Ложечка березовой каши

* * *
Во всем был виноват мой муж Сережа. Только он и никто другой. Потому что именно он в один прекрасный весенний вечерок явился домой, словно на крыльях прилетел, и прямо с порога заявил:
- Алена, угадай, что я тебе принес!
- Ой!.. А что? Что-нибудь вкусное?
- Ну,.. не совсем. Но то, что тебе, безусловно понравится!
- Понравится? - я с сомнением пожала плечами. - Понятия не имею!
- Ну, о чем ты давным-давно мечтала!
- Неужели микроволновка?! - выдохнула я с замиранием сердца.
- Ну, микроволновка будет в следующий раз, - немного смутился муж и прекратил эту дурацкую игру в “угадайку”. И правильно сделал, потому что хорошо знал, что мечтания его сумасбродной жены, которые кто-нибудь другой назвал бы попросту заскоками и при этом был бы совершенно прав, границ практически не имеют, а обеспечить ей путевку на Марс он был пока не в состоянии. - Закрой глаза и выставь ручки!
Это запросто. Вся в предвкушении, я протянула вперед ладони и даже совершенно честно не стала подглядывать. Что-то плоское, с гладкой и слегка текстурированной поверхностью коснулось кожи. Коробочка? Книга?
Точно, книга! И не просто какой-нибудь банальный детектив, даже не фантастика. Темно-синюю тисненую поверхность украшали золотые иероглифы, а сверху надпись по-русски гласила: “Цветы Ямабуки. Шедевры поэзии хайку серебряного века”. У меня аж дух захватило! Сережа, безусловно, прав. Эта книга действительно было тем, о чем я давно и тщетно мечтала!
Ну, по крайней мере, и о ней тоже.
Так что ничего удивительного, что буквально каждую свободную минуту что дома, что на работе я старалась приткнуться куда-нибудь в укромный уголок с этой книжкой, пока в конце концов мне не попались следующие строки:

В Нара вернулся -
а там ждет цветущий подбел.
Уезжал любоваться цветами... 

В конце этого стихотворения стояла сноска, обозначавшая наличие комментария. Я открыла соответствующую страничку.

Уезжал любоваться цветами... - Обычай отправляться весной на любование цветами (ханами) на освященные традициями загородные места сохранился в Японии до наших дней.

Я задумалась. Как это, наверное, здорово - иметь такой интересный, красивый обычай! А почему бы не перенести его на нашу почву? Тем более, что погода стоит просто сказочная, тепло, а деревья робко и трогательно только пробуют выпустить свои нежные, полупрозрачные листочки.
Разумеется, эта идея пришлась более чем по вкусу обоим мужчинам, мужу и нашему сыну Сане. Так что в ближайшее воскресенье мы отправились на вокзал и сели в полупустой вагон электрички.
То, что мы запланировали, сложно было назвать походом в лес в полном смысле этого слова, когда одеваются старые джинсы и крепкие ботинки, а рюкзаки набиваются всевозможным снаряжением до высоты больше человеческого роста. При этом планируются длительные переходы, привалы с кострами, гитарами и прочими типично походными атрибутами.
Это даже не было пикником, когда сначала неделю заготавливается провизия, ведрами маринуются шашлыки и ящиками упаковывается в багажники водка, потом все это съедается-выпивается часов за пару, остальная часть пикника оставляет о себе весьма смутные воспоминания, а на следующий день о вчерашнем времяпрепровождении напоминает только дикая головная боль.
Нет, мы решили просто-напросто покинуть пыльный город, где весна наступала как минимум на неделю раньше, и совсем немного прогуляться по лесу. Посмотреть на цветы, распускающиеся листочки и через пару часиков вернуться обратно. Так что и экипировка у нас была соответствующая, прогулочно-городская, при зонтике и вполне приличной обуви.
Электричка подъехала к станции с поэтическим названием “Дубравы”, и мы покинули душный вагон.
Красота-то какая!
Что первое поражает коренного горожанина, выбравшегося на природу, так это немыслимая, звенящая тишина. Кажется, что слышишь, как растет трава. И эту тишину совершенно не нарушает пение птиц или там какие-то другие звуки природы. Ну, а второе - это, конечно же, воздух, напоенный запахами оживающей земли, от которых моментально начинает кружиться голова, а душу наполняет такое ощущение счастья, что кажется вот-вот взмоешь под самые облака!
Прямо над ухом каркнула ворона, да так громко, что я даже вздрогнула. Да уж, взлетишь тут с ними!
Ну, а вообще-то говоря, как раз перед нами забегал на крутой склон сосново-березовый лесок, и мы двинулись вперед по едва заметной тропинке. И тут началась самая настоящая сказка, потому что на фоне ярко-зеленой, сочно-изумрудной травы, весело пробивавшейся сквозь прошлогоднюю листву, пятнами нерастаявшего снега белели россыпи пралесок. Они были такие хрупкие, такие нежные и беззащитные! Сорвешь - и тут же в руке завянут.
Тем временем, пока моя душа расправляла крылья и просыпалась от зимней спячки, тропинка перевалила через холм и привела нас в светлую и прозрачную березовую рощицу. Пронзительно-зеленые, яркие, наполненные первозданной силой возвращающейся жизни, робко тянулись к свету первые листочки, придавая всей рощице такой вид, будто на нее опустилось светло-салатовое облачко, да так и прижилось на веточках.
- Ой, а это еще что такое? - спросил ребенок, мгновенно спуская с небес на грешную землю ее, мою в кои-то веки раз воспарившую душу.
