Практикантка, ч. 2 стекло

 В долине небо казалось на порядок выше, чем в селении,  было прохладно, и Луна отражалась в речной глади множеством светлых пятен, оставляя тусклые  клочья на ветках орешника.
Палаточный городок, как выводок цыплят, ютился в тени раскидистых деревьев. Возле каждой палатки вздымался к черному, покрытому  точками звезд, небу, дымок от затухающего костра. Где-то звучала грустная песнь мандолины, от речки доносились всплески воды и молодое задорное хихиканье.

Беловолосая практикантка сидела возле одной из палаток, поджав под себя дородные ноги, и аппетитно поглощала краюху черного хлеба. Хозяйка палатки, немолодая женщина в красном халате, сидела напротив нее, подперев сморщенную щеку рукой, и наблюдала за гостьей:
- И как там, в городе-то? Мужики, небось, культурные? – спрашивала она.
- Культурные, - соглашалась спортсменка ,- Только бледные очень. Все – по офисам да машинам. Атрофировано у них всё.
- Не уж то всё? – всплеснула руками женщина.
- Всё. – кивнула практикантка, запивая хлеб терпким квасом, - Кроме мозгов. И то – не у всех.
- Ну, это ещё – не всё, - успокоилась хозяйка палатки, - Мозги тоже нужны. Хотя, конечно, если всё остальное атрофировано – тяжело…
Она с сожалением посмотрела на девушку:
- И у тебя жених есть?
- Не-а, - отвечала та,  - Не нашла еще.
- Не атрофированного? – догадалась женщина.
- Можно и так сказать.

Практикантка отложила остатки краюхи, встала, отряхнула с подола крошки:
- Славно тут у вас. Природа.
- А ты оставайся. Врачом будешь. Ты врач-то какой?
- Акушерство и гинекология. – девушка заметила недоумение на лице собеседницы и постаралась объяснить подоступнее. -  Роды принимать учусь…
- А! – оживилась та, -  Роды! Это понятно. Бабы наши рожают часто. Как кошки. Хотя, конечно, помощь в этом им не особо нужна. Я сама своих семерых под чистым небом, в полном одиночестве, в саму траву родила. Теперь – вона – богатыри. Ничего не атрофировано. Окромя, конечно, мозгов. Но у нас тут мозги не на особом счету.
- Да мне бы месяц перекантоваться у вас, и – домой. Я на практику.
- Ну, вот, и перекантуешься. У нас бывают неурядицы всякие: кого солнце по башке ударит, кто руку надорвет. А мы кроме стрептоцида  и лекарств-то не знаем. Всё стрептоцидом лечим.

Девица поднялась на деревянный сруб, сладко потянулась.
- Хороша… - не выдержала женщина. – У нас-то бабы все худые, черные, таких, как ты, местные мужики и не видели никогда. Помрут  – увидят. Я, в свое время, одна полнокровная на все селение была, так мужьям счет потеряла.
- Пойду, прогуляюсь. Искупнусь, может, - сообщила студентка, нагнулась к сумке, извлекла купальник и полотенце.
- Нет, - серьезно замотала головой женщина, - Одна не пойдешь. Слышишь? На речке молодняк отдыхает. Парни они хорошие, но похоть свою усмирять не умеют – не приучены. Сейчас мужа разбужу – он человек пожилой, мудрый. Сопроводит тебя. Эй, Гаса! Поднимайся, шайтан! – закричала она и нырнула в палатку.

Девица быстренько скинула халатик,  ошарашив природу белизной и совершенством своего тела, натянула купальник, и в эту минуту показалась женщина, а за ней Гаса – небольшого роста худощавый мужичок в длинных сатиновых трусах, который, увидев студентку, громко икнул, что-то пробурчал и ринулся обратно в палатку.
- Ты куда? – всполошилась женщина.
- Одеваюсь. – донеслось из-за парусиновой стены.
- Одевается, - объяснила девушке женщина и, скользнув глазами по ее высоким бедрам, проговорила, - Ты пока халатик – то накинь. Купаться будешь –  тогда снимешь.
Девушка оделась и присела на сруб.
- Тебя как звать – то? – поинтересовалась женщина, выскребая из тлеющей после костра золы испеченные, потрескавшиеся от жара, картофелины.
- Яна.
- Странное имя. Сразу видать – городское. А я – Минтай. – сообщила женщина и откатила очередную картофелину в траву.
- Так одна рыба называется.
- Да? -  удивленно отозвалась женщина, но, видимо, не предала этой информации особого значения. – Гаса! Долго еще?
- Одеваюсь я.
- Картошку будешь? – Минтай выискала в траве прутик и подкатила дымящуюся картофелину к  Яне.
- Спасибо. Я вообще-то на ночь не ем.
- Это ты в городе порядки устанавливай, - мягко, но строго ответила женщина, - А у нас так: коли еда приготовлена, ее надо есть.
Студентка грустно опустила глаза на притихшую у ног картофелину и вздохнула.
- Хорошо. Я съем ее. Искупаюсь, и съем.

