Расследование по делу Иисуса из Назарета называемого Христом Гл.
ГЛАВА 6
ИУДА ИСКАРИОТ
в которой обсуждаются причины предвзятого отношения некнижных поселян из Галилеи к образованному горожанину из Иудеи, а также рассказывается об облыжных обвинениях, возводимых апостолом Иоанном на Иуду, и о том, что Иуде не было никакого смысла предавать Иисуса за 30 сребреников.
Удар бича делает рубцы, а удар языка сокрушает кости. Многие пали от острия меча, но не столько сколько пало от языка. Сир.28:20-21
Ищи лучшего человека среди тех, кого осуждает мир. Л.Н.Толстой
Предательство апостола, одного из избранных самим Иисусом ближайших учеников Его, настолько ужасно и несообразно со всем тем, что мы знаем об Иисусе, что, кажется, подрывает веру в самого Иисуса, в Его прозорливость, проницательность, в Его способность привить ученикам любовь к истине, добру и справедливости.
Полтора века спустя после казни Иисуса язвительный и насмешливый язычник Цельс с издёвкой заметил: «Он (Иисус) не сумел внушить к Себе со стороны обманутых учеников даже такого благоволения, которое оказывают разбойники своему начальнику».
Даже разбойники не предавали своего атамана, ученики же Иисуса, по мнению Цельса, предали Его. Цельс полагал, что все ученики предали Иисуса; Иуду он не выделяет. Знал ли Цельс что нибудь об Иуде? Знал ли что-нибудь об Иуде апостол Павел?
Послания апостола Павла написаны раньше, чем Евангелия. В одном месте (1Кор.15:5) Павел говорит о 12 апостолах не упоминая о предателе; в другом (1Кор.11:23) он говорит о предании (а точнее: о передаче) Иисуса властям теми же словами, какими евангелисты Марк (1:14) и Матфей (4:12) повествуют о взятии под стражу Иоанна Крестителя, которого, как известно, никто не предавал.
Свидетельство о предательстве Иуды появилось в то время, когда ещё были живы многие люди, знавшие Иисуса и общавшиеся с Его учениками. В этих условиях выдумка такого позорного факта представляется совершенно немыслимой. Умолчание о предательстве было бы желательным для христиан. Однако в этом случае враги христиан не преминули бы уличить их во лжи.
О самом Иуде, как и о большинстве апостолов, известно очень мало. К счастью определённые сведения можно почерпнуть не только из того, что Евангелия говорят об Иуде, но и из того, о чём они умалчивают. Слова далеко не всегда освещают предмет, о котором они сказаны, но всегда добавляют какие-то чёрточки к портрету того, кто их произнёс. Молчание зачастую красноречивее всяких слов, умолчание же всегда сообщает нечто важное. Вот с этих-то позиций мы и начнём расследование.
Иуда Искариотский, сын некоего Симона из города Кериота в землях колена Иудина, был единственным иудеянином (жителем Иудеи) среди апостолов -- галилеян по происхождению. Иуда был отпрыском колена Иудина, которое произвело великого Давида, царя объединившего все колена Израилевы и создавшего единое еврейское государство.
Иуда Симонов из Кериота был таким образом сродственником и царя Давида, и Самого Иисуса Христа, который по преданию также происходил из колена Давидова.
Имя «Иуда» было широко распространено среди евреев; оно означает «хвала Яхве», «хвала Господу».
Из двенадцати избранных учеников Иисуса трое носили это имя: Иуда-Симон Иаковлев по просвищу Фаддей (отважный) или Леввей (сердечный), бывший, как полагают, братом апостола Иакова Алфеева; затем Симон Иуда по прозвищу Кананит или Зелот; и, наконец, Иуда сын Симона из города Кериота, которого считают невером, отступником и предателем Учителя своего, Иисуса из Назарета.
Отметим, что Иуда Искариот был горожанином среди апостолов-поселян. Само прозвище – Искариот говорит, что он был родом из города Кериота, т.е. горожанин, городской человек. «Иш Кериот» т.е. «человек из Кериота».(КЕРИОТ – город на юге Иудеи.( Был город с таким же названием в Моаве (к востоку от Мёртвого моря))
Из остальных апостолов разве что мытаря Матфея (Левия) в силу его профессии можно причислить к городским жителям.
Ещё более значимо то, что Иуда Искариот, как уже упоминалось, был единственным иудеем (из племени Иудина) и единственным иудеянином (жителем Иудеи) среди апостолов – галилеян. Как известно, отношения иудеян и галилеян были весьма далеки от братских, хотя и те и другие были иудеями (исповедовали иудаизм). Кроме того, Иуда Искариот был, по-видимому, самым грамотным из апостолов – не случайно именно ему Иисус и апостолы доверили общинную кассу и хозяйственные дела общины.
Иуда был белой вороной среди апостолов, бывших в основном простыми рыбаками, поселянами -- грубость, некнижность (а попросту – невежественность), простонародная крестьянская расчётливость и практичность которых причудливо сочеталась с наивностью, простодушием и мечтательностью.
Город – деревня, Иудея – Галилея, образованность -- невежество – вот три границы, вдоль которых сосредоточилась подозрительность, неприязнь и враждебность апостолов к Иуде.
Муж апостольский, спутник и сотоварищ апостола Павла, Варнава писал, что Иисус «избрал собственных апостолов людей крайне грешных». Христианину Варнаве вторит язычник Цельс, называющий апостолов людьми бесславными, мытарями, лодочниками и очень дурной нравственности. Защитник христианства Ориген фактически соглашается с этими оценками, добавляя, однако, что Иисус «пришёл в мир спасти грешников». У Его учеников, «не изучавших даже начал знания», «не было умения ни говорить, ни способности проповедовать по правилам эллинской риторики» -- они приводили людей к слову Божию при помощи божественной силы. По словам Оригена многие из учеников Иисуса, в том числе и апостолы, могли бы сказать о своей прежней жизни «ведь мы были некогда несмысленны, непокорны, заблуждшие, были рабы похотей и различных удовольствий, жили в злобе и зависти, были гнусны, ненавидели друг друга. Когда явилась благодать и человеколюбие Спасителя нашего, Бога, Он спас нас не по делам праведности, которые бы мы сотворили, а по Своей милости банею возрождения и обновления Святым Духом, которого Он излил на нас обильно через Иисуса Христа, Спасителя нашего» (Тит. 3: 3-6).
Духовно апостолы обновились лишь после того, как уверовали, что их Учитель воскрес. Те зёрна нового, что вложил в их души, Иисус ещё только проклёвывались, только начинали прорастать; за время ученичества мало что изменилось в душах и в помыслах учеников: достаточно вспомнить их споры о первенстве за несколько часов до казни Иисуса. Потому на апостолов мы должны смотреть глазами Варнавы – духовное обновление апостолов ещё не наступило, оно грядёт.
Нет никаких оснований приписывать ближайшим ученикам Иисуса настоящую веру в Иисуса-Мессию (какая была, например, у первых христиан), веру, которую они получили впоследствии, после Его воскресения и которая дала им силу и мужество принять муки и смерть.
Признание Петра: «Ты, Христос, сын Бога живого» не так уж много значит; вера учеников в Иисуса была сродни нашей вере: «так, на всякий случай», «а что нам будет?». Апостолы в страхе разбегаются, когда стражники хватают Учителя, хотя им ничего не грозит, никто их не преследует -- после казни Иисуса они пребывают в Иерусалиме, проповедуют и учат в Храме иерусалимском.
Деревня -- город.
Какими же глазами смотрели деревенские люди – апостолы на горожанина Иуду из Кериота? Известно, что сельские жители Палестины унаследовали древнее, неприязненное, недоверчивое отношение израильтян к городу, которое почти исчезло среди евреев диаспоры, тяготеющих к крупным городам римской империи.
