Питерский провал

               

         - Внимание! Скорый поезд №28 "Москва - Санкт-Петербург" отправляется с 5-ой платформы. Счастливого пути!....Через стекло вагона голос диктора прозвучал приглушенно, но отчетливо. Татьяна Викторовна коротко вздохнула, придвинулась поближе к окну и открыла шторку.  Локомотивная бригада умело тронула состав - никакого толчка, ни намека на начало движения физически не ощутилось. Только столбы, поддерживающие сводчатую крышу над платформами Ленинградского вокзала, медленно уходили в прошлое. Поехали…
         
     Татьяна Викторовна выбрала для поездки в Питер туристическое «межсезонье» - конец марта. На выбор повлияло несколько факторов. Во-первых, ей не удалось получить отпуск в другое время. Во-вторых, совершенно неожиданно для себя она выиграла в лотерею почти 9000 рублей (для нее - огромные деньги!). В-третьих, на эту сумму ни куда, кроме Питера, все равно отдыхать не поедешь.
         
     Дверь купе открылась, вошла проводница - миловидная крашеная блондинка лет 35 с усталыми глазами.
- Билетик…
- Пожалуйста…
- За постель 43 рубля..
- Мелочь дать?
- Не надо. Чай будете пить?
- Спасибо, с лимоном, если можно.
- Ещё 10 рублей..
- Вы сами принесете или..?
- Принесу. Вагон-то почти пустой. Все равно делать нечего.
- Да, пустой. Вот я одна в купе еду…
- Ну и хорошо! Чаю попьете, дверь на запор и спать…
            
     Минут через 15 проводница принесла чай в традиционном для железных дорог стакане с подстаканником - эта чайная пара годами оставалась неизменной. Татьяна Викторовна достала из сумки спортивный костюм, переоделась, закрыла дверь купе и, погасив верхний свет, снова села к окну.
     Поезд давно набрал ход и, ненавязчиво потряхивая пассажиров и их багаж, летел сквозь ночь в сторону Питера. За окном, около которого  опершись на руку подбородком сидела Татьяна Викторовна, смотреть было не на что. Небольшие перелески, огоньки каких-то поселений, равнина, равнина, равнина.. Но спать не хотелось и она сидела, бездумно уставившись в окно. Мелькающие столбы, деревья, домики почти загипнотизировали взгляд, давая полную свободу воспоминаниям…

       Своим появлением на свет Татьяна Виктора была обязана… Всемирному фестивалю молодежи и студентов, проходившему в Москве в 1957 году. В то время мама ее работала горничной в гостинице «Москва».
Судя по внешности, биологическим отцом Татьяны Викторовны был не негр и не представитель монголоидной расы. Более точных сведений она не имела - мама на эту тему говорить не любила. Отчество «Викторовна» досталось «по наследству» - маминого отца  звали Виктор. 
      
        Когда Тане исполнилось 5 лет, мама перешла работать дворником, и они получили отдельную однокомнатную служебную квартиру на улице Усиевича, около метро «Аэропорт». Квартира (по тем временам) была роскошная: в кирпичном «сталинском» доме, на высоком  первом этаже, комната 16 метров, длинный и широкий коридор, небольшая квадратная кухня.      
    
        Несмотря на свою «женскую неустроенность", Танина мама имела характер спокойный, ровный и добрый. Таня росла вся в неё.  Жили они скромно, но и не бедствовали - всё необходимое в доме имелось.
После окончания восьмого класса Таня поступила в медучилище. На дальнейшую учебу не хватило способностей, да и работать пришлось - мама старилась и часто болела, а помощи было ждать неоткуда…
      
        С личной жизнью у Тани ничего не получилось. Нет, она не осталась «старой девой».  Имелись в свое время две короткие и одна длинная (почти год) связи с мужчинами.  Но эти мужчины прошли по ее жизни «мимо», не оставив ни особой радости, ни серьезного горя, ни ребенка.
      