Минтай одобряюще кивнула, и в этот момент показался Гаса. Глядя на него, Яна еле удержалась, чтобы не разразиться смехом.   Гаса  был всё в тех же сатиновых трусах, и в его туалете изменился один единственных нюанс: на голове появилась огромных размеров кепка.
- Ты что это кепку нацепил? – удивилась Минтай. – И где ты ее откопал? Это же прадеда кепка. Она пол века света не видела.
- Не суетись, женщина, - властно произнес Гаса, - Пол века не видела – еще пол века не увидит. Темно нынче. В ночь идем.
- Ладно, - махнула рукой Минтай, - Это Яна. Познакомься. Она из города приехала, тридцать восходов у нас жить будет. Она доктор. Лечить больных будет.

Гаса с уважением поглядел на Яну, приподнял кепку, блеснув лысиной, и представился:
- Гассан. Пастух местный.
- Хороший пастух, - гордо добавила Минтай. – У Гасы в роду все пастухи  – кроме  кума его. Тот карликом был. Уехал с бродячим цирком, еще мальчонкой…
-  Молчи, женщина. – прервал ее щебетание Гаса. - Доктору нет интереса про карликов слушать. Купаться идем.
Яна накинула на округлое плечо полотенце и отправилась в сторону реки, а Гаса, словно живой гигантский гриб, устремился за ней, ввинчивая свой пожилой и мудрый взгляд в крепкие ягодицы девушки, которые под покровом темноты источали невыразимой силы таинственность.
-    Не долго только! – крикнула им вслед Минтай, села на сруб и принялась очищать остывшую картофелину от обугленной кожуры.

У речки было много народу: в большинстве своем, мужчины, и несколько молоденьких, голых девиц, барахтающихся у самого берега, абсолютно не стыдясь своей наготы.
Окинув окружающих быстрым взглядом, Гаса обратился к Яне.
-   Пойдемте, доктор, дальше по берегу – там тише, и вы в свое удовольствие сможете насладиться ароматом речной воды.
Они пошли по кромке воды, мимо резвящейся молодежи, и в какой-то момент Яна скинула халатик, повесив его на руку. В этот миг весь мир, казалось, превратился в вакуум. Все мужчины, находившиеся в реке и возле нее, словно под чарами медузы-Горгоны, застыли, не в силах ни вымолвить слова, ни двинуться с места, чтобы не спугнуть такой прекрасный ночной мираж. Голые девицы повыскакивали из воды и, недовольно виляя маленькими мальчишескими попками, ушли к своим палаткам.

- Эй, Гаса! – наконец-то окликнул пастуха один из парней.
- Что? – не оборачивая головы, надменно отозвался Гаса.
- А кто это, а?
- Где? – не сдавался пастух.
- Ну, с тобой…
В это мгновение Яна наступила на что-то острое, взвизгнула и нагнулась, шаря в темноте по земле  - ей показалось, что это был кусок стекла.
Гаса, стоящий  у нее за спиной и непосредственно наблюдающий за сим процессом, сглотнул колючий комок и попытался отвернуться, но не смог.
- Ну, кто это, Гаса?
- Доктор. –  сдавленно произнес пастух. – Приехала к нам.
- А что, кто-то заболел?
- Всякое может случиться. – сообщил Гаса.
- Похоже, уже случилось. – мрачно отозвалась Яна, разглядывая массивный кусок бутылочного стекла, – Я ногу пропорола. Что у вас тут на берегу стекла валяются?
Она развернулась и захромала обратно, к поселку.
- Погодите! – закричал Гаса, - Я вам помогу!
Он подбежал к Яне и неуклюже попытался поднять ее на руки, но не смог, и они чуть не упали в мокрую прибрежную гальку.

- Давай я. – послышался густой, раскатистый, словно горная лавина, голос, и из воды показалось могучее мужское тело. Тело приблизилось к Яне, словно тряпичную куклу подхватило ее на руки и пробасило:
- Куда нести?
- Ко мне, - ответил Гаса, грустно поправляя кепку.
Яна закусила губу, чтобы не заплакать – так болела нога. Она, забыв о приличии, прижалась к вздымающимся мышцам своего спасителя. От него пахло речной тиной и костром. Этот странный запах, вместивший в себя такие противоположности стихий, убаюкивал, и  Яна задремала, прямо на руках у великана, как младенец, но вскоре  проснулась, почувствовав, как где-то внизу, примкнув к ее  бедру, бьется в мощном томлении желания нечеловеческих размеров то, что, со слов Минтай, в этом селении мужчины усмирять не приучены. Яна встрепенулась, но в этот момент оказалось, что они уже пришли. Девушка спрыгнула на землю. Тут боль снова прострелила ногу, и Яна со стоном опала на траву.
- Что случилось? – подбежала к ней испуганная Минтай.
- На стекло наступила. – объяснил Гаса. - Завтра весь берег проверю. Надо же – стекло.

