Нога утра. Парабола

Нога утра.

Парабола.
Без идиотских вонючих посвящений.

Сонечка Шоколадова валялась на застеклённой лоджии и курила трубку. Совсем голая. Было жаркое июльское утро, и очумевшее солнце с гиканьем вливалось во все окна зелёного небоскрёба. Там, на высоком 87-м этаже и плавилась Сонечка-девушка. В одной руке она держала трубку, а в другой большой кусок швейцарского сыра. Горячие и жирные сырные слёзы стекали по соничкиным пальцам и мерно падали на пол, отсчитывая время. Периодически Соня подносила руку ко рту и откусывала сыр. А потом медленно и томно жевала. Медленно жевала. Очень медленно. А прожевав, снова затягивалась из трубки. При этом глаза её были закрыты. Третьей рукой Сонечка гладила большую чёрную крысу, которая, усевшись к ней на голову, подбирала с пола сырные крошки.

-Ну что, Жмуря, не околела ты тут ещё от цельсиев и фаренгейтов?- прохрипела Сонечка, гладя крысу по спине.
-Да мне что,- томно отозвалась Жмуря,- у нас вон в Африке как жара зарядит, так даже слоны падают навзничь- а я ничего. Живу. Живучая я, знаете ли.
-Ааааа,- ну тогда принеси мне пивка, а то я что-то совсем вся не в себе. Разомлела я тут, знаешь ли.
-А какого пивка принести-то,- встрепенулась крыса Жмуря.- Светлого или тёмного?
-Да хоть зелёного- главное, чтоб похолоднее.
-Ясно. Бегу. В кредит пивко-то брать будем?
-Да ты уж им там как-нибудь объясни, что мол, стипендию в университете не платят, что, мол,  муж в Антарктиде- алименты не платят. Что вот уже третий месяц зарплату на фабрике не платят. Что вообще нигде нихрена не платят, а пить, знаешь ли, хочется!
-А! Нам не привыкать. Мы вон однажды жирафа че-тыыыы-ре дня ели. Околел от жары. Блевали, Сонечка, а ели, ели, ели, ели... жуть... вспоминать страшно. Костистый попался жирафец. С той поры я жирафятину ни-ни, ни в жисть! Это свято! Подохну, камни! мрамор!! грызть буду, а жирафятину ни в жисть, ни ногой, ни зака...
-Да заткнись ты, жирафятина!- встрепенулась Сонечка, схватила крысу за хвост, раскрутила её над головой и метнула в проём двери.- Без пива чтоб...
Но Сонечка не договорила фразы, потому что на соседнем небоскрёбе-

вдруг возникла громадная чёрная тень. Это был Кинг-Конг! Он лез прямо по стене к окну Сонечки. «Ни хрена себе голливудские штучки!- лениво подумала Сонечка и затянулась из трубки.- Совсем осатанели ребята.- и откусила кусок сыра.- Отдохнуть человеку спокойно не дают!- и погладила себя по животу.- Изверги! Живодёры!!»

А Кинг-Конг уже уцепился пальцами за перекладину сонечкиной лоджии и собирался было влезть на неё целиком, когда открылась дверь, и звеня бутылками, ворвалась Жмуря-крыса.
-А это что ещё за хрен в песцовой шубе?!- закричала Жмуря.
-Да это же Кинг-Конг- ты что разве не узнала? Совсем мозг проела? Прослонила? Прожирафила в своей Африке?
-Аааа, Кинг-Коооонг. А что ему, собственно, надо? А что вам, собственно, надо, дядя?
-Да мне вообщем-то немного и нужно.- просипел Кинг-Конг.- Попользоваться бы вот восхотелось хозяюшкой, по миньетику там пройтись, шершер ла фам, знаете ли...
-Ааааа, ля фаааааам говоришь- а вот я  тебе сейчас... сейчас я ему... погоди...- с этими словами Жмуря кинулась за окно и впилась Кинг-Конгу зубами прямо в неприличное место.

Кинг-Конг нехорошо заорал, разжал лохматые пальцы и шмякнулся на асфальт. Его зелёные глаза весело покатились по утрамбованному газону и исчезли в черноте канализационного люка.      

-Ну что, принесла пиво-то?- просипела Сонечка и откусила сыр.
-Ага,- кивнула Жмуря, откупоривая зубами пробку.
Сонечка приподнялась на локте, поднесла бутылку ко рту и глотнула.
-Эй ты, плотоядное! Не могла что ли пива похолодней принести? Я тебя изгоню! Вот увидишь, крыса, как я тебя изгоню!- прокричала Сонечка и замахнулась бутылкой.
-Не нааааадо меня изгонять,- запричитала крыса,- я вам гениталии лизать будуууууу,- рыдала Жмуря,- сверх нооооормы... по... по... стахаааановски.
-Ну ладно, отдыхай, неприличное животное, а я покамест предамся медитации,- заключила Сонечка и снова повалилась на пол.

