В глубине глаз моего Нарцисса

Сероресницый мальчик смотрел на дно маленькой чашечки в чаинках и грустно домучивал сигарету. А я нагло разглядывала его напряженное лицо, сжимая большую мужскую ладонь с серебреным перстнем с совершенно не подходящей для него надписью “господи, спаси и сохрани”, хотя кто знает, может, эти слова актуальны для каждого, и чувствовала его боль в глубине себя. Его тонкие пальцы добавили еще один оранжевый бычок в переполненную пепельницу. Он никогда не поймет сказанных мной зарифмованных слов, никогда не услышит плачь моего ангела, только уставшим полутоном произнесет: “ты волшебная” и легко улыбнется. У него всё получалось легко, даже грубость. Меня уже не раздражали его короткие упоминания о “идеальной жене”, ни ее редкое, оборванное присутствие. Скорее, смешило. Да, искренне. Только в дешевом мексиканском сериале могло происходить то, что происходит с нами. Я бы ни за что не догадалась бы посадить нас двоих в одну машину, и при этом умудряться делать вид, что все нормально. А потом звонить ночью и  как ни в чем небывало спрашивать, как я там. А никак. 
Ты непокабелим!
Даже реплики, если вникнуть в смысл всего сказанного, появляется рефлексное желание переключить на что-то более серьезное, просто нажать кнопку. “Пыль на телеэкране важней того, что я смотрю” (с) Дельфин.
Наш первый встреченный вместе рассвет в самом центре города, помнишь? Только мы и птицы в пустом центре. Первые маршрутки, рекламные щиты, спящие прямо на первомайском асфальте дети.
“Во мне собранно самое плохое, что есть в мире, а ты… светлая, даже святая, мы черное и белое – это странно”. Ничего странного,
мой хороший. Все банально, до отвращения. Два ребенка, насмотревшихся мелодрам, столкнулись лицом к лицу в середине марта. “Ах, вы такая грустная! Что-то случилось? Я могу Вам помочь?” “Мне никто не сможет помочь: моя сущность равна существованию”. Другой бы подумал, что я пьяная и сумасшедшая
(а так оно и было), а он мне оставил номер своего телефона и предложил подбросить до дома. Сколько в тебе этой нежности, скажи, тресни мне по харе правдой, я же всё тебе окончательно испорчу, спасай свою маленькую радость жизни, пока мне не в голову не пришло очередное безумие.
Она – стабильна. Вечна, как Ленин. Её всегда можно застать дома, а меня не то, что бы иногда. Проще забрать меня утром, заспанную, на целый день, как ты и делаешь, а для ночи есть “второе блюдо” – она. Мне - платоническое, ей – физическое.
Нет, я не закатываю, как эта, скандалов, не устраиваю истерики, а просто лажусь на дно и давлю твое самолюбие молчанием. Так эффективнее. Что же ты, деточка, такая взрослая, а элементарных вещей не знаешь?
Со мной, как на заминированном поле. Ты никогда не догадаешься, что я выкину в ближайшую минуту. Адреналин наших отношений еще больше доказывает тебе, что пора распутать ситуацию, пока она окончательно не вышла из-под контроля.
Позвони мне под утро, расскажи, как тебе плохо без моих стихов.
Трудно вот так просто оставить настоящее в рамках прошлого, которое вдруг разбило тебя волнами предательства. И только Богу известно, что будет с нами. Давай перепишем учебник геометрии?
На каждой страничке по треугольнику. Нумерация цифр – в разброс.
“Мы же взрослые, это не серьезно”. А что “серьезно”? Что это за слово и почему его нет в моем лексиконе?
Жить… Ради чего? Зачем? Объясни своему глупому ребенку, что ты за чудовище? К черту придурков, пытающихся разобраться в наших отношениях. У них всё равно не получиться. А знаешь, почему?
Потому что их нет. Есть только офигенное самолюбие каждого из нас.
Не задумывайся дважды, услышав свое сердце.

“Миф о прекрасном юноше, который днями напролет любовался своим отражением в ручье.
Нарцисс до того загляделся, что, в конце концов, упал в воду и утонул, а на берегу вырос цветок, названный в его память.
Когда Нарцисс погиб, нимфы леса – дриады – заметили, что пресная вода в ручье сделалась от слёз соленой.
 - О чем ты плачешь? – спросили дриады.
 - Я оплакиваю Нарцисса, - отвечал ручей.
 - Не удивительно, - сказали дриады. – В конце концов, мы ведь всегда бежали за ним вслед, когда он проходил по лесу, а ты – единственный, кто видел его красоту вблизи.
 - А он был красив? – спросил тогда ручей.
 - Да кто же лучше тебя может судить об этом? – удивились леснее нимфы. – Не на твоем ли берегу, склоняясь над твоими водами, проводил он дни от зари до ночи?
 Ручей долго молчал и, наконец, ответил:
 - Я плачу по Нарциссу, хотя никогда не замечал, что он – прекрасен. Я плачу потому, что всякий раз, когда он приходил на мой берег и склонялся над моими водами, в глубине его глаз отражалась моя красота”.

(“Алхимик” Пауло Коэльо) – отрывок из твоей волшебной книги.