Татьяна Викторовна относилась к числу женщин, с которыми удобно, необременительно, но предсказуемо-скучно. К теперешним своим 43 годам она жила совершенно одна: мама умерла несколько лет назад, а кошку или собаку Татьяна Викторовна завести не решилась.  Она работала в Центральном госпитале ветеранов войны и ей было на кого тратить свое душевное тепло, заботливость и доброту. Она действительно любила своих больных, а они отвечали ей взаимностью. Даже дома, в часы отдыха Татьяна Викторовна как бы продолжала «жить войной» - смотрела фильмы про войну, читала книги о том же времени и представляла себя на месте их героев.
            
      Незадолго до отпуска к ней в отделение положили старушку, пережившую блокаду Ленинграда - дал знать о себе осколок, засевший в легком еще в 1942 году. Сухонькая, маленькая, совершенно седая женщина, жившая у дочери в Москве вот уже почти 40 лет, с таким неподдельным восторгом рассказывала о своем родном городе, что Татьяна Викторовна решила - в отпуск поеду в Питер!
      
       И сейчас, на полпути туда она очень четко вспомнила свой разговор с Верой Тимофеевной (так звали старушку).
- А для Вас укол!
- Опять?
- Так время, Вера Тимофеевна.
- Ну, что делать - колите…
- Всё, готово…
- Золотые руки у Вас, Танечка!
- Нет, просто Вы - «золотая» больная!
- Спасибо, Танечка! Так когда в отпуск?
- Через…2 смены.
- Решились, едете в Ленинград?
- Еду, Вера Тимофеевна.
- Завидую Вам…
- Давно не были?
- Ни разу, с тех пор, как в Москву переехала.
- А почему? Никого там не осталось, ехать не к кому?
- Остались…
- Так почему же не ездите?
- Боюсь…
- Боитесь? Чего?
- Времени…
- ????
- Время - странная штука, Танечка…
- Что в нем странного?
- Оно выбирает людей…И втягивает их в свою игру…
- В игру? В какую игру, не поняла?
- Так, не обращайте внимания…Старческие бредни…
             
      Поезд замедлил ход и остановился. На вывеске за оконным стеклом Татьяна Викторовна прочитала: "Бологое".  На пустой платформе виднелись островки грязноватого снега и мокрые пятна от него же, но растаявшего. Через стекло доносились звуки лязгающего железа, глуховатый усталый голос из станционного репродуктора и взлаивание гудка маневрового тепловоза.
      Татьяна Викторовна встала и вышла из купе. Вагон спал, только из тамбура слышался разговор двух проводниц. Поезд плавно тронулся, оставляя в прошлом и эту ночную станцию. До Питера оставалось чуть более 4 часов езды. Она вернулась в купе, заперла дверь, легла и неожиданно быстро уснула…

       В 6 часов утра площадь перед Московским вокзалом была почти безлюдной. Двое мужчин (с отпечатком бессонной ночи на лицах)  стояли около машин, покручивая в руках ключи от зажигания - ждали желающих ехать на такси. Татьяна Викторовна с небольшой дорожной сумкой в руке не привлекла их внимание - не клиент.
       Она пересекла площадь и встала на остановке в ожидании нужного трамвая. Трамвай подъехал минуты через три-четыре.  Угловатая громыхающая сцепка из двух вагонов остановилась, двери открылись и Татьяна Викторовна вошла внутрь второго вагона. От увиденного у нее что-то сжалось внутри.
      
        На обитых заплатками из разнооттеночного пластика потолке и стенках вагона то тут, то там виднелись размашистые надписи краской, стилизованные под «граффити». Низенькие скособоченные фанерные сидения не вызывали желание присесть. В грохочущем и мотающемся из стороны в сторону вагоне их было двое - Татьяна Викторовна и кондуктор. Женщина в грязно-оранжевой безрукавке подошла к Татьяне Викторовне.
- За проезд платим…
- Сколько?
- Пять рублей.
             
