встреча

     В прошлом я совершенно ничего не понимал в абстрактной живописи. В этом не было ничего удивительного, тем более что я тогда вообще мало разбирался в изобразительном искусстве. Так,  постольку-поскольку. Но абстракция почему-то волновала меня, хотя и была совершенно недоступна моему воображению. Мне все время казалось, что в ней что-то есть. Но что? Я не раз делал попытки образовать себя в этом плане: на выставки ходил, книги умные по живописи читал и, пока читал, даже как будто верил во всю ту вдохновенную чепуху, которую напрочь не понимал. Но как только книгу закрывал – ни фига: без их комментариев и соплей взахлеб я ничего не чувствовал и не видел. А красиво расписать можно все что угодно – от кирпича до солнца. Но странное дело, если б спросили меня, какую живопись я у себя дома хотел бы видеть, то ответ был бы всегда однозначным: импрессионистов или авангард. И не спрашивайте меня, почему. Ответа нет.
     Зашел я как-то раз в один книжный магазин, где хозяин, помимо всего прочего, еще и картинами приторговывал. Смотрю – напротив входа картина большая висит, вся из себя такая абстрактная, что во-обще ничего не понятно. Серо-синие разводы и рыжие пятна вокруг, ну, и если приглядеться, можно то ли шляпу, то ли планету себе нафантазировать. Подошел ближе – вообще полный компот, а под ним надпись: «Встреча». Смотрел я, смотрел на эту «Встречу» непонятно кого с кем, и даже голова у меня закружилась. Отвернулся, хотел уйти, уже пару шагов к выходу сделал, и вдруг чувствую – не могу, держит что-то. Сам себе удивился, но развернулся и опять к картине подошел. И тут как током меня садануло: вижу – точно «встреча». Моя с ней или кого-то с кем-то, а может быть, и просто каждого со своим, но только встреча это, точно! И не то чтобы мне все понятно в ней стало, но такая энергетика в этой картине была, что меня просто как в воронку в нее затягивать стало. Я даже шум в ушах почувствовал. И испугался. Может быть той встречи, которую эта картина предлагала. Обернулся я, смотрю: хозяин рядом стоит и за мной наблюдает. «Сколько она стоит?» – спрашиваю. И тут он такую цифру назвал, что я только присвистнул да руками развел.
     Весь день я о картине думал и все никак не мог для себя решить, радоваться мне тому, что со мной возле нее произошло, или наоборот. Неделю мучился и боролся с искушением еще раз на нее взглянуть, а потом все-таки не выдержал и пошел.   
     Картины на месте не было. «Неужели уже продана?» – неожиданно испугался я и в панике повернулся к хозяину.
     – Нет, – догадался он о моем вопросе. – Я ее снял.
     – Почему?
     – Художник попросил. Забрать хочет.
     – А картина где?
     – Да здесь она еще. Хочешь посмотреть?
     – Да. Для этого и пришел.
     Он зашел в подсобку и вынес картину. Мы оба молча уставились на нее, я – проверяя свои первые впечатления, а он – думая о своем.
     – Скажи, это правда вещь? – спросил я его тихо. Он кивнул.
     – Это встреча?
     – Конечно. Ты же чувствуешь.
     – Да. А ты знаешь кого с кем?
     – Какое это имеет значение? У каждого со своим.
     – Знаешь, а я абстракцию не понимаю.
     Он удивленно посмотрел на меня, а потом тихо произнес:
     – Ты так думаешь.
     – Ты художника знаешь? Что он за человек?
     – Талантливый. Только странный немного. Говорит, что эта встреча ему приснилась.
     – С кем все-таки он встретился?
     – C собой, кажется. Но только через много лет или даже веков, в прошлом и в будущем одновременно.
     – Этого представить нельзя.
     – Трудно, но можно. Если мы действительно бессмертны и реинкарнация существует.
     – А она существует?
     – Не знаю. Но многие про это пишут. Все может быть.
     – А он верит?
     – Он знает. Он там был. Ему показали.
     – Кто?
     – Не говорит. Возможно, сам точно не знает или нельзя говорить.
     – По-моему, от этого свихнуться можно. Он как? В порядке?
     – Трудно сказать. Он же художник. Настоящий. А у них критерии нормы другие. Иначе что бы они могли, если б были как все?
     – Да, это верно. Да и вообще, кто знает, где она, эта норма...
     Мы помолчали.
     – А ты там был?
     – Где?
     – Ну, я не знаю. Там, где встречи эти происходят, наверно.
     – Мне нельзя.
     – Почему?
     – Мне нельзя, – повторил он еще раз. И после паузы неожиданно добавил: – Я не готов.
     Не ответив на мой удивленный взгляд, он взял картину и отошел от меня.
     – Иди, – донеслось до меня с другого конца магазина. – Посмотрел и иди. Мне некогда.
     Я развернулся и направился к выходу.
     – Ты должен знать, – услышал я вслед, – не все возвращаются оттуда.
     Я шагнул на улицу.

