Проза о писателях и их издателях

Для тех, кто не читал предыдущую статью, мы бы рекомендовали начать с нее…


Тихон:
Привет, Лилька. Давно тут сидишь?

Лили:
И не сижу я тут вовсе, Тихон. Это я так, мимо пробегала, так сказать – проползала в сторонке.

Тихон:
Знаешь, Лиличка, давай ко вчерашнему разговору вернемся. О женитьбе нашей и о ее в Прозе. И прочем, прочем… Чтобы не говорили эти ваятели миниатюр, умеющие только неумело выпячивать свои корявые «чувства», что бы не приговаривали там «взрослые прозники» лепящие стилистически складные формы, но на деле формализм, а главным стимулом автора, его самой горячим желанием остается – быть изданным, донести до массового читателя полет своих расчудесных мыслей. Не желать этого могут только мазохисты пера или писцы с другой хитрой патологией. Вот давай прогуляемся и подумаем, шо мы можем наплести полезного на этот счет.   

Лили:
Ага… И вот тут мы приходим, Тихон, к издателям. Но написав даже что-то с сюжетом, тут же получаем столом по физиономии. А почему?

Тихон:
Может морда такая?

Лили:
Не сбивай меня с трезвой мысли, Тихон.
Для начала автор пытается пролезть в книжное издательство. Мои аплодисменты настойчивости, конечно, но… Имея пару рассказов – в книжное издательство? Нереально. Нынче эти самые книжные издают масштабные произведения. Объемом романа. Правда, никто не берется объяснить это автору. Ему говорят – увы, не подходит. Это если говорят, конечно. Могут и вообще ничего не сказать. Да, я, разумеется, говорю об издательствах, которые платят гонорары. Не наоборот. Потому как издать за свой счет можно все, что угодно, даже рулон туалетной бумаги с напечатанными на ней сонетами. Ага, а почему издатели - такие сволочи? Вообще-то они не сволочи. Просто они – не альтруисты, и желают получать денежку за свою работу. Следовательно, работа должна приносить прибыль. Все просто, как граблями по лбу. Сидит стая рецензентов, которая вычитывает тексты, производя первый отсев. И вот они и говорят – это читать не будут. Или – это не подходит в наши серии. Что есть серия? Ну, к примеру, серия боевой фантастики, серия классической фантастики, серия детектив, серия мистический триллер etc. С точки зрения финансов, издавать серии – гораздо выгоднее, чем отдельные книги разнообразной направленности. В результате мы имеем следующую фигаку. Пришел, предположим, в издательство «Армада» некто Достоевский и положил на стол редактору рукопись романа «Идиот». Как ты думаешь, Тихон, что будет?

Тихон:
 Если в «Армаду» какой-нибудь достаевский принесет «Идиота», значит он – идиот. И вообще не надо быть достаевскими и доставать издателей глупыми предложениями. Ничего не будет или выгонят с подзатыльниками.

Лили:
Правильно, ничего не будет. Не напечатают там этот роман. Нет у них подходящей серии. Вывод – нужно любить не только читателя и себя, обожаемого, нужно еще любить издателя, уважать его требования. Но это – на любителя, конечно. Можно продолжать предлагать «Идиота» там же, или – таким же, результат от этого не изменится.

Тихон:
Тута, дорогая, мне хочется тебя это… Остановить чуть. Помимо серий, спектра жанров исповедуемых разными издательствами, есть такая штука, как содержание произведения, сюжет, свежесть мыслей запиханых туды, иначе  -Что написано. Вот это «ЧТО» в отношениях издатель – автор становится решающе важным, потому как стилистические огрехи, о которых так любят рассуждать многие серьезные прозники, легко поддаются правке (если у автора не хватает на это сил или опыта, он может найти себе в союзники умного редактора), а вот безобразное «ЧТО» годно только в мусор.


Лили:
Теперь другой вариант. Периодические издания. Ну, тут уже речь идет не о романах, конечно. Тут – рассказы. В каком-то смысле, с рассказами даже интереснее. Мдя… И сложнее, если уж на то пошло. Предлагая рассказ периодическому изданию, следует учитывать его направленность. К примеру, кто-то печатает фантастику, кто-то ужасы, а кто-то – детективы. Кроме того, эти самые периодические издания имеют жесткие ограничения объема. Ну, не резиновая газета или журнал, не растягивается. Поэтому нужно еще попасть в требуемый объем. Газеты берут меньшие объемы, чем журналы. У них места меньше. Что получается? Приходит автор в редакцию газеты и приносит рассказ. Хороший рассказ. А результат? Его рассказ занимает… мгм… ну, предположим, десять вордовских страниц. Давай, Тихон, будем страницами ворда считать, не все умеют считать авторскими или знаками.