В Палестине быт, нравы и уклад жизни сельского населения мало изменились со времён царя Давида.
Когда-то в незапамятные времена добрый пастырь Авель был убит Каином, первым основателем городов на земле. Города хананейские были главной препоной для израильтян, вторгшихся под руководством Иисуса Навина в Землю Обетованную. Города Вавилон и Асур, Фитон и Рамзес, Тир и Сидон и, наконец, Рим – были для израильтян символами насилия, порабощения, работорговли и разврата. Только Иерусалим, святой город, город Храма Господня, стоял особняком, хотя и не был исключением в полном смысле слова. Неемия вынужден был заставлять каждого десятого сельского жителя переселяться в Иерусалим по жребию, т.е. по воле Бога; иначе принудить израильтян поселиться в городе было невозможно.
В новозаветные времена во многих палестинских городах было очень сильно эллинистическое влияние; города казались евреям порождением язычества, воплощением нечистоты и греховности.
Иисус испытывал неприязнь к большим городам. Он никогда не посещал со своими учениками такие крупные города, как Сепфорис, Тивериада и Самария. Таким образом, из самых общих соображений можно говорить о предвзятом отношении апостолов к Иуде Искариоту, горожанину.
Иудея –Галилея.
Иуда был, по-видимому, старше остальных апостолов и более образован, чем они. Ученикам Иисуса казалось, что молчаливый и безотказный, охотно откликающийся на всякую просьбу Иуда презирает их и относится к ним свысока, подобно тем иудеям, которые кичились своим знанием и соблюдением Закона. Свою неприязнь к иудеянам - фарисеям апостолы невольно переносили на иудеянина Иуду.
Жители Иудеи издавна недолюбливали галилеян. Эта неприязнь имела древние корни.
Само слово Галилея (gelil-ha-goyom) означает округ язычников, и жители округа, по мнению иудеян, мало отличались от язычников.
Этот взгляд на галилеян не раз прорывается наружу в Евангелиях.
«Этот народ, невежда в Законе, проклят он», -- говорят фарисеи о людях, следующих за Иисусом, в основном галилеянах (Ин.7:49).
«Там народ сидящий во тьме … и тени смертной» (Мф.4:15).
«Из Галилеи не приходит Мессия» (Ин.7:41)
«Из Галилеи не приходит пророк» (Ин.7:52).
«Из Назарета может ли быть чего доброе» (Ин.1:16).
Большинство иудеян разделяли подобные взгляды. В течение всей своей жизни житель Иудеи по субботам слушал в синагоге проповеди неутомимых фарисеев, которые учили народ Закону Моисееву и обличали невежд в Законе. А кто мог быть более невежественным в Законе и более «нечистым», чем галилеянин?! В Галилее не было иудейских академий, жители Галилеи равнодушно относились к изучению Закона и плохо его соблюдали.
Галилеянин не мог каждый раз приходить в Иерусалим после участия в похоронах, чтобы очиститься. Не каждый галилеянин мог три раза в году на главные иудейские праздники посещать Иерусалим. Потому благочестивый фарисей, житель Иудеи, глядел на галилеянина свысока, и надо сказать, совершенно напрасно, ибо и Иудея, и Галилея, были одинаково заражены суевериями и предрассудками. Простолюдин пировал по девятым числам месяца Тишрей в соответствии с давно забытым ханаанским ритуалом, отливал из своей чаши на землю несколько капель, чтобы умилостивить жадных, завистливых духов, носил амулеты из костей умёрших. Правда, знатоки Закона, чтобы обойти закон, запрещающий ношение подобных амулетов, брали небольшие кусочки костей, каждый из которых был слишком мал, чтобы считаться загрязняющим, и это может служить объяснением их поступков, но не оправданием.
Даже в III веке н.э. Иоханан бар Наппаха, один из выдающихся законоучителей, который потерял всех своих десятерых сыновей, носил с собой сустав пальца своего десятого сына и, если кто роптал на свою судьбу, Иоханан показывал ему кость, говоря: «Вот кость моего десятого сына».
Неприязнь иудеян к галилеянам порождала также гордость колена Иудина заслугами своих отцов, сумевших сохранить и преумножить веру предков. В то время как 10 колен Израилевых, уведённых в плен ассирийцами, бесследно растворились в океане языческих народов, колено Иудино только укрепилось в вере своей в единого Бога Израиля, вернулось в Землю Обетованную, отстроило заново Храм и возродило священный город Иерусалим. Сознание великих дел, совершенных их предками, переполняло гордостью сынов Иудиных и они с презрением смотрели на евреев из других колен, потомков тех, которые не были уведены в плен и, оставшись на родине, хотя и не утратили веру отцов, но смешавшись с язычниками, утратили чистоту крови.
После возвращения из Вавилонского плена колено Иудино несло на себе основную тяжесть восстановления Иерусалима, защиты, укрепления и распространения в народе знания Закона Моисеева и соблюдения традиций отцов. Влияние и значение колена Иудина настолько возросло, что постепенно вся Палестина стала называться иноземцами Иудеей.
Во времена Иисуса замешанное на гордыне презрение иудеян к своим собратьям по вере проявлялось особенно сильно.
Иудея была центром учёности, средоточием школ, академий, синагог. В народе говорили: «Кто хочет быть богатым, пусть идет на север (т.е. в Галилею), кто хочет быть мудрым – пусть идет на Юг (т.е. в Иудею).
Большинство учителей Закона жили и учили в Иудее. В Галилее законоучители чувствовали себя не особенно уютно среди амхаарцев, невежд в Законе. Рабби Иоханан бен Заккай, обеспокоенный низким уровнем образования в Галилее, переселился в Галилею и 18 лет пытался организовать там академию. Призыв рабби Иоханана к изучению Торы казался галилеянам бессмысленным, они уповали на скорое пришествие Мессии. «Галилея, Галилея! – воскликнул Иоханан, -- ты ненавидишь Тору. Концом твоим будет римское завоевание».
Знаменитый ученый Иосе Галилейский должен был преодолеть множество препятствий и предрассудков, чтобы достичь признания у своих собратьев-учёных. Объяснение этому было простое: Иосе был галилеянин. Само его прозвище свидетельствует о том, что среди учёных галилеян было крайне мало.
Учёные-книжники презирали всё, что исходило из Галилеи.
Галилеяне в глазах иудеян были неучами, невеждами в Законе, амхаарцами, мужланами, глупыми грубиянами, не знающими законов приличия. На бедного Иосе Галилейского однажды обрушился гнев некой учёной госпожи только за то, что он обратился к ней слишком многословно. Иосе спросил её: «Где дорога в Лидду?». А надо было спросить в двух словах: «Где (в) Лидду?». Учёному мужу не подобало слишком долго «болтать» с незнакомой женщиной, тем более, что мудрецы учили, что «много беседующий с женщинами причиняет себе вред и отвлекается от слов Торы; конец его: удел в аду».
В Иудее «дурак галилеянин» был неизменным героем анекдотов и шуток. Деревенщина галилеянин говорил на таком диалекте, что слушать его без смеха было невозможно. В некоторых местах Галилеи говор настолько отличался от говора жителей Иудеи, что людям из этих мест даже запрещалось читать Писание в синагогах, ибо присутствующие покатывались от хохота во время чтения.
В Талмуде сохранился анекдот времён Иисуса.
Один галилеянин пришёл на Иерусалимский базар купить нечто, что он называл «amar».
Продавец с насмешкой спросил его: «Глупый галилеянин, ты хочешь купить то, на чём можно ездить верхом - осла?
