Глава 18. Кто бродит по городу рядом со мной?

Глава 18.

Кто ходит по городу рядом со мной?


Если посмотреть на хорошую карту Петербурга, особенно на добротную аэрокосмическую карту, на которой можно рассмотреть каждый домик в новостройках, даже невнимательный взгляд отметит приятную особенность – обилие серого, промышленного цвета с успехом уравновешивается весёлым зелёным, дающим понять, что город жив, ибо эти зелёные пятна – всяческие сады, парки, лесопарки, палисадники и прочие кустики. Есть на карте города и зелёные пятна, парками не являющиеся – кладбища. Печальные территории, в основном безлюдные, но в какой-то мере парадоксально романтичные и даже притягательные, они обладают своим неповторимым элегическим шармом, воспетым ещё Жуковским.
Единственное кладбище, которое Ярослав частенько посещал, было Серафимовское, благо, что оно находилось не так далеко от его скромной хижины. На других он, к стыду своему, не был. Правда сейчас, всерьёз увлёкшись изучением истории и географии таинственного Васильевского острова, Ярослав решил разведать Смоленское кладбище, на карте города обозначенное прямо-таки гигантским зелёным пятнищем, по размерам не уступающим парку Сосновке. Ярослав читал, что это одно из первых кладбищ Петербурга, и на нём нашли последнее пристанище многие известные люди. Все эти факты его чрезвычайно заинтриговали. С утра пораньше Ярослав уехал на Васильевский. Чёрная Смоленка с грязными берегами и остатками льда, качающимися меж бутылок и коробок на воде, весьма отдалённо напоминала романтичную речку из элегий Жуковского. Ярослав наткнулся даже на матрас, кем-то выкинутый на берег, и подумал, что покуда у народа российского такая культура, и о величии России говорить бесполезно.
По набережной Смоленки Ярослав добрёл до Камской улицы и понял, что достиг желаемого. На кладбище не было почти ни души. Ярослав огляделся – уже начинали распускаться листочки на деревьях, поэтому всё вокруг было окутано едва заметной зелёной паутинкой; темнели на ветках кляксочками вороньи гнёзда, а в стороне, за оградой, возвышалась какая-то руина, до такой степени запущенная, что и разобрать было нельзя, что же это такое. Поднапрягшись, Ярослав вспомнил, что читал об этом сооружении в справочнике, здесь ещё отпевали Блока. Вздохнув о печальной судьбе наверняка бывшего в прошлом красивым храма, Ярослав двинулся вперёд по дорожке. Вдали замаячила ещё одна церковь – Смоленская, а на просвет влево от неё, чуть подальше, виднелось ещё что-то любопытное, и туда стекался потихоньку немногочисленный народ. Заинтригованный Ярослав поспешил меж могил туда. Взору его предстала маленькая не то церквушка, не то часовенка приятного салатового цвета с маленьким куполочком. Люди заходил внутрь, но в основном стояли у стен и зажигали свечки, ставя их в песочек на специальную подставку.
«Настоящее паломничество», - подумал Ярослав и вспомнил, что читал о святой Ксении Петербургской и о часовне над её могилой. Значит, это здесь. Радость от столь неожиданного открытия наполнила душу Ярослава благодарностью к собственному упорству. Может, попросить святую о чём-нибудь, подумал Ярослав и подошёл к стене часовни. Просьб в груди теснилось немало, восковой запах щекотал ноздри, убаюкивая сознание, и Ярослав решил попросить о том, что его уже давно терзало. Он попросил Ксению заступиться за её родной город. Вспомнилась вся эта кутерьма, и на душе стало как-то скверно и пасмурно.
Уходя с погружённого в весеннюю дремоту кладбища, Ярослав заглянул в Смоленскую церковь, а потом направился назад, к метро – сегодня он ещё хотел сходить в Эрмитаж, - надуманный скандал со Счётной палатой подогрел его интерес к самому лучшему музею мира.
