Наведение на цель

НАВЕДЕНИЕ НА ЦЕЛЬ.

Я пущенная стрела.
Нет зла в моем сердце, но
Кто-то должен будет упасть,
Все равно.
Э.Шклярский

Из лесу я выбрался только к ночи. Джок деловито шуршал в высокой, по колено мне, траве где-то в десятке саженей справа, временами выпрыгивая, чтоб оглядеться. Джок - полуразумный насекомообразный в сажень ростом - на первый, да и на второй взгляд казался нелепой ошибкой природы, эдаким кузнечиком-переростком. Когда Джок бежал, смешно перебирая длинными ногами, казалось, что он вот-вот споткнется, опрокинется на спину, и будет лежать, смешно суча лапами и жалобно попискивая. Правда, так мог думать только тот, кто не видел жарлаганов в их родных дождевых лесах далеко на юге, за Великой рекой Карни. А вот мне довелось находить трупы охотников без единой раны, кроме жуткой рваной дыры на месте гортани.
Шесть зим назад я вытащил молодого, только что разорвавшего куколку, Джока прямо из пасти ясу - не только люди ценят нежное мясо жарлаганов. Сообразительный от природы Джок за время странствий в моей компании многому научился.
Жарлаганы - хорошие бойцы. Фасетчатые глаза по обеим сторонам яйцеобразной головы обеспечивают почти круговой обзор, видят в гораздо более широком спектре, чем человек. Прекрасный нюх. Слышат, правда, жарлаганы слабовато, у них слуховые органы на ногах, зато очень тонко чувствуют вибрацию земли. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, бегом обгоняют идущего человека. Передвигаясь длинными прыжками, могут поспорить в скорости с породистыми вапайрами.
Шесть зим мы путешествуем вдвоем. Это не дружба, слишком уж далеки наши расы. При всем том, что нас с Джоком связывает, я не стал бы ради него рисковать жизнью. И он для меня тоже.

