Расследование по делу Иисуса из Назарета называемого Христом Гл.

 

 

ГЛАВА  9

ОТРЕЧЕНИЕ ПЕТРА

которая рассказывает о том, как апостол Пётр во дворе дома первосвященника трижды отрёкся от своего Учителя.

 

 

Причина всякого страха – неверие.

 

 

 

 

Мы находимся во дворе первосвященнического дома. Евангелия позволяют следующим образом изложить события, там произошедшие.

 

Стражники отвели Иисуса на допрос сначала к Анне, а потом к Каиафе. Петр же молча стоял во дворе, грелся у костра вместе со слугами и рабами первосвященника и слушал их разговоры. К костру подошла одна служанка и, приглядевшись к Петру, сказала, что он был с Иисусом Галилеянином. Один из рабов первосвященника, родственник Малха, которому Петр мечом усёк ухо, всмотревшись в Петра, спросил: не я ли видел тебя с Ним в саду?  Петр, смутившись, сказал: не знаю, не понимаю, что ты говоришь.  В испуге Петр направился к выходу на передний двор и,  когда подходил к воротам, услышал, как запел петух.

За воротами к нему подошла другая служанка и сказала: этот был с Иисусом Назареем. Петр испугался и стал уверять её и присутствовавших, что не знает Сего Человека.

Затем, поборов страх, Петр вернулся во двор и присел у костра. Рабы и слуги стали говорить ему, что он точно из учеников Иисуса Галилеянина, ибо у него выговор как у галилеянина. Петр, охваченный страхом, стал клясться и божиться, повторяя, что он не знает Человека, о котором они говорят. И тотчас же запел петух во второй раз. В это время Иисуса вели по крытому переходу от Анны к Каиафе. Иисус взглянул на Петра, и тут Петр вспомнил слова Учителя, сказанные ему: «прежде, нежели петух пропоет дважды, ты трижды отречешься от Меня».

Святой Клемент, ученик Петра, вспоминал, что Петр, услыхав ночное пение петуха, падал ниц и со слезами каялся в своем отречении и просил прощения у Иисуса.

 

В качестве отступления заметим, что в те времена в Палестине кур разводили повсеместно. Иерусалим был единственным городом, в котором было запрещено держать кур из опасения, что курица или петух могут, копаясь в навозной куче или в земле, вытащить на свет божий нечистого червяка и какой-нибудь священник или первосвященник нечаянно  может оскверниться. По этим соображениям священникам было запрещено держать кур, даже если они проживали вне Иерусалима. Запрещение можно было обойти, если содержать кур так, чтобы лишить их возможности рыться в земле или в навозных кучах. Возможно также, что куры были у римских солдат, расквартированных в крепости Антония. Вообще у петухов в Иерусалиме была дурная репутация. Рассказывали историю о том, как один петух насмерть заклевал младенца; петуха этого побили камнями…

 

Пока Петр находился во дворе первосвященника и натерпелся там такого страха, что трижды отрекся от своего Учителя, Иоанн вместе с Иисусом и стражниками прошел в дом и, по всей видимости,  присутствовал при допросе Иисуса. Во всяком случае, Иоанна нет во дворе – иначе он не преминул бы ободрить Петра и замолвил бы словечко за своего подопечного перед рабами и слугами первосвященника, которых он, как мы видели, совершенно не опасался.

С другой стороны тот, кто мог войти во двор с Иисусом, -- а это, ещё раз подчеркнём, означает то же, что войти во двор вместе со стражниками, -- тот мог войти с ними и в дом первосвященника. Иоанн для слуг и стражников не любопытствующий зевака с улицы: стражники видели его рядом с Иисусом во время ареста, раба-придверница знает, что он ученик Иисуса -- и это ничуть не смущает ни стражников, ни придверницу, ни самого Иоанна. Весьма похоже на то, что Иоанн «свой» человек в доме первосвященника и слуги хорошо знают его. Беда в том, что у Иоанна не было времени стать своим в этом доме, он мог быть лишь известен там. Сие же означает, что насчет Иоанна слугам и стражникам были отданы особые указания. Иначе говоря, первосвященник смотрит на Иоанна, как на ценный источник сведений об Иисусе, и полностью доверяет ему – в противном случае зачем бы первосвященнику давать своим слугам указание пропустить в дом Иоанна, да ещё и того, кто придёт с ним.

 

Родственник несчастного Малха стоял в толпе и наблюдал арест Иисуса с некоторого расстояния, потому он и не мог наверняка опознать в Петре человека, усёкшего Малху ухо. Иное дело стражники, наложившие руки на Иисуса, -- они вплотную видели и Петра, и Иоанна. Потому Пётр, когда Иисуса связанного вели к первосвященнику, издали, на безопасном расстоянии следовал за Иисусом; Иоанн же шел рядом, не таясь от стражников. Чем это можно объяснить?

С момента ареста ни для Петра, ни для Иоанна Иисус уже не был Мессией, Спасителем.  Он для них лжепророк и лжемессия. Мессия -- это Царь, Спаситель, Победитель, Освободитель Израиля от язычников. Мессия не может быть схвачен, связан и унижен. Для Петра и Иоанна Иисус теперь просто человек, которого они любят и к которому они привязаны всей душой. Но Пётр подавлен, он в страхе, он не знает, что его ждет, -- вернее, знает, что арест Иисуса ничего хорошего не сулит Его ученикам.

Иоанн же спокоен и уверен в себе, он понимает, что ему ничего не грозит, и он, не таясь, идет рядом со стражниками, ведущими Иисуса на допрос.

Но оставим эту тему. Поговорим теперь о Петре, о котором мы еще ничего не знаем, а затем вернёмся к Иоанну, с которым мы немного знакомы, но которого не знаем по-прежнему.

 

 

КОНЕЦ  ГЛАВЫ

 

 



 

 

ГЛАВА  10

   ПЁТР

которая рассказывает об апостоле Симоне Петре сыне Ионы, а также об апостоле Павле и Иакове Праведном, брате Иисуса. Из этой главы вы узнаете также о городах Вифсаиде-Юлии и Тивериаде, об именах и о прозвище Петра, о его характере и о его поступках.

 

 

Я люблю мужиков: они недостаточно учёны, чтобы рассуждать превратно.         Монтескье

 

 

 

 

Поверим на слово тем, кто утверждает, что истина познается в сравнении, и взглянем одновременно на трёх последователей Иисуса Христа – Петра, Иакова Праведного, брата Господня, и Павла. Разница в возрасте между ними не более 20 лет. Все трое родились и выросли в городах, которые по облику, укладу и образу жизни отличались один от другого.

 

Начнем с последнего, с Павла, который не знал Иисуса и до своего обращения был яростным гонителем последователей Иисуса.

Апостол Павел (род. 10г.н.э.- казнен в 64г.) был уроженцем малоазийского эллинистического города Тарса, города-космополита, города торговцев, ученых и ремесленников. Университет Тарса -- один из трех самых значительных университетов древнего мира. Послания Павла обнаруживают его знакомство с греческой философией и поэзией. Павел понимал греческую культуру изнутри; не исключено, что до получения еврейского образования в Иерусалиме он получил греческое образование в Тарсе.

Евреи, проживавшие на Востоке империи в языческих городах и местностях, обычно давали своим детям два имени – греческое и еврейское. Греческое имя Павла неизвестно. Павел – это прозвище, означающее: малый, небольшой, незначительный (от латинского слова paulus или от его греческого производного pauros). Еврейское имя Павла – Савл (Саул). По своим воззрениям Павел дальше всех апостолов отстоял от иудео-христиан, которые требовали, чтобы христиане из иудеев полностью соблюдали законы и обычаи иудейские, а на необрезанных христиан из язычников, не соблюдавших всех иудейских законов (например, закона о дозволенной и недозволенной пище), смотрели как на нечистых, как на христиан второго сорта.

 

Иаков Праведный (казнён в 62г.н.э.), брат Иисуса, вырос в Назарете в благочестивой еврейской семье, в скромности и послушании. Назарет был, несмотря на свою дурную славу, типично еврейским селением или городом. Иаков на всю жизнь остался ревностным приверженцем иудейских обычаев и законов. В местностях, где проживали в основном соплеменники, евреи довольствовались обычно одним еврейским именем. Все члены семьи Иисуса носили только еврейские имена. Иаков по-еврейски означает: «вытесняющий, выживающий, занимающий место хитростью»; это имя израильского патриарха, который купил у своего брата Исава право первородства за чечевичную похлебку.