Проходя по тихой Камской, Ярослав заметил тихонько бредущую ему на встречу маленькую бабульку в чёрном не то плаще, не то пальто. Когда Ярослав поравнялся с ней, бабулька приостановилась и посмотрела на него добрыми голубыми глазами. Ярослав даже испугался – таких пристальных и таких отчаянно голубых глаз он ещё не видел.
Уже заходя в метро, Ярослав оглянулся на стену дома, что над «Макдональдсом», и со злорадством отметил, что «усталого» атланта сменил холодильник «Аристон».
…Двуликая, сонная, немного провинциальная Петроградская сторона нежилась под лучами весеннего солнца, подставляя ему все свои узенькие переулки и потайные дворики. Марьяна шла  по Малому проспекту, солнце светило ей в спину, а справа и слева со стен домов смотрели на неё, кто прищурившись, кто широко распахнув глаза, каменные львы, грифоны, демоны, мускулистые атланты, кокетливые кариатиды, странные птицы и пыльные с зимы окна. Было тихо, спокойно и хотелось спать. Хотелось есть на солнышке на одну их скамеек, прислониться к спинке, закрыть глаза и умчаться прочь вместе с чистым воздухом и пахнущими бархатом солнечными лучами. Марьяна свернула на Лахтинскую, зашла во двор одного из домов и, отыскав некое подобие скамеечки, присела на неё. Вокруг не было ни души, и только ворона деловито возилась на каком-то чудом уцелевшем в этом каменном мешке кусочке живой земли с парой худых берёзок. Сбежать от суеты, – какая наивная мечта, такая же несбыточная, как сбежать от себя. Суета настигнет тебя повсюду, она выскочит из-за угла, подбежит со спины и накинет душный плащ тревоги и слёз. И город, как бы непростительно красив и как безбрежно печален он не был, он не отделим от людей и от их суеты. Всякий раз, когда Марьяна шла по улице, спускалась или поднималась на эскалаторе в метро и смотрела в глаза встречающимся ей людям, она не могла избавиться от навязчивой мысли, постоянного вопроса, пульсировавшего у неё в мозгу: «А ты мне друг?» Друг или враг этот идущий ей навстречу человек – мужчина ли, женщина ли, подросток, старик? Друг или враг этот разбуженный весной петербуржец с усталыми глазами? Что у него на сердце? Друг ли он, разделяет ли он боль, живущую в груди, способен ли понять её? Или враг, и та боль, что острыми когтями скребётся внутри, ему чужда? Предаст ли он? Посмеет или нет? И кого больше – друзей или врагов?
Марьяна пыталась отвлечься от этих мучительных вопросов, от липких проблем, от этой напряжённости, что висела в таком тёплом и вкусном весеннем воздухе, и думала о красивом, о том, что её окружало, и что баюкало её беспокойное сердце.
-О чём грустишь, дочка? – внезапно услышала Марьяна голос над ухом. Она вздрогнула и скосила глаза – на скамейке рядом с ней сидела старушка в чёрном, с виду – обычная питерская пенсионерка с удивительно голубыми глазами. Марьяна удивлённо посмотрела на неё непонимающим взглядом.
-Не бойся, - сказала гостья, - Чего меня, старую, бояться? Скажи, о чём печалишься?
Марьяна замялась – ей было как-то странно разговаривать с незнакомым человеком о своих проблемах, тем более, она не была готова ни к какой беседе.
-Да так… Ни о чём особенном…, - пробормотала Марьяна.
-Неправду говоришь, - покачала головой старушка, - Вижу печаль у тебя на сердце. Знаю я, что тревога тебя мучает, и тяжёлые мысли не дают покоя. Марьяна, не трави ты свою душу.
Марьяна вздрогнула ещё раз, – откуда она знает её имя?!
