Дурная кровь. Глава 22 Укрощение строптивого

    "Не забудь тост". Это могло означать только одно - Алексей знал или хотя бы догадывался о том, что все происходящее является очередным тестом Веры. Эх, если бы Вера пришла на пару минут позже, я бы успел выведать у него суть проверки и то, как мне лучше вести себя этим вечером. Теперь же придется идти вслепую.
    Насколько я помню, последние два тоста, произнесенных Алексеем, были "За стойкость духа" и "За прямоту". Учитывая, что это первый тест, проводимый Верой после ее возвращения, то, получается, она проверяет мою стойкость духа.
    Действительно, где как не в гей-клубе можно проверить стойкость духа? Тем более, сочувствием к голубым я никогда не отличался. Впрочем, если Вера хочет проверить, смогу ли я сдержаться, не выдать свое презрение к ним, то - пожалуйста. Я вытерплю все, что будет происходить сегодняшним вечером. И я пройду этот дурацкий тест.
    Мы приблизились к одному из столиков в глубине зала. За ним сидели, как я понял, те самые представители меньшинств, о которых говорил Алексей - парни в возрасте от шестнадцати до двадцати с хвостиком. Они смолкли и уставились на нас. Тогда Вера взяла инициативу в свои руки.
    - Привет, вы не знаете нас, а мы не знаем вас. Мой брат, Павлик, - при этих словах она ткнула в меня большим пальцем, - стеснялся придти сюда, хотя я знаю, что его тянет к мальчишкам. Он еще ни разу не пробовал, но в последнее время только об этом и думает. Поэтому я и затащила его сюда, хотя сама бываю здесь редко. Меня зовут Вероника, и я лесбиянка.
    Я удивился не столько смыслу сказанного, а тому, как это было сказано. Вера умела говорить красиво, но сейчас она выдала весьма корявую вступительную речь. С чего бы это?
    Геи молчали, продолжая разглядывать нас.
    - Ну, что же вы, мальчики, совсем новичков в свои ряды не принимаете? Я-то думала, среди вас девственники ценятся.
    Они по-прежнему молчали. Такой прием меня начал напрягать. Почему они молчат? Если им что-то не нравится, то могли бы просто по-человечески послать.
    - Как знаете, ребята. Не хотите знакомиться, не надо, а мы пойдем к другому столику. Счастливо оставаться. Тоже мне, продвинутые молодые люди.
    Последние слова она произнесла, уже разворачиваясь, однако ее остановил голос сидевшего в центре:
    - Постой.
    Я посмотрел на того, кто нарушил молчание. Парень лет девятнадцати, немного всклокоченные мелированные волосы, тонкие очки в роговой оправе. На нем сидела черная, плотно обтягивающая майка с короткими рукавами, на которой белыми буквами было выведено Degenerate Art[15]. Он пристально смотрел на меня, и через некоторое время я отвел взгляд.
    - Он не гей, - наконец выдал он.
    - Конечно, он не гей. Он ведь ни разу даже не пробовал, - Вера по-прежнему играла роль моего адвоката.
    - Это не имеет значения. Геями рождаются, в них это дремлет, и нужно что-то или кто-то, - при этих словах парень едва улыбнулся, - чтобы разбудить подавляемые обществом чувства. Но даже в таком сонном состоянии эта сексуальность видна, а в нем я ее не вижу. Он обычный скучный натурал.
    - Откуда ты можешь это знать? - поинтересовалась Вера.
    Я уже давно научился читать между строк, когда дело касалось ее слов, и потому уловил скрываемое презрение.
    - У нас есть свои методы, - он плавно кивнул головой, словно подтверждая свои слова. - Но я еще никогда не отказывался поговорить с симпатичным натуралом. Как знать, кем он сегодня отсюда выйдет.
    Мне так и хотелось послать его великим могучим куда подальше. Но ведь нельзя! Ради Веры, только ради нее одной.
    Мы уселись на пустующие места, и образовалась неловкая пауза. Ее снова нарушил тот же парень. Как я понял, он был лидером за этим столиком.
    - Короче, меня зовут Жорж. А это Славик, Питер и Элтон, - назвал он своих соседей.
    Я представил себя и Веру. Видимо, желая быстрее растопить лед, Жорж вернулся к теме, которую они обсуждали, когда Вера их прервала.
    - И вот последняя тема. На этот раз, в форме притчи.
    Я повнимательнее оглядел своих соседей. Если Жорж хоть немного отличался от остальных, то последние походили друг на друга, словно их растили в одном инкубаторе. Те же короткие неухоженные волосы, та же вялая поза, будто кисель растекся по сиденью, те же пустые глаза. Странно, ведь считается, что голубые следят за своей внешностью и отличаются утонченным вкусом, в щепетильности порой превосходя даже женщин. Или это всего лишь стереотип?
    Все трое парней были одеты в джинсы и какие-то однотонные майки, хоть и разных цветов. Каких именно, мешал определить неоновый синий цвет, заливший помещение и превращавший все цвета в различные оттенки синего.
    Жорж, тем временем, продолжал:
    - Итак.
    И он наизусть, без единой запинки, прочитал следующую притчу:

