Как же они мне надоели, причем обе

Как же они мне надоели, причем – обе.
Просто невозможно, просто немыслимо слушать дальше об одном и том же. Как такое вообще может быть? Ведь обе – вполне приличные дамы, при детях, при мужьях, при домашних животных, одна – при двух потенциальных любовниках, другая – голову даю на отсечение – при двух, как минимум, реальных. Обе работают, самосовершенствуются, людям помогают. А тут – сплошной дурдом, Ей-Богу!

Одна - с ума сходит, ни любовников ей не нужно, ни домашней круговерти – спит и видит свою Прекрасную Даму. Ноги – от шеи, мозги – на месте, язык – подвешен, муж – мужчина с расцвете лет и дел. Казалось бы, с чего беситься? Чего  искать на свою … голову?

Другая – ну слов нет, стыдоба, нет, чтобы отшить ее по полной программе, недвусмысленно так объяснить – вам тут ничего не обломится, можете не ждать, да и к чему вам? – нет, другая ходит кругами, делает вид, что ничего не понимает, улыбается томно, время от времени подбрасывает поленцев в костер страстей, время от времени исчезает, чем раздувает притухшие было угли пуще прежнего, время от времени говорит «спасибо!», непонятно за что, почему и как. Мне лично непонятно. Вполне ведь разумная, здравая женщина, вполне реализованная и успешная, красивая даже по моим строгим меркам, не какая-нибудь сколопендра, вниманием и нежностью обойденная, жизнью обиженная. 

Не понимаю, но меня они обе уже достали!

Эта первая, подруга моя, возомнившая себя средневековым Менестрелем, делает огромные глаза и удивляется – а в чем дело? Что мы так нервничаем? Ссылается на психоаналитиков, провозгласивших человеческое существо биполярным, по сути – двуполым, обзывает свой Анимус Поэтом, и уверяет, что это вполне нормально – взирать на мир то женскими, то мужскими глазами, поочередно. Знакомы мы с психоанализом, и получше некоторых. Не по вершкам хватали, по сути. Популярно излагаю, что Анимус в женщине отвечает за ее социальное поведение, за продвижение по службе, за карьеризм, грубо говоря, и прочие активные жизненные проявления. Это не мужчина в женщине, это – мужское в женском. Смеется, глупич.

Говорит, что толчем одно и то же, только разными словами. Прикрываясь авторитетами, поет о стадиях развития Анимуса, и о том, что ее застрял на второй, романтической, стадии, стадии юношеского рыцарства и поэтической влюбленности. Радуется, что это так. Следующая стадия – зрелой социальной деятельности. Плевать ей на зрелую деятельность. Ей ее любви хватает. Она, исходя из нее, и действует.

Она, как она, любит мужа, детей, родителей, животных, друзей, работу, плотный ужин на сон грядущий, кофе с молоком, виски с пепси-колой и прохладный душ, придающий бодрость.

Она, как Поэт, любит Прекрасную Даму, стихи, образы, творческую беспардонность и независимость, телячьи нежности, луну в бокале, зеленый чай, горький кофе с лимоном, терпкое вино и пенную ванну, располагающую к воспоминаниям.

Поэт сочиняет стихи, терзает телефонные провода, совершает Геракловы подвиги, тратится на цветы и книги – во имя Прекрасной Дамы. Стихи ему удаются, телефон чаще всего доставляет огорчение отсутствием абонента или нежеланием оного беседовать, подвиги редко когда оказываются замеченными,  а крупные траты вынуждают мужа (не Поэта, а подруги, впрочем, вы, как и я, вполне можете в них запутаться!) резко сократить выдаваемые на карманные расходы суммы. С моей точки зрения, одна головная боль от этого Поэта, чистый мазохизм, но у подруги на этот счет свое мнение.

Прекрасная Дама, и впрямь прекрасная, но вполне реальная в отличие от Поэта, пять лет не притрагивающаяся к кухонной утвари, жарит для Поэта собственноручно цыпленка и тушит овощи, подпитывает его нежный организм витаминами и снимает с хрупкого создания усталости и стрессы мановением руки.

Что она в этом находит хорошего – тоже вопрос. Однако, что-то видимо находит, поскольку ритуальное отлучение Поэта от Прекрасной Дамы, как правило, следующее после его дерзновенного поведения и запальчивой забывчивости о правилах игры и «кто есть ху?», вновь находится повод для встречи, и обе с радостью на нее мчатся, сверкают, хохочут, кормят друг друга, читают стихи, гуляют, едва ли не в обнимку, и смотрят такими глазами, что, не знай я их обеих поближе, Бог знает что подумала бы.

А потом наступает опять период расставания, и тогда подруга, поджав Поэтовы крылья, приходит ко мне, утыкается личиком в собственные коленки, требует кофия и молока, мяса и булок, и пробует плакать – всякий раз безуспешно. Я в очередной раз выслушиваю о полуулыбках и изяществе Прекрасной Дамы, о ее неземной красоте и ее же вселенском коварстве, я в очередной раз представляю себе их двоих – ну самостоятельных же теток, ну классных же женщин, Господи, объясни мне, что они творят? - одна с этими своими стихами, горячими ладонями и вскипающими губами, с этой своей нежностью из глаз, по лезвию, по тоненькой лесочке подбирающаяся все ближе и ближе к опасной черте, другая – Снежная Королева, принимающая эти дары, дергающая за эту лесочку, проверяя на прочность, на устойчивость, на искренность…

В очередной раз ошибаюсь. Снежная Королева холодна только с виду. У подруги становится рассеянным взор, щеки розовеют, и, поднимая на меня счастливые глаза, зеленеющие воспоминаниями, она шепчет: «Она такая!» И я понимаю, что Прекрасная Дама не только дергала леску, но и сама по ней ходила. Навстречу Поэту. Навстречу этой опасной черте.

Или, может, это только с моей точки зрения опасной? Может, ничего такого особенного в этом и нет, и права подруга, когда говорит: «дернув один раз любовь за усы, мы уже не в силах остановиться. Все последующие разы будут лишь проверкой нашей внутренней способности любить, и неважно, кто именно устроит нам эту проверку».

Может, в этом и есть какой-то смысл, но как же они обе мне надоели – знали бы вы!