Ты сумерки

Он  любил слушать почти больше всего на свете. Разве что осязание казалось ему бОльшим удовольствием. Он ловил и запоминал каждое слово каждого минующего его жизнь человека. Он впитывал, всасывал, собирал информацию. Зачем – многим осталось неизвестно, просто потому что они не интересовались этим фактом, а другим – потому, что они не умели так слушать. Я тоже не умела, хотя меня-то это интересовало больше всех, ведь я была единственным свидетелем этой истории.

Сейчас он лежал, смотря в синее безоблачное небо и морщась от солнечного света и еще от неудовольствия: он любил сумерки. И он слушал меня. Сейчас он слушал меня. Он не реагировал на мои слова, но я была уверена, что все сказанное мной останется у него в голове. Он нервно крутил в руках камешек, найденный тут же, на крыше.

Я уже даже и не помню, что я такое говорила... Немного о жизни, немного о лете и зиме, немного о любви и смерти, немного об интернете, о чае и об одежде... Помню только, что в какой-то момент мне стало неловко и стыдно, что я так много говорю, потому что уж слишком усердно он ощупывал все неровности этого камешка и мне казалось, что я засоряю его впитывающие как губка мозги ненужным хламом. И я замолчала на полуслове. Тоже схватила камешек и, чтобы быть с ним в унисон, тоже стала усиленно крутить его в руках.

 - Ты помнишь это, да? Прошло секунд 20. Хотя я, конечно, не считала, сколько точно прошло, потому что пауза не была неловкой. В конце концов, мы были уже не так далеки, но еще и не так близки, чтобы пауза могла кому-то мешать. Ты посмотрел на меня, не поворачивая головы, одними глазами. Я подумала, что тебе, наверное, очень неудобно так лежать, жестко, голова на камне... А ты сказал: "А я через неделю умру". Просто так, взял и сказал. И я даже рассмеялась от того, как это было просто. Но я посмотрела на камешек у тебя в руках, потом на изгиб твоего тела, такой неловкий и, наверное, страшно вредный для позвоночника, и когда я перевела взгляд в твои глаза, я поняла, что ты говоришь правду. Хотя паники или чего-то такого не было у тебя в глазах. Зрачки сужены от яркого солнца, радужки серо-голубые, но сегодня даже скорее голубые, и немного покрытые красной сеточкой белки. Но все же все вместе: камешек, позвоночник и глаза, - почему-то убедили меня в том, что ты сказал чистую правду. А ты тем временем отвернулся и снова стал смотреть в небо.

Я откинулась назад и облокотилась на стену, выбросив мой камешек - все равно он все время выскальзывал у меня из рук и падал, будто просачиваясь между пальцами. Ближайший дом был довольно далеко, но в его окнах можно было что-то рассмотреть. Мне вообще-то было неинтересно, но рассматривание окон способствует обдумыванию в принципе любой темы, так что я стала смотреть и думать. Если он умрет, то я узнаю об этом последней, подумала я сначала. Потом я подумала, что я, пожалуй, этого не хочу. То есть я вообще не хочу, чтобы кто-то умирал - это всегда вызывает слишком много слез и денежных трат. Но чужие люди меня волнуют постольку поскольку, а он... нет, я решительно не хочу, чтобы он умирал! Все-таки я его уже немножко знаю, и мне будет грустно, если он умрет. Может быть, я даже немножко поплачу. Но он ведь даже и не знает, что мне будет грустно!!!

- Ты знаешь, я не хочу, чтобы ты умирал! – сказала я тебе. Помнишь?

- Ты снова скосил на меня глаза. "Да?", сказал ты и снова стал изучать небо.
- Тебе было явно все равно, хочу я или нет. И твоей будущей смерти это тоже было абсолютно все равно.

Я задумалась. Если он умрет, я больше не буду ходить сюда на крышу. Слишком будет грустно, а я не мазохистка, чтобы мучить саму себя… А хорошо вообще здесь на крыше, когда светит солнце: тепло, но не жарко – из-за открытого пространства дует сильный ветер… И можно, как лист земляники, подставить лицо солнечным лучам и впитывать свет и нежное тепло, преумножая количество веснушек на носу.

- Я снова взглянула на камешек. Ты все еще теребил его. Я перевела взгляд на твое сосредоточенное лицо. Сразу  было видно, что небо тебе неинтересно, по крайней мере в данную секунду. Ты думал о чем-то другом. Ты перекатывал камешек в руках, как ребенок карамельку во рту. Меня завораживали беспечные и в то же время слаженные движения твоих длинных, как у пианиста, пальцев. Ты смаковал этот камешек рукой, гладил его большим пальцем, потом, зажимая между указательным и средним, пытался коснуться его еще и безымянным... Короче, ты был виртуоз этого дела. Я спросила, отчего ты умрешь. Вообще-то не хотела тебя отвлекать от твоих мыслей, но не могла удержаться – любопытство меня пересилило: если человек знает о своей смерти через неделю, при этом явно не выглядя больным, значит это должно быть что-то необычное…

На этот раз он повернул голову в мою сторону. Внимательно посмотрел на меня, а потом отвернулся к небу и, закрыв глаза, сказал:

«Я еще не знаю. То есть я не уверен. Может быть, я повешусь сам. Это будет самый приятный вариант, потому что я вообще люблю быть ответственным за свою жизнь, хотя это принесет гораздо больше боли моей семье, чем если бы меня, скажем, сбила машина. Кстати, этот вариант тоже вполне возможен: я так невнимателен… Вполне может быть, что сорвется и упадет на меня строительная люлька – одна такая уже давно висит недалеко от моего дома, как раз по дороге к метро. А еще может быть, что ты убьешь меня. Но в любом случае, это случится не позже чем через неделю.»

