Времяисчезновения

               
Здесь можно играть про себя на трубе
Но как ни играй – все играешь отбой
«Наутилус Помпилиус»
            ПЕСНЯ СТАРОГО ГОРОДА
Ночь утопила в своей темноте
Жалкие жизни одиноких окон…
Живите, мещане старого города,
Живите, носитесь и чтите закон…
Дымом подернутая
Мрачность города Уфы…
Осенняя сказка
Проникнутая пылью…
Дымом подернутая
Песня старого города…
Покажите мне ее могилу!

Я пишу из темного времени к вам, смотрящие, но не видящие, знающие, но не узнающие. Вы тоже пойдете туда; все вы войдете в эту темную неизвестность, но меня не будет с вами, и не будет  с вами ни одного из смотрящих и видящих, знающих и узнающих.
Странное время все набирало и набирало скорость. Машины мчались по улицам с безумным свистом, словно кометы. Улицы и пространство сковывала леденящая пустота смысла, проникающая в каждую душу и безумящая ее. И скорость: чем быстрее ты движешься, тем легче тебе переносить эту вездесущую пустоту. Даже трамваи, исчезающие постепенно с улиц города, и те неслись с пугающим грохотом и скрежетом, трясясь и распадаясь на ходу. Иногда в окно можно было увидеть исступленное лицо водителя, его горящие глаза. И было страшно (хотя страх уже стал привычкой) жить с глазами ясными, все замечающими и запоминающими. Было страшно ходить в тумане и пустоте, видеть перед собой человека, но знать, что этого человека нет на самом деле, как для тебя, так и для него самого, и знать еще, что через секунду, минуту, день или два он действительно превратится в ничто, не оставив после себя даже трупа. А хуже всего было знать, что мир (мироздание, вселенная) с его исчезновением не потеряет ничего, ибо человека этого почти  не было. И никто из родных и близких не заметит этого исчезновения, и не останется от него ничего ни в памяти, ни в мире. Даже могилы.
На мир опустилось время существования в тумане. Но мне иногда кажется, что кто-то снял невидимую пелену со всего существующего, созданного цивилизацией, и именно сейчас все вещи называются своими именами. Именно поэтому такие иступленные лица у оставшихся, пытающихся уйти с головы в скорость, ибо нет уже той мишуры, что скрашивала нашу жизнь, заменяя нам ее смысл. Какой-то защитный духовный механизм, тормозящий, и успокаивающий нас, испортился, и мы остались с открытыми глазами наедине с этим холодным миром. Остались и испугались.
Вдали снова взрыв. Еще один самоубийца.
Я устала, мне  надоело все видеть. Почему я все вижу? И почему не забываю исчезающих, как все остальные?
И почему не забываю то, что было раньше? И то, что должно быть?
Люди потеряли свои тормоза, удерживающие их в этой жизни. Они разбиваются на автомобилях, падают с мостов (из больного любопытства), дохнут в своих квартирах с голоду и просто исчезают.
Каждое утро я просыпаюсь и думаю: « кого из моих знакомых, нет?"
Собаки первыми сошли с ума. Животные не смогли выжить в таких условиях, а мы живем, и цена нашей жизни – деградация и самоуничтожение. Я помню, как одна собака ходила по улицам, шатаясь и мутно смотря издали на людей, потом села на дорогу, истошно завыла и издохла. Я думаю, на нее так подействовала атмосфера. Атмосфера очень ненормальная, зараженная безумием. Иногда я отчетливо чую ее, и еще сильнее, пугаюсь. Пустота.
Я возвращалась с работы. Села в трамвай, и он понесся, постепенно набирая скорость, рассекая промозглый воздух, грохоча истошно и словно пытаясь улететь отсюда в другое измерение. На сиденье передо мною исчез человек. Трамвай мчался через весь город, забыв об остановках, и я уже жаждала, чтобы он слетел с рельс, перевернулся, покатился и разбился вдребезги ко всем чертям. В зеркале я увидела измученного и взлохмаченного машиниста с черными огнями в глазах.
Трамвай мчался по городу, навстречу другому, и мертвое небо было свидетелем очередного массового самоубийства. На Земле доживало остатки дней своих человечество, а Бог в другом измерении мучался вопросом: что же убило его?