Возле березы, в которую самым варварским способом была воткнута какая-то железяка, стояла полуторалитровая пластиковая бутылка из-под лимонада с обрезанным горлышком. На две трети она была заполнена странного вида мутноватой жижей, в которой плавала целая коллекция жуков, мух и козявок самых разнообразных размеров. Похоже, насекомые в прямом смысле слова упились до смерти.
- А, это березовый сок так собирают, - пояснила я сыну.
- Что, вот это будут пить? - сморщил нос Саня.
Сережа поднял одну из таких обрезанных бутылок и осторожно понюхал.
- Пожалуй, вряд ли. Прокисло, - сказал он. - Разве что после переработки в “табуретовку”.
- А как это?
Ну, пришлось вкратце объяснить сыну технологию получения общеизвестного популярного продукта. Как-никак, скоро четырнадцать стукнет, пора бы уже кое в чем разбираться.
- А вообще, - ударился в воспоминания папа. - Во время нашего детства и юности считалось хорошим тоном подойти к буфетчице и попросить стаканчик березового сока с мякотью.
- И что? - не понял сын.
- Ну, а потом веселиться, наблюдая за ее реакцией. Некоторые судорожно принимались искать нужный кувшинчик, другие веселились не хуже нас, а с иными было и вовсе не до смеха.
Они оба отошли немного вперед, продолжая обсуждать достоинства березового сока, а я отстала, чтобы завязать шнурок. И тут мой взгляд упал на нечто необычное, лежавшее возле самого комля березы. В этом дереве, как и во всех остальных, был сделан надрез в коре, но бутылки возле него не было. Зато сам надрез и вся кора ниже его до самой земли была покрыта какой-то странной белой массой, громоздившейся мертвенно-бледным холмиком у основания древесного ствола. Я подошла поближе и присмотрелась. Непонятная, какая-то рыхловатая структура. Гриб - не гриб, не понятно. Я осторожненько потыкала эту белую кашицу острием зонтика, потом потрогала носком левой кроссовки. Мягкое, комковатое, словно творог. Тем же острием зонтика я отковырнула кусочек не больше чайной ложечки и понюхала. Запах был странный, незнакомый. Он очень мало напоминал грибной, в нем скорее чувствовался слабый кисломолочный аромат. Надо же! Не даром он и по виду напоминает творог. Только вот как такое могло получиться, судя по всему, из березового сока, мне было совершенно не понятно.
- А-ле-на-а! Ты где?! - донесся до меня Сережин голос.
- Иду! - отозвалась я и быстро зашагала вперед. Вот это да! Как далеко они ушли, пока я развлекалась с этой непонятной кашей!
Я догнала мужчин, и вскоре мы все вместе вышли на лесную опушку. Впереди расстилалось поле, а вдали, у самого горизонта, красовался лесок, будто бы сбрызнутый дымкой первой зелени. Кротко угасал день, солнышко уже садилось, и мы отправились назад, в сторону электрички.
Обратный поезд стучал своими колесами на стыках, мужчины подремывали напротив,  а я смотрела на оживающие леса, проносящиеся мимо, и думала о том, какие все-таки японцы молодцы. И как здорово, что мы подарили себе такой праздник.

* * *
У воскресенья, особенно если оно не разочаровывает с погодой, есть только один недостаток. Но очень существенный. После него наступает понедельник. Причем каждый раз, с неотвратимостью старости. Странное дело: вечером ты засыпаешь, на дворе еще воскресенье, тебе снится что-то хорошее, приятное, и вдруг в сладкий предутренний сон скрежетом зубовным врывается звон будильника, безжалостно бросая тебя в свирепое жерло новой рабочей недели.
У меня в этом смысле было одно неоспоримое преимущество. Будильника я не слышала никогда, ни при каких обстоятельствах. Сынок в этом плане нисколько мне не уступал, и одна надежда была на папу. Ну, а он никогда нас не подводил. Здоровый ли, больной, он вскакивал при первых же трелях, шлепал будильник по темечку и отправлялся в ванную. Спустя полчаса, свежий и чисто выбритый, он возвращался в комнату и будил меня. Самое смешное, что для этого не требовалось никаких титанических усилий, я приходила в чувство просто-напросто от фразы типа “Алена, пора вставать!”, произнесенной к тому же ровным, спокойным голосом.
Правда, утверждать, что при этом я испытывала прилив сил и вообще море восторга, было бы сильнейшим преувеличением. Одним словом, стеная, всхлипывая и проклиная все на свете, я неимоверным усилием воли выдирала собственный организм из-под теплого одеяла и отправлялась на кухню готовить завтрак. Чем тут же спешил воспользоваться папа, юркнув в еще теплую постель. Он досыпал. Причем этот творческий процесс совершенно не мешал ему спустя полчаса разбудить ребенка и отправить его умываться. Ну, а окончательно он просыпался лишь тогда, когда на столе дымился аппетитный завтрак.
Так было всегда, точно так же начиналось и на этот раз. То есть до момента завтрака, который проходил у нас всегда прямо в комнате по причине проживания в “коммуналке” и тесноты общей кухни, все шло, как обычно. Просто я, протискиваясь с тремя тарелками картофельного пюре и котлетами по коридору, едва не влетела носом в дверь комнаты, споткнувшись обо что-то. А вдвойне обидным было то, что я налетела на собственную кроссовку, одну из тех, в которых вчера бродила по лесу, а потому даже не имела морального права хоть слово сказать по этому поводу в адрес неряшливых мужчин. Хорошо, хоть завтрак уцелел, думала я, жуя котлету. Интересно, я ведь очень хорошо помню, как вчера ставила кроссы в обувницу. Как она выпала оттуда? И почему ее вроде бы не было, когда я отправлялась готовить завтрак? Непонятно. А, ладно, это все понедельник, подумала я и принялась за чай.
