Леонид. 2

Ты мне приснился сегодня. Таким, каким ты был два года назад – милым, улыбчивым мальчиком, смотревшим на меня горящими глазами и верившим в то, что лучше меня никого нет.
Нет, два года назад ты таким уже не был. К моменту нашего расставания ты очень сильно изменился. А я изменилась только теперь. Я стала циничнее и злее. Тебе бы не понравилось, что я играю людьми, как куклами. И то, как я отношусь к тому, кто рядом со мной, тебе не понравилось бы тоже. А мне нравится. Потому что в моей жизни больше нет любви. Зато теперь никто не сможет прочитать мне мораль о том, что Тот, Кто Рядом со Мной, мне не подходит, что я зря теряю с ним время, что он не достоин такой девушки, как я (ты был достоин? – не знаю. До сих пор не могу понять…) Не сможет, так как я научилась выбирать людей очень аккуратно. Не тех, кто не будет бить, – ведь можно и ошибиться, – а тех, кто просто не сможет ударить.
Ты смог, а потому никогда уже не будет того счастья: обжигающего, как костер в лесу; огромного, как море; сильного, как ветер. Никогда.
Я знаю, сейчас ты грустно улыбаешься и думаешь о моей неизлечимой любви к красивым словам. Думаешь о том, что я ненавижу совершать необратимые поступки, а потому не веришь ни одному моему «никогда». Потому что сказав это слово, я отрезаю себе путь к отступлению. А ведь отступить еще не поздно. Наверное.
Вот только нельзя возвращаться по старым следам – там ждут лишь тени.*
Ждут и очень надеются, что я появлюсь. Но… возвращаться нельзя.
Я же еще помню, как мне стало страшно, когда я поняла, что тот ласковый мальчик, что оказался рядом со мной, уж очень сильно смахивает на тебя. Он даже называл меня катёнком – как и ты. Хотя нет. Он все-таки называл меня котенком, но это не так важно.
Рассказать бы ему, что он был всего лишь заменой. Хорошей, близкой к оригиналу, копией. Не слишком ли это жестоко?
И все-таки я зла. И ты был прав. Раньше я была человечна, но не была человеком (скорее уж испуганным зверенышем). Ты сделал из меня человека, но куда подевалась моя человечность?
Ты всегда был прав. И сколько лет я еще буду пытаться смотреть на мир твоими глазами? Думать, а как в этой ситуации поступил бы ты? И … поступать по-другому. Потому что ты прав, а я просто человек.
Что же мне такого делать, чтобы избавиться от тебя? Я не смогу забыть – не научили. Я давно уже тебе все простила – и от этог только больнее. Я не могу не думать о тебе: ты слишком яркая личность, слишком сильные эмоции во мне ты вызывал, моя жизнь была такой насыщенной рядом с тобой…
А потом мир потерял яркость. Я не заметила, когда. Возможно, в тот момент, когда я научилась жить без тебя (без твоего личного присутствия в каждом моем вздохе).
Глухая тишина – это так страшно.**
Помнишь это? – «И я уже знала, что не смогу уснуть без музыки. Никогда.»***
Помнишь. Ты же помнишь все мои стихи. Даже те, что я не успела написать. Даже те, что я никогда не напишу. Помнишь.
Прости меня. Прости за то, что я ушла от тебя, но не смогла порвать с тобой. Ушла. Не оглянувшись ни разу.
Ты знал, что я уйду. И ты знаешь, куда я иду. Путь мой не долог. Он всего лишь бесконечен. Это мы знали оба, но я ушла.
Ты научишься жить без меня, как я научилась жить без тебя. Это не сложно, это всего лишь не возможно. Это я тоже знала, но я ушла.
И только через два года мне захотелось оглянуться и увидеть тебя. Но… возвращаться нельзя. Это не надолго. Это всего лишь на всю жизнь.
Да, я ушла. Ушла не потому, а вопреки… Вопреки тому, что знала я и что знал ты. Это приятно – уходить вопреки. Как же это чертовски приятно.
Как же это чертовски больно!
Но я ушла, а боль пройдет.
Прости меня за то, что я покинула твою многоквартирную коробку. Оставила тебя одного слушать ползущую тьму. Прости, я больше не могла слушать шепот твоих стен.
Но глухая тишина – страшнее. Теперь я знаю только это.

* Это из Лукьяненко. Вот только не помню, откуда. («Фальшивые зеркала» или «Лабиринт отражений»)
** Из него же.
*** Reddish "Крик".


<21.06.2000> <30.09.1999> <11.04.2002>