Тихон:
Не, давай лучше в попугаях.

Лили:
Да, так вот – десять вордовских… И что?

Тихон:
Что «что?

Лили:
А ничего. Повезет, если ему ответят. Могут и не ответить. Девяносто процентов за то, что не ответят. Рассказ не подойдет. Гарантированно. Потому как максимальный объем, которое может взять подобное издание – три вордовских страницы, и ни одному редактору не придет в голову предложить автору сократить текст в три раза. Нереально это.

Тихон:
Прелесть моя, можно я тебя еще раз вот тут вот придержу? Дело в том,  что ты рискуешь ввести наших авторов в серьезное заблуждение. Если «габарит» - вордовская страничка - ясен тебе, то кто-нибудь, допустим Капитан Тич, не любящий писать много уже потирает радостно руки и собирается в газету с очередным опусом. Да, он сейчас влепит кегль 72, и выйдет у него на три вордовских странички максимум три слова, а то и одно из трех букв. Стандартной «вордовской страничкой», которую понимают редакторы, считается документ с полями – верхнее 2 см, нижнее – 2 см, правое – 3 см, левое – 1,5 см.; гарнитура – Times New Roman; кегль – 12, интервал – полуторный. И еще… Далеко не все периодические издания любят «три странички». Многие допускают много больше. Но самый расхожий размер для газет – это 8 000 – 9 500 знаков. А еще лучше оговорить этот вопрос предварительно с редактором или секретарем. Если такой возможности нет, то взять экземпляр интересующего издания и прикинуть размер статей самому, изучить имеющиеся там разделы и требуемую тематику.   

Лили:
Мдя… Побродив по газетам, автор тихо складывает лапки и воет в сторону луны: «Мать вашу всех! Ну ведь хороший рассказ! А никому не нужен! А почему?» И вот в этом месте бОльшая часть авторов находит гениальный ответ – не нужен рассказ потому, что литература – в упадке нафингсон, теперь все читают только дешевку и женские романы. Розовые сопли в зеленой воде. Ага… То есть – все вокруг… мгм… редиски, а он один – д’Артаньян. Тоже вариант, как говорится. Жаль, конечно, что никто не объяснил потенциальному писателю, что он просто не туда пытался пролезть со своим рассказом. Было бы меньше разочарований.
Теперь еще нюансик. Читаемость. Разумеется, любой издатель заинтересован в том, чтобы то, что он издает – было востребовано читателем. Проводятся опросы, кстати сказать, любое издательство проводит подобного рода маркетинг, чтобы выяснить – что же люди читают. Или – что они будут читать. Если отдел маркетинга спит и видит сладкие сны, то тиражи падают. Следовательно – падают доходы. Следовательно – этот самый отдел маркетинга поднимают пинками под пятую точку и объясняют политику партии. Через некоторое время они выдают ответ – а вот в этом месяце народ будет читать ужасы. Взахлеб! Или – деФективки! Редактор потирает скрюченные ручонки и начинает разыскивать требуемые тексты. Ага… А Достоевский по-прежнему сидит в приемной, держа на коленях рукопись «Идиота». И по-прежнему никому не нужен. Вот и получается, что не нужно подражать Достоевскому. Достаточно одного Достоевского, зачем плодить еще? А вот неплохо, конечно, любя читателя нежно, писать так, чтобы было приятно читать. Не только себе, но и другим. А то получается:
Как я пишу легко и мудро!
Как сочен звук у строк тугих!
Какая жалость, что наутро
я перечитываю их.

Тихон:
Стихи хорошие…
Но я тоже я против того чтобы плодить Достоевского. Лилька, если у нас с тобой будет сын, мы его  Федором не назовем.

Лили:
Кстати, дорогой, мне вот имя Федор – нравится. Так что… Думай. Я лично, против, чтобы ребеночка так не называть. Да, так вот, Тихон, мы потихоньку приходим к тому, что литература, волей или неволей, тоже – компромисс интересов, но больше коммерция. Маленький симпатичный бизнес. Собственно говоря, это – правильно. Ведь если книги не покупают, то зачем их вообще издавать?

Тихон:
Не знаю… Может, шоб авторам приятно было?