    Жил в поселке мудрый Нури-бей,
    Средь старейшин был он уважаем.
    Он женой доволен был своей,
    Той, чей юный взгляд казался раем.

    Как-то раз, не в срок домой придя,
    У порога он застал слугу в смущеньи.
    "Господин", слуга ему сказал,
    "Женщина внушает подозренье.

    Целый день стоит пред сундуком,
    Что у вас в дому с начала века.
    От других его отличье в том,
    Что вместить он может человека".

    "Ну и что же?", молвил Нури-бей.
    "Там одежда старая хранится.
    Не могу по милости твоей
    В женушке родной я усомниться".

    "Может, есть там ношенный халат.
    Ну, а может, есть и что иное.
    Не дала она мне кинуть взгляд
    В тот сундук, прикрыв его собою".

    Со слугой поднялся Нури-бей
    И застал красавицу в смущеньи.
    "Приоткрой сундук", сказал он ей.
    "Нам сундук внушает подозренье".

    "Все мужчины женщине враги",
    Крикнула жена ему отважно.
    "Вам важны сомнения слуги?
    А мое вам мнение не важно?

    Это он безгрешен, как пророк?
    Он навел на злое подозренье?"
    "Он, не он ли", муж ее изрек.
    "Приоткрой нам крышку на мгновенье".

    "Ах, сундук открыть я не могу,
    Заперт он". "Дай ключ мне от запора".
    "Вниз сошлите вашего слугу,
    Пусть не видит он решенья спора".

    Вниз сошел слуга, оставшись не при чем,
    Вниз сошла красотка без признанья.
    И один остался он пред сундуком,
    Как Адам пред деревом познанья.

    Вот уж месяц глянул из-за туч,
    Пала ночи легкая прохлада,
    И, опасный позабросив ключ,
    Он позвал садовников из сада.

    И сундук садовники снесли
    В сад к стене от дома дальней.
    И зарыли тот они сундук,
    Как источник зла и скрытой тайны.[16]