      Сипловатый голос кондуктора ударился о холодные стенки вагона и эхом повторился в голове Татьяны Викторовны.
      Пегие от частой проседи волосы кондуктора неприбранными короткими клочками обрамляли землисто-желтое плоское лицо, на котором не было ни грамма косметики. От волос явственно пахло нечистой сыростью.
      Татьяна Викторовна достала из кошелька купюру в 50 рублей и протянула кондуктору. Женщина в оранжевом жилете оторвала билетик с блеклыми зелеными цифрами и буквами и полезла в коричневую дерматиновую сумку за сдачей. Трамвай дернулся, тормознув на светофоре, Татьяна Викторовна покачнулась и машинально схватила кондуктора за руку. Они обе одновременно приподняли головы и посмотрели друг на друга.
      
        Татьяна Викторовна с удивлением, быстро перерастающим в неясную тревогу, вглядывалась в глаза своей виз-а-виз.
Они поражали не столько своим необычным «лисьим» разрезом, сколько расцветкой и выражением.  На фоне голубоватого белка находилась трехцветная радужка: у самого края - почти черная, ближе к зрачку - зеленая, а от зрачка к краям  расположены частые ярко-желтые лучики.
Выражение глаз было пронзительно-всезнающим. И чем дольше кондуктор смотрела в глаза Татьяны Викторовны, тем сильней Татьяне Викторовне казалось, что взгляд этой женщины пробирается в самые потаенные уголки души, прошлого, памяти и прочитывает все, находящееся там.
Зажегся зеленый глаз светофора, трамвай тронулся.
- Сдачу возьмите.
- Спасибо.
- Ростанная через две, Вам выходить…
     Трамвай подъехал к остановке и открыл двери. Кондуктор вышла и перешла в первый вагон. Татьяна Викторовна недоуменно посмотрела ей вслед. «Откуда она знает, где мне выходить? - кольнула мысль. - Я ведь ей не говорила, куда мне надо?!»…

      Утренняя, незнакомая улица неприятно поразила своей тишиной, пустотой окон выселенных зданий, разбитым щербатым тротуаром и отсутствием табличек с номерами домов. От остановки до гостиницы было всего метров 400-500…
      Милое, улыбчивое и немного заспанное лицо женщины-администратора успокоило Татьяну Викторовну. Через 10 минут формальности с оплатой и заполнением бумаг закончились, и Татьяна Викторовна вошла в маленький скромный одноместный номер на 6 этаже. А еще через 10 минут она уже крепко спала, лежа на чистенькой старой простыне и укрытая колючим зеленым в белую клетку одеялом…
            
      Все началось в 14-20, когда Татьяна Викторовна, умывшись, одевшись и причесавшись, спустилась в гостиничное кафе поесть.
      
       Она заказала обед и открыла кошелек - расплатиться. Там, среди прочих купюр лежали четыре бумажки по 10 рублей - сдача, выданная ей в трамвае кондуктором со странными (почти нечеловеческими) глазами. На одной из них виднелись множественные светло-красные полоски.
Татьяна Викторовна, которая терпеть не могла грязных или рваных купюр в своем кошельке, тут же отдала эту буфетчице. После обеда, захватив фотоаппарат, она отправилась осматривать город. План осмотра был составлен загодя: Эрмитаж, Исаакий, Кунсткамера, Дворцовая площадь - стандартный маршрут всех туристов. А на большее все равно не хватило бы времени - Татьяна Викторовна рассчитывала пробыть в Питере 5 дней.
            
      Автобус, курсирующий по Невскому проспекту, подъехал к остановке. Татьяна Викторовна, собираясь заплатить за билет, открыла кошелек и увидела в нем… ту самую полосатую десятку, которую только что отдала буфетчице в гостинице! Несколько секунд она тупо смотрела на купюру, а потом решила, что ошиблась и отдала в буфете другую десятку.    
      Татьяна Викторовна успокоилась и стала смотреть в окно. Мимо проплывали старинные здания со следами былой красоты и величия  и «оспинами» сегодняшней неухоженности : облупленные стены с осыпающейся штукатуркой, отколотые кусочки лепнины.
    