Или то, что можно пить – вино?
Или что-нибудь для одежды – шерсть?
Или то, что приносят в жертву в Храме – агнца?».
Галилеяне смешивали различные придыхания и потому житель Иудеи не мог понять, что такое этот «amar» и о чем же идет речь. Естественно, что торговцы-иудеяне нередко потешались над бедными галилеянами. «Глупый галилеянин» среди иудеев новозаветных времён было столь же привычное выражение как у русских «Иванушка-дурачок».
Тем не менее, нельзя сказать, что иудеяне видели в галилеянах только одни отрицательные черты. Талмуд, наряду с недостатком культуры и грубостью и вспыльчивостью, отмечает также и трудолюбие, свободолюбие, смелость, щедрость и добродушие галилеян. Свободолюбие галилеян тесно переплеталось с их мессианскими упованиями и чаяниями и с их склонностью к разбоям и грабежам.
Римляне с особой подозрительностью относились к галилеянам. Галилеяне были первыми, кто восстал против Ирода Великого. Иуда – «сын Иезекии, который некогда во главе разбойничьей шайки разорял страну, но был побеждён Иродом», -- захватил в 4/5 г. до н.э. царские арсеналы в Сепфорисе, вооружил своих людей и грабил всех подряд. Римляне жестоко наказали восставших галилеян. Квинтилий Вар сжёг Сепфорис и продал всех жителей в рабство. В 6/7 г. н.э. Иуда Галилеянин (по предположениям некоторых учёных – уже знакомый нам Иуда сын Иезекии) вновь поднял восстание против римлян. «Только Бог, -- говорил он, -- может быть царём и правителем Израиля, для иудея позор признавать владыками кого-либо из смертных людей».
По словам Иосифа Флавия жители Галилеи «с самой ранней молодости подготовляли себя к бою и всегда были многочисленны. Этих бойцов никогда нельзя было упрекнуть в недостатке мужества, а страну в недостатке людей» (ИВ.III,3,2). Во времена Иисуса жители Галилеи чувствовали себя более свободными, чем жители Иудеи: Галилеей правил иудей Ирод Антипа, Иудея же была под непосредственным управлением язычника, римского наместника Понтия Пилата. Галилеянин при случае всегда мог «поддеть» иудеянина тем, что Иудея добровольно отдалась под власть язычников, призвав римлян на место этнарха Архелая.
Имея какое-то представление о взаимоотношениях иудеян и галилеян, нетрудно понять, какие чувства испытывали ученики Иисуса к иудеянину Иуде и какая борьба могла происходить в душе Иуды, прежде чем он решился пойти в ученики к Иисусу из галилейского города Назарета, из которого, по общему убеждению, не могло исходить ничего доброго. Больше того, Иисус для благочестивого иудея – это человек, который «любит есть и пить вино (в греческом подлиннике: обжора и винопийца), друг мытарям и грешникам», человек, общающийся с отбросами общества – людьми, нарушающими Закон, и который Сам по мнению многих фарисеев нередко нарушает закон Моисеев. Иисус -- это человек, который учит, но не учился Сам в иудейских академиях, который не сидел у ног великих учителей и который говорит на смешном галилейском наречии, вызывающем в иудеянах приступы безудержного смеха.
И вот к такому бродячему проповеднику и чудотворцу и поступил в ученики Иуда Искариот, который мог бы выбрать себе любого из учителей Иерусалима, учеников великих учителей Закона Гиллеля и Шаммаи.
Важнее всего, что Иисус Сам выбрал Иуду из множества учеников, которые окружали Его, и причислил его к Своим ближайшим ученикам -- апостолам. Больше того, видя настороженность и неприязнь учеников галилеян к иудеянину Иуде, Иисус предложил апостолам избрать (а может быть, назначил) Иуду экономом общины взамен Филиппа, хотя казалось бы, что мытарь Матфей, привычный к работе с деньгами, является лучшей кандидатурой на эту должность. Хозяйственные заботы помогли Иуде смягчить чувство одиночества и дали возможность более естественно и непринуждённо общаться с другими учениками, которые волей-неволей иногда были вынуждены помогать ему в делах.
Апостолы, судя по всему, не желали обременять себя столь низменными хлопотами; они верили, что стоят на пороге Царства Божьего. Разве Сам Иисус не наставлял их: «не заботьтесь и не говорите: «что нам есть?» или «что пить?» или «во что одеться?». Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец наш Небесный знает, что вы имеете нужду во всём этом» (Мф.6:31,32) – иными словами: Бог даст день – Бог даст пищу.
Экономство Иудино, мелочное и суетное, казалось ученикам недостойным апостольского призвания. Да и кому захочется таскать на себе в преддверии Царства Небесного лишнюю тяжесть – ковчежец с деньгами.
Из Галилеи в Иудею можно было добраться пешком дня за три, делая этак миль по 20-25 в день (римская миля 1.598 км). В конце перехода под нещадно палящим солнцем и один динарий тянул к земле, как талант.
Иуда принял ковчежец от Филиппа и безропотно носил его, делал покупки для общины, заботился о еде и одежде, подавал нищим, не ожидая и не получая благодарности.
Почему с уверенностью можно говорить всё это? Да потому, что в Евангелиях нет никаких свидетельств об искушениях Иуды, хотя детально и конкретно описаны искушения Петра, Иоанна и Иакова. Евангелие от Иоанна несёт на себе печать личной вражды автора к Иуде. Без сомнения Иоанн не преминул бы упомянуть о любом проступке Иуды, любом его искушении, если бы таковое имело место.
То, что Иуда – вор мы узнаём от Иоанна. Утверждение это абсолютно голословное; более того, это утверждение и убеждение Иоанна используется им для объяснения поведения Иуды.
Так, у Иоанна Иуда с возмущением возражает против помазания Иисуса миром только потому, что он был вор и хотел попользоваться для своих нужд из тех денег, которые были бы получены от продажи сосуда с миром. (Кстати, деньги были бы выручены немалые – 300 динариев). Синоптики в этом случае говорят о возмущении всех апостолов, которые, очевидно, разделили возмущение Иуды. Иоанново же Евангелие ссылается на одного Иуду, убирая из поля зрения читателя остальных апостолов и самого Иоанна. (СИНОПТИКИ (от греч. syn – «совместный» и optanomai –«видеть») - евангелисты Матфей, Марк и Лука.. Их Евангелия имеют большое сходство по содержанию, структуре, стилистике и формулировкам. Это позволяет составить «Синопсис» - общее обозрение, свод этих трёх Евангелий.)
От Иоанна же мы узнаем, что Иисус трижды указал на предателя и что Он, Иисус, знал о предателе изначально. Согласно же синоптикам Иисус указывает на предателя единожды. Ненависть Иоанна к Иуде настолько сильна, что прорывается даже в тех местах Евангелия от Иоанна, которые не имеют к Иуде непосредственного отношения. У Иоанна крайне предубеждённое и личностное отношение к Иуде, какого нет у других апостолов.
По этим причинам молчание Иоанна и других евангелистов об искушениях Иуды красноречиво свидетельствует о том, что оные попросту напрочь отсутствовали. Зато мы многое узнаём об искушениях самого Иоанна, но не из его Евангелия, а от синоптиков. Иоанн же нем как рыба, в отличие от Петра, который, хотя и неохотно, откровенно поведал Марку обо всех своих прегрешениях и искушениях.