В условиях, сходных с условиями, в которых рос и воспитывался Иаков Праведный, воспитывались апостолы Иоанн и Иаков. Их семья проживала на западном берегу Тивериадского озера, в районе Капернаума, где влияние язычников было также невелико. Все члены этой семьи также носят только еврейские имена. Сыны Зеведея, «братья Громовы» -- Иоанн и Иаков, вместе с братом Иисуса Иаковом Праведным были столпами иудео-христианства.

 

Петр (казнен в 64г.н.э.) родился и провел свои юные годы в Вифсаиде-Юлии, которая была построена на греческий манер тетрархом Филиппом, сыном Ирода Великого на месте рыбацкой деревушки Вифсаиды. Филипп назвал город Юлией в честь дочери императора Августа. (См. примечание в конце главы)

 

В Вифсаиде проживало много язычников. Иисус неоднократно посещал Вифсаиду, совершил здесь много чудес, но город не принял Его, не уверовал в Него и не покаялся; тогда Иисус проклял Вифсаиду.

Евреи Вифсаиды имели обычно и греческое и еврейское имя. Греческое имя Петра -- Симон (курносый), а еврейское Симеон (слушание), что было очень удобно при общении в силу их схожести. О еврейских именах апостолов Андрея (брата Петра) и Филиппа, родным городом которых также была Вифсаида-Юлия, ничего не известно; в языческом окружении еврейское имя становится как бы лишним. По-видимому, и еврейское имя Петра дошло до нас только потому, что оно звучало почти одинаково с его греческим именем.

 

Об эллинизации Вифсаиды свидетельствует эпизод, упомянутый в Евангелии от Иоанна. Эллины, находившиеся среди паломников, прибывших на праздник пасхи в Иерусалим, «подошли к Филиппу, который был из Вифсаиды и просили помочь им увидеть Иисуса» (Ин. 12:21). В апостоле Филиппе эллины сразу признали «своего». Эллинами могли называться евреи диаспоры, верующие в единого Бога Израиля, но не соблюдающие под влиянием греческой культуры некоторых религиозных обрядов иудаизма и часто даже не знающие еврейского языка; эллинами могли называться и прозелиты – неевреи – подобные сотнику Корнилию из Италийского полка (см. Деян.10:1,2), благочестивому, боящемуся Бога, но по долгу службы своей не могущему соблюдать многих установлений иудаизма. (Италийский полк (вернее, когорта) стоял в Кесарии и был набран из уроженцев Италии)

 

Кто бы ни были эти эллины, для нас важен сам факт, что люди эллинистического воспитания, выросшие в эллинистическом окружении, по каким-то неведомым нам признакам безошибочно выделили среди апостолов человека, с кем им легко было бы общаться – и этим человеком оказался Филипп из Вифсаиды-Юлии.

 

Некоторые богословы полагают, что существовала другая Вифсаида – Вифсаида Галилейская – селение на западном берегу Тивериадского озера к юго-западу от Капернаума и что эта вторая Вифсасда и была родиной апостолов Петра Андрея и Филиппа.

Спор о существовании западной Вифсаиды ведется уже не одно столетие, он так и не решен окончательно. Даже в таком достойном уважения справочнике, как «Ключ к пониманию Св. Писания», изданном в Брюсселе издательством «Жизнь с Богом» в 1982 году, на стр. 283 утверждается, что родным городом упомянутых трех апостолов является Вифсаида, что в земле Генисаретской на западном берегу озера неподалёку от Капернаума, а на стр. 657 родиной апостолов называется уже Вифсаида (Юлия) на северном берегу Тивериадского озера, находящаяся в одном километре от места впадения Иордана в озеро.

Мне кажется, что греческие имена апостолов, обращение эллинов к «своему» Филиппу, равно как и мягкое, снисходительное отношение Петра к соблюдению некоторых иудейских законов и предписаний – всё это свидетельствует в пользу того, что апостолы выросли в окружении, или, во всяком случае, в частом общении с эллинами, и родиной этих апостолов должна быть названа Вифсаида-Юлия.

 

О Вифсаиде, её заселении и населении, нравах и обычаях может дать некоторое представление пример строительства Тивериады.

Тивериада была посторена тетрархом Иродом Антипой (4г. до н.э. –32г.н.э.) на западном берегу Тивериадского озера на месте кладбища. Потому добропорядочные, набожные иудеи не желали  в ней селиться, ибо по Закону такое место считается нечистым. Возможно, по этой причине Иисус избегал этого города. Тивериада ни разу не упоминается в Новом Завете. Антипа решил во что бы то ни стало заселить город. Со всей тетрархии туда свозили пойманных бродяг и нищих без роду и племени, сосланных мятежников, осужденных разбойников и бедняков – крестьян, насильственно сорванных с мест. Тетрарх привлек также в город иноземцев-язычников; авантюристы и проходимцы всех мастей сами устремились туда, чуя поживу. Всем горожанам Антипа предоставил права свободнорожденных граждан и наградил жителей земельными участками. В городе была построена большая синагога, несколько знатных лиц поселились в синагоге по воле тетрарха, который перенес свою резиденцию из Сепфориса в Тивериаду. В разношерстном сброде, поселенном в Тивериаде, преобладали евреи, как, впрочем, и на всей территории тетрархии. Монеты Ирода Антипы были без изображений римских императоров; тетрарх не осмеливался оскорблять религиозные чувства иудеев.

 

Во владениях же Ирода Филиппа (4 г. до н.э. – 34г. н.э.) преобладало языческое население. Филипп мог позволить себе чеканить монеты с изображением императоров Августа и Тиберия и отстроить Вифсаиду как типично эллинистический город. Хотя среди жителей Вифсаиды, как полагают, большинство было евреев, греческое население играло заметную роль в жизни города; важнейшие, официальные должности в городе занимали эллины.

Вифсаида-Юлия по степени эллинизации населения лежит где-то между Тарсом и Назаретом. Апостол Петр также по степени своей «эллинизации» находится между апостолом Павлом из Тарса и Иаковом Праведным из Назарета. Как это ни прискорбно, но грубый материализм восторжествовал и в этом случае: бытие определяло сознание даже апостолов Христовых.

Апостол Иоанн и брат Иисуса, Иаков до конца дней своих не избавились от ветхозаветного отношения к жизни, от которого отошли еще со времен Гиллеля даже самые закоренелые иудеи.

Да что Иоанн и Иаков! Сам Иисус сказал язычнице-ханааниянке: «Нехорошо брать хлеб у детей (т.е. израильтян, которым Бог является Отцом) и бросить псам (т.е. язычникам, которые не знают Бога Израиля).

С эллинистической культурой и обычаями Петр был знаком на бытовом уровне. Когда еврею требовалось обратиться к язычнику, он пользовался койне -- греческим языком, который был на востоке Римской империи международным языком общения. Жителям тетрархии Филиппа волей-неволей приходилось овладевать хотя бы начатками греческого языка для делового или бытового, повседневного общения с язычниками, а это общение, в свою очередь, обогащало евреев знанием и пониманием обычаев, нравов и привычек языческих народов. Влияние греческой культуры и языка в Палестине было гораздо сильнее, чем хотелось бы признать иудеям-ортодоксам. Известно, что Симон бар Кохба, борец за воссоздание еврейского государства и сторонник возрождения древнееврейского языка, был вынужден приносить извинения за то, что приказы свои писал на греческом языке, т.к. его главные военачальники не разумели по-еврейски.

Подчеркнём, что знакомство Петра с эллинистической культурой не было поверхностным – его «знакомство» лежало в бытовой плоскости. Знание мелочей быта и бытовой культуры народа дают очень много для понимания поведения людей, оно позволяет человеку не быть белой вороной в чужой и чуждой ему среде. Жизнь в Вифсаиде-Юлии дала Петру понимание поведения и психологии эллинов, что стало большим подспорьем в апостольском служении Петра среди язычников.

 

История, случившаяся с Петром в Антиохии уже после казни и воскресения Иисуса, лучше всего высвечивает «иудейскую составляющую» характера Петра.

