Анжела и Садовник мягкая эротика

В прошлый раз мы остановились на том, что Анжеле предстояло теперь действовать в одиночку, да ещё и на лыжах. «При чём тут лыжи?», - спросит читатель, - «и все ли в порядке у Автора с головой?». Ну, по поводу головы Автор смело всех посылает. В начало этого повествования. Он просто не может послать дальше, потому что, во-первых,  исключительно интеллигентен, а во-вторых, Анжела ужасно не любит матерных слов, есть у неё такой недостаток. Анжела тщательно его скрывает, потому что иначе у неё бы возникли большие проблемы в общении.

Итак, лыжи. Дело в том, что центральный офис, где предстояло провести операцию, не имел лифта. Почему так произошло, об этом не сейчас и не здесь. Поэтому на пятый этаж, где находится серверная*, нужно было подыматься пешком. Причём на лыжах, чтобы не оставлять отпечатков ног, а руки должны были держать лыжные палки, чтобы не оставлять отпечатков рук. К тому же, палки служили дополнительной страховкой именно для Анжелы, учитывая её взрывной характер и привычку за всё хвататься руками. Особенно правой (этот знаменитый обхват… м-м-м…). Идти предстояло, конечно, ночью. Но об этом попозже.

Анжела лыжи любила. Особенно палки. Но ходить на них не умела. Особенно в туфлях на каблуках. Поэтому её срочно направили в Закопане на неделю спецподготовки. Ах, Закопане … Здесь Автор считает уместным привести одно из своих ранних стихотворений (а чё стесняться?):

Свежий снег и запах гриля
На ходу остановили,
Сладко-больно защемило,
Ассоциативно всплыло:

Тот февраль, что в Закопане,
Горы, солнце, воздух пьяный,
Ели в белом одеянье,
Разливное пиво "гржане",

Сыр овечий за 6 злотых,
Дымом пахнущий и потом,
Краски лыжного раздолья,
Мягкий шепот среднегорья,

Вечер, пахнущий дразняще,
Теплотой камин манящий,
Музыка гуральских песен,
Табуретки вместо кресел,

И форель, во рту что тает,
(Кто попробовал, тот знает),
Тишина, уют, покой,
Ты да я, да мы с тобой...

В «нарциарской»** школе Анжела быстро прошла «курс молодого бойца» (100 zl в час). Курс состоял из освоения разных способов подъёма в гору. Поскольку было уже начало марта, то снега практически не было, что было только на руку Анжеле (не помню, на какую). Попив гржаного пивка, перепробовав всю местную кухню (об этом до сих пор с удовольствием вспоминают закопанцы), Анжела уставшая, но окрепшая, вернулась к Штирлицу.

Операция была назначена на понедельник, а в выходные Штирлиц решил отвезти Анжелу на дачу. Он часто в начале весны вывозил женщин то в лес, то на дачу. Такая у него была привычка. Дача была старая, чтобы не привлевать особого внимания, деревья тоже. Да и Садовник был не первой молодости. Кличку свою он получил давно и была ли она связана с его предыдущей работой  (ну, вы поняли) или теперешней – непонятно. От старой работы Садовник сохранил привычку чихать. На всё. Чихал он громко и смачно. Женщинам и собакам это часто не нравилось. Но, тем не менее, женщины его очень любили. А почему, об этом ниже (ну ладно, намекну здесь – он был тот ещё эротоман). И ещё. Садовника предупредили о том, какой у Анжелы имеется недостаток. Поэтому он старался при ней говорить громко и абсолютно грамотно. Получалось довольно смешно, что и требовалось для Анжелы.

«Здравствуйте, Анжела», - приветствовал её Садовник. Это не было паролем, но все равно Анжела догадалась, что обращаются именно к ней (для подготовленного читателя, знакомого с ней по предыдущим главам, наличие у Анжелы недюжинного ума, безусловно, не является откровением). Анжела улыбнулась в ответ своей знаменитой улыбкой. Садовник поёжился. «Похолодало?», - невинно-участливым голосом полюбопытствовала Анжела. «А Вы уже сажали фасоль?», - громко и отчетливо вдруг спросил Садовник. «Сажали» - это было его любимое слово, но что он имел ввиду, Анжела не поняла. Да Садовник и сам не понял. Главное, что они обменялись фразами и Садовник обошёлся без привычных слов-связок.

Была середина марта. Как раз то время, когда природа только начинает просыпаться. Деревья стояли голые и беззащитные. Но их внешний вид почему-то волновал, вызывая «неприличные» (как сформулировала для себя Анжела) желания. Присмотревшись повнимательнее, она поняла, чем именно они были необычны. Мало того, что деревья были голыми, своеобразная форма обрезки возбуждала эротические ассоциации (как сказала когда-то Циля Марковна в одном из анекдотов «обрезание, это, во-первых, красиво»). Обрезка (или обрезание) была (было) осуществлена (осуществлено) не под самое основание сучьев, а существенно выше, и эти непокрытые корой обрубки вызывающе торчали вверх. К тому же, они оставались непобелёнными на общем ярко-снежном фоне дерева, чётко выделяясь и привлекая, даже притягивая к себе. Возможно, Садовник не считал необходимым белить их из соображений экономии, но эффект был впечатляющим. Кроме того, труднодоступные для побелки места, где сходились мощные, торчащие вверх «ноги» стволов, также оставались притягательно темными.

Воздух был остро свежим и абсолютно прозрачным, солнце беззастенчиво таращилось на наливающиеся соком набухающие почки кустов и деревьев. И ночью, не в силах уснуть под душераздирающие кошачьи симфонии, Анжела вдруг всем своим телом (даже не разумом и не чувствами) поняла, что такое настоящая эротика, без которой нет ни любви, ни стремления к продолжению жизни, ни, следовательно, смысла в самом существовании. Анжела достигла того состояния сверхчувственности (или сверхчувствительности), которое было необходимо для предстоящей операции.

_________
*  Место проведения операции
** лыжная (польск.)