Из многих учеников, окружавших Его, Иисус избрал Двенадцать. Перед избранием Иисус, взойдя на гору, всю ночь молился, а когда настал день, «позвал к Себе кого сам хотел и пришли к Нему и поставил из них двенадцать, чтобы с Ним были и чтобы посылать их на проповедь и чтобы имели власть исцелять от болезней и изгонять бесов» (Мк.3:1-15). Иисус избрал Двенадцать по воле Отца Своего; Иисус говорил: «Я соблюл их во имя Твоё; тех которых Ты дал Мне» (Ин.17:12). Избрание означало личные взаимоотношения, доверие и любовь между учениками и Учителем. Среди избранных был и Иуда Искариот. По мнению самого Иоанна Иисус «не имел нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке; ибо Сам знал, что в человеке» (Ин.2:25).
Почему же Иисус выбрал этих «крайне грешных» и «тёмных» галилеян? Разве ускользнуло от Его внимания их наивное корыстолюбие? («вот мы оставили всё и последовали за Тобою; что же будет нам?»); или вызывающее горькую усмешку тщеславие братьев Зеведеевых? («дай нам сесть одному по правую сторону, а другому по левую, в славе Твоей»); или вызывающая отчаяние непонятливость учеников? («неужели вы так непонятливы, неужели не разумеете», «имея очи не видите? Имея уши не слышите? И не помните?») – конечно же, не ускользнуло. Всё это видел и понимал Иисус, но именно их Он избрал, ибо знал, что они способны уверовать в Него. И стало так после воскресения Его.
Иуда был одним из двенадцати ближайших учеников Иисуса и не покинул Его, даже тогда, когда многие из учеников отошли от Иисуса после проповеди Его в капернаумской синагоге о хлебе живом. А Он говорил в синагоге о том, что Он сошёл с небес, выполняя волю Своего Отца и что пиющий Его кровь имеет жизнь вечную. «Такое может исходить из уст только сумасшедшего или святотатца», -- рассуждали ученики, которые решили больше с Ним не ходить. Иисус же опечаленный отпадением столь многих учеников обратился к Двенадцати избранным: «Не хотите ли и вы отойти?». Пётр ответил за всех: «Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни. И мы уверовали и познали, что Ты Христос, сын Бога живого» (Ин.6:68,69). Иисус же обращаясь ко всем апостолам сказал: «…не двенадцать ли вас избрал Я? Но один из вас дьявол» (Ин.6:70). Евангелист тут же поясняет: «Это говорил Он об Иуде Симонове Искариоте, ибо сей хотел предать Его, будучи один из двенадцати» (Ин.6:71).
Загвоздка, однако, в том, что Иисус не назвал Иуду по имени – это евангелист Иоанн полагает, что Иисус говорит об Иуде. Сам же Иисус никогда не называл Иуду ни дьяволом, ни сатаной, и не утверждал, что в Иуду вошел сатана. За Иисуса это делают евангелисты, так сказать, задним числом, исходя из своей веры в предательство Иуды. Добавим также, что слова «отойди от Меня сатана» были обращены к Петру; Иуду даже в момент ареста Иисус называет другом (Мф.26:50).
Точно так же обвинение Иуды в воровстве – чистой воды напраслина: существует подозрение, но отсутствует описание события. Искушения апостолов всегда даются в Евангелиях через событие, через поступок. И только для Иуды Искариота сделано исключение: вор и всё тут -- дальше говорить не о чём и не за чем.
Такое предвзятое отношение евангелистов к Иуде вполне понятно; плохо то, что это отношение докатилось и до нашего времени, несмотря на старания отдельных ученых и богословов разобраться по справедливости в истории с Иудой.
Есть люди, которые говорят, что когда многие ученики отошли от Иисуса, Иуда остался среди Двенадцати ради корысти. Однако в это время Иуда ещё не был экономом общины и не мог воровать деньги из ящика или ковчежца, который носил с собой эконом. Экономом вначале был апостол Филипп (Ин.6:5). Не следует забывать также, что Иуда отрёкся от своего состояния ради общества Иисуса и вел точно такую же жизнь, как и остальные ученики Иисуса.
Вся несуразица и все несообразности, нагромождённые вокруг имени апостола, бросают тень на самого Иисуса. Выражаясь высокопарно: ложь не может служить обоснованием и тем более основанием Истины. Посему так важно разобраться в событиях двухтысячелетней давности, связанных с Иисусом и Его учениками.
Прежде всего, поставим вопрос: был ли резон у Иуды предать Иисуса из корысти или от жадности?
Для этого сначала попробуем уяснить себе, какими же средствами могли располагать Иисус и Его ученики.
Из Евангелия от Иоанна известно, что «между фарисеями был некто Никодим, один из начальников Иудейских», член Синедриона. Учение Иисуса запало в душу Никодима, который вначале тайно сочувствовал Иисусу, а затем осмелился даже открыто защищать Его в синедрионе.
После смерти Иисуса Иосиф Аримафейский (также член Синедриона и тайный ученик Иисуса), будучи «другом Пилата», испросил у того позволения снять Иисуса с креста и вместе с Никодимом положил его в новую могилу, высеченную в скале, которую Иосиф приготовил для себя в своём саду. Никодим принёс «сто литр» благовоний – состав из смирны и алоэ -- для помазания тела Иисуса. Благовония стоили огромных денег. Смирна (мирра) входила в состав даров, которые обычно преподносились царям и вельможам в знак особого почтения; привозили её из Аравии или Эфиопии.
Никодим был одним из самых богатых людей в Палестине. Полное имя его Накдимон бен Гурион (Горион). Он был так богат, что мог обеспечить всех жителей Иерусалима в течение трёх лет пшеницей и ячменём, вином, маслом, солью и дровами. По преданию, когда Никодим выходил из дому и направлялся в бет-га-Мидраш («дом исследования», высшая школа, где изучали и обсуждали Закон), вся дорога устилалась перед ним шелковыми тканями и бедные шли за ним и забирали себе эти ткани. Ничто не вечно под луною. Через сорок лет после смерти Иисуса, когда Иерусалим был взят и разрушен римлянами, не осталось и следа от всех богатств Никодима. Дочь его, чтобы не умереть с голоду, выбирала ячменные зерна из помёта арабских стад. Так гласит народное предание.
Согласно же Талмуду Никодим был скупым человеком и не занимался благотворительностью. Однако, народное предание и то, что он принёс «сто литр» благовоний для помазания Иисуса, говорят обратное. Евреи старались оказывать помощь ближнему таким образом, чтобы дающий не знал, кому даёт, а берущий -- от кого получает. Творящий добро не должен иметь имени. Открыто, при всех раздавать милостыню считалось недостойным делом. Говорили, что лучше совсем не давать, чем давать и унижать человека. Правитель Иудеи Тиний Руф как-то спросил рабби Акиву: «Если ваш Бог любит бедных, отчего Он сам не обеспечивает их? Акива отвечал ему: «Чтобы оказать милость творящим благотворительность».
Вполне возможно, что фарисей Никодим помогал общине Иисуса тайно, ибо благотворительность считалась у евреев одной из трёх основ, на которых зиждиться мир, а сотня-другая динариев для такого богача ровно ничего не значила при всей его скаредности.
Но члены синедриона Иосиф из Аримафеи и Никодим были не единственными состоятельными людьми, которые могли оказать поддержку Иисусу и Его ученикам. Евангелия прямо указывают на Марию из Магдалы и Иоанну, жену Хузы, домоправителя Иродова, и некую Сусанну и многих других, которые служили Иисусу имением своим (Лк.8:3).
Друг Иисуса фарисей Лазарь, воскрешенный Им, также был не из бедных людей. Сестра Лазаря, Мария, помазала Иисуса драгоценным миром, стоившим не менее 300 динариев; такую сумму, если повезёт, подёнщик мог заработать за год.