Будучи в Антиохии, Петр участвовал в совместных трапезах с необрезанными христианами из язычников. Когда же из Иерусалима прибыли люди от Иакова Праведного, брата Господня, строгого ревнителя Моисеева Закона, Петр устыдился, стал таиться и избегать совместной трапезы, «опасаясь обрезанных». Другие верующие иудеи лицемерили вместе с Петром, и даже Варнава, соратник апостола Павла, был «увлечен их лицемерием».

Иаков пользовался почти суеверным уважением иудеев и христиан за аскетизм и благочестие и Петр «спасовал» перед его святостью. Евсевий Памфил писал в «Церковной истории» (2,23), что Иаков «не пил ни вина, ни пива, не вкушал мясной пищи, бритва не касалась его головы, он не умащался елеем и не ходил в баню… колени его стали мозолистыми словно у верблюда, потому что он всегда молился на коленях и просил прощения народу».

В Моисеевом Законе нет предписания, запрещающего иудеям разделять трапезу с язычниками. Иудеи обязаны только воздерживаться от пищи, объявленной Законом нечистой. Однако предписания, установленные фарисеями и книжниками к тому времени настолько укоренились среди израильтян, что всякий иудей, севший за один стол с язычником или с христианином из язычников, который вкушал недозволенную пищу, чувствовал себя виноватым в нарушении Закона.

Иаков Праведный требовал от христиан из иудеев полного соблюдения законов Моисея, включая закон о пище. Петр, опасаясь упреков от иудео-христиан, стал избегать совместных трапез с необрезанными христианами из язычников, которые вполне резонно могли заключить, что они в глазах Апостолов церкви Христовой будут неполноценными христианами, нечистыми, подобно язычникам, пока не примут обрезания и не будут исполнять иудейских законов.  Апостол Павел понял всю опасность такого положения, и потому открыто противостоял Петру и сказал ему при всех: «Если ты, будучи иудеем, живешь по язычески, а не по иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по иудейски?» (Гал. 2:14).

Евангелия не раз говорят о переменчивости и колебаниях Петра. Шатания и неустойчивость апостола почти всегда являются обратной стороной его вспыльчивости и горячности. В Антиохии же поведение Петра определяется не только слабостью его натуры…

 

Пётр знал наставления Иисуса, обращенные к апостолам и ко всему народу Израиля: «ничто входящее в человека извне не может осквернить его; но что исходит из него оскверняет человека» (Мк 7:15). Кроме того, незадолго до прихода в Антиохию, Петр, будучи в Иоппии в доме кожевника Симона, получил откровение, в котором Господь повелевал ему не разделять животных на чистых и нечистых. И всё- таки Пётр не послушался ни Иисуса, ни голоса Господа с небес, -- он устрашился и устыдился людей, пришедших от Иакова Праведного.

 

Отметим, что Петр остановился у кожевника и жил у него довольно долго. В те времена к ремеслу кожевника люди относились с отвращением и презрением. Дубление кож производилось с помощью экскрементов животных. Кожевенные мастерские должны были находиться на расстоянии не менее 50 локтей (22.2м) от ближайших домов, ибо от этих мастерских исходила невыносимая вонь. «Мир не может обойтись без кожевников, как и без парфюмеров, но блажен тот, кому судьба уготовила быть парфюмером, и горе тому, кто должен быть кожевником», -- говориться в Талмуде. Этот эпизод показывает, что апостолы усвоили уроки Иисуса – их проповедь была адресована ко всем слоям общества.

 

Законы о чистой и нечистой пище входили в частокол законов, отгораживающих избранный народ от языческих народов, и вошли в кровь и плоть израильтян. «Вот живет народ, отдельно и между народами не числится», -- сказал об израильтянах пророк Валаам. Израиль помнил, что Господь сказал им: «Будьте предо Мною святы, ибо Я, Господь, и Я отделил вас от народов, чтобы вы были Мои» (Лев. 20:26). Петр, в глубине души, ощущает себя, прежде всего, евреем, иудеем. Внутренний, глубинный страх оказаться отделенным от своего народа, быть отвергнутым своими подавляет и чувства, и разум Петра. Для него это означает -- потерять себя, лишиться своего Я, стать не Симеоном Петром, а кем-то другим. Даже слова Иисуса и повеление самого Господа не вразумили Петра. Только время, общение с апостолом Павлом и труд проповедника среди язычников в Риме помогли Симеону Петру стать Петром.

 

 

Петр был старшим ребенком в семье. Родители умерли рано, и на его плечи Петра легла забота о младшем брате Андрее. Петр женился, продал дом свой в Вифсаиде и переехал вместе с братом в Капернаум, откуда была родом его жена. Петр не был бедняком, с трудом сводящим концы с концами. Дом Петра в Капернауме был достаточно велик, чтобы в нём смогли проживать сам Пётр, его жена, дочь, тёща, тесть, его брат Андрей и Иисус. По преданию жену Петра звали Конкордией или Перпетуей, а дочь Петрониллой. Впоследствии жена Петра уверовала во Христа и сопровождала мужа в его апостольских странствиях (I Кор.9:5).

Петр был потомственным рыбаком, состоял вместе с братом в доле у Зеведея, отца Иакова и Иоанна, и рыбачил с ними на Тивериадском озере. Не исключено, что Петр, подобно брату своему Андрею, какое-то время был учеником Иоанна Крестителя.

 

Наивный и искренний, вспыльчивый, горячий и импульсивный, простодушный, простой и бесхитростный – Петр из тех людей, которые сначала действуют, а потом уже думают и сомневаются.

Так, Петр сразу, не раздумывая, смело пошел навстречу Иисусу по воде, но, устрашившись бушующей стихии, заколебался в вере и стал тонуть.

Петр без промедления, не думая о возможных последствиях, выхватывает меч и отрубает ухо  слуге первосвященника. Его не останавливает «подавляющее превосходство сил противника», он не думает об опасности. Испуг придёт позднее. Несмотря на уверения Петра, что он останется верен Иисусу даже перед лицом неизбежной смерти, Петр вскоре трижды отречётся от своего Учителя..

 

Иисус награждает Петра (тогда еще Симона) прозванием Кифа (Кефа), что на арамейском языке означает «скала, камень». В Новом завете это прозвище чаще встречается в греческом переводе – Petros (Петр). Апостол Павел почти всегда называет Петра по арамейски – Кифа.

Согласно Септуагинте греческий перевод слова Кифа был бы Petra, что означает скала. Однако, апостолу не приличиствовало именоваться существительным женского рода и потому в Новом завете использовано менее употребительное слово Petros (Пётр) с мужским окончанием (-os). Если Petra – это скала, естественно выступающая из основной материнской породы, то Petros – это скала или обломок скалы, оторванный от материнской породы – невольный символ отпадения христианства от иудаизма.

Прозвище, данное Симону Иисусом, звучало для окружающих странно и непривычно, оно воспринималось буквально, как если бы мы назвали кого-нибудь не Петром, а Камнем.

Давать прозвища было в обычае у евреев. Прозвище чаще всего связывалось с обстоятельствами жизни человека, или с обетом, который он налагал на себя, или с чертами его характера. Так вождь антиримского восстания Бар Кохба (Сын Звезды) получил прозвище Бар Козиба (Сын Лжи) от евреев, не веривших в его мессианское предназначение. Прозвище же Симона – Камень (Пётр), казалось, имело под собой лишь одно основание – иронию Иисуса и Его чувство юмора. Можно представить себе горькую усмешку Иисуса:

«… говорю тебе Пётр (Камень),прежде нежели дважды пропоёт петух, ты трижды отречешься  от Меня…».

Как и остальные ученики (за исключением Иоанна), Пётр не стоял у креста, не поддержал Иисуса в час Его жестоких страданий. «Страха ради иудейска» Пётр затаился где-то в Иерусалиме или вне городских стен. При жизни Иисуса прозвище Камень звучит иронически, чуть ли не с издёвкой. Однако Иисус лучше, чем сам Пётр, знает его силу и слабость. Иисус именно Петра видит тем камнем, на котором будет воздвигнута церковь Христова. Для полноты картины следует отметить, что по-гречески «церковь» будет «экклесиа», а Иисус, говоря на арамейском языке, несомненно, употребил слово «кагал», что означает собрание верующих, а отнюдь не церковь как организацию в современном понимании.

И хотя Иисус называл Петра маловером и предупреждал его о том, что он стоит в опасной близости к сатане, а однажды даже назвал Петра сатаной -- несмотря на это Иисус молился за Петра и верил в Петра и знал, что тому предназначено в будущем утверждать в вере своих собратьев. Надо признать, Иисус не ошибся.