Выпрыгнув из травы в очередной раз, Джок с треском развернул крылья, пролетел сажень двадцать и, приземлившись, радостно заскрежетал. Дорогу нашел.
Совсем стемнело. Прикрыв глаза мигательными перепонками, чтоб лучше видеть в тепловых лучах, Джок важно вышагивал по дороге впереди меня, а мне приходилось постоянно глядеть под ноги. Слабый ветерок тянул со спины, запахов очага мы не услышали. Грузная возня устраивавшихся на ночь в стойле вапайр, звон посуды и пьяное пение предупредили нас о близком постоялом дворе.
Кабак, как и положено заведению на Малой королевской дороге, был достаточно приличным. Большой приземистый зал полон. За тремя круглыми столами ближе к входу резались в руцер слегка трезвые имперские гвардейцы. В центре зала бодренький дядюшка в поношенной темно-синей сутане из дорогого араханского полотна что-то втолковывал компании купцов. Судя по взрывам утробного хохота, травил анекдоты.
Я прошел вглубь зала и сел за длинный стол напротив четверки хмурых мужиков. Мужики обгладывали жаренного вырвака и хищно стреляли прищуренными глазками по залу. Посреди стола восседал бочонок не самого дешевого пива.
- Шишкари гуляют, - пояснил мне резво подбежавший толстенький слуга.
Они такие же шишкари, как я златошвейка. Бить на стосаженных Деревьях Укупара ароматные осенние шишки - почетный промысел. Шишкари - люди сильные, но жилистые, а не такие увальни, как эти. А руки у этих хоть и в шрамах да порезах, не от жесткой коры. Нет, ребята явно на большой дороге с кистенем промышляют.
Тем временем слуга принес аппетитную похлебку из рогатого гриба и кружку дымящегося взвара. Я пододвинул миску Джоку. Я всегда сначала кормил своего спутника. Не знаю, что он думал об этой моей привычке, но мне она пару раз спасала жизнь - жарлаганы менее людей чувствительны к ядам.
Я достал из прислоненной к стене пайвы мешочек с дурью, выбрал плитку поменьше и сунул под язык. Джок насыщался, я тихо блаженствовал, прикрыв глаза.
Мужики напротив громко обсуждали меня и моего компаньона. И, наконец, один детинушка запустил в Джока обглоданным мослом в два пальца толщиной. Не выпуская из средней лапы ложки, Джок ловко поймал кость, и, - Хрясь! - перекусил пополам. Держа в каждой из передних лап по половинке, принялся длинным тонким язычком вылизывать нежный мозг. По другую сторону стола притихли.
Покончив с костью, Джок приподнял на левом глазу мигательную перепонку, и, не поворачивая головы, (она у жарлаганов вообще не поворачивается) вопросительно посмотрел на меня. Я одобряюще прощелкал ему в ответ.
Джок стремительно привстал на своих длиннющих задних лапах, вытянулся через стол, и нежно полосонул детинушку по щеке.
Вообще-то жарлаганы - вампиры. Зеленоватая слизь, сочащаяся по желобкам острейших когтей, притупляет боль и не дает крови свернуться.
Даже когда на стол упали первые бурые капли, детинушка еще ничего не понял. Провел рукой по щеке, посмотрел. Сцапал тяжелую деревянную кружку и перегнулся через стол ко мне, явно намериваясь познакомить меня с ней поближе. У края стола как-то незаметно вырос гвардейский капитан: за драку в кабаке полагался штраф в десять пайсов с головы. Пятую долю получал гвардеец. Сосед детинушки, видимо главарь, резко прикрикнул на него и обратился ко мне:
- Не соизволит ли благородный вард продолжить беседу на свежем воздухе?
И пнул детинушку локтем в бок. Тот вытянул вперед кулак, покрутил его перед лицом, любуясь, и пристально глядя на меня мелкими глазками, резко выбросил вверх указательный палец - вызов на дуэль. Я сразу протянул ему на встречу руку открытой ладонью вниз - вызов принят.
По залу загремели стулья. Все повалили на двор. Я задержался, доел и допил - не известно, когда еще придется. В глубине двора в полукруге зрителей важно расхаживал детинушка с ярко-алыми полосами на щеке - натерли соком адулении, чтоб остановить кровь, что ж, снадобье в их нелегком ремесле полезное.
Возле меня суетился дядюшка, набиваясь в дуэльные дружки. Понятно, прохвост ты старый, тебе за отходную молитву причитается десятая доля добра покойного.
- Что предпочитает благородный вард? - выбор оружия был за мной.
Я сложил руки ладонями вместе и пальцами вверх, это означает - оружие из дерева. Детинушка, не глядя, протянул руку назад, в толпу. Ему подали длинную, в полторы сажени, сучковатую, дубину из горного тамарлика. Я достал из-за спины Па-Шо-Ган.
- Ха, посмотрите на его дубину - только лягушек гонять! - довольный своей шуткой, детинушка загоготал, как молодой вапайрак, почуявший самку.
В этих убогих местах не знали искусства боя на бокудаци - деревянных мечах. Изготовление настоящих боевых бокудаци - великое мастерство. Древесина редкого Громового дерева - тугое переплетение узловатых волокон. Мастер неделями простукивает пятисаженное бревно, чтоб вырезать всего лишь две, редко три заготовки. Их сушат два года, затем еще год вымачивают в густой зеленой драконьей крови. И снова сушат три года. Потом мастер вырезает из заготовки круглую палку - это уже бокудаци-зан - Не рожденный Меч. И ждет.
Если тебе нужен настоящий меч, ты приходишь к дому мастера, ставишь шатер и начинаешь тренироваться. Мастер смотрит за тобой день, два, неделю. Потом, наконец, он подойдет к тебе и скажет одно слово. Может он скажет тебе "Нет", значит, ты не достоин его мастерства. Или он назовет цену. С мастером не торгуются. Ты платишь или уходишь. Но если ты уйдешь, ни один мастер не изготовит для тебя больше бокудаци.
Рождение меча длится месяц и сопровождается бесконечными ритуалами. Первую неделю мастер делает рукоять. Вторая уходит на доводку формы меча. За третью неделю жало меча, где надо, будет обтянуто сырой кожей луцараля, сошиты ножны.
На четвертую неделю мастер, наконец, даст тебе в руки твой будущий меч. Он будет драться с тобой разным оружием - бокудаци, кинжал, цепь, кистень, топор, меч, копье, редкие иноземные орудия; каждый мастер - прекрасный воин. Потом выполняется самая тонкая часть работы - балансировка меча.
И вот на тридцать третий день - церемония Имени. Бокудаци не горит, его нельзя сломать. Мастер сжигает твой старый меч с помощью нескольких унций Огня Святого Ибиани. И с дымом душа его переходит в новый меч. А мастер дает ему имя. Тоска смертная! Но приходится терпеть.

