней он был очень закрыт, переставал даже приставать к молоденьким девчонкам из медперсонала, переставал даже шутить. Казалось, всю свою радушность и добро он отдавал нуждающемуся человеку, а сам терял её. Но с рассветом он вновь ставал собой. Все боли и невзгоды забывались, и он снова с неугомонным рвением выполнял поручения всех, кто его только не просил. Надо чаю, кофе, пива, закуски, надо зганять в соседний корпус за бумагами – всегда готов, никогда не перечил, и всегда улыбался.
С его появлением начал стремительно меняться и наш коллектив, спустя всего год, мы стали более дружными, более родными что ли? Не знаю, что именно, но теперь даже уборщицы работали с двойным усердием, приветливо озывая и меня, меня! Ту, которую все почитали редкой стервой!
Всё шло прекрасно. До этого дня.
День был зимний, вчера шумно отгремело двадцатишестилетие Ариэля. ЭТО было что-то! Такого праздника не было ни на Новый Год, когда все усердно притворялись, что они доброжелательны, и что им очень хорошо и уж тем более в день медика, который все использовали лишь чтобы забиться на дне крепкого стакана чего-нибудь из сейфов… да что я всё они, да они – заладила. Я – в первую очередь. Но это было до того, как у нас появился парень со шрамом. Теперь же, тот, кто не имел особо близких, встречал все праздники тут, в родном «шпитале» как называл поликлинику Ариэль.
Но сегодня что-то было не так. С утра под зданием не было ни одного! Ни одного больного, ни одной бабки, ни одного деда. Зато в обилии были журналисты. Пресса бумажная и пресса стеклянная.
Причина очень проста. В нашу больницу прислали один из «конвертов смерти» что стали часто рассылать по почте после теракта в США. Конверт, конечно во вчерашнем хаосе открыли, а может и раньше, и, посчитав не важным или выкинули, или просто оставили на видном месте… найти бы кто… но я не права – в том нет ничьей прямой вины. Сам конверт-то не так и страшен. Страшно его содержимое, которое не оказалось шуткой какого-либо придурка. Там был вирус. И даже не сибирская язва. Что-то свеженькое, совсем недавно выведенное в чьей-то лаборатории (небось сама США его и сделала).
Вирус имел 99% летальный исход. Период инкубации – около 30 часов. Очень заразный, но передавался, к счастью, только при контакте с открытой поверхностью тела. Весь персонал был заражен. Вчера много чего было на дне рождения, хоть бы и то безумие, когда взрослые дядьки, и столь же молодые тётки начали кидаться пирожками, обливать всех водой из компрессора. А чего стоил разбитый баллон с веселящим газом из стоматкабинета! ТАК никто из нас досель не веселился.
Я поспела вовремя. Правительство загоняло всех возможных носителей внутрь. Возле главного входа стоял добрый десяток вооруженных солдат. Очень вооруженных и очень молодых. Меня, конечно сразу не пускали, а послали кое-куда… Но показать путь туда они не смогли, поскольку я заявила, что это – моя больница, и что я тоже, вероятно, заражена. Это подействовало. Я не боялась смерти… ну, точнее, боялась же конечно, но я уже была готова её встретить. Поэтому уж лучше на старом месте… на родном можно сказать. А именно таким местом для меня была сия больница.
Внутри было тихо и пустынно. Тела, конечно же, нигде не валялись. Всё было как всегда… только намного пустыннее. Возле моего кабинета собралась изрядная толпа. Толпа напуганных людей. Многие уже чувствовали подступы Костлявой, хотя явных симптомов и не было. Но большая часть держалась на порядочном расстоянии друг от друга, натянув тряпичные маски и резиновые перчатки… глупцы. Мы все заразились вчера.
Как только я появилось из-за угла, на меня тут же воззрилась добрая сотня недобрых глаз. Я чувствовала в них безумие… нам всем оставалось жить около десяти часов. Меня ничего не спрашивали, но я понимала, они ждут моего совета, команды, или, хотя бы, наставления:
-Мы все умрём. – просто, совсем как Ариэль (к стати, где он?) сказала я. Но я ошиблась, хотя, признаюсь, и мне было очень не по себе осознавать, что маленькое, микроскопическое, существо сейчас мирно плодиться внутри моего тела, постепенно убивая меня…
Началась паника. Те, кто был болен наверняка – бежали, по пути сминая тех, кто усердно ревел и кричал, пытаясь отстраниться от бегущих к лифту. Кто-то бешено заверещал «Правительство нас спасёт!» - мне стало даже немного смешно…
-Дураки! Вас всех убьют! Там ведь пацаны с калашами стоят! Они вас всех покосят! А потом буду ставить крестики на шинелях, отмечая ваши трупы!
Но меня никто не слушал. Паника. Я уже тоже впадала в состояние близкое к буйной шизофрении. Я осознавала то малое время, что осталось для жизни, и мне хотелось сделать что-то, о чём мечтали мои первобытные инстинкты. Стекло моего же кабинета со звоном рассыпалось, руку усеяли маленькие ранки.