 

Пётр первым из апостолов узнал в Иисусе Мессию и признал Иисуса Мессией. В тот момент, когда беседа Иисуса о хлебе живом в Капернаумской синагоге вызвала замешательство и отпадение многих учеников, Пётр остался верен Иисусу. На вопрос, обращенный к апостолам: не хотят ли и они отойти, покинуть Его, Пётр отвечает за всех: мы уверовали и познали, что Ты Святой посланец Божий. Тем не менее, как показали дальнейшие события, вера Петра и вера других апостолов является скорее надеждой, чем верой, или верой с оглядкой, верой с расчётом на получение выгоды.

Бесхитростный Петр -- человек с крестьянской сметкой, «себе на уме», который думает о своей выгоде; но все это у него выходит настолько наивно и искренне, что духу не хватает, упрекнуть его в этом. «Вот мы оставили всё и последовали за Тобою; что же нам будет?», -- вопрошает Пётр Иисуса (Мф. 19:27). Пётр задаёт вопрос от имени всех учеников, – а судя по вопросу, скорее просит Иисуса от имени всех учеников. В этом в отличие Петра от Иакова и Иоанна Зеведеевых, которые просили только за себя и тем самым сеяли разлад и раздор среди учеников. В вопросе Петра, как в капле воды, отразилось и будущее троекратное отречение Петра, и постыдное бегство и оставление учителя учениками, и полное крушение их веры в Иисуса, которая возродилась в них только после Его воскресения. Пётр и другие ученики ещё до конца, полностью не уверовали в Иисуса, они только лелеют надежду, что их жертвы не напрасны, что им будет всё, что они желают и за всё воздастся сторицею.

 

Переменчивость, непостоянство, колебания и шатания Петра были обратной стороной его горячности и вспыльчивости. Петр легко поддается влиянию обстановки и окружающих. Но это на поверхности. В глубине его натуры лежит крестьянская основательность и обстоятельность. Если он в чем-то по-настоящему убежден, то ничто не может свернуть его с пути, который он выбрал. Его апостольское служение и смерть лучшее тому свидетельство.

 

Есть в Петре нечто такое, что выделяет его из окружающих. Даже люди со стороны, сборщики податей на Храм, именно к Петру обращаются с вопросом : не даст ли Учитель их на храм?

В списках апостолов Петр всегда стоит первым. Синоптики не раз подчеркивают первенство Петра перед другими апостолами, хотя и не скрывают его проступков и недостатков. Возможно, сам Петр положил начало этому.

Согласно Евсевию Памфилу, автору «Церковной истории», Евангелие от Марка возникло при следующих обстоятельствах: «Пётр, будучи в Риме и проповедуя христово учение, излагал, исполнившись Духа, то, что содержится в Евангелии. Слушавшие – а их было много – убедили Марка, как давнего Петрова спутника, помнившего всё, что тот говорил, записать его слова. Марк так и сделал и вручил это евангелие просившим.

Петр, узнав об этом, не запретил Марку, но и не поощрял его» (ЦИ VI, 14,5-7). Петр не поощрил Марка. Правда была слишком горька и безжалостна для него. Но он не был способен перед лицом Господа умолчать о том, о чем не хотел говорить. Петр поведал всё, как есть, без утайки, и – случилось чудо – слабости и недостатки Петра становятся его силой, мы еще больше любим его со всеми его прегрешениями и изъянами.

И здесь он победил. Он снова первый, хотя никогда не претендует на первенство и даже не задумывается об этом. Он рожден быть первым. Не обладая ни быстрым умом, ни образованностью, будучи человеком простым и некнижным, Петр наделен особым обаянием, особым даром привлекать к себе людей. Это не зависит от стараний, это в его природе. Люди этого склада не лезут из кожи вон, чтобы выделиться. Они живут своей жизнью. Они такие, какие они есть. Таких людей очень немного. Пётр всегда остается самим собой – и в своём падении, и в своём величии. Хочешь быть оригинальным -- будь самим собой. Это редко кому удается, ибо дается от рождения. Потому мы, несмотря на то, что нам известно о Петре, или благодаря тому, что нам о нём известно, с радостью можем повторить вслед за Иисусом: «Воистину, блажен ты, Симон сын Ионы».

(В заключение заметим, что когда-то древние греки словом «макарион» – блаженство, счастье – обозначали счастливое состояние богов, не знающих земных страданий и забот. Позднее это слово стали относить к счастливому состоянию человека, находящего блаженство в земных ценностях, утехах и удачах.В Библии же истинно блажен, в высшей степени счастлив, лишь тот, кто доверился Богу, уповает на Него, не грешит перед Богом и перед людьми. Человеческие мерки не подходят для оценки истинного блаженства. Петр и другие апостолы пострадают за веру, но они, тем не менее, блаженны, ибо для них уготовлена награда на небесах).

 

*******

 

(Примечание. Дочь императора Августа Юлия не отличалась высокой нравственностью и благопристойным поведением. На Форуме, где Август принимал свои суровые законы, которые по его замыслу должны были вернуть римлян к добродетельной жизни их предков, на этом самом Форуме Юлия, будучи в то время замужем за будущим императором Тиберием, вместе со своими любовниками устраивала оргии после которых надевала венок на статую Мария-сатира. Этот сатир, по преданию, дерзнул вызвать на состязание в игре на флейте Апполона. Апполон, разумеется , победил, но, разгневанный дерзостью Мария, содрал с него кожу и повесил её на дереве; кожа Мария трепетала при звуке флейты. Подобно Марию, Юлия вела себя дерзко и вызывающе. Скандальное поведение дочери бросало тень на самого императора. В конце концов, терпение Августа истощилось, на основании закона о прелюбодеяниях Юлию отправили в ссылку вместе с представителями некоторых знатных родов. Антонию Юлу, сыну Марка Антония, было предложено лишить себя жизни, что он и исполнил. История эта произошла во 2 году до новой эры. Филипп стал тетрархом после смерти отца – Ирода Великого в 4 г до н.э.. Он, разумеется, не стал бы называть Вифсаиду Юлией после опалы дочери императора.  Следовательно Вифсаида-Юлия была отстроена между 4 и 2 годами до н.э).

 

КОНЕЦ ГЛАВЫ

 



 

ГЛАВА 11
ИОАНН БОГОСЛОВ
представляющая читателю некоторые черты характера «возлюбленного ученика».

 

 

Иной человек искусен и многих учит, а для души своей бесполезен          Премудрости Иисуса сына Сирахова 37:22.

 

Кто соблюдает весь Закон, и согрешит в одном чём-нибудь, тот становится виновным во всём        Иак.2:10.

 

Религия -- от Бога, а богословие от людей      Д¢Эшерни.

 

 

 

 

Вернёмся к семье Зеведея и попробуем разобраться: что же за человек был младший сын Зеведея, любимый ученик Иисуса, апостол Иоанн.

 

В IV Евангелии апостол Иоанн нигде не называется по имени. В начале, в сцене призвания учеников, Андрею сопутствует некий безымянный ученик (Ин.1:35-40).

Затем в описании Последней вечери вновь появляется некий ученик, которого любил Иисус и который возлежал у Иисуса на груди. Этот безымянный ученик, будучи знакомцем первосвященника (Ин. 18:15), помогает Петру пройти во двор первосвященника.

Во время казни Иисуса у креста находится любимый ученик, которому Учитель умирая поручил заботиться о своей матери.

Оказывается, что «другой» ученик, который сопровождал Андрея во время призвания учеников, и «любимый ученик» одно и то же лицо; об этом мы узнаем в конце Евангелия: «итак бежит и приходит к Симону Петру и к другому ученику, которого любил Иисус…» (Ин. 20:2). И, наконец, из 21 главы, стихи 7, 20, 24, мы способны заключить, что автор четвёртого Евангелия и «любимый ученик" одно и то же лицо. Имя же этого таинственного ученика так и остается неизвестно. Привлечение синоптических Евангелий не облегчает положения – в них не находим ни одного случая, чтобы слова и поступки Иоанна сына Зеведеева как-то соотносились или пересекались с поступками и словами «любимого ученика». Но всё же дело не так безнадёжно, как кажется на первый взгляд. Любимый ученик был тесно связан с апостолом Петром. Из синоптических Евангелий известно, что ближе всех к Петру стоял Иоанн, сын Зеведеев. Пётр, Иаков и Иоанн присутствовали при воскресении дочери Иаира (Лук. 8:51), они же присутствовали при преображении Иисуса на горе Ермон (согласно христианской традиции на горе Фавор) (Мф. 17:1). Пётр, Иаков и Иоанн присутствовали при молитве Иисуса в Гефсиманском саду (Мф. 26: 37).

