Кровь слаще, чем вареная сгущенка

Цветочное поле, я как в замедленном кадре бегу и дую в одуванчики. Одета я в ковбойскую куртку с лапшей и в трусах а-ля 60-е. Добегаю до леса, кричу: «ГДЕ», и, не задерживаясь, несусь обратно в город.
 Прохожие коммерсанты, неформальные люди в париках или просто люди, спешащие на работу, подбивают меня своими плечами и кейсами.
А я иду в трусах и улыбаюсь.
 Возле метро мне встречаются такие же улыбчивые, как и я, музыканты, они играют свою музыку, громко кричат и подмигивают прохожим,  провоцируя их на пожертвование. В ответ на всё это я улыбнулась ещё шире и радостно скатилась в подземку. Шатаясь в вагоне, продолжая неизменно улыбаться, я и не заметила, как попала в нужное место, и спустя какие-то минуты  уже звонила в двери.
 Открыли не сразу, но с оскалом и громыхающей музыкой. На пороге лежал человек неизвестного пола, аккуратно переступив его, на зов своего приятеля я вступила в большую комнату. Мне стало до слёз приятно видеть столько таких же улыбающихся людей, как и я. Может, слёзы покатились от высокой концентрации дыма от разных «кур реальных» трав, а может, я почувствовала начало своего начала. Оглядевшись в этой тёмной комнатке, сразу обратила внимание на не оскверненную ничьим задом, кресло-качалку. Не успев удобно в неё погрузиться и получить удовольствие от раскачивающегося эффекта, как чьё-то лицо предложило мне выпить жидкость цвета семяизвержения. Лицо жадно смотрело как я выпивала свой и его стакан этой мути, но оно дико исказилось, когда я деликатно отказалась с ним совокупиться и в таком же деликатесном настроении удалилась из комнаты, думая о том, что никто сегодня не сгонит улыбки с моего сияющего лица. Некоторое время я блуждала по комнатам, искала интерес, подглядывала в щели дверей, и неожиданно, все обстоящее мне наскучило. Я  медленно поплыла в  апартаменты друга.  Они  как родные, так что я не стесняла себя неуместной скромностью. С этим убежищем знакома лет 15. Напевая какие-то импровизированные стишки, бережно достала краски, кисти, воду, села на пол и начала рисовать: настольные лампы, каблуки, подушку.
  Упиваясь своим творением, я не заметила, что возле меня уже сидел человек противоположного пола, он сидел в позе лотоса и молча смотрел на мой рисунок.
Я тоже молчала и тоже села в такую – же позу как он. Долго, наверное, мы сидели, как, наконец, он посмотрел на моё лицо и спросил:                « Почему?». Не много сконфузившись, я ответила: «Просто, я просто…» Помолчав ещё некоторое время, он сказал: «Я понимаю». В свою очередь я поспешила уточнить: «Это настольные лампы». В этот раз он ответил сразу: «Отвратительные». Улыбнувшись с большой эмоцией
я гордо сказала: « Значит получилось».
  Не знаю сколько ещё мы молча улыбались, точно помню, что очнулась я от тяжести его ладони, которая неизвестно сколько времени покоилась у меня на макушке. Дабы не показаться робкой я почувствовала и взяла его за правое ухо. Это было взаимно-инстинктивное проявление  симпатии.
  Внезапно, задыхаясь от восторга, он ткнул пальцем в аквариум прокричал: «Рыба». Я с не меньшим восторгом приняла её присутствие. Мы медленно подошли к аквариуму, незнакомец протянул мне 2 карандаша, разных цветов. Я выбрала коричневый, а ему остался зелёный. Он достал из водного мира рыбку и положил на стол. Не знаю, что с нами произошло, мы просто синхронно начали убивать рыбу через прокалывание. Мы кололи, кололи её страстно и самозабвенно, полностью отдаваясь этой смертоносной процедуре. Когда, наконец, остановились, рыбку было не узнать. Просто одно инородное тело,    окровавленное и красивое одновременно. Оно безжизненно лежало на столе, а мы отдавали ей салют минутой молчания.
  Следующая наша пауза лирично заполнила комнату звонким и  головокружительным   поцелуем. Ноги у меня тряслись, а в голове лихорадочно стучало.
  К счастью и на радость моим глазам улицы за окном были ещё тёмными. Кружась в этой странной комнате, я заметила, что мой мальчик тихо отбивает монотонный ритм от моего рисунка. Неизвестно по какой причине я почувствовала возбуждающую гордость и мне показалось, что я знаю этого человека.
  Пришлось опять его поцеловать, так красиво, так нежно, как будто у меня были праведные губы, и стало так свежо, и так душисто. А когда
поцелуй остановился он пошел к бару, налил текилы и достал всё, что к ней прилагается. Сложив всё аккуратно на маленький поднос, он сел на пол рядом со мной. Без всяких прелюдий, разговоров и тостов, мы быстро выпили своё спиртное и бросили пустые рюмки в пустой аквариум. Лично мне показалось это от части символичным жестом.
  «За упокой рыбе».
 Мне кажется, он до сих пор помнит всё, о чём мы с ним тогда беззвучно перекидывались, хотя и не признаётся. Я думаю потому, что ещё любит.
  Вот и сейчас несколько столетий спустя, мы, живём на комфортабельном чердаке, по соседству с Карлесоном, я высасую его кровь или ем вареную сгущенку, но его кровь, кажется слаще.
  Что сейчас есть? – Сейчас  есть МОНОМЫ.
  Что будет? – Никто никогда не узнает.   
Чего не будет? - Не будет раздвоения личности.