А ведь я тебя никогда не любил...

А ВЕДЬ Я ТЕБЯ НИКОГДА НЕ ЛЮБИЛ…
(Сцена)

Надир степенно сходился с зенитом для старца Омара и час от часу все ближе и отчетливей он воспринимал, точнее, чувствовал приближение того мига, когда неведомое откроет перед ним завесу в тот мир, откуда все мы вышли и куда вернемся вновь после жизни. Страна Предков – Йерсу – ожидала его. И холодом веяло с той стороны. Холод медленно пробирался к сердцу, а вместе с ним в тело затекала свинцовая тяжесть, бороться с ней у старца уже не было сил. Поэтому второй день он неподвижно лежал на деревянной кровати, лишь изредка открывая глаза, чтобы увидеть то светлое облачко, в котором он смутно различал жену свою Сару. Все это время она сидела рядом, держа его руку в своих теплых ладонях, словно пытаясь задержать мужа на пороге, но всякий раз она непременно исчезала в затмениях, когда память опрокидывала старца в воспоминания…

Пустое. Теперь уже никто никогда не узнает, о чем именно думал старец Омар, покидая этот мир. А потому говорить об этом не имеет смысла. Только в последний свой миг он вдруг очнулся, словно договорился с богами, которые милостиво отпустили его, чтобы Омар сказал нечто очень важное, чего не говорил всю свою жизнь.

Пелена сползала с глаз, и ясным взором он смотрел на жену. Ей даже показалось, что вот сейчас муж встанет со смертного одра и пойдет – заспанный, но живой. И она приветливо улыбнулась ему. Только этого не случилось, и хрип из груди старца долетел до нее:

- О-о... Са-ра… а ведь я тебя… никогда не любил…

Это были его последние слова, и старуха, до сей поры сидевшая мирно, вдруг заголосила, закачалась из стороны в сторону и затряслась в безудержном плаче, ибо поняла, что Омар сказал ей Светлую Истину – ту Истину, которая обычно озаряет лишь в последний миг: как мало им было отпущено времени в этой жизни, что, обменявшись однажды чашами блаженства они так и не испили их до конца, а лишь прикоснулись губами, познав только первую радость причастия, которая, затаившись в их душах, ждала своего часа, чтобы, в конце концов, вырваться наружу и со всем своим жаром напомнить о прошлом. Тем горче было ее расставание с этим человеком, чем прекраснее ей казалась сейчас их прожитая жизнь.

…И тяжесть прозрения выдавила из сердца скупую слезу на уголок глаза, которая не скатилась по щеке, а застыла на лице Омара – у старика не было сил, чтобы плакать...