Вожак ночных братьев, взявший на себя роль дружка моего горемычного детинушки, вышел на середину двора и, за неимением церемониального флажка, дал отмашку пустой бутылкой.
Детинушка, переваливаясь с ноги на ногу, играючи перекидывая из руки в руку пудовую дубину, вышел на середину двора. Он, наверное, решил, что я сбегу от одного только его удалого вида. Надо вывести его из этого заблуждения. Я стремительно прыгнул к нему и ткнул мечом под колено. Больно и обидно. И отскочил назад. Детинушка выпучил глазенки и удивительно проворно кинулся за мной, обрушивая свою дубинищу. Я раскрылся влево, размахнув руками - стойка Птицы, Встречающей Восход - пропуская его у себя за спиной. И нанес концом меча Атапи-Гоачи по правой руке. При этом ударе от плеча к кисти как бы пробегает волна. А меч бьет коротко, но резко. Детинушка дико вскрикнул и выронил дубину. Я разбил ему не меньше трех пальцев.
Размахивая изуродованной рукой, детинушка попытался скрыться в толпу, но мощным пинком под зад его вернули в круг. Он наклонился к своей дубине, и я с удовольствием впечатал ему в пасть носок своего сапога. Отплевываясь кровавой крошкой зубов, детинушка грузно плюхнулся на задницу. Потом вскочил, заграбастал в левую лапищу дубину и с полоумным ревом голодного ясу бросился ко мне. Я спокойно ждал. Только развернул немного Па-Шо-Ган. Нырнул в сторону, уворачиваясь, и сильно, с оттяжкой, ударил его по запястью. Он так и упал лицом вниз, сразу же потеряв сознание от боли. Из разорванных вен толчками вытекала кровь. Не спеша, подошел гвардеец, посмотрел, жив ли, и громко, чтоб слышали все, сказал:
- Правила соблюдены!
Бокудаци - это не просто палка. Есть в нем свои хитрости. В двух ладонях от конца вклеиваются длинные пластины из плавника речного дьявола. Острые треугольные зубья выступают всего на полногтя, легко режут кожаные панцири. Из-за особой формы зубьев края раны, нанесенной ими, сразу расходятся. А если перед боем смазать желобки едким соком вапи!
Я стоял на дворе, поджидая, пока разойдутся зеваки. Ночные братья влили в глотку детинушке какое-то зелье. Нет, ему теперь и адуления не поможет. На правой руке от пальцев месиво осталось, на левой я ему сухожилья перерезал.
Ночные братья мне этого не простят. Чем ждать, лучше их немного подтолкнуть. Если побоятся мстить - то хоть на деньги позарятся.