-Запасись великой верой и живи, радуясь жизни, - продолжила старушка, - Не трать слёз понапрасну, ведь видишь, как солнышко греет, как птицы поют сладко, значит, всё будет хорошо, всё уладится.
-Всё будет хорошо? – шёпотом переспросила Марьяна, - А вы откуда знаете?
-Я всё знаю. Ты только верь, – если будешь верить в добро, добро само к тебе придёт. Не думай о плохом, не думай о тёмном. Тьма ушла, впереди только свет. Смотри, - и она показала Марьяне на небо, - Слышишь?
Марьяна подняла голову вверх и увидела на лазурно-голубой тарелке небес маленькую галочку, - клин журавлей, и услышала их курлыканье – такое далёкое, но какое-то тёплое и очень родное.
-Они летят домой, - проговорила странная старушка, - Они возвращаются к нам, а вместе с ними возвращается и весна. Подумай о весне.
И Марьяна невольно улыбнулась, глядя на медленно разрезающий небо клин, и на сердце сразу стало как-то беспечно светло и радостно, как-то бесконечно тепло. Она обернулась, чтобы сказать что-нибудь чудесной старушке, но с удивлением увидела, что её нет. На скамейке рядом с Марьяной лежала только веточка вербы.
…Башня городской Думы три раза звякнула Ярославу в спину.
«Спасибо», - подумал он и окинул мечтательным взглядом кипящий Невский. Тут и там шла бойкая торговля книгами и мороженым; ловкачи-лохотронщики норовили всучить простодушным прохожим какие-то карточки, сулящие космический выигрыш; откуда-то с карнизов домов чирикали воробьи, а по левую руку шумели, шуршали проезжающие мимо автомобили. Ярослав дошёл до улицы, ведущей на Дворцовую, и свернул туда. Выйдя из-под арки Главного Штаба, он устремил глаза на потонувшего в сияющем синем небе чёрного ангела на колонне, восхищённо вздохнув.
-Красота, - сказал он сам себе и подумал, что другой такой площади, как Дворцовая, на всём свете не сыскать. Опустив глаза с небес на землю, Ярослав заметил, что площадь необычно для непраздничного дня полна людей, кучкующихся то тут, то там. Народ явно был чем-то занят, Ярославу удалось так даже разглядеть телекамеру.
-Вот это да, - вырвалось у него. У подножия колонны, чуть поодаль и по всему периметру площади разместились какие-то столики с бумажками, коробочками и стоящими рядом с ними раскладными агитплагатами и агитаторами.
«Ну вот, - подумал Ярослав, - Опять что-то предвыборное. Что на сей раз?»
И он решил подойти поближе. Выбрав один из ближайших столиков, Ярослав разглядел на нём пачку листов, отдалённо напоминающих бюллетени для голосования, коробку с надписью «Урна для голосования», больше похожую на коробку из-под ботинок, а рядом со столиком разглядел агитплакат со счастливым личиком Игоря Артемьева.
«Его проделки», - решил Ярослав, но ради очистки совести решил спросить, что же здесь творится. За столиком стояла приятная с виду блондинка лет восемнадцати с кислотно-розовой помадой на губах. Со скучающим видом она посасывала чупа-чупс.
-Извините, это что, такой вид агитации? - вежливо поинтересовался Ярослав. Блондинка приостановила посасывание и презрительно на него скосилась.
-Это праймериз, - бросила он и снова задвигала челюстями.
«Праймериз», - подумал Ярослав и поднапряг память, извлекая из неё давно забытые со школы английские слова. Результат был нулевой. Потом Ярослав вспомнил, что в Америке перед официальными выборами всегда устраивают нечто вроде репетиции, и вот она-то и зовётся «праймериз».
-Можно проголосовать?- спросил Ярослав.
-Это для студентов, - лениво проинформировала блондинка, - Давай студенческий.
-Я его дома забыл, - соврал Ярослав, так как студентом перестал быть года три назад, - Вот паспорт.