Тут появился Ариэль, который частично был виновен в наших, я не сомневалась, смертях. Он шел спокойно, но быстро – как всегда, будто просто делая очередной обход. Но он не улыбался.
Он быстро оценил ситуацию у лифта: те кто был не заражен (по их мнению) яростно сражались за лифт. В ход шло всё, что могло удерживать противника на расстоянии. Матерные слова тоже. От «поля боя» несло здорово вызубренными, и очень уж вычурными матами. Там были все работники. Даже те, кого я считала очень спокойными и сдержанными.
Ариэль тоже ринулся туда – трус. Но я опять ошиблась насчёт него. Хотя то, что он делал, и не было чем-либо естественным в такой ситуации. Он просто молча лупил всех, кто мог подвернуться под руку. Тех, кто был болен. Удары он наносил умело, тело быстро, неестественно быстро крутилось, осыпая всех жесткими ударами. Одного удара хватало всем. Люди невольно попятились назад, ко мне. Тех же, кто рвался к лифту потеряв всякий рассудок, он не трогал. Он пускал их. Лифт, переполненный жутко орущей толпой поехал вниз.
Ариэль посмотрел на нас, всем видом приказывая ждать и молчать. Спустя минуту раздались возгласы на улице. А вслед – выстрелы. Резко зазвучали они, рассыпая стекло и жизни людей. С моего кабинета открывался прекрасный вид на побоище – никто не уцелел.
Ариэль же был невозмутимо спокоен… впрочем, как всегда, разве что из него не лился поток шуток.
-Тань, - начал он, обращаясь и к остальным оставшимся двум десяткам,- я многого не говорил тогда… Тогда когда попал к вам…
-В больницу? – голос мой дрожал, но по крайней мере, я могла соображать.
-Нет. В ваш мир. Это не бред и не сказки. Существует множество миров, и я из одного из них. И я, конечно же, не человек. Честно говоря, ты сама подсказала мне идею с генами… но разве тебя не удивило, что я никогда не проходил полноценные мед осмотры? – честно говоря, удивляло, но я не придавала тому внимания. – Впрочем, не важно. Не важно и то, верите ли вы все мне – он обвёл взглядом застывших людей, - но я предлагаю вам шанс. Я могу открыть путь в другой мир, но есть и маленький нюанс.
Он сделал какой-то едва заметный пас рукой, и что-то жутковатое выкрикнул. Стена позади него медленно начала чернеть, будто по ней растекалось пятно чернил.
Мы все отказывались верить, но мы видели это… в первую очередь я, та, кто никогда не верила ни во что кроме науки… даже в любовь.
-Нюанс: в том, моём, мире, мало кто из вас сможет протянуть более года. Мой народ очень живуч не спроста. У нас есть враги. Очень многочисленные и жестокие, этот шрам, – он поднял рассечённую бровь, – от одного из них. Это звери. Смерть в их руках будет быстра, нечета вашей теперешней болезни. Я даю вам шанс. В моём мире нет болезней, так сделали наши учённые… но идёт война. Никто из вас не умрёт из-за болезни. Но едва ли десятая часть доживёт до завтрашнего утра, оставшиеся - получат отсрочку…
Он не стал нас убеждать, что чёрная дыра позади него – не галлюцинация, он сделал самое убедительное – просто шагнул туда, растворяясь во тьме.
Но вопреки всем моим ожиданиям медленными шагами к стене пошли лишь трое человек. Все они так же бесшумно растворились во тьме, навеки покидая родной дом… Я и ещё семнадцать - остались. Портал закрылся, нарочито медленно, будто приглашая, маня…
-Ну что? Выпьем что ль? – у Серёги всегда была с собой бутылочка чего-то ОЧЕНЬ крепкого, собственного производства.
-Давай – выдохнула я, - очень даже кстати…
*  *  *
-Сержант, докладывай!
-Так точно тварищ Генерал! Тут абсолютно пусто. Поднимаемся на второй этаж…
Маленький отряд крался по тёмным коридорам ночного «шпиталя», пытаясь установить связь, с отключившим передатчик, персоналом. Кто-то тут был, расстреляли у входа не всех… И теперь предстояло либо добить, либо сжечь тела. Вирус отлично показал себя! 99% летальный исход – невиданный успех! Правда и сержанта, со взводом придётся убрать… но это не важно. У нас есть оружие, чтобы…
-Тварищ Генерал! Разрешите доложить!? – громко звякнул динамик голосом Матрёхина
-Давай.
-Тут семнадцать человек… все мертвы… подождите! Одна  жива! Это – э… - он пристально всматривался в бумажечку приколотую к груди - главный врач, Ваши распоряжения?
Хм… 1%... надо ж такому?
-Ликвидировать.

Альен Шарков