- Да, ты сказал, что, может быть, тебя убью я. Помнишь?

- Я оторопела. «Я тебя убью?».

- Ты открыл глаза, снова повернулся ко мне и улыбнулся. Я даже успела подумать, что это шутка, когда ты сказал: «А разве ты еще не думала над этим вопросом?».

Я замялась… Не то, чтобы я думала, но он так уверенно это спросил, что я даже засомневалась… Может, я думала, но уже забыла… Хотя такое я вряд ли могла забыть.
Я снова с подозрением посмотрела на него. А он уже успел сосредоточить взгляд на камешке и ощупывал указательным пальцем острый край.

«Да нет же! Я не собиралась тебя убивать!»

- Ты, не отрываясь от камешка, улыбнулся. «Расслабься. Я и сам не знаю точно, как все будет. Но все же возможность, что это будешь ты, есть».

- Я взглянула еще раз на тебя. Мятая белая футболка распласталась по твоему животу. Ты положил камешек где-то в районе солнечного сплетения и теперь пытался рассмотреть его с такого ракурса. Твоя голова все еще лежала на камне, поэтому тебе пришлось прижаться подбородком к груди и скосить глаза вниз, чтобы видеть камень. Тебе, видимо, было ужасно неудобно, но ракурс был таким привлекательным, что комфорт отошел на второй план. Солнце освещало камень справа, лучи падали на заостренную сторону, и от этого он напоминал о каменном веке, когда оружие делали из острых камней. А на рукаве твоей футболки была дырка...

- Я решила больше не задавать тебе вопросов. Кроме того, мне было пора.

Я попрощалась, он, не отвлекаясь от камешка, кинул мне «пока», и я, со скрипом открыв дверь, ведущую на верхний 9 этаж, ушла.

- Знаешь, сначала я подумала, что все это шутки. Да ну, глупости какие-то! Но я не могла выкинуть эти мысли из головы. Они извивались, не давали себя поймать,  они стучали в виски, заставляя помнить о них, но я не могла даже на них сосредоточиться, такие они были верткие и скользкие. Я не могла сосредоточиться, но все же я думала о твоей смерти. Думала бессознательно, помнила… У меня перед глазами стоял тот камешек, который ты крутил в руках. И как это у тебя получается так небрежно и красиво?!

 - Ты умрешь… Может  быть, это даже буду я… Я думала обо всем этом, но я не хотела верить… Это бред! Ты не мог знать о своей смерти!!!
Но я все же думала и боялась, потому что верила. И боялась я не твоей смерти, а тебя самого. Ты знал, ты был спокоен и ты говорил, что это буду я. И зачем ты сказал мне об этом?! Твои слова, и камешек, и дырка на рукаве, и еще то, как был изогнут твой позвоночник и как ты щурился на солнце – все это тысячу раз прокрутилось в моей памяти. Все это не выходило у меня из головы, слилось в один образ, который заполнил меня, вытеснив все, что было мной до этого…И я стала тебя ненавидеть. Так прошло дней пять. Моя ненависть усиливалась с каждым часом. Как это получилось у тебя так вот… эти слова о смерти и этот камешек… Все это было слишком! Так сильна была моя ненависть! Раньше я никого никогда не ненавидела. Злилась часто, могла даже обидеться. Но не ненавидела.

- И я захотела тебя убить. Я поняла, что ты был прав, и возненавидела тебя за это еще больше. Ты заставил меня убить тебя. Но откуда ты знал? НЕНАВИЖУ!!!

 - Я не стала ничего планировать. Крупные мурашки бегали у меня по спине, я стучала зубами… Пришлось одеться потеплее. Когда я вышла на улицу, солнце уже садилось за горизонт. Но я должна была успеть сегодня! Иначе вся моя ненависть оказалась бы напрасной, а ты стал бы жалким лжецом в моих глазах. Я не могла этого допустить.

Я поднялась по ступенькам  - специально не поехала на лифте – хотела согреться.

Со скрипом открыла дверь на крышу. Он стоял у края, опираясь ладонями на каменное заграждение, и смотрел на уходящее солнце. Услышав скрип, он повернулся. Его волосы отливали красным в свете последних солнечных лучей. Глаза светились. Он улыбался безмятежно, как младенец. Только что-то страшное, недетское было в горящем взгляде, что-то  безумное и дикое. Я сделала шаг назад. Он улыбнулся еще шире.

- Ты помнишь? – спросила я.
- Я помню, но я не все знаю. Ты пришла убить меня? Расскажи мне все.

Это не заняло много времени. Он помнил тот день, неделю назад. Но он хотел слушать. Он хотел знать мои мысли. Я рассказала ему все. Он  был счастлив. А когда мой рассказ был окончен, он показал мне тот заостренный с одной стороны камешек, а потом швырнул его вниз и рассмеялся. Солнце уже не отражалось красными бликами на его лице и волосах. Я проследила глазами за камешком, пока тот не скрылся из поля зрения.

 Я взглянула на него еще раз. Он улыбался. Как же я ненавидела его, вы меня понимаете?!!! И тогда я с силой налетела на него, мои руки прижались к его животу и груди, я на секунду почувствовала тепло и еще то, как напряглись его мышцы. Он был огромен по сравнению со мной, но, наверное, в ту секунду я стала сильнее от ярости. Он перегнулся через каменное ограждение, потом замахал руками в воздухе, не переставая смеяться, и полетел вниз. Я не стала смотреть, как он упадет. Я была спокойна. Я совершила то, что должна была. Я избавилась от этого смеха. Но я знала, что даже после смерти он не оставит меня в покое. Мои руки навсегда запомнили тепло его живота…