Отпевается раб божий...

   Поезд Львов-Ростов застрял в Киеве. Ехидный голос западно-украинской проводницы сообщил, что "худоба-москаль" может быть свободным до вечера.
   
   Тоже неплохо. Хоть Киев посмотрим. Вдоволь натопался по Крещатику. Улица, как улица. Не хуже Тверской или Дерибасовской. Дюка видали, а вот Лавру ещё нет.
   
   Подумано - сделано.

   Снаружи кучи попрошаек: и простых и с подписанными кружками. Крепкие мускулистые ровесники в черных одеяниях предлагают за "копеечку" купить "благодать божью" и иные атрибуты загробной нирваны: плати, а то настучишься вдоволь во врата рая.

   Внутри красиво, что и говорить. И народ, народ, народ.

   Вдоволь насмотревшись красот на этажах и переходах, спустился вниз. В большой зале многие что-то писали. Заглянув через плечо девушки, которая тоже писала на листочке, полюбовавшись на прелестные выпуклости в глубоком вырезе, прочитал: за упокой души...

   - Что-то и моя неспокойна... - подумалось. - Щас успокоим.

   Нагадала когда-то черноглазая красавица, что рано прервутся младые годы. Впрочем, чего ожидать от хитромудрой ворожеи за трояк. Червонец - ещё куда ни шло, может, дала бы до седин дожить. Вот и подвернулся случай обвести её вокруг пальца, заодно и запись в Книге Судеб изменить.

   Листок из записной книжки - пара строк с фио и дата неделей назад - лёг рядом с другими записками на поднос. Как только решение принято, назад уже возврата нет.

   Один... другой... третий... пятый... десятый. Ноги уже устали переминаться с места на место в ожидании. И вдруг! Стены Лавры, казалось, дрогнули в такт сбившемуся с ритма сердцу.
 
   Опустив голову, едва сдерживая слезы, быстро направился к выходу. Как же это все-таки тяжело, когда при тебе отпевают близкого тебе человека.