Лили:
Нет, издателям – они любят задаром бумагой шуршать.
Конечно, можно долго рассуждать о том, что литература – это искусство, и оно должно быть выше такого низменного и приземленного понятия, как деньги, но тем не менее… Реалии жизни, Тихон. Ну, разумеется, можно еще покричать о том, что таким образом душа продается. Уверена, что найдутся и такие, которые заявят о договоре с Дьяволом, не меньше. Типа – продали душу за кусок горбушки. Угумс… Может, оно и так. А, может, совсем иначе. Обратное тоже верно, что называется. А я вот все о другом, не о классике, я все о своем, о женском. Скажи мне, Тихон, почему считается, что то, что не является Достоевским, сразу – отстой? Почему рафинированная интеллигенция изображает презрительную физиономию, как только слышит о женских романах? Или, к примеру, о Стивене Кинге. Или о детективах… Чем плохи эти жанры? Тем, что не являются Ремарком? Или Пастернаком? Ну и пусть не являются. Помнишь – «все профессии нужны, все профессии важны». И что плохого в том, что домохозяйка всхлипывает над мексиканским сериалом?

Тихон:
Нуууууууу, Лиличка, это дело только вкуса. Я знаю очень уважаемых филолохов, которые за Кинга горло перегрызут. А другие рассказки Федьки Достоевского с легким сердцем назовут отстоем.



Лили:
Неужели было бы лучше, если бы она вместо просмотра телевизора, занималась навешиванием дорогому мужу развесистых таких украшений? Или просто скандалами от скуки?

Тихон:
Вот поэтому, Лиличка, я так страстно и хочу на тебе жениться. Ты будешь. Писать книжки, а потом их читать – и никаких скандалов на изменах.

Лили:
Да и вообще, «если существуют колени, значит, на них кто-то должен сидеть», как говорили классики. И совершенно нечего морщить носики, рассуждая о чужом уровне развития головного мозга с точки зрения просмотра сериалов.
Да, так вот, я о тех авторах, которые «глубоко роют». Мдя… Роют-роют, а вот что выкапывают в результате? Хорошо, если червячка какого. Его можно хоть на рыбалку отнести. На экскурсию. А вообще обычно – ничего.

Тихон:
А если какашку?

Лили:
Какашку, говоришь, Тихон? Вот вся беда именно в том, что обычно какашку и откапывают. Увы и ах… Думают, что вырыли что-то такое… замечательно-прекрасное, а присмотришься – ну какашка по сути, да еще и засохшая. Увлечение формой может нехорошо сказаться на содержании. То есть – форма есть, а содержание – нулевое. А сколько вообще людей, которые интересуются формой? Да, конечно, правильно расставить слова в предложении – это хорошо. Но если кроме этой самой расстановки больше ничего нет? Если весь текст – это сплошная волнистая линия и написан исключительно для того, чтобы полюбоваться красотой слога? Куда его такой? Текст, в смысле, а не слог… А никуда. Разве что вот сюда, на сайт. На эту самую многострадальную проза.ру. И читать потом массу хвалебных рецензий. Типа – как замечательно автор владеет сложным искусством письменной речи. Ну, владеет, а дальше что? Дальше! И еще дальше… А дальше – ничего, пустота, к сожалению. А потом опять возникают мысли об умирании литературы, потому как люди не желают ценить эту самую красоту. Да люди просто не хотят упиваться формой без содержания. Если стакан пуст, а человек хочет воды, то зачем ему этот стакан? Особенно, если его нельзя наполнить. Даже если это будет самый красивый стакан в мире, он не поможет напиться. При отсутствии воды. И, в то же время, человек вцепится в самую уродливую чашку, если она будет полной. А подобные стаканы напоминают мне полки с посудой. Помнишь, Тихон, в милые совковые времена, расставляли хрустальную посуду на полках. Как показатель того, что не лаптем щи употребляем. Угумс… И доставали эту посуду раз в году – пыль вытереть. Считалось, что это – красиво. Стандартный хрусталь, кстати сказать. Вот и тут – аналогично получается. Стоит на полке, пылится, ни уму, ни сердцу. А оно надо? Как с моей точки зрения, так – нафингсон.
А ты говоришь, невостребованность авторов. Это еще как сказать, насчет невостребованности. Если эти самые авторы не рвутся быть востребованными, то их что, в рай на аркане тащить? Смысл? Насильно мил, ну и далее по тексту. А те, которые желают быть востребованными, да еще и обладают определенным образом направленными мозгами, скажем так, рано или поздно пробиваются… к востребованности. А, может, многим это просто на фиг не упало, а? Может, сидит человек, пишет себе миниатюры, размещает их вот тут, на сайте, и больше ничего ему в жизни не нужно. От своего писательства. Развлекается человек так. Время убивает. Или – душу греет. Ну так и хорошо! Пусть развлекается, пусть греет. Это тоже – своеобразный просмотр сериала. То же содержание при другой форме. Так ведь – чем бы дитя не тешилось, лишь бы не руками и не под одеялом. Я, Тихон, за свободу. Слова. Мнения. Выражения личности. Если эта свобода, разумеется, не ущемляет свободу других личностей. А то так можно наступить кому-то на ногу, весьма болезненно, и утверждать, что это – проявление свободы действий.
Еще об издателях? Ну, Тихон, ты лучше меня можешь рассказать о том, какие это страшные звери. И что они любят. И что они не любят. И вообще – с чем их едят. И каким образом – вилкой или ножом. Или вообще – тупым предметом, типа булыжником по основанию черепа.