Зайдя в кабак последним, сразу заказал вина на всех. Толпа благодарно загудела, но за мой столик никто не спешил подсесть. Ночные братья в уменьшенном составе помещались в дальнем от меня углу зала. А себе я заказал печень вырвака с араханским соусом и бутылку семнадцатилетнего фауронского. Братья подозвали кабатчика и долго с ним шептались, кивая в мою сторону. Видимо он с ними работает, краденое сбывает. Что они для меня выберут: яд или дурман-траву? Скорее второе. Я быстро "выпил" вино из горлышка и убрал "пустую" бутылку под стол. Следующую мне принес сам хозяин. Ночные братья откровенно таращились на меня, видимо считая, что я достаточно пьян. Я протянул под столом Джоку тяжелую медную монету в полпайса и слегка кивнул на толстенького слугу, спешащего с полным подносом грязной посуды. Резкий щелчок, свист, грохот в дальнем конце зала: слуга споткнулся, облив объедками сапоги одного из гвардейцев, все дружно повернулись на шум. А я тем временем ловко поменял бутылки на столе. Снова приложился к горлышку. Потом встал и, пошатываясь, направился на двор. Пинком распахнул дверь и вывалился наружу. Бутылку с отравленным вином я опорожнил в кормушку гвардейским вапайрам.
Вернулся я, шатаясь еще сильнее, раздирая рот могучими зевками. Услужливо подскочил кабатчик, взяв меня под локоть, повел наверх, в комнату. Робко намекнул, что, мол, не плохо бы заплатить за угощение.
- Утром, милейший, - хамски ответил я, смачно рыгнув ему в лицо. Он согласно закивал. Примечательно, он почему-то уверен, что я до утра не смоюсь.
Джок стоял у двери, прислушиваясь. Я  со стуком стянул сапоги, грохнулся в койку, и громко, с бульканьем, засопел. Джок подал знак - все в порядке, ушел кабатчик.
Мне пришлось долго упрашивать Джока, уламывать его, уговаривать - аж язык заболел от прищелкиваний, которыми мы с ним переговаривались. Наконец он согласился. Я вспорол перепонку, которой было затянуто окно, и выпустил Джока наружу.
А сам лег вздремнуть. Охота продлится одну-две ладони, а спать мне сегодня вряд ли еще придется.
Я проснулся внезапно. Джок как раз перелезал через подоконник, бережно прижимая к груди средними лапами мешочек с добычей - молодым крикуном. Крикун спал. Я развязал тесемку на мешке и сунул его на шкаф. Выглянул в окно. До захода Имицу оставалось меньше пол-ладони. А там начнется Ладонь Ясу - самая темная часть ночи. Тогда они и придут за мной.
Я достал из пайвы длинную круглую коробочку, где хранил незрелые плоды ведьмина дерева. Вытащил один крапчатый, кожистый плод. Созревая, они лопаются, разбрызгивая кругом липкий вонючий сок. Его запах почему-то очень нравится крикунам. Эти перепончатокрылые ящеры сотнями слетаются к дереву и возбужденно кружат, оглашая лес своим мерзким истошным чириканьем. В господских лесах ведьмино дерево безжалостно изничтожают, но в диких чащах его еще можно отыскать.
Пока Джок ждал меня на дворе, я спешно заканчивал ловушку. Вылез в окно. Выбрал в стойле двух самых лучших вапайр, отъехал от постоялого двора в степь.
Не прошло и треть ладони, как ночь огласили радостные трели крикуна. Из лесу сразу отозвалось с десяток сородичей. Вообще то ночью крикуны спят. Но по такому случаю! И сразу забегали, затопотали по всему дому. Кто-то, не разобравшись спросонья, орал "Пожар!". Кто-то дергал запертые снаружи двери. Но скоро вопли крикунов заглушили все прочие звуки. Трактир теперь не скоро откроется, ночные братья не рискнут на двор сунуться, пока еще сок вонючки отмоют.

Толстоногие бескрылые птицы бежали удивительно ровно, перекатываясь с лапы на лапу. Серая несла мою пайву и мешок с провизией и вином. На стройной белой красавице ехали мы с Джоком. Джок висел у меня за спиной, крепко вцепившись всеми шестью лапами в петли на куртке.
Ровный бег вапайр убаюкивал. Я покачнулся в седле, придержался за шею птицы. Она в пол-оборота вопросительно посмотрела на меня. Я ласково потрепал ее по шее, успокаивая. Пальцы наткнулись под мягкими перьями на какой-то рубец, шрам. Внимательно ощупал. Так и есть, княжеское клеймо. От тебя, красавица, надо избавиться побыстрее.
Пробежали  с десяток верст, Джок вдруг заерзал за спиной, защелкал мне прямо в ухо - близко люди. Я стукнул вапайру погонялкой по голове, она охотно перешла на шаг.
Ярко светила недавно взошедшая Ваомату. Скоро и я заметил на самой окраине леса лагерь. Три повозки, с десяток вапайр, походный шатер, люди, костер; на привязи бьется, пытаясь взлететь, свора ловчих ящеров. Что же это путники на постоялом дворе не остановились? Подобрался поближе. Прислушался, принюхался. Сладковатый запах мяса укамаури. Понятно, в княжьих лесах браконьерствуем помалу.
- Нет, уважаемый Гофурдо, не спорьте, я таки выпью за вашу славную победу на тру-, на трунире, - истекая пьяной слюной, изрек один из собутыльников.
Мы имеем честь наблюдать во всем похмельном величии знаменитого мастера боя на кинжалах Аспарни Гофурдо, араханца. Очень самоуверенный тип. И очень опасный. Пойдет на любую подлость, ради выигрыша.
Вернувшись версту назад, я устроился на ночлег.

