Люди и еда

Ветки бьют по лицу, ноги скользят на трухлявых стволах деревьев, язык во рту как кусок подошвы. Вперед, вперед... Седой оборачивается, что-то хрипит. Станет легче? Сдохну, тогда и станет легче. Одноглазый хватает под руку, тащит за собой. Смешно, я его сперва боялся - рожа страшная, один глаз, да и тот злой. А если бы не он - уже валялся бы в овраге, мертвяком. Вон оно как бывает - думаешь о человеке плохо, а он тебе жизнь спасает. Как хочется есть... Сколько же дней мы уже бредем по лесу? Ничего, вместе легче, дойдем...

Седой бросает на меня взгляд и машет рукой. Передышка. Мы валимся на землю, я пытаюсь сглотнуть слюну. В горле дерет, сердце колотится в груди так, что стук наверно отдается в земле. Желудок крутят спазмы - ужасно хочется есть. Я хватаю губами какие-то травинки, пытаюсь жевать. Проглотить не удается - меня начитает рвать желчью и тем, чем я пытался  подкрепить свои силы - какими-то остатками корешков, муравьями, листьями... Если верить книгам, в лесу всегда можно прокормиться. Поглядел бы я на этих писателей сейчас  - ни ягоды, ни гриба, все смели звери и птицы, хоть землю жри. Было бы оружие, а так с один нож на троих - много им наохотишься? Одноглазый тащит меня за шиворот - привал окончен, я с трудом перебираю ногами, пытаясь подняться...

Через день началось болото. Можно ли пить воду из него? Не помню... Шагаю, опираясь на какую-то палку. Тяжело идти, тяжело дышать, тяжело думать... Жить тяжело... Но как же хочется... Может какая-нибудь клюква найдется, или не сезон? Морошки разные? Жабу поймать бы - французы их едят. Ну хоть что-то съедобное тут должно быть? Как же я устал, иду из одного упрямства - мужики меня столько по лесу тащили, хочется доказать им, что не зря, что я им ровня. Вот она настоящая взаимовыручка. Надо посмотреть правде в глаза, я ведь для них обуза. Слабак, которого надо тащить за шиворот, помогать выжить в этом чужом для меня мире. Могли бросить давно - выбирайся молодой,  каждый сам за себя. И впрямь, не знаешь, где друзей найдешь. Ничего, дойдем...

Нога соскользнула с полусгнившего бревна, подвернувшаяся ступня пронзила болью. Я заорал и рухнул в трясину, расплескивая грязную жижу. Сразу провалился по горло, ошалело размахивая руками. Ноги бесполезно молотили, пытаясь найти опору, я выл от ужаса, чувствуя, как тело проваливается в смерть. Рука зацепилась за что то твердое - лежа животом на прогибающемся ковре ярко-зеленой травы, Седой протягивал мне палку...

- Ну что делать будем, Седой? Не сможет фраер дальше идти, отбегался. Нога распухла, жар начался - видишь, колотит? До сих пор верит, что мы его с собой взяли, чтобы из зоны вывести. Переживает, как теперь понесем...

- Ага, понесем. Кусками. Ладно, мочи его. Голову в болото кинь, остальное разделай, чтоб нести было удобно. Менты через топь не сунутся, теперь можно и не спешить. Думал еще пару дней подождем его кончать, чтоб подольше порожняком идти, ну да что уж теперь? Ничего, теперь жратва есть, дойдем...