Спустя некоторое время ребенок был благополучно выпихан в школу, посуда вымыта, а свежие рубашки не только поутюжены, но и надеты.
Одной из ярких примет “хрущевок”, к коим относится и наше жилище, являются феноменально узкие коридоры. По всей видимости они специально так спроектированы каким-то очень веселым, но безвестным архитектором-диетологом для того, чтобы жильцы всегда следили за объемом талии. А у нас положение усугубляется еще и наличием мебели, нашей и соседской, превращающей проход во что-то почти что виртуальное. Одним словом, что для нас, что для гостей, каково бы ни было их количество, процесс обувания является делом исключительно индивидуальным, почти что интимным, и осуществляется в порядке строгой очередности. То есть пока я накладывала на унылую физиономию последние штрихи делового образа, Сережа отправился обуваться. И буквально в ту же секунду до меня донеслось что-то весьма экспрессивное, правда не очень членораздельное.
- Алена, неужели нельзя убрать кроссовки с прохода?! - добавил он более внятно и миролюбиво.
- Сережа, да я же сама из-за них едва лоб не расшибла, после чего тщательно затолкала на полку!
- Наверное, этот охламон Санька выволок, - решил муж. - Его счастье, что уже в школу умчался!
Наконец, настала и моя очередь обуваться.
Так, ничего не забыть. Вроде бы все документы взяла. Зонтик! Стоит только оставить его дома, как обязательно пойдет дождь, это уже проверено. Сережа запер дверь, и спустя пару минут мы уже легкой утренней рысью двигались к станции метро.
- Что-то идти не удобно, никак не пойму, в чем дело, - пожаловалась я мужу на половине дороги. - Левая нога как не своя.
- Может быть, потянула ее вчера в лесу? - предположил он. - Давай, твой портфель понесу!
- Вот еще! Как в первом классе, честное слово! Хорош же ты будешь с женским портфелем в руке! К тому же он совершенно легкий, пару бумажек в папке и блокнот.
- Тогда давай хотя бы зонтик, - не унимался Сережа.
А зонтик для меня - предмет особой гордости. Огромный, вся семья под него влезает, он сделан из дерева с шикарной бамбуковой рукояткой. Причем полотнище его не опошлено какими-то банальными цветочками, а расчерчено тонкой, изящной, сине-зеленой шотландской клеткой.
Как выяснилось, кроме непосредственной функции защиты от дождя, он может быть использован в качестве трости, крючка для срывания сирени или захвата за лодыжку убегающего злоумышленника, хоккейной клюшки и еще многого другого. Именно Сережа в свое время мне его и подарил. Ну, а раз муж хочет сделать мне что-то приятное, не могу же я ему отказать? И я протянула зонтик ему.
И в этот момент произошло что-то совершенно непонятное. Сережа только было собрался взять его за ручку, как зонтик подпрыгнут и треснул его по лбу. Ну, а со стороны наблюдалась вообще прелестная картинка: вполне приличные мужчина и женщина идут себе и мило беседуют и вдруг она, продолжая очаровательно улыбаться, со всего размаху лупит его прямо по голове. Пожалуй, посторонний наблюдатель вряд ли понял бы в этой ситуации, что к чему.
Сережу никак нельзя было назвать посторонним наблюдателем, однако он понял еще меньше. Еще бы, ни с того, ни с сего, просто лишь за предложение помощи, отведать “березовой каши”! За доли секунды на его лице сменилась невероятная гамма чувств и выражений, добрую половину из которых составляли нецензурные. Боль, гнев, растерянность, непонимание и удивление.
- Ты чего?
- Н-н-не зн-н-наю! - промемекала я, поскольку лупить мужа вообще, да еще зонтиком и к тому же посреди улицы в мои планы никак не входило. - Я совершенно не понимаю, что произошло! Наверное, я как-то нечаянно...
- Ладно уж, пошли.
Всю оставшуюся дорогу до метро он молчал. Обиделся, это-то  вполне естественно и как раз понятно. А вот как это я так огрела его, так и понятия не имею. Оч-чень мне это не нравится!
В конце концов инцидент был почти что исчерпан, Сережа поехал к себе в университет, а я спустя несколько минут уже входила в офис.
- Ты как, Горбачевская, в порядке? - встретил меня Казаков, наш заместитель директора. - Соображаешь или еще нет?
- Мы-ы, - промычала я и отрицательно покачала головой.
- Так, девочки, быстренько кофе для Елены Александровны, - поруководил он. - Скоренько пей и приходи в себя, есть срочная работа, и мне нужна твоя голова.
- Спасибо, - пробормотала я и поплелась к столу.
Хороший все-таки мужик - наш зам, думала я, прихлебывая ароматный напиток из своей гигантской кружки. Понимает, как может чувствовать себя типичнейшая, законченная “сова” утром, да еще и в понедельник. А все потому, что сам такой же. Повезло мне.
Крепкий кофе проходился чем-то вроде ершика по расплывшимся извилинам, превращая студенистое, желеобразное вещество в нормально функционирующий человеческий мозг. С последним глотком я окончательно проснулась.