Пётр и Иоанн идут в Иерусалим приготовить пасху для Иисуса и для учеников Его (Лк. 22:8).

Они же -- Пётр и Иоанн -- были посланы в Самарию, чтобы удостоверить служение апостола Филиппа среди самаритян и молитвой и возложением рук низвести на новокрещёных самаритян Духа Святого. (Деян. 8:14-17).

Именно Петра, Иакова и Иоанна апостол Павел называет «почитаемыми апостолами» (Гал. 2:9).

Кроме того в Евангелии от Иоанна апостол Иоанн нигде не назван по имени; в синоптических же Евангелиях Иоанн упомянут 20 раз. И ещё. В Евангелии от Иоанна нет ни слова о слабостях и соблазнах любимого ученика Иисуса, об этом мы узнаём только от синоптиков. Такова вкратце аргументация в пользу отождествления Иоанна сына Зеведеева с автором иоаннова Евангелия и с «возлюбленным учеником» Иисуса. Церковное предание твердо стоит на этом.

 

Дмитрий Мережковский в книге «Иисус Неизвестный» пишет: «Против тождества евангелиста Иоанна с Иоанном сыном Зеведеевым, одним из Двенадцати, довод внутренний, в самом Евангелии, может быть сильнейший.

Первое, после Иисуса, лицо, на всём протяжении IV Евангелия, -- ни разу не названный по имени, скрытый под слишком прозрачною маскою и тем более выставляемый на вид, «ученик, которого любил Иисус», апостол Иоанн сын Зеведеев. Мог ли он говорить о самом себе так упорно и настойчиво, кстати и не кстати: «Я – ученик, которого любил Иисус?» Надо быть лишенным всякого слуха к душе человеческой, чтобы не услышать в этом нестерпимо-режущего, фальшивого звука.

Стоит лишь сравнить неутолимое смирение Петра, -- чем себя унизить, как стереться, провалиться сквозь землю, не знает, только бы утолить боль угрызения, -- стоит лишь сравнить то с этим, самодовольным: «Я ученик, которого любил Иисус», чтобы почувствовать, как это невозможно. Каждый из нас, поставив себя на место Иоанна, скажет: «Я бы не мог». Почему же мы думаем, что мог?

Кажется, и этого одного, внутреннего довода достаточно, чтобы решить окончательно: IV Евангелие написано кем угодно, только не Апостолом Иоанном» (Дм. Мережковский «Иисус Неизвестный» М. 1996г. стр. 50)

 

Но именно этот «внутренний довод» и есть, по моему мнению, самый убедительный довод в пользу того, что Иоанн является автором или вдохновителем IV Евангелия.

Ещё Эрнест Ренан высказывал предположение, что главным мотивом, побудившим Иоанна написать своё Евангелие, …была его досада по поводу того, что в предыдущих Евангелиях его личность была выделена недостаточно.

Черты характера Иоанна сына Зеведеева синоптических Евангелий полностью совпадают с характером «возлюбленного ученика» – автора Евангелия от Иоанна. Не имеет особого значения, писал ли Иоанн сам своё Евангелие или оно было составлено его учениками на основании воспоминаний апостола, -- сила и энергия Иоанна, его стремление к славе и власти продолжают действовать на и через его учеников. Не ученики Иоанна превозносят и славят своего учителя, а сам Иоанн через учеников своих славословит и восхваляет самого себя.

 

Мы ещё не раз будем говорить об этих чертах характера «любимого ученика», которые особенно ярко выступают на фоне его отношений с первосвященниками.

Первосвященник был в глазах Иоанна, как и в глазах многих иудеев, орудием божественного откровения, какими бы пороками ни был он наделен как человек.

Замышляя убийство Иисуса, Каиафа пророчествует: «… лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели, чтобы весь народ погиб» (Ин.11:50). Далее Иоанн добавляет: «Сие же сказал он не от себя, но, будучи на тот год первосвященником, предсказал, что Иисус умрет за народ…» (Ин.11:51).

Бросается в глаза, что евангелисты никогда не обличают первосвященников и в общем-то никогда плохо не говорят о них, о людях, непосредственно виновных в смерти Иисуса. Разговор о первосвященниках идет на уровне констатации факта: «положили убить Его».

В своём Евангелии Иоанн не без гордости сообщает о знакомстве с первосвященником, он дважды подряд повторяет это, рассказывая о том, как придверница пропустила его и Петра во двор первосвященнического дома (Ин.18:15,16) . По этому поводу Ренан заметил, что подробности рассказа об отречении Петра поразительно правдивы: «Я не только не нахожу их неправдоподобными, но для меня они носят печать наивности, напоминающей наивность провинциала, который хвалится своим влиянием в министерстве на том основании, что он знаком там с привратником или прислугой». Если Ренан полагал, что Иоанн не был знаком с первосвященником, то он ошибался. Как было показано ранее, Иоанн не мог не быть знакомцем первосвященника.

Через много лет, когда Храм, который так любил Иоанн, был сметен с лица земли римлянами, когда уже не было ни священников, ни первосвященников, когда навсегда прекратились жертвоприношения и когда всё более и более усиливалась вражда между иудеями и христианами, апостол Иоанн носил на челе своём золотую дщицу Иудейского первосвященника с именем Бога Израиля. Он считал себя, видимо, прямым наследником иудейских первосвященников, хотя не имел на это никаких прав – ни по происхождению, ни по положению своему. Непонятно, надо ли нам пожалеть этого старика, примеряющего на себя «мундир» первосвященника или восхищаться его верностью юношеской мечте  о славе, к которой он шел и столбовой дорогой, и тайными кривыми тропами...

Но не слишком ли много мы на себя берём? Не наговариваем ли мы и не оговариваем ли мы этого симпатичного юношу и степенного старца - Иоанна сына Зеведеева?

 

Откроем Евангелие от Иоанна и внимательно перечитаем его. Бросается в глаза почти полное отсутствие непосредственности и искренности, которые так явно ощущаются, например, в Евангелии от Марка. «Любимый ученик» поднят автором до уровня Петра и даже превосходит главного апостола в духовности и в понимании учения Иисуса. «Любимый ученик» относится к Петру не как друг, а как соперник. Иоанн-автор-«любимый ученик» постепенно, исподволь «подсиживает» и оттесняет Петра.

И у четвертого евангелиста, и у синоптиков Пётр – среди первых учеников, последовавших за Иисусом. Однако, в отличие от синоптиков, четвертый евангелист делает Петра третьим учеником, примкнувшим к Иисусу вслед за Андреем и безымянным, «любимым учеником». Более того, «ценность» ученичества Петра снижается ещё и тем, что он присоединяется к Иисусу не напрямую, а через посредство своего брата Андрея.

Можно, конечно, возразить, что это копание в том, «кто первее», гроша ломанного не стоит, ибо в Евангелии от Иоанна речь идёт о первом, предварительном призвании учеников, после которого Андрей, Пётр, Иаков и безымянный ученик (Иоанн) вернулись к своим обычным занятиям рыбной ловлей; у синоптиков же описывается второе, окончательное призвание, когда ученики «оставили всё» и последовали за Иисусом. Эти два призвания, конечно же, могли происходить по-разному. Всё так, если бы не одно существенное «но».

Оттеснение и вытеснение Петра в Евангелии от Иоанна происходит неоднократно и с завидной настойчивостью.

Как говорит народная мудрость: первый раз – случайность, второй раз – совпадение, третий раз -- закономерность. Если припомнить споры апостолов о первенстве и претензии сыновей Зеведеевых на первые места в Царствии Небесном, то «копание» наше отнюдь не покажется таким уж пустым делом.

Автор четвёртого Евангелия исподволь противопоставляет «любимого ученика» апостолу Петру. Пётр не раз оказывается зависимым от «любимого ученика» или отстаёт от него в буквальном и переносном смысле. Бросается в глаза, что в каждом эпизоде, в котором участвует «любимый ученик», он находится в центре внимания.