Состоятельными людьми были мытари, сборщики налогов, обращенные Иисусом. Искренне раскаивавшиеся в грехах своих, они были готовы жертвовать общине из своего нажитого неправедным трудом имущества. Закхей, начальник мытарей в Иерихоне, половину своего имения обещал раздать нищим и обиженным, обманутым людям, и воздать им за обман и обиду вчетверо. Мать апостолов Иакова и Иоанна, Саломия, и её муж, богатый лодочник Зеведей, вряд ли оставили своих сыновей (читай:общину Иисуса) без поддержки.
В любом случае евангельские повествования не дают повода подозревать, что Иисус и его ученики когда-либо испытывали нужду в еде или одежде. Ковчежец, который носил с собой Иуда, не пустовал. Иисус с лёгким сердцем мог сказать ученикам:
«И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут?
Но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них;
Итак, не заботьтесь и не говорите: «что нам есть? или: «что нам пить?» или: «во что одеться?».
Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всём этом» (Мф.6:28,29,31,32).
Перед Последней вечерей Иисус говорил Ученикам: «…когда Я посылал вас без мешка, без сумы и без обуви, имели ли вы в чём недостаток? Они отвечали: ни в чём» (Лк.22:35).
Убеждение Иисуса в том, что Бог даст день и Бог даст пищу, подкреплялось не только традиционным восточным гостеприимством иудеев, не только Его чудом о пяти хлебах и двух рыбах, которыми Он накормил 5000 человек, но и содержанием ковчежца, который носил вначале апостол Филипп, а затем Иуда.
Вот, например, что случилось близ города Вифсаиды, в пустынном месте, где собралось вокруг Иисуса великое множество народа и где Иисус целый день исцелял больных и немощных. Под вечер ученики сказали Ему, что время пришло отпустить народ, чтобы пошли в селения и купили себе пищи.
Иисус отвечал им: «Вы дайте им поесть».
Ученики удивились: «Разве нам пойти купить хлеба динариев на 200 и дать им есть?» (Мк.7:37). (Согласно Евангелию от Иоанна (6:5) Иисус, увидев множество народа, спросил апостола Филиппа: «где нам купить хлебов, чтобы их накормить?». Отсюда можно заключить, что в это время Филипп был экономом общины).
Ученики не спрашивают Иисуса: «где нам взять столько денег, чтобы купить еды для такой огромной толпы». Они думают: «зачем нам тратить такие деньги, чтобы насытить этих людей? Эти люди не нищие, у них есть средства, и они сами о себе могут позаботиться». Из евангельского текста явствует, что ученики Иисуса знают о том, что в ковчежце у Филиппа (Ин.6:5) есть самое малое динариев 200 – сумма, за которую рабочий должен был трудиться месяцев десять, а то и больше.
Возникает вопрос: мог ли Иуда Искариот из алчности предать своего Учителя за 30 сребреников, когда он имел при себе ковчежец, куда стекались пожертвования от таких богатых людей, как Никодим, Иосиф, Закхей, Лазарь? Даже если под сребреником понимать тетрадрахму, а не драхму, то всё равно сумма, полученная Иудой за предательство, не так уж велика – всего 120 драхм (или динариев) – в сравнении с суммами, которые притекали в ковчежец, как ныне выражаются, «от спонсоров». Община Иисуса не была общиной нищих людей. Иуда подавал нищим из средств общины, из своего ковчежца (Ин.13:29).
В Евангелии от Марка Иуда не говорит с первосвященниками о плате за предательство; Марк и, очевидно, Пётр, со слов которого Марк написал своё Евангелие, понимали, что не жадность и корысть были причиной предательства. Смехотворная сумма, предложенная первосвященниками Иуде, сумма символическая – это древняя цена раба. Предлагая эту сумму Иуде, первосвященники выразили презрение и к Иисусу и к Иуде, согласившемуся предать Учителя по цене раба.
А если уж Иуда был столь жаден до денег – зачем ему было резать курицу, несущую золотые яйца -- предавать Иисуса за 30 сребреников, когда у него была постоянная возможность черпать деньги из общинной кассы или исчезнуть вместе с этой кассой?
Допущение, что Иуда предал Иисуса из корыстных побуждений, унижает, прежде всего, самого Иисуса, который выбрал себе ученика с такой подлой и низкой душой и терпел его в качестве казначея и эконома общины, зная -- если верить Евангелию от Иоанна -- что Иуда продолжал воровать из кассы.
Но вору и корыстолюбцу не было никакого смысла из-за денег предавать своего Учителя. Очевидно, что и сами евангелисты теряются в догадках, и вынуждены всё объяснять кознями Сатаны.
Правда, ранние Евангелия ничего не сообщают о «вхождении сатаны в Иуду. Дьяволизация Иуды происходит постепенно и, очевидно, не без «помощи» апостола Иоанна, который, оставшись единственным свидетелем последних дней Учителя, немало «поработал над имиджем» своего сотоварища.
Как бы то ни было, все евангелисты в один голос утверждают, что Иуда был у священников и взял от них деньги! Почему?
Ответ на этот вопрос нас ждёт впереди.
КОНЕЦ ГЛАВЫ
Не забыли?… Мы всё ещё находимся во дворе первосвященника. Арестованного Иисуса стражники сначала отводят к бывшему первосвященнику Анне, а потом к действующему первосвященнику Каиафе, зятю Анны. (Евангелие от Иоанна 18: 13, 24). Настало время познакомиться с иудейскими первосвященниками. На них, несомненно, лежит основная вина за смерть Иисуса. Чтобы понять их действия, нам важно знать, чем определялось их отношение к римским властям, к народу Иудеи и к Иисусу, и чем определялось отношение израильтян к первосвященнику. От этого напрямую зависит ответ на вопрос о причине и возможности появления апостолов Иоанна и Петра во дворе дома первосвященника, от этого зависит объяснение основных событий в жизни Иисуса и Его учеников.
ГЛАВА 7
ПЕРВОСВЯЩЕННИКИ
которая рассказывает о дне Всепрощения, о «козле отпущения», об иудейских первосвященниках, об Иерусалимском Храме и его сокровищах, о богатстве и могуществе дома Анны, и еще о некоторых любопытных и достойных внимания вещах.
Ein Teil von jener Kraft
Die stets das Böse will und stets das Gute schafft (Goete “Faust” Teil I).
Первосвященник или великий священник, как его называли израильтяне, был единственным лицом, которому только раз в год в День Всепрощения (правильнее, наверно, -- День Очищения или Искупления (Йом Киппур)) дозволялось входить во Святая Святых, -- помещение в Иерусалимском Храме, доступ в которое был запрещен даже священникам и которое было, условно говоря, местом пребывания Господа, символом божественного присутствия. В этот день первосвященник, совершив омовение, надевал белое, «священное облачение» – свидетельство душевной чистоты и невинности, приносил установленные жертвы для очищения грехов первосвященника, священников и всего народа. Затем он ставил двух козлов «перед Богом» и метал жребий. Козел, на которого падал жребий «для Господа», приносился в жертву за весь народ. Первосвященник набирал полную кадильницу раскаленных углей из алтаря, входил с нею в Святая Святых и возлагал курево на огонь. Пока первосвященник находился в Святая Святых, народ с беспокойством ожидал – простит ли Господь грехи народу Своему, и когда первосвященник выходил к народу живым и невредимым, вздох облегчения вырывался из груди каждого присутствующего на церемонии. После совершения искупительной жертвы первосвященник возлагал обе руки на голову того козла, на которого выпадал жребий «для Азазеля» и исповедовал над ним все грехи народа. (В представлении израильтян Азазель был духом зла, демоном пустыни или падшим ангелом, научившим мужчин войне и оружейному делу, а женщин блудным искусствам: размалевыванию лица и вытравливанию плода)
После исповедания грехов козла, «нагруженного грехами народа», выводили в пустыню и там отпускали. Грех и зло возвращались к своему истоку. Многие простолюдины принимали близко к сердцу и понимали буквально этот обряд – они вырывали клочки шерсти у несчастного животного и кричали: «Возьми наши грехи и уходи, возьми и уходи!».
