Жить без

   Он взглянул на черный прямоугольник окна. Тьма, как и всегда, в это время суток владела миром снаружи, не властная лишь над ярко освещенной комнатой. Он стоял почти рядом с тем миром, касаясь носком ботинка неподвижных занавесок, стоял не первый час. Он ждал, но секунды рождались минутами, а минуты - мучительными часами. Дыханье его было размеренным. Изредка может показаться, что перестало биться сердце, но вот от очередного выдоха содрогается ткань и волнение пробегает по ней, достигая самого пола. Все чего он желал, это дождаться как мир вновь освободиться из мрака и обретет себя в навеянных восходящим солнцем цветах. Он ждал, зная, что утро принесет лишь смерть, тлен прошлого тела рассыплется по полу, забьется в щели меж половицами и смешается с пылью. Интересно, а многие ли сейчас также ждут, раздумывают о том же, готовятся утратить жизнь. Он был уверен - все они знают, все понимают, но... Он умрет, но, сперва, должен увидеть в последний раз. Нет мысль о смерти совсем не пугает, не загоняет в угол комнаты, не бороздит сознание в попытках растормошить вздремнувший страх. Он не боится ее прихода, она всегда была его частью, неотъемлемой и как не боролся с отвращением к мысли,  она - это его сущность.
 
  Он прищурил серые, почти безжизненные глаза, и минуя блики на стекле,  вытянул из темноты неясные очертания потухшего фонаря, цветочной клумбы рядом с дорогой. Она вела от парадной двери дома к массивным и зловещим узорами воротам. Прикрытым бутонам на тонких стебельках не давал покоя ветер, он расходился волнами по серебристой от влаги траве, блестящей в свете вечно немытой бледной луны. Скелеты деревьев превносили больше дикости этой картине, их чернеющие силуэты нависали над тропинкой и отбрасывали безобразные тени на лужайку. Ледяной шепот ночи не проникал сквозь окно, он его помнил и не хотел уносить с собой, пусть тот останется здесь. Он жаждал увидеть все по-другому, лицезреть истинные краски. Говорили, что трава ярко зеленая в это время года, лишь с наступлением осени она желтеет и тускнеет. Рассказывали как жужжат насекомые в жаркий день, как парит земля и обжигает холодом быстрый и прозрачно чистый ручей.

  На миг он мысленно перенесся на многие годы назад, в соседнюю залу с величественным камином из обожженного камня, гобеленами на голых серых стенах и с ворсистыми коврами на полах. Туда, где в кресле раскачивался его дед, накрыв колени пледом и покуривая трубку, чей дым тонкими вьющимися струйками уносился к потолку. Они часто беседовали с ним, почти каждый вечер, и каждый отпечатывался в памяти. Слова, реплики, вопросы, ответы - все и навсегда пребудет с ним.
- Дедушка, расскажи ты на самом деле видел или только слышал? - спрашивал он.
- Я... - дедушка тяжело вздыхал и подносил мундштук к губам. - К сожалению нет, эти истории переходят из уст в уста, из поколения в поколение. Многие несут слово на протяжении тысяч лет. И ты, наверное, знаешь, что у каждой семьи своя.
Он кивал в ответ и любящим взглядом смотрел на мудрого деда.
- И эти слова стоят многого, со временем к тебе придет понимание. Ты повзрослеешь и будешь ими жить, питаться и наслаждаться, они осядут в твоей памяти и твое воображение позволит волновать твое сознание раз за разом, насыщать тебя ощущениями. Вот послушай, - говорил он и доставал из кармана халата книжку в кожаном переплете. Он много раз видел ее в руках деда, но даже и не представлял, что может быть в ней написано. То как дед обращался с ней, с какой осторожностью перелистывал пожелтевшие страницы; ее потрепанный внешний вид - это выдавало ее возраст и ценность. - Я думаю ты уже готов, чтобы услышать это. - и он принялся за чтение, его мягкий слегка хриплый голос убаюкивал, красивые слова врезались в память живописными картинами и нереальными ощущениями. Где как ни там он узнал, что солнца огненный диск начинает свой долгий путь на востоке, прорезая лучами верхушки деревьев большого леса. Светило начинает сотворение мира с самого своего пробуждения и лишь затем отступает перед тьмой, отдавая все на волю ленивой луны. Стоит лишь его послушным и добрым лучам пробраться меж замерзших, покрытых инеем стволов деревьев, пробежаться по влажному мху, заглянуть под камень, за угол дома, под скамейку, как мрак уходит, трусливо удирает. 
- Когда солнце поделится собственным теплом с землей, когда его лик вознесется высоко в голубизне, когда пробудит к жизни краски дня, когда запоют птицы. - говорил дедушка, он не читал, раскрытая книга лишь лежала на его коленях. Все хранила его память.   

   Лишь через пять лет он услышал следующее от деда, ядом въевшееся в его душу и причинявшее мучительную боль.
- Многие решались на это, многие - нет, - говорил дедушка дрожащим голосом, эти слова давались ему слишком тяжело. - Как видишь и я не решился. Думаю, что никогда и не сделаю этого, мне осталось совсем немного. Я люблю этот дом, свою семью - тебя. Я рад, что прожил такую жизнь, хоть и... - он замолчал и опустил седую голову, многие дни уже не брал он в руки свою красивую трубку, не наполнял ароматным дымом помещенье. Его голос стал жестче и он продолжил. - Это выбор каждого, здесь нет места упрекам, броваде или разговорам о трусости. Ты тоже вправе решить для себя что важнее. Эту книгу я передаю тебе, теперь она твоя, делай свои записи, дополняй и неси свое слово. Я уверен, она в замечательных руках окажется.

   И сейчас он стоял, крепко сжимая в ладони эту книгу, ощущая мягкость ее кожаного переплета, тяжесть исписанных страниц, многие из которых вышли из-под его руки. Он принял решение, не раздумывая, твердо. Лишь краткий миг рассвета, первый и последний, он достигнет предела своих мечтаний. Он не мог так больше существовать, жить без. Дедушка был бы рад за него, он видел его усатую улыбку и мягкий взгляд проникновенных глаз устремился ему в спину. Вот уже час как небо побагровело там над лесом и постепенно смывалась чернота небес, тускнели забрызгавшие их звезды. Вот уже скоро. Он напрягся, готовясь вобрать в себя как можно больше через глаза, нос и уши. Приоткрыл окно, пуская внутрь утро, ночь ему была противна. И наконец над верхушками деревьев возник величественный и долгожданный диск. У него перехватило дыханье. Какие удивительные краски, синий - это небо над горизонтом, голубой - там где не видны еще размытые облака. Зеленый - устилающая поля трава. Красный - ореол вокруг силуэтов одиноко стоящих пышных деревьев. Оранжевый - проливает светило. Многим цветам он не мог подобрать названия. Пронзженный лес пропустил сквозь себя яркую полосу желтоватого света, она рассекла опушку леса и золотистая пшеница отвесила глубокий поклон, затрепыхались в вожделении тепла зеленые листья. Лучи устремились вперед, все ближе и ближе, ворвались в комнату и коснулись его. Рука дернулась, дабы прикрыть глаза от жестокого света, но он сдержался, и не щурась, перебарывая боль, наслаждался. Безобразные клыки прорезали десну и блеснули в солнце, мгновенье, книга шмякнулась на пол, и утренний ветер разбросал его прах по комнате.