    Жорж затих и окинул взглядом окружающих.
    - Кто что думает по этому поводу?
    Его друзья переглядывались между собой.
    - Ну же, ну! - проговорил он, легким движением поправив очки. - Кто-нибудь выскажетесь. По-вашему он правильно поступил? Или ему следовало все же вскрыть сундук?
    Наконец один из парней, Славик, чуть приподнялся, отчего он больше не напоминал развалившегося пса, и сказал:
    - А чего тут говорить-то? Ну, мудро поступил этот Нури-бей. Правильно. Чего ж теперь, из-за каждой ерунды себе жизнь портить? Меньше знаешь, крепче спишь.
    Остальные поддержали его кивками. Вера молча наблюдала за непонятным мне разговором. И, что самое странное, не вмешивалась, хотя всегда высказывала свое мнение, даже когда ее об этом не спрашивали.
    - А вам не кажется, что знание не может быть плохим? Ты можешь знать о плохом, но само знание пойдет тебе только на пользу. И потом, если бы там был человек, то Нури-бей узнал бы об этом. Возможно, и отпустил бы. А так он, может быть, стал убийцей, взял грех на душу. Что скажете?
    На этот раз высказался Элтон:
    - Ну, может, ты и прав, конечно. Типа, тогда бы с женой-потаскухой разошелся, зажил бы как человек. И вообще, пора уже идти танцевать.
    - Да погоди ты со своим танцевать, - Жорж эмоционально взмахнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. - Я хочу услышать ваши мысли.
    - Ну, услышал уже. Чего еще-то? - недоуменно спросил Славик.
    - Ладно, - разочаровавшись в своих спутниках, Жорж уставился на меня. - А ты что скажешь?
    Я задумался над тем, а не очередной ли это Верин тест. Вполне может быть, что все происходящее не случайность, а заранее продуманный спектакль. И эти голубые - актеры. Совсем как было в кафе с Мариком и братками. Я мог поддержать сидящих рядом, а мог ответить и иначе. Что нужно Вере? Чего ждет Жорж?
    - А я бы вскрыл сундук, - решил я ответить честно.
    - Интересно. Почему?
    Жорж даже подался вперед.
    - Потому что в противном случае я бы мучался. Мне бы хотелось узнать, что в том сундуке, мне бы хотелось знать, верна ли мне жена. Все это бы грызло меня изнутри, и через какое-то время я бы все равно раскопал сундук, только чтобы успокоиться.
    - Не боишься такого знания?
    - Боюсь. А что делать? От правды не уйдешь.
    - Браво! - воскликнул Жорж. - Учитесь, мальчики, как надо излагать мысли.
    "Мальчики" покосились на меня.
    - К сказанному я хочу еще добавить то, что знание несет с собой в качестве нагрузки определенную долю ответственности, - продолжил Жорж.
    - Какой еще ответственности? - вопросил молчавший до этого Питер.
    - Ответственности за свои дальнейшие действия, за дальнейшие мысли. Это ведь проще всего - похоронить проблему. Но это уже, пардон, эскапизм. Представь, что он себе говорил, когда приказал захоронить сундук. Что-то вроде, лучше мне не знать, если моя жена мне изменила и не оказаться рогоносцем. Или, наоборот - не окажется ли так, что я стану в ее глазах ревнивым дураком? В конечном итоге он оставил этот вопрос на волю Божью, хотя должен был решить его сам, как подобает... мужчине. Но он не был готов к тому, что ему придется жить со своим поступком и с тем, что он мог бы обнаружить или не обнаружить в сундуке. Он не был готов к такой ответственности и потому похоронил ее вместе с сундуком.
    - Иными словами, он поступил как страус, - проронила Вера.
    - Точно, как страус, - усмехнулся Жорж.
    С этого момента беседа потекла более гладко. Теперь высказывался не только Жорж, но и остальные тоже. Не отставал и я, лишь Вера говорила редко, что было совсем не похоже на нее. В связи с этим я окончательно уверился в том, что все происходящее является спектаклем, где основная роль принадлежит не ей, а мне и Жоржу.
    Помещение постепенно заполнялось, приходили люди постарше - как мужчины, так и женщины. Примерно через час в клубе не осталось ни одного свободного места, и все вновь прибывшие проходили в большие двери в конце помещения. Поинтересовавшись, я узнал, что там находится танцпол. Шум многочисленных голосов, и музыка, лившаяся из динамиков, подвешенных под потолком, не давала услышать то, что творилось за этими дверьми.
    Густой синий цвет и выпитое пиво давили на меня, однако мой язык жил собственной жизнью - я говорил не умолкая. Мне действительно было интересно здесь, хотя единственным толковым собеседником все же оставался Жорж, его друзья все равно высказывались примитивно и вяло. На какое-то время я даже забыл о его сексуальной ориентации.
    Когда терпеть уже не было сил, я встал из-за стола и, извинившись, нетвердой походкой направился в туалет. Вера подмигнула мне вслед. Толкнув дверь в уборную, я чуть не ослеп от яркого белого света и зажмурил глаза. Открыв их через несколько мгновений, я прошел к писсуарам, встроенным в дальнюю стену.
    Пока я облегчался, мне вспомнился детский анекдот, в котором американцу, французу и русскому нужно было подарить сказочному царю величайшее в мире удовольствие. И победил, разумеется, русский, напоивший царя пивом и долгое время не дававший ему помочиться. Простые физиологические радости, блин!
    Я так погрузился в это удовольствие, что даже не услышал, как скрипнула входная дверь. Я лишь почувствовал, как тонкая нежная ладонь легла мне на ягодицы и легонько провела по ним. Теперь понятно, зачем Вера мигнула мне вслед! Будучи достаточно пьяным, сейчас я был готов на все. Секс в туалете гей-клуба? Почему бы и нет.
    Оглянувшись, я увидел ее улыбку. Вера кивнула мне и продолжала легонько гладить мои ягодицы. Ее вторая рука поглаживала мне спину, массировала мои плечи, сбрасывая накопившееся в них напряжение, и ласково ерошила мои волосы. Краем сознания я ощутил, как у меня наступает эрекция. Повернув голову обратно к стене, выложенной белым кафелем, я закрыл глаза. Из меня продолжало литься, как из бездонного бочонка.
    Вскоре ее нежные руки нашли новую цель, перебравшись к расстегнутой ширинке. Она разомкнула мне пальцы, что по-прежнему держали мой детородный орган. И начала легко касаться его пальцами. К тому времени он стал, так сказать, работоспособным.
    Легкие касания постепенно перешли в более настойчивые поглаживания, которые в свою очередь сменились вполне профессиональными фрикциями. Наслаждение нарастало почти болезненными скачками с каждым новым движением ее рук, которыми она сжимала меня.
    Хмель, адреналин и возбуждение смешались в моей голове. Я уже ни о чем не мог думать, я забыл, где нахожусь, и мог лишь резко дышать, слыша стук собственного сердца в ушах. Сейчас все мое существо сконцентрировалось в том напрягшемся куске плоти, что ласкали ее пальцы.
    Прикоснувшись к моей щеке, ее губы соскользнули к шее, которую она принялась обжигать чувственными поцелуями, и мое возбуждение превысило все допустимые пределы. Моя рука скользнула вверх по ее спине, к волосам, которые я так любил гладить. Однако вместо пышной прически я нащупал короткую стрижку. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать это.
    Открыв глаза, я увидел Жоржа, чьи глаза, казавшиеся более крупными из-за очков, аж помутнели от возбуждения. Он улыбнулся и снова поцеловал меня в шею. Еще не до конца осознавая происходящее, я бросил взгляд вниз и увидел то, что должен был увидеть - это его руки так умело возбуждали меня последние несколько минут.
    Теперь к возбуждению и опьянению прибавился еще и ужас. Мне стало страшно. Отчего, я и сам не мог понять, просто страшно. Руки Жоржа по-прежнему ласкали меня, и в голове вдруг возникла крамольная мысль. А что если дать ему закончить начатое? Тем более, что оргазм совсем близко.
    И вот тогда я отшатнулся от него. Борясь с непослушным замком, я все же спрятал свой член, к тому времени достигший приличных размеров и потому не желавший сгибаться, и застегнул ширинку. Повернувшись вбок, я увидел Веру у стены напротив. Она стояла, скрестив руки на груди, и дьявольски улыбалась.
    - Прости, Паша, - оправдывался Жорж, - я хотел сделать все мягко, нежно.
    Сейчас мне хотелось убить его, убить Веру, а потом, возможно, и себя. Мои глаза хотели видеть их кровь, разбрызганную по идеально чистому белому кафелю, а мои щеки пылали от стыда, который только усиливался еще не спавшим возбуждением. Вера все стояла и улыбалась, по-прежнему не проронив ни слова. Интересно, в какой момент ее руки сменили руки Жоржа? Впрочем, какая на хрен разница - он и так уже сделал более чем достаточно.
    - Я думал, что тебя нужно очень мягко инициировать, - продолжал он. - Я думал, что тебе понравится.
    - А ему понравилось, - подала голос Вера. - Разве ты этого не почувствовал? У него до сих пор стоит.
    Так вот, значит, в чем заключался ее тест. Она ждет от меня, что я сейчас устрою здесь сцену? Начну оправдываться, накинусь на Жоржа с кулаками или накричу на нее.
    Хрен на, Вера! Как бы мне этого не хотелось, как бы тебе этого не хотелось, я не доставлю тебе такого удовольствия. Даже не надейся!
    Отдышавшись, я повернулся к Жоржу:
    - Ничего, ничего. Возможно, ты был прав, и я на самом деле не готов к этому. Прости, я переоценил свои... Короче, давай попросту забудем обо всем.
    - Если хочешь, мы сможем потом снова попробовать. Ты еще не знаешь, какой у меня язык.
    - Нет, спасибо, конечно, но нет.
    Жорж протянул мне свою руку.
    - Друзья? - спросил он.
    Его рука блестела от моих выделений, и это порядком смущало меня. Он смотрел на меня с надеждой, взгляд Веры за моей спиной ощущался почти физически. Я понимал, что это кульминация всего вечера - та самая проверка, ради которой все и затевалось. Если мне и нужна стойкость духа, то именно сейчас.
    Успокоив себя мыслью, что свое не в падло, я пожал его вялую липкую ладонь и сказал:
    - Друзья.
    Я торжествующе посмотрел на Веру. Ее взгляд стал холодным и непроницаемым.
    - Ну-ну, - выдала она и покинула туалет.