Первосвященник был единственным человеком, имевшим право приближаться к Богу, вступая во Святая Святых.
Бог -- это само Совершенство. Все, что относится к Нему, должно быть совершенным. Жертвенный агнец выбирался без изъяна. Первосвященник должен был быть физически здоров и совершенен. Он должен превосходить других священников своей мудростью, достоинством и богатством. Если он беден, то священники прибегают к самообложению, чтобы составить ему состояние. Первосвященник не должен прикасаться к трупу или сопровождать покойника, пусть даже родственника. Он должен иметь только одну жену и в жены он мог взять только девственницу. Вновь избранный или назначенный первосвященник при посвящении в сан принимал помазание. Первосвященник назвался «помазанным» священником, т.е. «мессией», или по-гречески – «христом». Само слово помазанник (мессия) – обозначало царское достоинство. В древности помазание совершалось над царем, благодаря чему его личность становилась неприкосновенной. Из царей помазывали только тех, которые не были царского происхождения или чье право на престол могло быть оспорено. Первосвященник же, независимо от своего происхождения, не имел от рождения первосвященнического сана и потому нуждался непременно в помазании. Помазание придавало первосвященнику ореол предназначенности для высшей цели -- служения Богу.
Первосвященники и священники принадлежали семейству Аарона из колена Левия, которое стало избранным коленом народа Израиля за свою верность Богу.
Первосвященник осуществлял общее руководство Иерусалимским Храмом. Текущими делами Храма ведала администрация из 15 священников. Естественно, что на самые важные должности первосвященник продвигал своих ближайших родственников. В период римского господства в Палестине первосвященник и местная аристократия содействовали римлянам в сборе налогов, в поддержании порядка в стране и снабжали их сведениями о положении дел на местах. Иудейский первосвященник превратился в некое подобие чиновника на службе у римлян, он играл роль главного посредника между римскими властями и еврейским населением. Симптоматично замечание Талмуда по поводу палаты Палхедрин, в которой должен был находиться первосвященник в течение семи дней перед праздником Йом-Кипур. Талмуд сообщает, что ранее эта палата носила другое название, но с того времени, как первосвященники стали покупать свои должности за деньги и стали сменять друг друга каждые 12 месяцев, она стала называться Lischkash Palhedrin, т.е. чиновничья палата.
Если заглянуть вглубь веков, то можно увидеть, что отношение народа к высшим священникам и первосвященникам начало ухудшаться задолго до прихода в Палестину римлян. Многие пророки обличали беззакония жрецов. Упомянем только пророка Осию (VIII в. до н.э.), который горестно передал Израилю слова Бога: «Грехами народа Моего кормятся они, и к беззаконию его стремиться душа их. …Блуд, вино и напитки завладели сердцем их» (Ос.4:8,11).
Превращение первосвященника в чиновника-администратора началось еще при персидском владычестве, когда царь Кир позволил иудеям вернуться на родину из Вавилонского плена, но не разрешил им иметь своего царя. Обязанности управления народом, собирания податей и налогов были возложены на первосвященника. Высшее духовенство во главе с первосвященником опиралось на персидских сатрапов и нередко в буквальном смысле слова выколачивало подати из населения. Подобное положение сохранилось и тогда, когда персов сменили греки и македонцы. Трудно назвать фигуру, более ненавидимую в античном мире, чем сборщика налогов. Связь со сбором налогов, да еще в пользу иноземных завоевателей – язычников, несомненно, бросала тень на первосвященника. Престиж первосвященника падал. Многие иудеи стали смотреть на первосвященника как на простого исполнителя религиозных обрядов. Иудейские религиозные экстремисты (зилоты, сикарии) считали первосвященников пособниками римских оккупантов. Народ Израиля все больше отдавал свои симпатии благочестивым учителям Закона, книжникам и фарисеям, которые в толковании Закона Моисеева исходили из народных обычаев и нравов.
При римлянах Иудея пользовалась самоуправлением. Внутренние дела Иудеи были в ведении еврейских властей постольку, поскольку они не затрагивали интересов Рима. Последнее слово было всегда за римлянами.
После прокуратора самым влиятельным человеком в Иудее был первосвященник. Он председательствовал в Синедрионе, высшем религиозном, законодательном и судебном органе Иудеи; он опирался на финансовое могущество своего дома и Храма и на свою близость к римскому наместнику. Этот «чиновник на службе Рима» понимал, что только покровительство римлян, мир и спокойствие в стране позволят ему и в дальнейшем усиливать свое влияние и увеличивать свои богатства, и потому он всячески содействовал римлянам в поддержании порядка, в борьбе с подстрекателями и смутьянами.
Осуществляя полицейские функции и будучи назначаем римлянами, первосвященник, в глазах зелотов был предателем, а будучи саддукеем, не признающим народных преданий и верований, первосвященник был для многих израильтян чем-то вроде еретика, исполняющего обязанности первосвященника.
Фарисеи и поддерживающий их народ не прощали первосвященникам, принадлежавшим партии саддукеев, отступлений от ритуала (в том смысле, как они его понимали). Грозного царя и первосвященника Александра Янная толпа забросала райскими яблоками (лимонами) за то, что он уклонился от ритуала (следовал ритуалу саддукеев) при служении в Храме на празднике Кущей.
Римские прокураторы и потомки Ирода Великого превратили сан первосвященника в доходную должность. Им было выгодно часто сменять первосвященников, каждый раз получая от нового «назначенца» соответствующее подношение. Со времен Ирода Великого до начала Иудейской войны сменилось 29 первосвященников, назначенных римскими властями или иудейскими царями. Так, за восемь лет до разрушения Храма сан первосвященника был куплен неким Иешуей бен Гамлиилом (бен Гамалой) из семьи Боэтусов за две меры динариев, поднесенных его женой Марфой царю Агриппе II. О том, какова была «мера», история умалчивает, но очевидно, что мера была «царской».
Первосвященство стало достоянием (если не сказать: «было отдано на откуп») четырех влиятельных и богатых семейств – Фаби, Боэтуса, Анны и Камитоса. Такое положение привело к тому, что среди первосвященников последних семидесяти лет перед разрушением Храма было немало недостойных людей. Прегрешения первосвященника, согласно Святому Писанию, делали греховным весь народ, ибо Господь сказал: «Если священник помазанный (т.е. первосвященник) согрешит и сделает виновным народ, -- то за грех свой, которым согрешил, пусть представит из крупного скота тельца без порока, Господу в жертву о грехе» (Лев. 4:3). Первосвященник был воплощением народа Израиля перед лицом Господа Бога. Народ многое мог простить тому, кто раз в год «один на один» встречался с Богом Израиля и просил Его об отпущении грехов всего народа. Кроме того, первосвященники, за редким исключением, принадлежали к богатейшим и влиятельнейшим семействам. Мысль о том, что бедность не порок и не грех, о том, что «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Небесное», еще не стала всеобщей. Богатство было, по тогдашним понятиям, знаком божьего благоволения и милости. Сплетение великих достоинств и великих недостатков в фигуре первосвященника порождало в народе противоречивое отношение к первосвященникам -- от любви и благоговения до неприязни и ненависти. Это хорошо видно на примере последнего первосвященника, которым стал некто Пинхас (Финес) бен Самуил (67-68гг) Он не принадлежал к первосвященническому роду. Он был невежественным крестьянином, с трудом понимавшим, что значит быть первосвященником. Зелоты сделали его первосвященником против его воли, одели его в священное облачение и наскоро посвятили его в то, что ему надлежало делать. Для зелотов это было шуткой, насмешкой, священники же смотрели на это надругательство и обливались слезами. «Такую дерзость народ не мог уже снести – все поднялось для свержения тирании», -- пишет Иосиф Флавий. (ИВ IV, 1:8,9).