- Ну, что, в порядке? - отреагировал Казаков на мою повеселевшую физиономию.
- Да, в полном. Так в чем там дело?
- Видишь ли, буквально через несколько дней состоится заседание комитета по информационным технологиям. Неплохо было бы представить наш проект Системы.
Одним словом, начался самый обычный рабочий день. Я писала проект, с кем-то беседовала, кем-то руководила, что-то рассказывала или доказывала. И в этой суете совершенно забыла о странном утреннем происшествии.
А вспомнила лишь тогда, когда к нам в гости пожаловал сам Моисеенко, начальник управления из Министерства, тип потрясающе тупой, а от этого - несусветно важный и высокомерный. У нас его никто терпеть не мог. Но мы были подведомственны этому самому Министерству и должны были отчитываться перед ним, а нашим так называемым “куратором” и был назначен этот самый Моисеенко. Каждый его визит был сам по себе сродни понедельнику: так же отвратителен и неизбежен, но такого, чтобы эти две беды происходили одновременно, раньше еще не бывало.
Разумеется, как только Моисеенко позвонил и сообщил о своем приходе, у директора оказалась совершенно неотложная встреча в городе, а Казаков ни с того, ни с сего воспылал страстью к решению хозяйственных вопросов, так что “честь” беседовать с этим надутым индюком, которому все нужно повторять раза по два, иначе не поймет, выпала мне.
Я изо всех сил старалась удержать на лице любезное выражение, в пятнадцатый раз объясняя ему смысл нашего проекта.
Жаль, что я не врач. А так просто-напросто поставила бы диагноз: туп до степени полнейшей непригодности к работе. Разве что к совершенно руководящей, где не надо ни во что вникать, а нужно только важно надувать щеки и размашисто подписывать бумаги.  Самое отвратительное, что чисто психологически он еще не созрел для работы такого уровня и поэтому пытался руководить более примитивным образом, раздавая советы и ценные указания. А наибольшая проблема состояла в том, что выполнять его распоряжения было нельзя ну просто категорически, потому как Моисеенко настолько “глубоко” разбирался в вопросе, что это привело бы к непоправимым последствиям. Но и игнорировать их тоже было невозможно, ибо единственное, что работало в его голове, так это память, и любое невыполнение было чревато последствиями. Ну, а спорить с ним - то же самое, что плевать против ветра, это само собой понятно. Вот и приходилось выворачиваться наизнанку.
Однажды я нашла сравнительно неплохой способ. Грузить его информацией так, чтобы не мог опомниться, и при этом вставлять реплики типа: “Как Вам известно... Вы же хорошо знаете, что...” и так далее в том же духе. При этом можно быть уверенной на сто процентов, что он и под пыткой не признается, что не осведомлен хоть в какой-то малости.
Ну, я и старалась: предъявляла ему схемы, совала чуть ли не в нос планы и отчеты, демонстрировала работу программ на компьютере. Чинуша только кивал с умным видом аксакала на собрании племени. Наконец он поднялся и вроде бы направился к выходу. Я подскочила вслед за ним, чуть ли не подталкивая его к двери. Ф-фу, неужели все?
Ан нет! Уже дойдя до моего стола, стоящего возле самой двери, он вдруг остановился, обернулся и спросил:
- Ну, хорошо, а в чем все-таки суть вашего проекта, где конкретика?
Я обомлела. Какая же, холера ясная, ему еще нужна конкретика, когда я битый час ему все до мелочей чуть ли не на пальцах показала?! Я лихорадочно соображала, что бы такое сказать умное, краткое, исчерпывающее, да еще к тому же и понятное последней слабоумной амебе или инфузории с тяжелой степенью олигофрении, не то, что таким интеллектуалам, каковыми являются конь, ежик и другие высокоразвитые животные. Меня аж в жар бросило!
Только все это - пустяки, потому что, усиленно скрипя мозгами, я не сразу заметила странное явление. Зато мозг Моисеенко, который если и вообще существовал в природе, то был девственно, стерильно чист, а потому имел неограниченную возможность наблюдать окружающий мир во всем его разнообразии. А поскольку в скучной обстановке офиса моя персона представляла собой одно из немногих проявлений этого самого разнообразия, то он тупо, не отрываясь, пялился на меня. И, разумеется, первым заметил это более чем необычное явление.
Моя левая нога вытворяла неизвестно что. Совершенно помимо моей воли она дергалась, притопывала и пританцовывала. Как в детском садике: пятка, носочек, топ-топ-топ! Я сначала ощутила это и только потом увидела.
Какой кошмар! Наверное, это какая-то разновидность нервного тика или аллергической реакции на присутствие высокого гостя, подумала я. Похоже, выражение моего лица в этот момент было не более интеллектуальным, чем у той самой инфузории, страдающей тяжелой степенью олигофрении. Изо всех сил я пыталась остановить это безобразие, но ничего путного у меня не получалось. Казалось, под моей ногой трепещет и подпрыгивает что-то живое.
Мне, пожалуй, стоит показаться врачу. Тому, который молоточком перед носом водит или его ближайшему коллеге. Причем в самое скорейшее время.
Моисеенко даже рот разинул от удивления. Вот хорошо, подумала я вдруг, наверняка позабыл напрочь о своей “конкретике”. И, чтобы хоть как-то сгладить эту идиотскую ситуацию, я попыталась как можно обаятельнее улыбнуться. Но, похоже, у меня это не совсем получилось. Если не сказать больше. Потому что наш дражайший куратор с резким звуком захлопнул варежку и, продолжая опасливо коситься в мою сторону, двинулся к выходу.