Я оставил серую вапайру с поклажей в лесу, под присмотром Джока. Подъехав к лагерю, скромно спросил у первого встречного слуги, где благородный вард. Велев мне ждать, он резво убежал к шатру, откуда вскоре вылез сам Аспарни. Слуга что-то рассказывал ему громким шепотом, тыча пальцем то в меня, то в вапайру.
 - Эй вы, дармоеды! - на крик Гофурдо из повозок вылезло еще трое с помятыми рожами и кафтанами. И с алебардами. Все четверо направились ко мне.
Я церемонно поклонился.
- Нижайше прошу благородного варда дозволить мне служить ему мечом и сердцем!
- Да нужен ты мне! Тут своих бездельников кормить нечем. А вот вапайру твою я, пожалуй, куплю! Зачем тебе эта кляча? Бери сто пайсов и проваливай!
- Но... Я... Она породистая... Батюшка... - прихлебатели устроились полукругом у меня за спиной.
- За породистую - полста! Бери, не торгуйся!
- Я... Мне... в город... - помятые нагло оскалились.
- Через шесть ладоней почтовая повозка проедет. За полтинник до города подбросят. Иди, иди. Помни мою щедрость!
Обойдя лагерь по лесу, я припустил вперед, к городу, нахлестывая вапайру и в голову и в шею.

Княжеский город Перегрион накануне ежегодного турнира бурлил купцами, полицейскими, проститутками, крестьянами, гвардейцами. Я устроился в гостинице у самых городских ворот, заплатив сумасшедшие деньги за комнату с балконом. Въезжая в город, я успел пошептаться с капитаном стражи.
Отряд Гофурдо ехал, не спеша, видимо от быстрой езды охотничков мутило.
Капитан похвалил белую вапайру Аспарни, ласково потрепал ее по шее.
- Ваша красавица?
- Что, хороша? Моя!
- Понятно, арестовать!
- Что вы, ваше благородие, я же ее купил!
- Точно купили?
- Третьего дня, в Накеоне, - дармоеды согласно закивали.
- Это меняет дело. В кандалы!
На свое горе Гофурдо не был силен в ладеранских законах. Если вор, укравший для себя, мог еще откупиться, внеся в княжескую казну тройную цену, то за скупку краденного полагалось полгода в колодках. Одним конкурентом меньше.

Турнир начался на следующий день утром. Вызвал меня молодой рыцарь, зим на десять младше меня. Горячий, быстрый. Разминаясь, вертел свой прямой ладеранский меч, изящно передавая из руки в руку - только сияющий круг отблескивал в низком утреннем солнце. Девушки визжали и охали.
Для начала я погонял его по покрытому замерзшей грязью турнирному двору, раззадоривая короткими ударами в болевые точки. Он быстро разозлился, почти потерял контроль над своей яростью. И я подставил Па-Шо-Ган под его рубящий удар. В последний момент ускользнул в сторону, подправляя его меч. На трибунах хохотали - это же надо, сломать самому себе ногу. Конечно, моего удара никто не успел заметить.
Следующего я вызвал сам. Конхарно был сухощавым невысоким мужчиной, лицо украшено длинными шрамами от когтей ясу. Холодный, цепкий взгляд. Боевая алебарда с лезвием необычной формы и утолщением на конце ручки. И нашивка капитана ландскнехтов на левом предплечье. Изрядно выгоревшая.
Я предвкушал интересную игру. Извлек из ножен за спиной трофейный аноцианский меч. Монахи воинственного Ордена Слепого Аноциана делают мечи редкой формы, со скругленным концом и одной волнообразной, а другой прямой кромкой.
Вращая Па-Шо-Ган защитным веером, я выжидал. Конхарно настойчиво атаковал. Пару раз ему удалось пробить веер, весьма болезненно зацепив меня рукоятью алебарды.
Я поймал его алебарду в ножницы. Резкий рывок - волнистая кромка меча перерезала топорище его оружия. И я тут же чуть не пропустил удар ногой в пах. Только и успел подставить бедро. Удар сбил меня с ног. Капитан выхватил из-за спины кривой кинжал.
Техники подсечек он не знал. А меня учили драться лежа, сидя, связанным. Приставив меч к горлу лежащего на спине капитана, я смотрел в его глаза. Я знал, что он не сдастся. Он знал, что я его не убью. Я подал ему руку. Не глядя друг на друга, мы крепко прижались плечами, и он ушел на трибуны.