На последней вечере Пётр прибегает к помощи «любимого ученика», возлежавшего на груди Иисуса, желая узнать: кто же предаст Учителя (Ин.13:23-28).

После ареста Иисуса «другой» (любимый ученик) вводит Петра во двор первосвященнического дома благодаря знакомству с самим первосвященником; во  дворе Пётр трижды отрекается от Учителя (Ин.18:15-27).

Из всех учеников только один «любимый ученик» следовал за Учителем до конца, только он осмелился присутствовать при казни Учителя, и ему Иисус отдаёт на попечение свою мать (Ин.19:25-27). Даже в этой сцене с матерью главная фигура -- не Мария, на глазах которой убивают сына, а опять-таки «любимый ученик».

Узнав, что гроб Иисуса опустел, Пётр и «другой» (любимый ученик) помчались к пещере, где был погребён Иисус. Другой ученик пришел ко гробу первый, но вошел в пещеру после Петра, и, увидев, сразу же уверовал (Ин. 20:1-8) в отличие от Петра, который уверовал не сразу, а «пошел назад, дивясь сам в себе происшедшему» (Лк. 24:12).

Наконец, «другой ученик» раньше всех понял, что незнакомец, стоявший не берегу Тивериадского озера, был сам Иисус (Ин.21:7).

 

А теперь взглянем на Иоанна Зеведеева глазами первых трёх евангелистов.

 

У Матфея Иоанн появляется только в рассказе о его призвании (4:21,22), в списке двенадцати апостолов (10:2) и в повествовании о Преображении (17:1).

У Марка Иоанн появляется в (1:19); (3:17); (9:2) – в тех же эпизодах, что и у Матфея, и, кроме того, в доме Петра при исцелении тёщи Петра (1:29); при воскресении дочери Иаира (5:7); в эпизоде, когда Иоанн говорит Иисусу о своём запрещении человеку изгонять бесов именем Иисуса (9:38); когда просит первые места в Царствии Небесном для себя и для брата своего Иакова (10:35). Далее Иоанн встречается у Марка среди группы учеников, просящих объяснить знамения последнего времени (13:3 и далее), и, наконец, в саду Гефсиманском (14:2-33).

У Луки Иоанн упоминается в двух случаях, которых нет у Марка и Матфея -- это участие Иоанна в приготовлении Пасхи (22:8) и желание Иоанна истребить огнём небесным самаритянское селение, которое не приняло Иисуса (9:54).

 

Запрещение изгонять бесов человеку, который изгонял бесов именем Иисуса, желание низвести огонь небесный на самаритянскую деревню за то, что жители её отказались принять Иисуса, просьба о первых местах в Царствии небесном для себя и брата Иакова – всё это создаёт далеко не лестный портрет Иоанна.

Если сопоставить с одной стороны – Иоанна сына Зеведеева, жаждущего испепелить самаритянскую деревню; Иоанна запрещающего посторонним исцелять именем Иисуса; Иоанна, испрашивающего почётные места для себя и для брата в Царствии Небесном; Иоанна, старика, носящего на челе дщицу иудейского первосвященника; Иоанна, автора Откровения, произведения насквозь пронизанного ветхозаветным духом непримиримости и мщения, -- а с другой стороны – «любимого ученика Иисуса», знакомца первосвященника, автора четвёртого Евангелия, настойчиво оттесняющего Петра на второй план, то перед нами предстаёт один и тот же человек – тщеславный и честолюбивый, видящий в каждом, не принимавшем Иисуса – врага, в каждом, принимавшем Иисуса – соперника, человек, любящий близких и ненавидящий чужих, человек, безнадёжно запутавшийся в сетях ветхозаветных представлений о Боге, для которого Бог прежде всего грозный Судия, а не заботливый Отец. Эрнест.Ренан (Антихрист гл.XV) верно подметил, что «характер Иоанна отличался большой резкостью, крайней нетерпимостью, причём, он выражался резко и грубо о тех, кто мыслил не так как он».Это трудно оспорить.

 

Познакомимся поближе с некоторыми чертами характера Иоанна…

 

Иисус с учениками, намереваясь пройти в Иерусалим через Самарию, вошел в одно селение, жители которого не приняли их, нарушив тем самым  законы гостеприимства. Правда, никто из иудеев, направляющихся в Иерусалим на праздник, ничего иного, кроме враждебности от самаритян и не мог ожидать, вражда иудеев и самаритян длилась уже много десятилетий и даже столетий. Желание испепелить огнём небесным злополучное самаритянское селение было связано с желанием «братьев Громовых» отомстить за неуважительное отношение жителей  деревни к их Учителю и к его ученикам. Иаков и Иоанн просили разрешения у Иисуса уничтожить дерзкую деревню. Они не просили Его дать им силу низвести огонь небесный на землю -- они были уверены, что они обладают такой силой -- они просили разрешения применить этот огонь. Обычно здесь вспоминают прозвище «сыны Громовы», которое дал братьям Иисус за их горячность и пылкость. Что касается Иоанна, то пылкостью и горячностью он не отличался, всё его поведение говорит об осторожности, предусмотрительности, расчетливости и даже о боязливости и робости. В случае с самарянской деревней за спиной Иоанна стоит Иисус, и ему нечего бояться. Иоанном движет не горячность, а дух ветхозаветной ненависти и вражды, тот самый дух, который усилиями нескольких поколений учителей Израиля, таких как Гиллель, постепенно выветривался из еврейского народа, но который даже стараниями Иисуса не был полностью уничтожен в учениках Его.

Сыны Зеведеевы в своей жажде истребить самаритянское селение не осознавали, что сила, данная им Иисусом, – сила творить добро, и что врагов надо прощать, врагов надо любить, а не мстить им. Иисус сказал братьям: «Не знаете, какого вы духа, ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать» (Лк. 9:55,56). Кажется, теперь понятно, какого духа был Иоанн…

Стремление и умение водить дружбу с сильными мира сего, способность во время остановиться, не преступив роковой черты, отличало Иоанна от Петра и других апостолов. В характере «любимого ученика», возлежавшего во время пасхальной вечери на груди Иисуса, есть нечто женское – сила и власть неотразимо притягивают его. Он постоянно тянется к «начальникам» -- к Иоанну Крестителю, к Иисусу, к первосвященнику, к главному апостолу –Петру. Когда Иисус отказал «братьям Громовым» в первых местах в Царствии Небесном, Иоанн сразу же оставил брата Иакова и прильнул к Петру – признанному главному апостолу; теперь он постоянно рядом с Петром, к брату же Иоанн, по-видимому, потерял всякий интерес.

А как хитро, тонко и осторожно Евангелие от Иоанна оттесняет Петра на задний план, как искусно замаскирован «любимый ученик», как тщательно продуманы все детали, связанные с ним, не дающие ни единой зацепки для отождествления «другого» «любимого ученика» с Иоанном сыном Зеведеевым.

Но кротость и скромность автора – «любимого ученика» паче всякой гордыни. Во время появления Евангелия на свет Божий были живы ещё многие свидетели, знавшие апостолов лично и слышавшие их рассказы, и потому у христиан в то время не было сомнений относительно того, кто был любим Иисусом.

 

Иоанн чувствует себя уверенно и комфортно только рядом с сильными людьми. Он не умеет спорить с противником. Он просто бежит из бани, повстречав там еретика Керинфа, даже не попытавшись переубедить его или хотя бы поговорить с ним. Проповедуя Евангелие вместе с Петром в Самарии, Иоанн никак себя не проявляет, он инертен и пассивен; это не его призвание; основная тяжесть работы лежит на Петре.

 

Пылкость и горячность Иоанна – не более чем миф.

Поступки Иоанна говорят о том, что он человек опасливый и осторожный, себе на уме. За примерами ходить недалеко.

Вот свидетельство, можно сказать, самого Иоанна:

«В первый же день недели, Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда было ещё темно, и видит, что камень отвален от гроба;

. Итак бежит и приходит к Симону Петру и к другому ученику, которого любил Иисус, и говорит им: унесли Господа из гроба, и не знаем, где положили Его.

. Тотчас вышел Пётр и другой ученик и пошли ко гробу;

. Они побежали оба вместе; но другой ученик бежал скорее Петра, и пришел ко гробу первый,

. И наклонившись, увидел лежащие пелены, но не вошел во гроб.