Это радовало.
Огорчало лишь то, что мои, мягко говоря, странные манеры вряд ли будут способствовать повышению в глазах Министерства не только моего собственного авторитета, но и престижа всей нашей организации. Понятное дело, что же можно сказать хорошего о конторе, в которой на должности начальника одного из самых ключевых отделов работает девица с такими отвратительными замашками!
Моисеенко уже взялся за дверную ручку, когда вдруг произошло нечто не просто странное, а вообще необъяснимое. Мой зонтик, тихо и мирно стоявший прислоненным в углу между столом и стеной в метре или полутора от двери, вдруг совершенно непонятно почему сорвался с места, скользнул по полу и мгновенно стреножил нашего гостя, вдобавок обхватив его за лодыжку крючком рукоятки. Счастье господина куратора, что он, опасаясь растрясти свое достоинство, шел очень медленно и поэтому влетел лбом в дверь не очень сильно. Но он так забавно, словно ворона крыльями, размахивал руками во время своего короткого, но красочного полета, что девчонки не выдержали и прыснули. Интересно, куда же при этом подевалась вся его солидность?
Красный он непривычных для его организма усилий и от стыда из-за упавшей с головы короны, Моисеенко обвел гневным взором все помещение. А что? Даже я находилась от него на таком расстоянии, которое исключало любой злой умысел. Ну, все, думала я, этого конфуза он нам никогда не простит! А, ладно, не велика беда, зато меньше будет шляться!
Работы было выше головы, и потому зонтик тут же был водворен на место, и минут через пятнадцать неприятный инцидент уже был забыт.
Дело шло к обеду, и одна из девушек, по причине юного возраста отправленная в ближайший кафетерий за булочками, с тоской посмотрела не темнеющее прямо на глазах небо.
- Лена, можно взять твой зонтик?
- Конечно! - ответила я.
- А как ты догадалась прихватить его с собой, ведь сегодня по радио передавали, что осадков не ожидается?
- Ну, радио я не слушаю, а что касается зонтика, то беру его с собой почти всегда, - охотно поясняла я. - На всякий случай. Потому что если я его возьму, то дождь может и не пойти, это запросто, а вот если оставлю, так точно разразится ливень. То есть отсутствие зонтика - достаточное условие для дождя.
- Че-го?
Я совсем забыла, что девочка закончила платный вуз. А потому требовать от нее понимания таких терминов, как необходимое и достаточное условия, которые вообще-то говоря мы изучали еще в школе, несколько некорректно.
- Так, ерунда. Беги за булочками, пока дождь не начался, - добавила я.
Чай уже давным-давно вскипел, был заварен и даже начал остывать, а нашей посланницы все не было. Куда она подевалась? Ладно бы погода была хорошая, известное дело. По магазинам решила пробежаться или еще что-нибудь. Так ведь нет, дождь все же разразился и льет напропалую. Непонятно!
Однако через несколько минут она появилась. Злая, как мегера, почему-то вымокшая до нитки, она сунула мне зонтик и буркнула что-то сквозь зубы. Ну дела! А я-то думала, что обращение с зонтиком способна освоить даже выпускница платного вуза! Нет, оказывается!
Только мы попили чай, как прибыл наш директор. Естественно, ему тут же было доложено и в сочных красках расписано, как ненаглядный Моисеенко в этих самых дверях размахивал руками и таранил лбом дверь. К великому восторгу директора. Ну, а я возьми да брякни, что сегодня утром тоже едва не попала в такую же ситуацию. Сказала и сама задумалась о том, что странное какое-то получается совпадение. Да еще этот непонятный тик...
- Лена, ты скоро проект закончишь? - оторвал меня от размышлений голос зама.
- Если больше не предвидится полетов в исполнении высокопоставленных министерских чиновников, то не исключено, что сегодня к вечеру. А в противном случае - не обессудьте!
Ладно, хохмы - хохмами, но пора и за дело браться. Хорошо, что во второй половине дня всех этих идиотских звонков и визитов значительно меньше. Можно спокойно сосредоточиться и поработать. Что я и сделала, опомнившись лишь тогда, когда колокола на ближайшей церкви стали звонить к началу вечерней службы. Неужели уже почти шесть? Да, конец рабочего дня. Чего к сожалению нельзя сказать о подготовке проекта. Я вздохнула, выключила компьютер и поплелась восвояси.
Дождь давным-давно закончился, и деревья сияли свежими вымытыми листочками. Я решила, что в такую погоду просто грех загружаться в мрачное душное чрево метро, и пошла пешком. Красота-то какая! А воздух! Я не могла надышаться. Было так здорово, что постепенно все заботы выветрились из перегруженной головы, неприятности улетучиться, и я даже забыла, что сегодня понедельник.
Надо сказать, совершенно напрасно. Ибо понедельник мне этого не простил и напомнил о себе самым бестактным образом.
Пока я наслаждалась прекрасным воздухом и чудесным вечером, в очередной раз случилась какая-то ерунда. Я вдруг заметила, что этак игриво и шаловливо цепляю крюком зонтика низ ветровки какого-то молодого человека, который шел впереди. Ничего не понимаю! Такое поведение не было характерно для меня даже в состоянии, как говорится, сильнейшего алкогольного опьянения!