Пастух скинул кепку и обратился к великану, который стоял всё тут же, глядя сверкающими глазами на девушку.
–   А ты, Сёма, ступай спать.
- Завтра можно прийти? – спросил Сёма. – Проведать.
- Завтра будет видно, - отмахнулся Гаса, - Иди уже.
Могучая тень исчезла в гуще ночи.
- Гаса, разожги костер! – суетливо командовала Минтай, - И вынеси из палатки подушки.
- Ты не помнишь, где у нас стрептоцид? –  вопросил пастух.
- А-а-а… - застонала Яна.
- Надо посмотреть ногу, - решил Гаса,  -Я, конечно, не врач…
Он подошел к девушке, и тщательно скрывая вожделение,   бережно приподнял больную ногу, придерживая ее чуть выше колена.
- Да. Плохи дела, - проговорил он, пожирая глазами округлую голень девушки.
- Уйди ты! – прогнала его жена, - Баранов своих заценивать будешь. Думаешь, я в темноте ничего не вижу? В гроб пора – а всё туда же.
- Я ногу смотрел… -  попытался оправдаться пастух.
- Моли Бога, что только ногу! Остальное и у меня посмотреть можешь. Чай, не чужие. Неси подушки!

Минтай ловко управилась с костром, который запылал олимпийским факелом, освещая собой половину поселка. Девушку уложили на подушки. Женщина согрела воду и, опуская в нее чистую тряпку, аккуратно промыла рану.
- Нужно выпить. – серьезно сообщила она стонущей студентке и поднесла к ее губам пиалу.
- Что это? – тихо спросила та.
- Надо.  Давай, залпом.
Девушка хватанула добрую часть напитка, и стала с ужасом глотать воздух, как большая, потерявшая водную среду, рыба.
- Закуси, - Минтай сунула ей в рот кусочек вяленого мяса.
- Это спирт? – поинтересовалась Яна, когда наконец-то смогла говорить.
- Самогон. – женщина плеснула остатки из пиалы на рану, и девушка снова взвизгнула от боли.
- Вы чего?
- А  вот чего.

Минтай выхватила из костра горящую ветвь и поднесла ее поближе к больной ноге. Из раны зеленым уголком торчало стекло.
- Будем доставать. Сегодня ты – больная. Я, стало быть, доктором буду.
- А я санитаром, - выглянул из палатки Гаса и с надеждой посмотрел на женщину.
- Иди-иди, кобель! Я тебе еще устрою.
- Зачем вы с ним так строго? – поинтересовалась девушка, разглядывая поврежденную ступню.
- Принято у нас так.
- Матриархат?
- Кто его знает? – пожала плечами Минтай.
- Знаете, я, пожалуй, справлюсь своими силами. У меня в сумке саквояж, в нем аптечка. Принесите, пожалуйста. – попросила девушка, и вскоре у нее в руках оказались скальпель, пинцет и шприц, который она наполнила каким-то раствором.
- А это зачем? – Минтай ткнула пальцем в шприц.
- Анестезия…Ну, типо вашего самогона.
- Никогда уколы самогоном не делали… - задумчиво проговорила женщина, наблюдая, как девушка вводит раствор в область раны.

Далее, Яна взяла скальпель и резанула по ступне, расширив рану таким образом, чтобы стекло можно было беспрепятственно вытащить, что она и сделала пинцетом. Осколок оказался небольшим.
- Куда его? – спросила она у притихшей Минтай, которая была несколько шокирована такой ловкостью девушки…
- Кого? – тихо отозвалась она.
- Осколок, - Яна протянула ей пинцет, в металлических лапках которого отбрасывала блики костра зеленая окровавленная стекляшка.
- Закопать надо. – снова выглянул из палатки Гаса. – Поглубже. Завтра в лесу закопаю.
Девушка тем временем попросила еще самогона, промыла им рану, крепко перетянула ступню бинтом и, сладко зевнув, откинулась на подушки: усталость и хмельное зелье стремительно накрыли ее глубоким сном.
Минтай заботливо накинула на девушку байковое одеяло, затушила костер, и, затащив за шиворот в палатку Гасу, скрылась в ней и сама.