А в это время в сонечкином городе проходил слёт пионеров Вьетнама. Кругом развевались буйные флаги, взмывали ввысь бравые вьетнамские песни и ветер, подхватив припев, нес его над трупами кинг-конгов и другими трупами в прекрасное светлое будущее, минуя хорошее светлое настоящее. Хуань-хуань-джи-мбу-иииииииии,- пел ветер, и нёсся дальше. Два пионера, отбившиеся от стаи, стояли посреди центральной площади Всех Октябрёв и сосали. На палочках. Разноцветные. Пахучие. Леденцы.
-Хвунь-муа-брынь-брынь-гуам?- жалобно спросил один вьетнамский пионер другого.
-Мнгвуааа-джяньд-ракуан-джь-джь-джуа!!- гневно отозвался другой.
-Вьенг-пуньд-вуань-вуань, выродок прямоугольный!!!- разозлился первый и влепил второму пионеру по уху.
-Агьв! Агьв! ****ский дурак!!!!- не заставил ждать себя обиженный вьетнамский пионер и со всего размаху дал первому ботинком в пах. Тот что-то угукнул и повалился на мостовую прямо на Кинг-Конга без глаз. Кинг-Конг приняв пионера за хозяйку, тут же стал к нему пристраиваться сзади. Через несколько недель у мальчика родились 8 милых обезьянок. Вот как супруги (они ведь поженились с Кинг-Конгом потом) их назвали: Вье, Пинь, Бинь, Чунь, Бюнь, Мюнь, Дыть и последнего самого маленького Юй. Милые получились сорванцы. Правда пионеру пришлось несладко всех их рожаючи, но зато какая честь теперь! В газетах писали! На сюнпозиум возили. В радиве передавали!

Рожайте, пионеры! Рожайте, рожайте, рожайте! Тем самым вы пополняете ряды защитников нашей Великой и Прекрасной Страны Незаходящего Солнца! Ум-пьень!!!