Молодой человек, оказавшийся приятным блондином примерно моего возраста, обернулся и понял еще меньше. Ладно бы я стала старательно строить глазки, это было бы по крайней мере естественно. Но мои откровенные заигрывания и испуганное выражение лица составляли такой контраст, что блондин пожал плечами, развернулся и собрался было отправиться восвояси. Но не тут-то было. Я так и не поняла, как это все произошло, но я мало того, что той же ручкой зонтика захватила его за предплечье, так еще и снова стала приплясывать. Исключительно левой ногой.
Тут уже блондин растерялся полностью.
Я пыталась лепетать какие-то глупые извинения, тем не менее продолжая держать его бамбуковым крючком и кокетливо притопывая ножкой. А его огромные голубые глаза, окаймленные невиданной густоты ресницами, наливались страхом, переходящим в животный ужас.
И правильно. С психами нужно вести себя очень осмотрительно, подумала я. Наконец он очнулся от оцепенения, встряхнул головой, пробормотал что-то вроде извинения и умчался прочь со всей возможной скоростью.
Настроение пропало совсем. Я устало поплелась в сторону станции метро.
Интересно, в чем тут дело? Усталость, перенапряжение последних месяцев? В отпуск, конечно не мешало бы, спору нет. Или я просто потихонечку схожу с ума? Надо же, на людей стала бросаться!
Может, действительно стоит врачу показаться, пока я не стала опасной для общества?
Кое-как я добралась до дома, переоделась и принялась готовить ужин, пытаясь хотя бы вкусной едой загладить перед мужем свою вину за утренний инцидент. Так что к его приходу в квартире аппетитно пахло запеченным сыром, а на столике в комнате дымилась румяная пицца.
- Ух ты, какая вкуснятина! - обрадовался Сережа. - Как твои дела?
- Так, ничего, - я решила, что, пожалуй, не стоит рассказывать обо всех моих приключениях, в особенности о последнем, с блондином. - А у тебя?
Сережа принялся с увлечением повествовать о своих расчетах и программах, с не меньшим воодушевлением поедая пиццу. А, может быть, мне все это от усталости просто померещилось? Вот лягу спать, и завтра все будет прекрасно, просто превосходно. И проект этот холерный добью!

* * *
Понедельник, в отличие от воскресенья, имеет огромное количество недостатков. Но один из них - наиболее гадкий. Он состоит в том, что этот день недели может не кончиться с наступлением следующего. То есть по календарю давным-давно уже будет вторник, а то и среда, но по сути это будет продолжение все того же отвратительного понедельника. В особо неудачных случаях это может длиться до самого вечера воскресенья, после которого вступает в свои законные права уже следующий понедельник.
То есть утром во вторник я с ужасом поняла, что понедельник решил немного погостить в моей жизни и в ближайшее время никуда не собирается.
Началось все с того, что кто-то из наших обожаемых соседей намертво застрял в так называемом санузле. Который в нашей квартире, ко всему прочему счастью, еще и был совмещенным. А потому мы позавтракали и вынуждены были наслаждаться неспешной беседой за чашечкой кофе. Как в лучших домах.  Только вот ежесекундно косились на часы, неумолимо отсчитывающие драгоценные утренние минуты. Но все-таки явиться на работу, не приняв душ и не почистив зубы было выше моих сил!
Наконец, вожделенные удобства освободились, утренняя суета вроде бы подходила к своему логическому завершению, но тут выяснилось, что куда-то запропала моя левая кроссовка. Правая была на месте, а вот какая холера утащила левую, да еще в нашей теснотище, было совершенно непонятно. Пришлось скоропостижно переобуваться в туфли. Ну, а ходить в изящных туфельках на каблуке и в джинсах было для меня еще более неприемлемо, чем игнорировать принятие душа.
В общем, когда я наконец собралась, Сережа уже был на последней стадии закипания. Как тот чайник, который перед тем, как разразиться разрывающим уши свистом сначала тихонько попискивает. Не дожидаясь следующей стадии, я схватила зонтик, выскочила за дверь, и мы помчались к метро. Причем сегодня наша утренняя рысь больше напоминала галоп.
Правда, с какой бы скоростью я не мчалась, мне все равно не удалось обогнать понедельник. Потому что стоило только мне зайти в офис, как он меня уже там поджидал и ехидно скалился.
А выражалось это в том, что Казаков, вместо того, чтобы поинтересоваться моим утренним состоянием и распорядиться насчет чашечки кофе, довольно недипломатично брякнул, едва я переступила порог:
- Ну, что, Елена Александровна, допрыгалась?
- А что такое?
- Вот, полюбуйся, - он протянул мне какие-то бумаги. - Нечего было лупить своим зонтиком Моисеенко.
Я бегло просмотрела документы. О, нет! Только не это! “В недельный срок предоставить... Ответственный... План-график работ...” То есть Министерству нужна была очередная, на самом деле никому не нужная бумажка, на составление которой тем не менее уйдет уйма времени. А не делать - тоже нельзя, потому как последуют оргвыводы и не видать нам тогда финансирования Системы, как своих ушей.
Ну конечно, теперь вместо того, чтобы заниматься самим проектом Системы, который вот-вот представлять, я должна убить несколько дней для написания план-графика того, как я буду писать этот самый проект. Причем если выполнять все эти дебильные требования, которые предъявляет Министерство, со всеми расчетами, ссылками и цифрами, то это сделать сложнее, чем выполнить саму работу. Сдуреть можно!
До обеда я практически не отрывалась от компьютера. Если бы писала сам проект, так и до самого вечера не поднялась бы, наверное. Но этот план - такая никчемная дурость, что к перерыву я уже сама начала закипать, как чайник. Не хуже, чем Сережа утром. А потому решила слегка поостыть и раз в кои-то веки прогуляться. Отвлечься, одним словом.