Турнир подходил к кульминации. Нас осталось только двое. Я наблюдал его предыдущие бои. Аванчи Пасуано - типично араханское имя. Два кинжала разной длины - типично араханское оружие. И все же было в его технике что-то необычное.
Распорядитель объявил перерыв на пол-ладони. По трибунам побежали мальчишки с кувшинами и лотками. Мой противник спокойно сидел на низкой лавке в своем углу двора, вытянув ноги. Заметив мой взгляд, он быстро сделал мне несколько знаков. Йуна - знак клана Йунаку, Лаци-Ацу - Закатный ветер, его клановое имя, Фынь-Ваа - предложение отказаться от поединка.
Мой клан Марао не воевал открыто с Йунаку, но соперничали они с давних времен. Я ответил одним очень древним знаком: Мии. Один из стилей Марао называется Мии-Ика - Неподвижная вода. Мии - бой на смерть.
- Вард Пасуано вызывает варда Гачи! Поединок по Араханскому Кодексу!
Третий пункт Араханского Кодекса гласит:
- Одно оружие в одной руке.
Первый выбор за мной. Я снял со спины ножны с мечом, отстегнул кинжал, отдал все Джоку. Он сразу ускакал.
Все напряженно ждали, что же Аванчи достанет из своего мешка. Он извлек капт. В Ладерани вряд ли кто слышал о таком оружии: на концах жгута из упругих жил вапайры - два тяжелых каменных шара в кулак размером, посредине - короткая рукоять. Клан Йунаку развивал технику капта специально против бокудаци. Все приемы с деревянным мечом рассчитаны на отклонение оружия противника. А что сделаешь против гибкого жгута?
У каждого воина - свои секреты. Когда-то меня изгнали из школы Марао за осквернение чистоты стиля новыми идеями. А чего мне стоило убедить старого мастера Омпакана придать оконечию Па-Шо-Гана шестигранную форму! А найти кузнеца, который бы взялся выковать то, что я придумал в минуты озарения? Того деревенского самородка мне пришлось убить, чтоб он не смог повторить свой шедевр.
Одним движением я распахнул куртку, отцепил из петли и закрепил на своем бокудаци насадку. С одной стороны это был узкий, в ладонь шириной, топор, а с другой - изогнутый клюв, отточенный по внутренней кромке и зазубренный снаружи. Трибуны зашумели. Распорядитель важно прошествовал ко мне, повертел мое оружие в руках, и, мягко растягивая слова, объявил:
- Третий пункт Араханского Кодекса соблюден! - и наша с ним маленькая сделка - тоже.
Ацу был прилежным учеником своей школы. Он усвоил приемы слишком прочно, выполнял их бездумно. Еку-Нао - захлест сбоку - он провел безупречно и дернул капт на себя, вырывая меч у меня из рук. Мне только осталось чуть подтолкнуть, и клюв вошел ему в живот. Я остался безоружен. Он резко выдернул бокудаци, предпочтя быструю смерть попытке ответить мне последним ударом.
Трибуны взорвались свистом, криком и хлопаньем. Спокойно повернувшись, я пошел к краю двора, где меня ждал Джок. Краем глаза я заметил, что княжна, привстав, машет мне рукой. У навеса меня перехватил лейтенант княжеской стражи.
- Не слишком ли ты много о себе думаешь?
- О, что вы! Я с радостью выражу ее высочеству свое почтение! - пригладил волосы, одернул куртку, поправил ножны с Па-Шо-Ганом за спиной.
- Вот это - оставь! На княжескую трибуну - без оружия.
Кивнув, передал бокудаци Джоку и пошел вслед за лейтенантом. Старый князь смотрел на меня с неудовольствием. Княжна - возбужденно. Припав на колено, поцеловал руку ее высочеству, дерзко глядя в глаза. Она не выдержала взгляда, потупилась.
- Вард, я хочу видеть вас сегодня вечером на балу.
- Туда без фрака не пускают, а мой, признаться, давно вышел из моды.
- О, вы дерзки не только на ристалище! Вот, это заметно украсит ваш фрак, - она отколола с затылка пряжку, рассыпав по плечам мягкие, слегка вьющиеся каштановые волосы, необычно пахнущие влажным лесом. Пряжка из надкрыльев жука-прыгуна сияла, переливаясь в лучах солнца, красным, оранжевым, желтым - цветами ладеранского флага.

Пряжка княжны пропустила меня во дворец. Дворцовые стражники криво усмехнулись мне вслед. Бал шумел вовсю, но в блюдах и бутылях еще оставалось достаточно. Я переходил от стола к столу, менял за танцами фрейлин княжны на купеческих дочек. Успел побеседовать с князем о достоинствах различных видов оружия. Князь, будучи заядлым охотником, собрал большую коллекцию ружей. В подвале дворца мы даже немного постреляли, князь утверждал, что все его экспонаты вполне годны к употреблению в деле.
Наконец, княжна отыскала меня, и мне не оставалось ничего иного, как пригласить ее на танец. А потом она увлекла меня на балкон. В призрачном свете Имицу мы поцеловались. Сбивчивый шепот. Прелый запах мокрого леса, необычный, влекущий. Умелые губы. Нетерпеливые руки.
- Нет, милый, не здесь... Да, да! Позже, когда все стихнет... Ох, нет, ты слишком нетерпелив! Полуночное крыло дворца...
Выскользнув мягким движением из моих объятий, княжна извлекла из потайного кармашка флакончик. Когда она нежно мазнула мою шею, я неловко повернулся, снова пытаясь поймать ее, и холодящие капли попали на ворот куртки.