       Автобус пересек Аничков мост и остановился. Татьяна Викторовна вышла и через несколько минут уже стояла перед Исаакиевским собором. Величественное златоглавое сооружение было почти полностью затянуто зеленой строительной сеткой - шли реставрационные работы.
Татьяна Викторовна достала фотоаппарат и оглянулась вокруг - ни одного прохожего рядом. «Как жалко ,- подумала она, - некого попросить меня на фоне Исаакия щелкнуть. Ладно, просто сам собор сфотографирую. Что за черт…?» Татьяна Викторовна убрала фотоаппарат от глаз, тряхнула головой и снова посмотрела в объектив: вместо зеленой строительной сетки всё здание, включая золоченый купол, укрыто  маскировочной серо-зелено-черной сеткой времен Великой отечественной…
      Она судорожно сглотнула и огляделась. Со стороны Невского проспекта к ней приближался мужчина лет 50 с портфелем в руках. Татьяна Викторовна шагнула ему навстречу.
- Извините, можно Вас попросить…
- Сфотографировать Вас на фоне собора? Приезжая?
- Да, из Москвы.
- Конечно, пожалуйста…
- Простите… А Вы ничего… странного не видите?
- Где, на Вас?
- Нет, на Исаакиевском…
Мужчина внимательно окинул взглядом здание собора и пожал плечами.
- Ничего необычного…
- А сетка... Сетка…?
- Ну, сетка… Так ведь ремонт идет! Теперь везде такие сетки вешают - у турецких строителей научились. Вставайте вот так, сейчас сниму…
- Спасибо!
- Не за что…
            
      Татьяна Викторовна держала фотоаппарат в руке, не рискуя еще раз посмотреть в объектив. Так, в задумчивости, она простояла довольно долго - минут 20. Потом убрала фотоаппарат в сумку, повернулась спиной к испугавшему ее собору и пошла вниз по Невскому.
      
       Вечер был на удивление (для конца марта в Питере) маловетреным и достаточно теплым. В неплотных еще сумерках неухоженность домов словно стерлась и уже не так бросалась в глаза. Татьяна Викторовна почти совсем успокоилась и медленно шла по мощеному тротуару. Через несколько метров она увидела вывеску кофейни и вошла внутрь. Ароматный, умело сваренный кофе и вкусное легкое пирожное улучшили ее настроение. Подошла официантка и протянула  счет. Татьяна Викторовна открыла кошелек и замерла.  Пальцы мгновенно похолодели, в висках бешено застучало - в кошельке лежала полосатая купюра в 10 рублей…
- Девушка, прошу Вас…
- Да??
- У меня…что-то с руками… Вот, возьмите деньги из кошелька сами. Только обязательно, слышите, обязательно заберите вот эти 10 рублей, которые… грязные…
- Пожалуйста…
- Ничего, что они в полосочку?
- Ничего… Ой, да Вы побледнели! Вам плохо, может врача?
- Нет, нет… Спасибо…
- Может сердечных накапать?
- Не надо… Вы деньги уже отсчитали?
- Да, вот сдача.
- Оставьте себе…

      Татьяна Викторовна вышла на улицу, прислонилась к стене и несколько раз глубоко вдохнула ртом похолодевший и влажный воздух. «Спокойно,- сказала она себе мысленно,- не надо дергаться. Подумаешь, «неразменные» деньги!  В сказках такого - пруд пруди… Вот и у меня теперь есть! Кондукторша - ведьма проклятая, она и подсунула! Так…, кажется, начинаю сходить с ума. Сказки, ведьмы… В гостиницу и спать…!»
Она с трудом оторвала тело от стены и медленно пошла в сторону нужного ей автобуса. Страшно болела голова, пульс колотился в висках и за грудиной тяжело и часто. Впереди, метрах в 20-25 появилась спасительная вывеска: "Аптека"

- Валокордин, спазган и… что-нибудь успокоительное, что без рецепта можно…
- С Вас 108 рублей 60 копеек…
            