    Вернувшись, мы обнаружили за столиком только Веру и Питера. Элтон и Славик, не дождавшись нас, ушли танцевать. Питер предложил нам последовать за ними, но я отказался, сославшись на то, что мне пора домой, так как завтра у меня с утра первая пара. Пока мы прощались, Жорж не спускал с меня глаз. Я же, напротив, не мог смотреть на него, все еще испытывая злость и смущенье. На прощанье он снова пожал мне руку, и я почувствовал, что в ней что-то есть.
    Только в маршрутке, сидя рядом с Верой, я разжал кулак и обнаружил в нем свернутый клочок бумаги, на котором был нацарапан телефон Жоржа.
    - Ну и как тебе эта компания? - голос Веры вывел меня из задумчивости.
    - Парни, как парни. Можно поговорить, - осторожно ответил я.
    - Ненавижу педиков, - холодно бросила она.
    Если бы Вера не отвернулась при этом к окну, я бы не придал ее словам особого значения. Обычно она всегда все говорила, глядя прямо в глаза, сейчас же она была не способна на это. Почему?
    - Неужели? - поинтересовался я. - А кто меня тогда в "Kook" затащил? Уж не ты ли, лесбиянка моя?
    Вера резко повернула голову в мою сторону. Я видел, что она готова сказать что-то весьма едкое в мой адрес, но в последний момент сдержалась, и снова уставилась в окно.
    Я не совсем понимал ее реакцию. Ведь я прошел ее тест. Неужели это так испортило ей настроение? Может, она хотела, чтобы я, напротив, завалил его? Устроил бы ей сцену в туалете, дал бы выход своим истинным чувствам?
    Хочешь, не хочешь, решил я, а с Денисом обсудить все это придется. Я повернулся к своему окну и уставился на затихший город.