Ревнители иудейского благочестия и борцы с языческим Римом -- зелоты -- устраивают с несчастным Пинхасом по сути дела то же самое языческое театрализованное представление, что и александрийские язычники с городским дурачком Карабасом во время еврейского погрома 30 лет назад и римские солдаты с Иисусом за 8 лет до погрома.
Знакомец любимого ученика Иисуса, первосвященник Анна сын Сета (Анан бен Сет) был главой семейства, которое было в те времена самым могущественным и влиятельным семейством в Иудее. Анна был назначен римскими властями первосвященником в 6 г. н.э. и сохранял этот сан до 15 года.
Иосиф Флавий сообщает, что Анна (Анан) был очень счастлив: «у него было пять сыновей, которые все стали первосвященниками после того, как он сам продолжительное время был первосвященником».
Сын Анны Елеазар был первосвященникои с 16 по 17 год.
Зять Анны, Иосиф, прозванный Каиафой, занимал этот пост с 18 по 36 год. (Каиафа означает «дознаватель» или «провидец». По другому толкованию прозвище Каиафа образовано от того же корня, что и прозвище апостола Симона Петра -- Кифа, т.е. «камень»)
Ионафан (Ионатан, Иоанн), сын Анны, -- первосвященник в 36--37 годах.
Сын Анны Феофил – первосвященник с 37 по 38 год.
Маттафий, сын Анны, был первосвященником в 40--42 годах.
Анна Младший, сын Анны, был первосвященником в 61 году в течение трёх месяцев.
Внук Анны, Матфий, первосвященник 65-66 годов.
Анна Старший незримо стоял за спиной своих сыновей и зятя.
К нему сходились все нити власти. Он, не имея никакой официальной должности и не неся никакой ответственности, фактически управлял страной, искусно пользуясь автономией, предоставленной римлянами Иудее. Даже прокуратор Понтий Пилат порой был вынужден идти на поводу у этого дальновидного, хитрого иудея. Евангелист Иоанн, знакомец Анны, отлично знал о закулисной власти Анны, о которой не подозревали другие евангелисты.
Власть Анны Старшего опиралась на могущество семейного клана, во главе которого он стоял. Сан первосвященника помогал умножать богатство семьи, а богатство и ум Анны позволили на долгие годы превратить должность первосвященника в фамильную должность семейства Анны. Продолжительное господство дома Анны, прежде всего, говорит о богатстве этого дома и об умении Анны ладить с римскими властями и получать их поддержку; последнее напрямую зависело от финансовых возможностей семейства. Источником же могущества и власти первосвященника был Иерусалимский Храм.
Официальный Рим с уважением относился к чужим богам. Римский император Август посылал дары в иудейское святилище и по его желанию в Храме приносились ежедневные жертвы от имени императора и римского народа. Даже римские солдаты останавливались, прочитав одну из надписей, помещенную по повелению Ирода Великого на греческом или латинском языках на колоннах Иерусалимского Храма: «Ни один чужеземец не должен вступать внутрь за решётку вокруг святилища; кто это сделает тот будет сам виновен в своей смерти». Известен случай, когда римский солдат, разорвавший прилюдно свиток Торы, был казнён прокуратором Куманом (48-52гг) по требованию возмущенных иудеев.
Первосвященник осуществлял общее руководство финансами и администрацией Храма. Храм же был центром не только религиозной, но и общественной и экономической жизни страны.
Несмотря на то что, вероятно, Хасмонеи или Иродиане (сторонники династии Иродов, в основном из среды влиятельных аристократов и высшего священства, единомышленники саддукеев) изъяли земельные владения царей Израиля, некогда приписанные Храму распоряжением персидских царей, при прокураторах богатства Храма значительно возросли, а влияние и могущество первосвященников усилились в сравнении с периодом царствования Ирода Великого, который сильно урезал их возможности.
Иерусалимский Храм представлял собой сокровищницу страны и банк страны, совершавший крупнейшие финансовые операции. Государство и частные лица – вдовы, сироты и богачи -- отдавали в Храм на хранение свои сбережения. Храм был самым надежным местом хранения, -- кто мог решиться пойти против самого Яхве, Бога Израиля, самоё имя которого иудеи не осмеливались произнести вслух!
Правда, иногда такие люди находились -- покровительство Яхве не всегда защищало храмовые сокровища от алчности как язычников, так и царей иудейских. Римский полководец Марк Лициний Красс, в 54г.до н.э. собираясь в поход против парфян, похитил храмовые деньги на сумму 2000 талантов, а также утащил золотую утварь на сумму 8000 талантов. При этом он еще присвоил себе штангу из червонного золота весом в 300 мин. (Римский талант равнялся 26.2 кг, а еврейская мина (в 50 сиклей) – 818.6 граммов). Для сравнения – в 170г. до н.э. в сокровищнице Храма находилось приблизительно 20 тонн золота и 40 тонн серебра.
В Храм поступало в денежном выражении около 20% урожая, выращенного израильскими крестьянами.
В Храм стекались деньги со всех концов мира, ибо каждый еврей мужеского пола, достигший двадцатилетнего возраста, обязан был раз в год давать в пользу Храма половину священного сикля (два динария, т.е.около семи граммов серебра). Храмовая подать ежегодно увеличивала сокровищницу Храма приблизительно на 2 000 000 динариев (около 7 тонн серебра).
Стоимость ежедневных жертвоприношений в Храме оплачивалась храмовым налогом. Каждый год от храмового налога оставались значительные суммы, на которые священнослужители покупали масло, вино и муку, чтобы с выгодой продать их паломникам. Немалая часть от этих доходов попадала в руки казначеев Храма, которые принадлежали семейству первосвященника.
Со временем в Храме скопились огромные богатства: достаточно сказать, что после падения Иерусалима и разграбления Храма римлянами в 70 году цена на золото в Сирии упала вдвое.
Храм имел право ссужать деньгами под проценты. В Риме процентная ставка банков колебалась между 40 и 80%. В Иудее давали ссуду под 20% годовых. Строго говоря, Закон запрещал иудею давать деньги в рост ближнему, т.е. другому иудею. Однако, Храму такая практика не возбранялась. Существовало правило, основанное на Священном Писании, что каждый, кто пользуется тем, что принадлежит святилищу, должен вернуть одалживаемое, добавив пятую часть (в деньгах или натурой). Со злостного должника Храм мог «содрать» и все 100% годовых.
В Храм было не принято приходить с пустыми руками. Паломники приносили с собой подношения и подарки. Для подношений в Храме были выделены специальные помещения. Каждый израильтянин был обязан трижды в году предстать перед Богом в Храме – на Пасху, в Пятидесятницу и в праздник Кущей. Конечно, евреи, жившие где-нибудь в Вавилонии, Риме или Александрии, при всем желании не могли ежегодно посещать Храм. Тем не менее, в эти праздники общее количество паломников порой достигало, по словам Иосифа Флавия, чуть ли не 3.000.000 человек. Хозяин постоялого двора в эти дни не имел права брать плату с иногородних, ибо земля Иерусалима принадлежала всем евреям. Постояльцы обычно расплачивались с хозяином, оставляя ему шкуры жертвенных животных.