Он достал из куртки свой серпастый-молоткастый, а в обмен на него получил бюллетень. Пробежавшись взглядом по списку, Ярослав не увидел знакомой фамилии.
-А где Яковлев? – наивно полюбопытствовал он.
Блондинка скривила кислотные губы.
-А на хрена он?
Ярослав положил бюллетень на место и забрал паспорт.
-Нечестные у вас какие-то выборы, - сказал он с укоризной.
-Ну и катись отсюда, честный! – крикнула ему вслед блондинка, - Во своим Яковлевым! Коммунист долбаный.
Ярослав не понял, кто из них долбаный коммунист – он или Яковлев, и не обиделся, а даже развеселился. И чего только не придумают, затейники! Вероятно, это как-то связано с выбором единого кандидата, догадался Ярослав. Никак не могут определиться, вот и решили спросить у народа. Всё равно бред какой-то. И он пошагал скорей к долгожданному Эрмитажу.
…Ольге надоело стоять на жаре, - солнце уже буквально испепелило её блондинистую шевелюру. Жёлтая скучная громада Главного Штаба со своей помпезной аркой и колесницей Славы, зашитой в синюю реставрационную коробку, так Ольге надоела, маячивши перед носом битых два часа, что она уже не знала, куда ей отвернуться. Народ шёл с кислыми или отсутствующими рожами и мало интересовался Ольгиной канцелярией. Ольга уже начала жалеть о том, что связалась с таким малоперспективным предприятием. В общем, понятно было, что эти глупые праймериз затеяли лишь для того, чтобы лишний раз прорекламировать одного определённого человека, пусть и таким замысловатым образом. Впрочем, Ольга того и хотела – поучаствовать в предвыборной кампании на стороне оппозиции, для того и ввязалась в эти псевдовыборы. Хотя, сколько бы лохов не приняли участия в этом мероприятии, результат будет нулевой. Официально результаты праймериз никто не признает, разве что Артемьев лишний раз сумеет засветиться. Сама Ольга тоже проголосовала за Артемьева, и не потому, что испытывала лично к нему какие-то особые нежные чувства, а просто потому, что своим рациональным умом рассчитала выгодность такого выбора. Артемьев – явный лидер оппозиции, он – фаворит. Скорее всего, все деньги будут вкладываться в него. В самом деле, не в Болдырева же! Поэтому лучше ставить на лидера. Единственное, что досаждало Ольге, это непоколебимый, нерушимый авторитет Яковлева. Губернатор стоял неколебимо, как статуя Свободы, и сколько его не били, никак не падал. Ольгу бесило то, что, несмотря на усердия оппозиции, любовь горожан к этому дебилу всё крепла и крепла. Она просто не понимала, откуда у полуграмотного мужика с лицом сантехника столько поклонников. И сейчас, каждый второй подходил к её рабочему месту и искал в бюллетене его фамилию! Вот и какой-то дурак с гипсом подвалил с теми же намерениями, да ещё и назвал мероприятие нечестным! Всё честно, что можно, и всё можно, что не запрещено. Надо, надо работать, и работать тщательней, надо Яковлева мочить. Чтоб он сдох, в сердцах подумала Ольга, свирепо глядя на Штаб. Внезапно она заметила, как с крыши монументального сооружения Росси чёрным камнем свалилась какая-то масса, масса имела огромные крылья и клюв, и летела прямо на Ольгу, неуклонно приближаясь к ней с угрожающей скоростью. Девушка взвизгнула и пригнулась. Чёрный перьевой шар просвистел прямо над её головой, слабо чиркнув по плечу; от потока воздуха бюллетени разлетелись. К Ольге подбежал парень с соседней точки и стал помогать ей поднимать бумажки.
-Ты не видел, что это было? – шёпотом от страха спросила его Ольга.
-Похоже на ворону, - пожал плечами тот, - Только я таких громадных ещё не видел…