Я молча вышагивала по проспекту Машерова и старалась не думать вообще ни о чем. Потому что в противном случае от моей прогулки не было бы никакого толку, только бы распсиховалась еще больше по поводу той дуроты, на которую я уже убила полдня и конца-края которой даже видно не было. Только вот как об этом не думать? Я самым старательным образом любовалась каштанами, выпустившими свои зелененькие ладошки, ярко светившим солнышком, голубым небом, но обрести желанное равновесие так и не удавалось. Хорошо хоть вчерашние мои злоключения остались в прошлом. Точно! От этой неожиданной мысли я даже остановилась посреди улицы с самым глупым видом. Действительно, сегодня этого дурацкого тика с притопыванием уже не было. Как здорово! А, может быть, со мной еще не все так безнадежно, может быть не стоит сломя голову мчаться к докторишкам?
От этой мысли я даже повеселела и зашагала обратно почти что в хорошем настроении.
Только вот все равно отдохнуть бы надо, а то стала какая-то совсем неуклюжая, пока до офиса дошла, так дважды зонтик уронила. Ну прямо выпрыгивает из рук, и все тут! Поднимая его во второй раз, я вдруг заметила совсем рядом с окованным металлом острием на деревянной поверхности черное пятно. Небольшое такое, меньше сантиметра в диаметре. Но оно так резко выделялось на светло-коричневом фоне древесины, так портило вид! Я потерла его бумажкой. Бесполезно. Оно только стало блестеть, словно черный лак.
Я даже расстроилась. Ну надо же! И откуда оно такое взялось?
И тут я вспомнила, как в лесу ковыряла зонтиком эту беловатую кашицу возле березы. Очевидно, в ее состав входили какие-то активные химические вещества, кислоты или щелочи, вот и получилось, что сожгли дерево. Ах, как жаль!
Хотя, с другой стороны, ничего страшного. Возможно, там сожжено неглубоко и можно будет зачистить наждачкой? Я ехала в лифте и задумчиво ковыряла пальчиком это черное, как вдруг меня словно разряд тока прошиб. Уронила зонтик и даже чуть не подпрыгнула. Вот это да! Опасливо, словно к ядовитой змее, я наклонилась к такому любимому зонтику.
А он лежал себе тихонечко в уголке лифта и, похоже, не собирался предпринимать в мой адрес ничего агрессивного. Я осмелела и присела на корточки, вся подавшись вперед и касаясь пальцами левой руки пола.
Из этого самого блестящего черного пятна высунулось нечто вроде тоненького щупальца и принялось обследовать пространство вокруг себя.
Я закрыла глаза и слегка встряхнула головой. Нет, к врачу сходить все-таки стоит. Когда среди бела дня да на трезвую голову мерещится такое!
Я чуть ли не встала на четвереньки для того, чтобы получше рассмотреть странное явление, и таким образом решить вопрос о визите к психиатру, и в это самое время лифт добрался до одиннадцатого этажа, и двери раскрылись. Понедельник продолжался, и по этому случаю возле лифта толпился мой отдел практически в полном составе. По крайней мере, его женская половина. Разумеется, когда госпожа Горбачевская предстала перед ними в такой, мягко говоря, необычной позиции,  это вызвало если и не восторг, то по крайней мере некоторое оживление. Пробормотав что-то вроде “уронила зонтик”, я быстренько убралась из лифтовой.
Я так думаю, что по крайней мере в одном вопросе у меня в ближайшее время не будет разногласий с подчиненными. В том, что касается посещения доброго доктора, мне гарантирована самая горячая поддержка со стороны коллектива.
Шагая по коридору, я продолжала рассматривать черное пятнышко. Сейчас уже ничего не напоминало о наличии щупальца, пятно было ровным и гладким, словно полированным. А может быть мне все это померещилось в трясущейся кабине с неверным освещением?
Я уселась за компьютер, поставив зонтик в уголок. И спустя полчаса поняла, что если я ставила целью своей прогулки отвлечься от этого проклятого план-графика, то это мне удалось в полной мере. Потому как в поименованном документе прибавилось едва ли пару строчек, зато я все это время продолжала исподтишка следить за собственным зонтиком. Точно, совсем спятила, и без врача понятно.
Таким образом я второй раз за день пришла к выводу, что в медицинской помощи не нуждаюсь. 
Тем не менее вскоре мое терпение было вознаграждено. Сперва снова появилось такое же самое щупальце. Оно осторожненько, словно бы обнюхивая, обследовало окружающее пространство. Через некоторое время оно стало дробиться на множество мелких отростков, которые создали что-то вроде сетки, очень похожее на антенну. А она в свою очередь принялась вращаться во все стороны, как бы сканируя пространство. Медленно и равномерно кружевной цветок поворачивался, обследуя один участок за другим. На некоторое время остановился, уставившись в сторону Казакова, потом пошел дальше и довольно долго присматривался к работающему компьютеру. 
Неужели он воспринимает какие-то биотоки, информационные поля или что-нибудь подобное? Останавливаться на моей персоне антенна не сочла нужным. Оно и немудрено. Поскольку голова моя была пуста, как глубокий вакуум. В плане каких-то токов мозга, мыслей и всего такого прочего я в этот момент слабо отличалась от какой-нибудь амебы-кретинки, превышая разве что уровень господина Моисеенко.