    Проснулся я примерно через час после того, как мы с Верой улеглись спать. У меня снова была эрекция, а горячее тело Веры, лежащее рядом, только усиливало возбуждение. Стараясь не разбудить ее раньше времени, я начал с ласок.
    Мои поцелуи порхали по ее телу словно бабочки, а пальцы теребили довольно быстро набухшую точку между ее ног. Я и не почувствовал, когда именно она проснулась, однако подергивания тела, прерывистое дыхание и едва различимый шепот говорили о том, что Вера уже не спит.
    Через какое-то время ее руки сомкнулись у меня за спиной и потянули на себя. Я оказался сверху, и ее пальцы, не теряя ни секунды, помогли мне войти в нее. Невыразимо сладкие жар и влага - единственное, что я ощущал в сплетении наших тел.
    В самый ответственный момент она прошептала, подражая Жоржу:
    - Я думал, что тебя нужно очень мягко инициировать. Я думал, что тебе понравится.
    И я представил его в моей кровати, подо мной, с закинутыми мне на плечи ногами. Естественно, ни о каком сексе дальше и речи быть не могло.
    - Да пошла ты! - не выдержал я и улегся на свою половину кровати.
    Из всего, что произошло за сегодняшний вечер, последнее все же было самым обидным. Я ощутил, как давно забытая злость на Веру возрождается во мне, и на этот раз она не желала отступать.

-----------
[15] Degenerate Art (англ.) - "вырождающееся искусство". Термин, появившийся в нацисткой Германии в начале тридцатых годов двадцатого века, который обозначал почти все формы искусства неарийского происхождения, а также все модернистские виды творчества. В качестве синонимов также употреблялись "еврейское искусство" и "большевистское искусство".
[16] Поэтическая обработка сказки бродячих дервишей "Древний сундук Нури-бея" из сборника "Сказки Дервишей" Идрис Шаха. Автор поэтической обработки неизвестен.