Эмпириокритицизм

 

Бой неизбежен, будь я трижды павший...

Был ночью сильный дождь. Он колосился на стеклах окон, словно не вымощенная уличная колея. Он хлестал с такой очевидностью, что было смешно от мыслей, воскресавших завтрашний день. Завтра было в самом начале этого, так реального сейчас "вчера", которым я был еще три минуты назад. До того момента, который усыпил это "вчера" навечно. Ноль часов... То есть, здесь нужно искать причину отсутствия меня в сегодняшнем дне. Время не успело нагромоздиться позади меня, вылупившегося только что в этом дне. Продукты времени приобретают вид стекающей по стеклу грязи. Так бывает каждый день, ровно до полуночи, где в единый миг некто проворный, совершенно безболезненно снимает со стекла безобразную массу неопрятного серо-зеленого цвета. Так снимают со стенок большого железного бака студенистую ржавого цвета массу, которая нарастает там за несколько недель, хотя вода, вливаемая туда каждое утро двумя дневальными, сменяется к вечеру новой водой за счет вливания ее в краны холодного умывальника в старой казарме одного из прибалтийских дивизионов. Тропинка, ведущая от колодца к приставной лестнице под крышу, протоптана за много лет в две равные тропы. Солдаты каждые новые сутки после отбоя совершают, кажущиеся беспрерывными рейсы от колодца к лестнице с большим алюминиевым баком литров на пятьдесят. Лезут они медленно на лестницу двое молодых людей в формах сидящих на них нелепо, потому что они новобранцы.

Попытки стать кадровым колхозником села потерпели неудачу. Отслужившему в армии молодому человеку были в торжественной обстановке вручены вилы, которые он каждое утро забрасывал на плечо, шел на ферму, всю дорогу раздумывая отчего произошла эта метаморфоза - превращение солдата, державшего оружие, в то что теперь лежало у него на плече. Рано утром я действительно, еще до восхода солнца, выходил из маленькой избушки у замерзшего зимнего пруда, и шел через огромный овраг в колхоз, где меня ждали две группы ревущих, голодных телят. Я работал скотником. На колхозном дворе в это время багроволицый бригадир раздавал направо и налево наряды на работу. Вопрос о неработающей молодежи с некоторых пор не стоял на повестке дня и на колхозном собрании не обсуждался. До того, как попасть на ферму я был рабочим бригады "подхвата", и носился по колхозу с вилами, как угорелый. Стаи ворон с поросячьим визгом разлетались во все стороны, от страха зарываясь в огромные кучи навоза. Всё предвещало дождь. Падали камни с небес на щедрый чернозем и сливались реки дождя в косогорах и оврагах Пьянских берегов. Стояла середина июля, и мыльные пузыри моего кокетства дрожали вокруг меня мутными мозолями. Словно впопыхах состряпанные комки серой глины просились в мой мозг, предвещая великое озарение серого вещества. Стекло синевы дрожало к вечеру, а летнее утро грозило зацеловать, задарить каждого, кто посмел бы хоть на мгновение превратить свою душу в крик...
Примкнув штык-нож, ты отступил...
Ты поступил не так, как мог.
Твой развитой, прекрасный мозг
О смерти мысль не расщепил.
И ты, упав лицом в траву,
Лежал живой, закрыв глаза.
Лишь сам себе ты смог сказать,
Что ты устал жить наяву.