Тремя ладонями раньше мы с Конхарно сидели в трактире, доедая жаркое из плавников луцараля, запивая его темным, горьким и дивно крепким пивом. Начавшись с военно-оружейной темы, наш разговор плавно и естественно скатился на женщин. Во мнении о достоинствах трактирщицы мы почти что сошлись. Капитан особо оценил верх, я же предпочел низ.
- Делим поровну! - веско сказал капитан.
- Что делим?
- Вот это ты мне сейчас и расскажешь. Я то понимаю, такой лихой парень как ты не станет просто так угощать пивом бродягу с топором. Не похоже, чтоб ты сюда притащился за всей этой ерундой: рыцари, дамы, кубки.
- У тебя, вроде, прекрасной дамы за душой не наблюдается.
- Я работу искал.
- Ну и?
- Я согласен. Только красного и черного не предлагать.
- ???
Конхарно обнажил левую руку, показав татуировку в виде глаза. Знак приверженцев Неспящего.
- "Ты не вправе отнять то, что не тобой дано" - как-то эта заповедь с твоей профессией не сходится, - я указал на его нашивку.
- В бою - это одно дело. Воин сам отдает себя в руки Неспящего. А вот в спину из арбалета - совсем другое.
Я свой арбалет, как и все ученики Марао, получил после испытаний на Третий круг.
- А похищения Неспящий не запрещает?
Конхарно потер руки.
- Девушки? Что ж, дело знакомое. Покупатель надежный?
- Князь.
- Вот уж не думал, что Его благородство такими делишками балуется.
- Нет, не балуется. Но за эту - заплатит.
- Я, конечно, рисковать люблю. Но похищать из княжеского дворца его дочь? Похоже, я ошибся, - он собрался вставать.
- Никакой драки. Она сама поможет. Я приглашен на бал. Уговорю ее бежать. Договорюсь, что мой слуга проводит ее до кареты.
- Ха, хорошо ты все придумал. Я, значит, буду шкурой рисковать. А ты княжескими деликатесами баловаться. И сколько ты хочешь с князя получить?
- Дюжину гроссов. Ты думаешь, самое сложное - это похищение? Нет, главное денежки получить и ноги при этом целыми унести. Желательно, вместе с головой.
Князь наймет меня, чтоб тебя поймать. И ты будешь предупрежден обо всех его замыслах.
- А ты, кроме выкупа, получишь еще с князя за службу. А что тебе помешает поймать меня?
- А что помешает тебе провести меня с выкупом? Или княжну подпортить? Или продать ее?
Мы улыбнулись друг другу и скрепили наш союз очередной кружкой пива.

Покинув балкон, я направился в полуночное крыло дворца, в княжеские покои. Я тенью скользил через сад, ящерицей карабкался по хрусткой крутой черепичной крыше. Зацепившись носками за карниз, повис вниз головой, поддел ножом окно и забросил в княжескую спальню плотно закупоренный флакон.
Я не видел, что происходило во дворце дальше. Я спокойно спал в своем номере. Утро было тихим, пронзительно-холодным. Улицы застилал туман. Но с моего балкона был прекрасно виден синий флаг над княжеским дворцом.
Я не видел, что происходило во дворце. Но теперь знал наверняка.