. Вослед за ним приходит Симон Пётр, и входит во гроб и видит одни пелены лежащие

. И плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо снятый в другом месте.

. Тогда вошел и другой ученик, прежде пришедший ко гробу, и увидел и уверовал;

. Ибо они ещё не знали писания, что Ему надлежало воскреснуть из мёртвых». (Ин. 20:1-9).

 

Иными словами, Мария Магдалина, рано утром, затемно приходит ко гробу одна, ещё до того как подошли другие жёны, с целью намастить тело Иисуса ароматами. Она, женщина, идёт ко гробу с любовью, не ведая страха. Она видит, что камень, закрывавший вход в погребальную пещеру, отвален. Мария заходит внутрь и убеждается, что тела Иисуса нет на месте. Подчеркнём, что было темно и Марии необходимо было зайти внутрь пещеры, чтобы удостовериться, что тело Иисуса исчезло. Затем она спешит сообщить об этом главному апостолу Петру и «другому ученику, которого любил Иисус» (понимать, конечно,  следует: спешит сообщить Симону Петру. Иоанн же как всегда оказывается рядом с Петром). Иоанн, будучи помоложе и порезвей Петра, первый подбежал к пещере, но, оробев, не вошел, охваченный страхом, который обычно испытывает человек, ощутивший дыхание смерти. Петр же, как и Мария, не раздумывая входит в пещеру. Иоанн вошел вслед за Петром и тотчас же уверовал, поняв, что Иисус воскрес. Пётр же не понял и не уверовал.

Лука свидетельствует, что «Пётр, встав, побежал ко гробу и, наклонившись, увидел только пелены лежащие, и пошел назад, дивясь сам в себе происходящему» (Лк. 24:12). Итак, Иоанн вошел вторым, после Петра, и не «дивясь сам в себе» уверовал первым. Ни Мария Магдалина, ни Пётр не выказывают ни малейшего страха, Иоанн же проявляет осторожность и боязливость. Где же тут горячность и пылкость Иоанна? Тем не менее Иоанн не преминул упомянуть, что уверовал первым, т.е. вновь «обошёл» туго соображающего Петра.

 

Вот ещё один эпизод.

При аресте Иисуса Петра ничуть не смутило «численное превосходство противника», он, не раздумывая, выхватил меч и ударил мечом слугу первосвященника, Малха, отрубив ему ухо.  Пётр, возможно, был неплохим рыбаком, но воином он был никудышным.

Мы знаем, что у апостолов было два меча. Один был у Петра, другой – ответ напрашивается сам – у Иоанна, лучшего друга и соперника Петра, который в последнее время не расставался с Петром, не отходил от него ни на шаг. О мечах -- мы ещё поговорим в другом месте; пока же для нас важен факт, что Пётр пустил вход меч, а Иоанн даже не пытался прийти на помощь Учителю. Он, бросив меч в кусты, «смело» идёт рядом с Иисусом на виду у стражников, тех самых, которые схватили и связали Иисуса. Иоанну нечего бояться: он в доверии у самого первосвященника. Где горячность и пылкость сына Громова? Думается, Иисус имел все основания считать, что Иоанну, в отличие от остальных апостолов, суждена долгая жизнь на этой земле.

Если верить иоаннову Евангелию, то только он, любимый ученик, не оставил Иисуса, а следовал за Ним от Гефсимании до Голгофы и только он один не отрёкся от Учителя. Но если поверить словам Иисуса: «все вы соблазнитесь о Мне (т.е. отступитесь от Меня) в эту ночь, ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы (Зах.13:7)» (Мф26:31) и подкрепить эти слова всем тем, что известно нам о честолюбии и тщеславии Иоанна, то можно прямо сказать, что Иисус вольно или невольно своими словами обличает Иоанна в отступничестве и в сокрытии истины.

 

 

Выше говорилось уже об отсутствии миссионерского рвения у Иоанна, когда он с Петром проповедовал Слово Божие в Самарии. Может быть, апостолы посетили ту самую деревню, которую сыны Громовы хотели предать небесному огню? Вероятно, Иоанн не смог переступить через себя, настолько неприязнь и вражда к самаритянам въелась в его душу; само название самаритянин у иудеев считалось бранным словом. Умом, возможно, Иоанн и понимал, что Учитель заповедовал им любить ближних и дальних – врагов своих, – но сердце Иоанна было открыто только своим.

Сюда же можно отнести историю с человеком, который изгонял бесов именем Иисуса, не будучи Его учеником. Иоанн говорит Иисусу, что они, апостолы (несомненно: Иоанн и Иаков), запретили этому человеку. Возможно, что злополучный чудотворец опасался ходить с Иисусом, зная об угрозе со стороны Ирода Антипы, или у него были другие причины не ходить с Иисусом – не ясно, да и не важно. Важно, что у апостолов не было даже проблеска мысли поинтересоваться, что это был за человек: добрый или злой, добродетельный или порочный, искал ли он корысти или помогал людям по доброте душевной. Этот чудотворец, несомненно, обладал большей духовной силой, чем апостолы, получившие власть излечивать и изгонять бесов от Самого Иисуса; человек же этот изгонял бесов, не получив от Иисуса благословения.

Запрещение апостолов было порождено всё тем же духом непримиримости, соперничества и ревности. Иисус, отвечая Иоанну, сказал: «Не запрещайте ему … ибо кто не против вас, тот за вас». Этот случай один к одному укладывается в характер Иоанн, хотя нам и неизвестно, кто же из апостолов запрещал изгонять бесов именем Иисуса.

(В другом случае, Иисус, обращаясь к фарисеям, сказал: «Кто не со Мною, тот против меня: кто не собирает со Мною, тот расточает» (Мф.12:30). Здесь нет противоречия. Иисус адресует свои слова фарисеям, настроенным к Нему враждебно.  Чудотворец же, изгонявший бесов именем Иисуса, по мнению Иисуса, действовал из добрых и благочестивых побуждений, поэтому он на стороне Иисуса, хотя и не был Его учеником)

 

При чтении Евангелия от Иоанна чувство благоговения и восхищения нередко перемешиваются с чувством неловкости, смущения и стыда.

Стыдно бывает за Иисуса, который беспрестанно, беспардонно, монотонно и занудливо превозносит Себя, стыдно за Иоанна, который столь хитро и продуманно «подкапывается» под Петра и выпячивает заслуги «любимого ученика». Бесконечные самовосхваления и безудержное «ячество» иоаннова Иисуса только отдаляют и отчуждают Его от нас.

 

Спор средневековых схоластов о том, что было бы, если бы Христос явился в виде огурца, не такой уж бессмысленный, как это кажется на первый взгляд. Христос должен был явиться в человеческом облике, чтобы люди смогли Его понять. И чем больше возносит и превозносит себя иоаннов Иисус, тем тоньше и тем слабее духовная связь между Ним и нами, между Богом и человеком. В иоанновом «Откровении», где Иисус теряет человеческие черты, эта связь обрывается вовсе. Множество сект и ересей породило это «Откровение», тьмы и тьмы неустойчивых и слабых духом ввергло в соблазн. А сколько безумных и бездумных толкований вызвало оно – один Бог знает! Не случайно Евангелие от Иоанна и Откровение с большим трудом пробивали себе признание в ранней церкви. Противники иоаннова Евангелия даже приписывали его авторство еретику Керинфу.

 

Славословя Иисуса Его же, Иисуса, устами, Иоанн оказывает Иисусу медвежью услугу – он низводит Иисуса до уровня Его учеников. Иоаннов Иисус не осознаёт, что, когда Он открыто свидетельствует о своём единстве с Отцом, тем самым приравнивая Себя к Богу, Он может только отвратить народ от Себя или, в лучшем случае, оставить народ в полном недоумении.

Если Иисус хотел быть понятым народом Израиля (иначе какой смысл учить народ!), то Он должен был подготовить народ к восприятию тех мыслей, тех идей, которые выходили за пределы народных представлений о Мессии и Боге.

Когда иоаннов Иисус заявляет о Себе в Храме:

Я есмь (Ин. 8:58) – ANI HU, -- иначе: Я существую вечно и предвечно, то Он говорит словами, которые мог произнести только Сам Господь Бог, Яхве.