     Прошло несколько дней. Я старался не думать о происшедшем    в магазине и жить как прежде, но картина и странные слова хозяина магазина не давали мне покоя. Это становилось похожим на бред, и однажды, когда силы мои были уже на исходе и мне стало казаться, что я схожу с ума, мне приснился странный и сильно смутивший меня сон. Я увидел темный туннель, в глубине которого хозяин ма-газина стоял рядом с картиной, освещающей пространство вокруг себя таинственными разноцветными бликами своих красок, каждая из которых коротко высвечивала стрелкой свое направление. Он указывал мне рукой на одно из них, пожалуй, самое тусклое, но светившееся особенным, завораживающим светом.
     – Ты спрашивал о встрече. Путь открыт, и если ты не боишься, иди, – услышал я хорошо знакомый голос. – Только времени у тебя мало. Торопись.
     И все исчезло.
     Я проснулся и резко сел в постели. Сердце гулким набатом стучало в моей груди и отчаянно рвалось наружу. Прошло несколько минут, пока оно пришло в норму и я смог нормально дышать.
     Утром я кинулся в магазин.
     – Где картина?! – закричал я, едва переступив порог и увидев своего ночного гостя на привычном месте. И тут я заметил, что он не один. Рядом с ним, спиной ко мне, стоял высокий худощавый мужчина и что-то оживленно ему говорил. На мой истерический крик обернулись оба.
     – А, это ты, – без всякого выражения произнес хозяин магазина, – я тебя ждал. Познакомьтесь. Это Рой, художник, автор так понравившейся тебе картины. А это... – и он представил художнику меня.
     От моего нетерпения и страха не осталось и следа. На меня смотрели глаза брата. И, ничего не видя больше вокруг, я изнемогал  от невыносимого блаженства узнавания «своего». Как трудно это описать! Потому что я говорю не о братстве кровном, а о том высшем братстве, высшем родстве, о котором я и не догадывался до этого мгновения. Рой приветствовал меня светлой вежливой улыбкой.
     – Спасибо. Мне очень приятно, что моя работа вам понравилась.
     – Очень. Я бы хотел ее купить.
     – Купить? – улыбка сползла с его лица. – Нет, это невозможно. Это была глупая идея – продать то, что является только твоим и для продажи не предназначено. Я как раз пришел за ней.
     Я почувствовал, как лицо мое вытянулось и, как зеркало, отразило мое отчаяние и растерянность. Мне не жалко было уже никаких денег за то, к чему так стремилась моя душа и что я впервые смог понять и почувствовать сам. Реакция Роя была неожиданной:
     – Ну-ну, что вы! Я не предполагал, что картина вам настолько понравилась. Успокойтесь, я с удовольствием подарю ее вам. Возможно, для вас я ее и писал. Во всяком случае, мне сейчас так кажется.
     И вдруг я каким-то непостижимым образом почувствовал, что это правда, что именно для меня и была написана Роем эта картина, а сейчас просто настало время, когда он наконец может мне ее вручить. И я почти торжественно, как будто совершая священный ритуал, протянул руки и, совершенно обалдев от счастья, взял ее из рук художника.

     С тех пор прошло много лет. Я уже давно являюсь доктором искусствоведения и ведущим специалистом в области авангардной живописи. Моя настоящая жизнь началась именно тогда, со встречи с моим незабвенным другом Роем, картина которого предсказала мне нашу встречу и наполнила мою жизнь новым содержанием и смыслом. До встречи с ним я был растерянным странником, слепо искавшим свою дорогу; его «Встреча» указала мне путь. Рой действительно стал мне братом и учителем одновременно. Он разбудил во мне талант, возможно живший во мне, но как бы пребывавший в зародыше. Рой оплодотворил его своей гениальностью и заставил работать. Я не знаю, кем на самом деле был Рой, но он был особенным, и с его уходом я осиротел.
     Рой умер, а картина висит в моем кабинете и по-прежнему мучит меня неразгаданной тайной: о какой встрече говорил много лет назад хозяин магазина, когда уверял меня, что сам он к ней еще не готов, а для меня путь открыт? Успел ли я вступить на ту дорогу, которую он мне указал в моем удивительном сне, или все-таки опоздал? И главное, состоялась ли уже та встреча, о которой предуреждал меня Рой, выставив на несколько дней свою картину на продажу?
     Я мучаюсь этими вопросами всякий раз, когда подхожу к картине и в очередной раз чувствую себя рядом с ней нетерпеливым странником перед началом нового опасного пути.
     Нет, тайна картины еще не разгадана. Мое любопытство не удовлетворено. Возможно, что я, как и хозяин магазина, тоже еще не готов к ее разгадке, но я чувствую себя способным идти к моей главной Встрече, и в моей душе нет больше страха перед этой дорогой.