Бал отшумел ко второй половине ночи. Гости разъезжались. Стража раздавала слугам их пьяных хозяев, подобранных в саду. Парочки деликатно, но настойчиво разбивались. Мужей возвращали их не менее благодетельным женам.
В спальню впереди князя прошел слуга со свечой. И замер на пороге. Побледнел, задрожал. Князь был крут. Выглянув из-за спины слуги, он громко выругался, огрел слугу кулаком по голове, так, что тот осел на пол. На крик князя прибежали слуги, дворецкий с клеткой с крысами.
Милое растение киерухания, по народному глушак, приживается не только на живых деревьях, но и на мертвых. И даже на строительной древесине. Такая сила в его ростках, что, едва попав на дерево, глушак пронзает его тоненькими крепкими нитями корней, выпуская их на десяток саженей. Прочно укрепившись, стебелек глушака распускается маленькой аккуратной чашечкой. Но это не цветок. От чашечки идет звук, который люди не слышат. Звук этот не дает стеблям другого глушака укорениться поблизости. А у людей от этого немого звука болит голова, беспричинный страх и паника.
Маленький, в ноготь высотой, росток глушака еще безвреден. Если его вовремя заметить, можно просто срезать. Чем больше росток, тем стремительней он растет. В деревенских домах пол обязательно каждый день осматривают. Состоятельные люди покупают специально натасканных крыс.
Князь, резонно опасаясь покушения, ушел спать в тайную опочивальню.

Конхарно легко проник во дворец с большим рулоном на плече.
 - Ковер для княжны, - буркнул он стражникам, они закивали, видя знакомую заколку.
Вход в полуночное крыло охраняли две полутарасаженных игуаны. Стражников можно подкупить. С одной ящерицей Конхарно мог бы еще справиться. Двух и я бы не одолел. Их пасть беззуба. Их хвост тяжел и неповоротлив. Но голова окружена венцом ядовитых острейших шипов. На шее у Конхарно висел шнурок с куском ворота моей куртки. Игуаны узнали запах и быстро успокоились, повиснув на стенах вниз головой.
Конхарно тихо постучал.
- Заходи, негодник. Я  заждалась. Ой, ты кто?
- Лионари.
Княжна позволила закатать себя в ковер.
Ха, этот простак Конхарно думал, что так легко можно убедить княжну бежать? На перине побарахтаться - запросто. Но против отца она бы просто так не пошла. Какой смысл? Она ведь не дура. Кто я ей, и кто она мне?
Дело было тонкое. Возбуждающий настой не годился. Снадобья, ломающие волю, превратили бы ее в послушную куклу. Но это могло быть замечено. В том числе и Конхарно.
Колдовства не существует. Есть только знание. Особое, тайное. Его надо искать и беречь. Почтенный куаз Авуниан Цуваний, бакалавр Араханского Академиума, на старости лет, видно, совсем умишком подвинулся от учености,  принялся изучать крикунов. Его доклад о жизни колонии крикунов, которую он наблюдал две зимы, не был осмеян только из уважения к его сединам и его пяти голосам на Ученом Совете. Какой прок оттого, что птенцы всегда безошибочно узнают свою мать в шуме и гаме колонии - все птенцы знают своих матерей. Ну и что особенного, что самка, прокусив кожистую оболочку созревшего яйца, скармливает птенцу какую-то подозрительную кашицу и пронзительно верещит? На то они и крикуны, чтоб верещать.
Бакалавр, растаявший от моих настойчивых вопросов, добыл для меня целых двадцать гран Эликсира Послушания, как назвал я это необычное вещество. Достаточно скормить человеку полграна безвкусной красновато-серой массы, и он на несколько мгновений терял сознание. Стоило в это время произнести любое слово, и, услышав его снова, не важно от кого, человек на несколько ладоней становится удивительно покорным.
Эликсир нельзя разбавлять, иначе он теряет силу. Я передал его княжне почти так, как самка - птенцу: из губ в губы. Глаза ее закатились, она размякла в моих руках.
- Лионари, - прошептал я ей на ухо.
- Что, ты сказал, милый? - вздрогнув всем телом, переспросила она.

Конхарно ловко пробирался по притихшим дворцовым коридорам, пригнувшись от ноши на спине. До двери в потайной ход уже близко. Князь Ладеранский спал плохо, часто выныривая из сна в полудрему. Хорошо смазанная дверь открылась бесшумно. Из темного коридора не проник ни единый лучик. Пронзительно заскрипела половица - пройти тихо кроме самого князя здесь не смог бы никто. Князь на ощупь снял с подставки тяжелое драконье ружье...

Синий флаг над Башней Возмездия - траур. Вот и все, мое задание выполнено. Свидетель мертв.
Просто убрать княжну - это смог бы и княжеский повар, и Второй подметальщик. Мне надо было исполнить пророчество. Восемь зим назад княжне Альбериане дворцовый астролог наобещал: "Она умрет во цвете лет от княжеской руки". Князь в первую очередь заподозрил в коварных замыслах своего двоюродного брата князя Ватаро, изгнал его из Перегриона. Ватаро и нанял меня. И снабдил планами княжеского дворца...