А теперь, детки мои, я научу вас убивать. Вот как я убила своего учителя физкультуры. Он до меня всё домогался, после уроков на турнике по часу висеть заставлял. У меня даже ослабление мышц в те дни случилось. Я до дому ползком ползла. Так вот я ему всё отказывала и отказывала, а он меня всё изводил и изводил- на турнике. Повесит меня та турник и орёт: «Ну что, кошечка, научилась уже входить в позицию третьего рондата или не научилась?» А я у меня только пена выступала на рту и звенело в ушах- как на стольный праздник в городе Ставрополь. И вот я решила со всем этим покончить. Однажды я переодевалась в раздевалке, а он, как обычно, стоял в дверях и домогался. «Зря ты, девушка,- домогался он,- зря не желаешь уделить внимание твоему педагогу и воспитателю! Зря! Да и что тебе стоит-то! Вот раздвинула ноги на ширине, встала в позу 9-го фляка и прости-прощай раздольная тамбовщина! И потом ведь опять же тазобедренные суставы развивать надо, а то посмотри вон на свои суставы- ведь это не суставы, а клюшка какая-то подберёзовая! Так что ты уж давай-ка думай, девушка, ведь конец четверти на носу, а у тебя вон посмотри- все отметки отрицательные, да и на бревне тебе ещё мордоваться сколько придётся. Дала бы уж ты мне, девушка, я бы тебя сразу от турника освободил, чемпиёнкой бы тебя класса сделал, честное слово! Ну что ты кочевряжешься, сука ты переспелая!...»- и всё в том же куртуазно-футбольном стиле. Ну а я ему и говорю: «А что, Михаил Проклович, Вы на самом деле меня чемпиёнкой сделаете? Честно-честно-честно?» А у него после моих слов даже глаза повыкатывались: «Да я... да ты... да ты у меня на Олимпийских играх в Улан-Баторе всё золото посрываешь! Да я тебя на большую орбиту выведу! Да... да... ну потом, потом мы всё с тобой обсудим, а сейчас давай трусики-то скидай быстрея!!! Быстреябыстреябыстреятрусикитаскидай девочкатымоя кевочкамывуя.....»- забегал он вокруг и стал с меня стаскивать трусики, ну а я даже не сопротивляюсь, а я ему даже помогаю. Посрывала с себя всю одёжу и хожу перед ним и помавааю, и помавааааю! А он совсем уже как в горячке- на каком-то языке стал шептать- я даже вообще такого языка и не слышала-то! И вот он уже ставит меня в позиицию 9-го фляка, когда я ему и говорю очень спокойненько: «А у меня Михаил Проклович, к Вам одна просьба, просьбочка даже я не просьба, чисто-интимного свойства». Он что-то там прохрюкал сзади меня, потом прополз у меня под ногами, очумело на меня так смотрит и говорит: «Просьба? Какая-такая просьба? Ну давай-давай-давай, выкладывай, да только быстрее- невмоготу мне совсем. Совсем ты меня всего растеребенила! Расколдобила ты меня всего, девушка!» «А тогда,- говорю,- пойдёмте, и Вы мне покажете фигуру 5-го рондата на кольцах в целях дружбы и... э-э... преемственности поколений и славы... у-у... советского спорта, да!- а потом я Вам отдамся совсем.» «Да ты что, девушка, совсем с колец что ли съехала?- уставился он на меня совершенно округлившимися зеньками.- Ну... ну если только во славу советского спорта... ну только если во славу...» «Конечно же только во славу!- завизжала я.- Я может всю жизнь свою за спорт положить решила!» «Ну жизнь-то это многовато будет, пожалуй, жизнь-то за спорт»,- бормотал он, застёгивая брюки. «Нет! Совсем не многовато будет. Совсем даже и не будет многовато!»- надрывалась я, в то время, как он, подвесившись на кольцах, раскачивал взад и вперёд своё колбасно-ординарное тело. Когда он раскачался настолько, что его ноги стало подбрасывать за шею, а голова начала ударяться о пятки, я выдернула два крепёжных винта, и Михаил Панкратьевич, сделав в воздухе вместо одного целых восемь 5-ых рондатов, штопором вошёл в стену и через минуту- уже киселём- съехал на пол. Я поправила косичку, не спеша оделась и пошла на урок физики. Хоронили мы Михаила Дементьевича всей школой, торжественно. Потом мы его поминали, я перепилась в дугу- и отдалась учителю труда. Вот она какова человеческая-то планида! Видно уж так на роду у меня было написано- быть отданной трудовику! Но он мне скоро осточертел со своими рубанками и фуганками, и я, помогая ему на одном из дополнительных уроков распускать брёвна на доски на циркулярной электрической пиле, как бы случайно отпустила мой конец брёвнышка-то. Святые-мои-батюшки правоугодные! Это бревно, как на ксилофоне, проиграло на его зубах и рёбрах концерт ре-минор, прободало желудок и воткнулось позади него в картинку вождя. Как мы тогда все хохотали! Я думала, я у меня у самой желудок вывалится от хохота. Но ничего- не вывалился желудок-то. Потом мы его хоронили всей школой. Я не выдержала, и сделала признание учителю химии. Потом, когда он меня совершенно доконал своими эн3-хлор5-бензоэтилами, своими вонючими колбами и менделеевыми, я, чтобы не утруждать себя чрезмерными заботами, просто сунула ему в портфель бутылку гремучей смеси. Его очки так и не удалось выцарапать из кирпича нашей любимой школы. Приварились очёчки-то, нда. Первый этаж потом пришлось практически ремонтировать целиком. Кучу денег угрохали, мудозвоны! Лучше бы детям площадку игральную соорудили- не любят детей в нашей стране! А я было уже поуспокоилась, как к нам в школу нагрянули студенты- для профориентации и сублимации. Ну и мне понравился один студентик- Федя Больный его звали почему-то. Ну мы с ним хиханьки-хаханьки. Я то юбочку приподниму, то трусики поспущу, а он шалеет. Ну потом ресторанчик, поцелуйчики всякие, сопли там всякие, слюни, ну и потом, ясное дело, жёсткая студенческая постель со стёганным одеялом из зебры. Но мне он быстро стал надоедать. То дай ему рубль, то два, то восемь, то просто дай. А я ведь ещё по сути девочкой была! Хрупкий безоблачный возраст! А он, как жмырь какой-то: Дай-дай-дай! Ну и дала я ему однажды рублик мелочью- а каждую копейку я перед тем в мышьяке вымочила- всю ночь трудилась! Чуть не ослепла совсем! Ну положила ему в карман этот рублик- и пошла в парк погулять. Больше он мне с тех пор не звонил.