Тихон:
Упаси Бог, Лиличка! У меня еще свежа память вчерашнего вечера. Могу только сказать, что за такие смешные гонорары, которые платят у нас в России, писать нахаляву для Прозы не так уж дурной выход. А то, что они любят… Ну дык, вы статистическую справку Крупника почитайте. У меня где то на «винте» есть, но сейчас искать неохота. Вот эту справку они очень любят. Ну и еще любят читателя. А нашу братию – нихрена. Однакось, времена меняются. Издательств становится больше, а желающих писать на их условиях меньше, как бы… За хороших авторов, так издатели вообще скоро морду друг другу бить будут. Что конкретно интересно, спрашивайте.



Лили:
Кстати, бывают и симпатичные гонорары… Вообще-то тут все зависит от издательства. Ну и тираж, опять-таки. Но хороший гонорар – редкость. Обычно – пять копеек и честь иметь опубликованный текст. Но это уж – кто на что учился. Итог… Если автор хочет быть изданным, то он должен писать то, что читают. Конъюнктура, разумеется, определенного рода. Вот, к примеру, литература эмиграции… Хех… В основном это то, что ни один нормальный российский издатель никогда не напечатает. Разве что если у него планка упадет. Но это уже болезнь. Психическая… Вот ты говорил о Питере Свире. Так вспомни, данный… мгм… автор утверждает, что его… мгм… произведения изданы. Ты можешь поверить в то, что такое могли бы издать в России? Не за свой счет, опять-таки, как я говорила – за свой – хоть подтирочную бумажку. Я вот – никак поверить не могу. Ну, никоим образом. А в Штатах… не знаю, мало ли, может, у них психов на единицу площади больше. Или они там считают, что то, что пишется на русском языке – автоматически становится русской литературой. Темна вода во облацех… Я вот помню, как один импортный товарищ уверял меня, что в России зимой все поголовно ходят в телогрейках. Он какой-то сериал наш смотрел. Что-то типа «Улица разбитых фонарей», или как оно называется, не помню уже. Понимаешь, какая позиция? Ну вот, возможно, Питер помогает американцам представить жизнь россиян. Любопытно, что же думают эти несчастные о России, почитав изделия вышеупомянутого автора. Страшно представить. Одна надежда – что Питера читают эмигранты, радуясь тому, что могут прочесть что-то на русском языке. И таких «белой акации цветов эмиграции» – множество. Почему-то людям кажется, что оторвавшись от этой самой России, они начали лучше понимать, чем живут русские люди. И – как они живут. Мдя… печально…
Да, так вот, опять о конъюнктуре. Ужастики – это для души или для того, чтобы быть изданным? Фантастика – это для души или наоборот? Ну и так далее… Как ты считаешь, Тихон? Может автор писать ужастики потому, что ему это нравится? Или это – всего лишь по требованию издателя? Может ли автор писать фантастику потому, что ему нравится писать фантастику? Или это только лишь жажда увидеть свою фамилию в напечатанном виде? Как ты считаешь?

Тихон:
Я, дорогая Лилька, подозреваю, что вряд ли хоть один автор возьмется писать в жанре немилом ему. За исключением случаев коллективного творчества, котор издатели сейчас нередко практикуют. Конечно, здесь автор не совсем свободен и часто вынужден выбирать из предложенных ему тем. А потом еще и «рихтовать» свою работу под требования этих волков.
Почему тяготею к фантастике я? А… душа у меня фантастическая – свободный полет любит, не терпит всякие условности, шо налагают другие жанры. Ты же, Лиличка, пишешь ужастики… ужасная твоя душа. Но мы все равно поженимся. И имя красивое сыну придумаем и кошке твоей.

(подготовили ЛилиБлэк и Тихон Хренов)