Когда Иисус утверждает: Я и Отец одно (Ин. 10:30), т.е. Он, Иисус, един с Яхве по своей природе и сущности, то вполне естественно, что богобоязненные иудеи хватались за камни, чтобы побить ими богохульника, ибо Бог един и в нем нет подобия плоти. Сам Иисус назвал первой заповедью заповедь, лежащую в основе иудаизма: «Слушай Израиль: Господь Бог наш, Господь един есть» (Второз. 6:4).

 

Если собрать все свидетельства иоаннова Иисуса о самом себе, то получится весьма впечатляющая картина.

            Я ЕСМЬ, говорит Иисус,

                хлеб жизни (Ин 6:48),

                хлеб, сошедший с небес (Ин. 6:41),

                свет миру (Ин. 8:12),

дверь: кто войдёт Мною тот спасётся (Ин.10:9),

                пастырь добрый (Ин. 10:1),

                воскресение и жизнь (Ин. 10:25),

                путь, истина и жизнь (Ин. 14:6).

Ближайшие ученики Иисуса, после трёх лет непрерывного ученичества, так и не поняли, что Он – Мессия, который должен пострадать от людей и быть убитым ими, и что царствие Его не от мира сего. Какого понимания можно требовать от народа Израиля?! Для правоверного иудея претензии Иисуса на равенство с Богом выглядели кощунственно. Его слова для иудеев были словами сумасшедшего, богохульника или язычника.

Мог ли Иисус говорить подобное в Храме перед толпами народа, совершенно не подготовленного к восприятию Его слов? На что Он мог рассчитывать?

Несомненно, все эти самовосхваления Иисуса и Его свидетельства о самом себе следует отнести на счёт фантазии престарелого апостола или его учеников. Речения иоаннова Иисуса – это слова самого Иоанна, который ставит себя на место Учителя и говорит то, что он сам бы сказал на месте Иисуса.

Эти речения характеризуют самого Иоанна, а не Иисуса. Именно поэтому мы уделили им столько внимания.

 

Уча апостолов, Иисус следовал древнему восточному обычаю: ученики вслух нараспев повторяли Его слова, его притчи и поучения. Иисус вновь и вновь возвращается к теме урока, пока ученики накрепко не запоминают урок. Зная, как плохо ученики понимали то, чему учил их Иисус, можно только удивляться, насколько хорошо они запомнили его слова. Обратный перевод речений Иисуса с греческого на арамейский язык выявил и ритм, присущий арамейской поэзии, и неожиданную игру слов, утраченную в греческом переводе. Видно, что Иисуса заботило не только содержание, но и форма, – мысли Его выражены так, что они запоминаются почти сами собой, без труда.

Неповторимая, своеобразная, уникальная личность Иисуса, предстающая перед нами в Евангелиях Марка, Матфея и Луки, является лучшим свидетельством Его историчности. Свидетельства Иосифа Флавия, Тацита. Светония – малы и ничтожны в сравнении со свидетельством Иисуса о самом себе. Создание такого образа было бы не под силу древнехристианским авторам. Достаточно сравнить синоптические Евангелия с апокрифами, некоторые из которых представляют собой прямо таки злую пародию на Иисуса. (Например, в  Евангелии детства есть такая сцена: пятилетний Иисус шел по улице и один мальчик подбежал и толкнул Его в плечо; Иисус рассердился и сказал ему: ты никуда не пойдёшь дальше, и ребёнок тотчас упал и умер.) Почти то же самое можно сказать и о многих местах Евангелия от Иоанна. В нём перед нами предстаёт совершенно другой Иисус, более напоминающий нам самого Иоанна сына Зеведеева, который примостился на троне Господа, отлучившегося куда-то на время по неотложному делу.

Понятно, что Иоанну трудно было вспомнить слишком учёные для него, слишком «заумные» споры Иисуса с фарисеями – в то время апостолов мало занимали подобные вопросы; споры эти не были предметом заучивания и запоминания. Апостолов больше интересовало скорое наступление Царствия Небесного, в котором они надеялись занять не последние места.

Иоанн писал своё Евангелие в преклонном возрасте. На склоне лет он живет прошлым и в прошлом. Он живёт дружбой и любовью Иисуса. Иоанн пережил всех друзей и врагов, теперь он единственный полноправный хозяин прошлого. Он с удовольствием рассказывает ученикам своим о днях далёкой юности. Он уже не тот «простец», «некнижный» Иоанн, каким был когда-то. Он много жил, много пережил и многому научился. Облекая в слова свои смутные впечатления от споров Иисуса с фарисеями, Иоанн невольно вкладывает в уста Иисуса то, что он сам бы сейчас сказал, будучи на месте Учителя. Иоаннов Иисус говорит языком Иисуса, существовавшего в воображении Иоанна по прошествии 50-60 лет со дня казни Иисуса; это времена, когда Иисус – Бог всё более вытесняет Иисуса-человека. Когда же Иоанн спускается с неба на землю, когда он на миг забывает о своём «первенстве» и о Логосе, тогда он бывает удивительно достоверен и даже трогателен.

В старости, будучи уже совсем дряхлым стариком, Иоанн не мог ходить, и ученики выносили его в собрание для проповеди. Иоанн учил их любви, постоянно говоря одни и те же слова: «Дети мои, любите друг друга!». И когда его спрашивали: зачем он так часто повторяет эти слова, Иоанн отвечал: это заповедь Господня, и она одна заменяет все остальные». Но, повторяю, любовь Иоанна распространялась только на ближних, на единоверцев и единомышленников. В конце жизни даже иудеи для Иоанна – враги, ибо тщетна была его надежда обратить народ свой ко Христу; сам Иоанн, иудей из иудеев по образу мыслей, строго соблюдает Закон Моисеев, и, по-видимому считает, что истинные иудеи, истинный Израиль –это он и ученики его. И горе инакодумающим и еретикам, упорствующим в своих заблуждениях!

Портрет души дряхлеющего апостола – это «Откровение».

С годами некоторые черты характера человека ослабляются или исчезают, другие, наоборот усиливаются до такой степени, что человек становится карикатурой на самого себя.

Старый, что малый… К концу жизни ветхозаветный дух, дух вражды и мести, с новой силой овладел душой Иоанна, выплеснувшись в апокалиптических видениях «Откровения», книги, которую евреи справедливо причисляют к иудейской литературе; христианская оболочка «Откровения» лишь очень наивных людей может ввести в заблуждение. Ненависть, подспудно тлевшая в иоанновом Евангелии и пробивавшаяся наружу в поступках «синоптического» Иоанна, ярким пламенем вспыхивает в «Откровении Иоанна Богослова».

 

Прочтите:

«1. И услышал я из храма громкий голос, говорящий семи Ангелам: идите и вылейте семь чаш гнева Божия на землю.

2. Пошел первый Ангел и вылил чашу свою на землю: и сделались жестокие и отвратительные гнойные раны на людях, имеющих начертание зверя и поклоняющихся образу его.

3. Второй ангел вылил чашу свою в море: и сделалась кровь, как бы мертвеца, и всё одушевленное умерло в море.

4. Третий Ангел вылил чашу свою в реки и источники вод: и сделалась кровь.

5. И услышал я Ангела вод, который говорил: праведен Ты, Господи, Который еси и был, и свят, потому что так судил;

6. За то, что они пролили кровь святых и пророков, Ты дал им пить кровь: они достойны того»  (Откр. 16: 1-6).

 

Всё «Откровение» выдержано в этом духе, в котором нет ничего от Учения Иисуса. Но время шло, множилось и укреплялось церковное чиновничество, и на Карфагенском соборе в 419г.» Откровение» было внесено в список канонических христианских книг.

Бесспорно, «Откровение» следует традиции и стилю еврейских апокалипсисов, но тем не менее это произведение может немало поведать нам об авторе. Читая подобные опусы и оценивая известные поступки Иоанна, хочется получить заключение психиатра относительно характера и натуры автора «Откровения». В самом ли деле этот автор был в течение трёх лет учеником Иисуса? Тот ли самый это ученик, которого любил Иисус? Увы, вероятней всего, тот самый.

Те черты характера, которые преобладали в Иоанне в юности, стали господствующими, всеподавляющими в старости. Не так уж трудно узнать, труднее, пожалуй, не признать в авторе «Откровения» того самого юного Иоанна сына Зеведеева, который собирался испепелить огнём небесным самарянскую деревню и упорно «не мытьём, так катаньем» пытался «застолбить» себе почетное место в Царствии Небесном...

 

 

КОНЕЦ ГЛАВЫ