Я убила кучу всяких людей! Меня никто никогда не поймает, потому что я  у м е ю  убивать. Я знаю, к а к  это делать. Г д е  это делать. И самое главное, ч е м это делать. Разнообразие убийственных инструментов бесконечно. Бес-ко-неч-но! Я умею убивать косметической пилкой, стулом, бумагой, лопатой, бигудями, утюгом, лампой, жвурлинком, аброварбином, ремешком от часов, воздухом. Я умею убивать ВОЗДУХОМ! Я вас убью! Я всех вас убью!!! Передушу, утоплю в серной кислоте моей бесконечной любви! Одного кретина я убила в ванне- подвела два проводка от сети и, когда он залез туда помыть своё белёсое тело, я сунула эти два проводочка в розетку. Бедняга, как он выплясывал! Он весь сварился, как атлантический лабстер. Я его потом долго не могла собрать- он разваливался на куски, как манная каша. А ещё одного болвана- моего любовника и дипломата- я убила зубной щёткой. Не верите? Напрасно вы мне не верите. Надо верить! Так вот я ему как-то сказала, когда он меня уже совершенно заел своими россказнями о жирных танзаниях и потных акапульках, в которых я чёрт возьми никогда не бывала!- так вот я ему сказала, что он мудак, потому что не умеет чистить свои вшивые зубы. Он был в трансе. Дипломат, который не умеет чистить свои дипломатские вшивые зубы! Разве такое бывает? Бывает, бывает,- сказала я ему и широко улыбнулась своими крупными перламутровыми зубками. Я отвела его в ванную и взяла щёточку, и выдавила на щёточку пасточку из тюбичка, и сунула ему эту щёточку между зубов и начала их драить. Он был счастлив, как младенец. Урод! Дипломат! Недоносок!! Потом я как бы невзначай подняла локоть повыше и со всей силы пихнула ему эту щёточку в его маленькое кастильское горлышко, и пихала до тех пор, пока не запихала её по самый локоток. И что вы думаете? Он грыз мне мой локоть! Вы только представьте себе! Вместо того, чтобы учиться чистить зубы, он грыз мой нежный локоть! Свинья! Но, святой Амврозий, как он хрипел! Его глаза просто взяли и выкатились ко мне на ладонь. Я до сих пор их храню в баночке. Я всех своих любовников храню в баночках. По кусочкам. В моём вместительном рефрижераторе! У каждого своё хобби. У кого-то марочки-монеточки. А у меня БАНОЧКИ! 

Ха! Так вот, теперь-то вы видите, что я- гений! Гениальный гений! Гений-убийца! Кто-то сказал, что гений и убийство- две вещи несовместные(...) Однако... напрасно он так... с плеча. Напрасно он это сказал. Абсолютно напрасно! Не надо было так говорить! Вот я- живой вам пример, что всё это очень даже совместно и совокупно. Прекрасно даже! Я совершенствуюсь! Я становлюсь непревзойдённой! И в последнее время моим излюбленным инструментом стала компактная бензопила «Красная Пчёлка». По ночам я летаю с ней по городу и отрезаю им... ВАМ!- всем моим милым друзьям, всем моим недобитым любовникам и любовницам, всем этим выродкам я отрезаю туловища, горла, лбы, уши, языки, отсекаю придатки, селезёнки, мошонки, отпиливаю им их кривые ноженьки, отчленяю их волосатые рученьки, их скуластые брюченьки, отрезаю их почки, язычёчки, отрезаю их телеса, их глаза. Я им отрезаю ГЛАЗА! Их зловонные лживые глаза! Но самое главное это то, что пиво должно быть холодное, ты понимаешь меня, Жмуря? А ты опять принесла тёплое пиво, мерзкая крысиная тварь, и за это я тебя съем- я сделаю из тебя эскалопа или паштет и- сожру!!! Ты как бы, вообще-то, предпочла быть съеденной, а? Крыса вместо ответа подползла на передних лапах к хозяйке, забралась ей между ног и, громко чавкая, принялась вылизывать то место, где. «Ну вот, опять предаёмся непотребствам!»- воскликнула Сонечка, затянулась, откусила сыр, а третьей рукой схватила широкий кухонный нож и со всей силы вонзила его Жмуре в спину. Крыса от неожиданности рывком подалась вперёд и прорвала Сонечке всю вагинально-брюшную полость. Сонечка поперхнулась и из носа у неё потекли жирные сырные слёзы. Трубка плюхнулась на пол и заплясала аргентинское танго. И над городом вдруг взвился безумный хохот- это от боли заходилась Сонечка на 87-м этаже своего оранжевого небоскрёба. Отражаясь во всех окнах, множилась волосатая нога утра. Стоял июль.


Архангел Азаил
Год 1045-й, Месяц 8-й
Эпроздинариум, Гватемала 9LW