      Теперь в аптеке вид купюры с множественными светло-красными полосками привел Татьяну Викторовну в совсем иное состояние. Словно кто-то невидимый щелкнул «тумблером» в мозгу - появилось чувство азарта, подогреваемое любопытством.
Татьяна Викторовна положила полосатую десятку рядом с сотенной купюрой и внимательно проследила путь странной купюры с прилавка в денежный ящик кассового аппарата. Убрав лекарства в сумку, она перешла к соседнему отделу.
- Будьте добры, два бинта по 2-60 и пузырек йода…
- С Вас 7-30.
- Пожалуйста.
Полосатая десятка проделала тот же путь: кошелек - прилавок - ящик… Татьяна Викторовна вернулась к предыдущему отделу.
- Анальгина два упаковочки.
- 8-70…
- Прошу…
            
      Словно под гипнозом, словно во сне она переходила от отдела к отделу и покупала, покупала, покупала бинты, йод, анальгин, таблетки от кашля, снова бинты, зеленку, опять йод…
Собственные действия не вызывали в ней никакой реакции мозга. Единственно удивляло, что обе провизорши (одна - лет 50, вторая - совсем молоденькая) совершенно спокойно, без признаков удивления или возмущения продолжали брать из ее рук одну и ту же полосатую десятку. После очередной покупки молодая провизорша сказала: "Извините, но мы через пять минут закрываемся…»
      Татьяна Викторовна вышла на улицу. Вместе со своей сумкой она несла  большой полиэтиленовый пакет, набитый бинтами и лекарствами…

      Питерский вечер встретил ее темнотой, резким сильно похолодевшим ветром, мелкой снежной крупкой в лицо и совершенно пустой улицей. То есть абсолютно пустой.
      
       Татьяна Викторовна оглянулась по сторонам. Ни за одним  оконным стеклом в домах не было света. И, что самое странное, вдоль Невского проспекта, посередине мостовой, матово поблескивая лежали трамвайные рельсы.
Татьяна Викторовна несколько раз моргнула, прижмурила крепко глаза и снова их открыла - рельсы не пропали. «Странно ,- подумала она, - точно помню, что приехала сюда на автобусе и никакого трамвая тут не было. Что-то нехорошо у меня с головой… Может, забрела куда-то, а как и куда - не помню…».
Она подошла к рельсам и увидела, что их - всего два, то есть трамвай (если таковой появится) сможет ехать только в каком-то одном направлении. «Наплевать,- промелькнуло в мозгу,- лишь бы уехать отсюда… Добраться до гостиницы и вызвать врача. Что-то мне нехорошо…»
             
       Минуты через 3-4 из темноты лязгая и покачиваясь подкатил трамвай. Перед Татьяной Викторовной открылись двери второго, прицепного вагона. Она вошла в его холодную, еле освещенную темноту и, будучи совершенно не в состоянии стоять, опустилась на низенькое фанерное сидение. Трамвай дернулся и поехал.
Татьяну Викторовну не удивило отсутствие людей - поздно, все по домам сидят. Отсутствие кондуктора не удивило так же - в первом вагоне, значит. Будет остановка - придет… Она поставила пакет на колени, положила на него сумку, сверху - руки, прислонила голову к холодному стеклу окна и закрыла глаза. Подергивание вагона и навалившаяся усталость сделали свое дело - она уснула….
            
       Кто-то сильно тряс ее за плечо. Татьяна Викторовна нехотя открыла глаза и подняла голову. Перед ней стояла кондукторша, с которой еще сегодня утром они ехали от Московского вокзала. Сейчас на женщине были надеты старая замусоленная телогрейка, ватные брюки, валенки и серо-коричневый клетчатый платок. Но это была она - не узнать странные, напугавшие ее глаза Татьяна Викторовна не могла.

- Приехали. Дальше трамвай не идет.
- Почему не идет?
- Сегодня днем рельсы бомбой разворотило.
- ????
- Дальше пешком, выходите!
- Как...Кто… Какой бомбой, откуда бомбы?
- Ты что, после нескольких суток работы очумела?! Война же, бомбят…