Обследовав все доступное пространство, ажурный зонтик сложился, втянулся в черное пятнышко и сделал вид, что его вообще нет в природе. Да только вот спустя мгновение стало происходить нечто настолько странное, что я даже перестала удивляться. Просто уже сил и способностей не осталось, все были исчерпаны.
Сперва рукоятка зонтика стала слегка вибрировать. Потом это дрожание перешло на весь зонтик, включая деревянные колабашечки, венчающие спицы, а острие стало вообще изгибаться, словно вовсе не было деревянным. Я просто тупо в очередной раз протерла глаза. Бесполезно. Я исщипала себя до синяков, но это никак не отразилось на развитии событий. Более того. С помощью этих вибраций зонтик стал достаточно успешно, а главное, незаметно, перемещаться вдоль стола. И если не смотреть так пристально, как это делала я, то это движение вообще было незаметно для глаз. А он себе топал и топал, пока не приблизился вплотную к компьютеру. Потом замер, а спустя несколько минут снова выпустил черное щупальце, которое не замедлило развернуться в антенну и тут же уставилось в экран монитора.
Ага, оказывается, у моего взбесившегося зонтика - непреодолимая тяга к информатике. Это радует. В том смысле, что было бы гораздо хуже, если бы он вдруг заинтересовался ядерной физикой или теорией взрыва.
И тут я поняла, что сама того не зная, только что подумала единственную здравую мысль за последний многодневный понедельник.
Точно, это не я спятила, а что-то случилось с зонтиком, и связано это скорее всего с той странной творогообразной ерундой, которую я нашла в лесу возле комля березы, а потом тыкала в нее этим самым зонтиком. Все так, я же ее, эту беловатую кашу, еще и левой ногой слегка потрогала, и именно левая нога, то есть кроссовка, и выделывала вчера всякие фокусы!
Я заметно повеселела и продолжала свои наблюдения.
Ажурное соцветие изо всех сил тянулось к экрану, но, поскольку зонтик стоял самым что ни на есть нормальным образом, то есть рукояткой кверху, а острием на полу, расстояние по-прежнему было достаточно большим, почти непреодолимым. Я от души забавлялась.
- Эй, Лена, ты чего это там? Моисеенко же с нас обоих головы поснимает! - оторвался Казаков от своих бумажек, перестав слышать с моей стороны привычное кляканье клавиатуры.
- Сейчас, уже немного осталось, - буркнула я и скосила глаза на зонтик.
Антенна резко дернулась в мою сторону, по-видимому с удивлением обнаружив еще один источник мозговой активности.
Я вздохнула и снова принялась стучать по клавишам. Работа эта была кропотливой, долгой, нудной, но не сильно занимающей серое вещество, а потому я время от времени поглядывала на зонтик.
А он, бедненький, совсем извелся. И так, и этак - а все никак ему не дотянуться до экрана. Тогда он предпринял совершенно отчаянный шаг. Антенна спряталась, снова он весь завибрировал, и тут у меня чуть глаза не полезли на лоб. Потому что он изогнулся, подпрыгнул и мягко, бесшумно улегся на поверхность стола. И тихонечко, слегка подрагивая стал ползти острием к экрану.
Я чуть было не рассмеялась. Потому что в этом его пугливом любопытстве было столько детского, столько непосредственного!
Наверное, я подумала об этом слишком сильно, и зонтик это уловил, дернув антенкой в мою сторону. Ну, что ж, тем лучше. Похоже, сейчас неплохой момент для начала диалога...

* * *
Единственное достоинство понедельника состоит как раз в том, в чем и недостаток воскресенья - он в конце концов заканчивается. Неприятности проходят, и в жизни наступает более светлая полоса.
Итак, было тепло и чудесно, заканчивался май. Во дворе благоухала сирень, а возле работы самозабвенно цвели каштаны. А ко всему прочему я не только наваяла этот дурацкий план-график, но и в срок закончила сам проект Системы. Мы получили положительное решение, и теперь оставалось только ждать начала финансирования. К тому же удалось успешно завершить несколько более мелких проектов, что весьма благоприятно отразилось на финансировании моей собственной семьи. Одним словом, жизнь была прекрасна и удивительна.
Звон церковного колокола разносился по тугому вечернему воздуху и плыл над рекой, над проспектом, над домами. Хорошо-то как! Я с хрустом потянулась. Почти шесть, никакой срочной работы нет, так что можно собираться домой. Я слегка отодвинула локтем зонтик, лежавший возле самого монитора, завершила работу приложений и выключила компьютер. Побросала блокноты и нужные бумажки в портфель, и уже почти у самой двери тихонько присвистнула. Мой любимый зонтик едва заметно вздрогнул, слегка изогнулся, взмыл со стола и повис крюком рукоятки на моем предплечье.
- Всем до свидания, меня ушло! - сказала я и вышла в коридор.
Было жарко, двери не закрывались, и по этому я продолжала слышать разговор, происходящий в комнате, все то время, пока шла к лифту.
- Надо же, - гудел Казаков. - И как это она так со своим зонтиком управляется, не хуже, чем в цирке. Прямо-таки Дэвид Копперфильд!
- Ну уж прямо! Просто удобный, наверное, этот зонтик - раздался голос директора.
- И ничего он не удобный. И совсем даже наоборот, - послышался капризный голосок выпускницы платного вуза. - Под ветром прыгает и все норовит из рук вырваться, как живой, честное слово!
Собственно говоря, почему “как”?!



Минск,
Май 1999 г.