Наплыв богомольцев приводил к росту цен на жертвенных животных. Однажды повышенный спрос на жертвенных голубей привел к тому, что за пару голубей торговцы стали просить 1 золотой динарий, что равнялось 25 серебряным динариям – т.е. месячной плате поденщика. А ведь многим приходилось приносить в жертву до 6 пар голубей. И только вмешательство Симона бен Гамалиила I, правнука Гиллеля, главы Великого Синедриона в Иерусалиме в течение двух последних десятилетий перед разрушением Храма, объявившего, что не обязательно приносить в жертву более одной пары голубей, вызвало резкое падение цены на голубей - пару голубей стали отдавать за половину серебряного динария.
Паломники, прибывавшие в Иерусалим из разных стран, для покупки жертвенных животных обменивали свои деньги на «чистые» храмовые деньги. В римский период Иудея не имела права чеканить свои серебряные монеты. На нужды Храма шли деньги, отчеканенные в языческом городе Тире. Основной монетой был серебряный статер (тетрадрахма) или «святой сикль (шекель)» (14.5 г. серебра), равнявшийся 4 динариям. Статеры в течение 200 лет сохраняли свой вес и были самой стабильной валютой Востока. На лицевой стороне «святого сикля» был изображен верховный бог города Тира Мелькарт, который отождествлялся также с Гераклом, сыном Зевса, а на другой стороне – орёл, любимая птица Зевса-громовержца. Как видим, иерархи весьма прагматично относились к языческим символам на монетах, используемых во благо Господа и их самих. Деньги не пахли задолго до того, как это почуял император Веспасиан, обложивший налогом отхожие места.
Дом Анны имел прямую выгоду от храмовой торговли. Талмуд сообщает о торговых лавках сыновей Анны на Храмовой горе. Полагают, что семья Анны Старшего держала в своих руках всю храмовую торговлю, в том числе торговлю голубями, и могла диктовать цены на рынке.
Один из сыновей Анны, Анна Младший, пользовался особой любовью и почетом у своих сограждан. Он охотно давал деньги взаймы, одаривал подарками прокуратора Альбина (62-64гг) и задаривал подарками нового первосвященника, назначенного вместо него.
Он, будучи первосвященником, приговорил Иакова Праведного, брата Господня, к побитию камнями, не испросив на то разрешения прокуратора, за что и был смещен. Анна Младший пробыл в должности первосвященника всего лишь три месяца.
У этого исполненного добродетелей Анны были, как сообщает Иосиф Флавий (ИД XX,9,2), «крайне испорченные слуги, которые в обществе подонков народа отправлялись на гумна и там насильно овладевали предназначавшейся для простых священнослужителей десятиной; в случая же сопротивления прибегали к побоям. Так как никто не мог препятствовать этому, то и другие первосвященники делали то же, что и слуги Анны. Тогда-то многим из священников, для которых раньше десятина представляла источник существования, пришлось умирать с голода». Трудно себе представить, чтобы этот добродетельный первосвященник ничего не ведал о проделках своих слуг.
Жизнь простых священников мало чем отличалась от жизни простого люда – и светское начальство, и священноначальники могли безнаказанно притеснять их. Священники были хорошо знакомы с тем, как живут и чем дышат первосвященники и высокое храмовое начальство; неприязнь к иерархам простых священнослужителей была сильнее, чем у израильского крестьянина, для которого первосвященник был почти что небожителем и о делах которого он знал лишь понаслышке. Но всё же и простолюдины, имевшие время и голову для размышлений, понимали, как низко пало первосвященство.
Симон бен Батнит, лавочник и мудрец, живший незадолго до Иудейской войны, излил свою душу в плаче, жалуясь на бесчинства первосвященников:
«Горе мне от рода Боэта, горе мне от их копий!
Горе мне от рода Кантара, горе мне от их перьев!
Горе мне от рода Анны, горе мне от их шипенья!
Горе мне от рода Измаила бен Фаби, горе мне от их кулаков!
Сами они первосвященники, их сыновья – казначеи,
Их зятья – смотрители Храма, а их слуги бьют нас палками».
Большинство самых важных должностей в Храме принадлежало дому Анны.
Начальник охраны Храма, называемый начальником Храмовой горы, был сыном Анны Старшего. Это он руководил арестом Иисуса. Звали его Ионофан (Иоанн). О нем упоминает евангелист Лука в «Деяниях апостолов» (4:6); он был убит зелотами в 60г. «по заказу» прокуратора Феликса. Талмуд сообщает, что три священника и 21 левит ежедневно несли сторожевую службу в Храме,. «начальник храмовой горы обходил посты, делал замечания за небрежность, спящих бил палкой и даже имел право поджечь на них одежду».
Казначеями Храма всегда назначались представители рода правящего первосвященника. Огромные суммы проходили через их руки.
Нелегко через 2000 лет сосчитать деньги в чужом кармане. И все-таки, без всякого сомнения, дом Анны был одним из самых богатых и могущественных домов Иудеи. Анна же Старший был самым умным, хитрым и дальновидным из всех первосвященников со времен царя Ирода Великого. Представители его семейного клана в общей сложности около 25 лет сохраняли за собой первосвященническую должность в промежутке с 6 по 65 год.
КОНЕЦ ГЛАВЫ
Имея некоторое понятие о первосвященниках, о полномочиях, власти и характере прокуратора Понтия Пилате, об Иисусе, о положении в Иудее и о положении Иудеи в мире, мы теперь можем приступить к собственно расследованию.
ГЛАВА 8
ПЕРВОСВЯЩЕННИК и РЫБАК
которая пытается ответить на вопрос о том, как рыбак мог познакомиться с первосвященником, почему апостола Иоанна беспрепятственно пропускают в дом первосвященника, а также рассказывает о семье лодочника Зеведея, отца апостолов Иакова и Иоанная, и о рыбаках на Тивериадском озере.
Большего уважения заслуживает живущий от трудов рук своих, чем тот, кто кичится своей богоизбранностью. Стыдно человеку, когда ему советуют в трудолюбии подражать муравью; вдвойне стыдно, если он совету этому не следует. Талмуд.
Каким образом Иоанн, сын лодочника, мог быть знакомцем иудейского первосвященника, о чем он с гордостью сообщает в своём Евангелии? В Новом Завете – на это ни малейшего намека, никакой зацепки.
Недошедшее до нас евангелие назореев (иудеи называли назореями христиан), которое было, возможно, более древним вариантом Евангелия от Матфея, сообщало, что «другой ученик», который был знаком первосвященнику, поставлял священникам рыбу.
Если Иоанн и продавал священникам рыбу, то это было до его ученичества у Иисуса. Три года Иоанн неотлучно сопровождал Иисуса, а перед этим ходил в учениках Иоанна Крестителя. Предположим, что придверница была та же, и что она узнала Иоанна -- допустим, она обладала прекрасной памятью на лица и потому её и держали при дверях, дабы она могла опознавать своих и предупреждать о незваных гостях слуг и стражу, которые находились во дворе и в доме. К слову сказать, швейцары казино в Монте-Карло и через десять лет способны узнать проштрафившегося игрока, которому вход в казино был заказан раз и навсегда.
Нет нужды доказывать, что в предпасхальные и пасхальные дни ворота и двери домов Иерусалима были широко и гостеприимно распахнуты для паломников; так что Иоанн, узнанный придверницей, вполне мог быть пропущен ею во двор первосвященника, даже если он более трех лет туда, как говорят в народе, «и носа не показывал».
Маловероятно, однако, чтобы придверница впустила Иоанна и Петра (последний ей был вовсе незнаком) не испросив на то разрешения домоправителя или хозяина. И уж совершенно немыслимо, чтобы она пропустила ученика опасного преступника, которого только что связанного стражники провели в дом к первосвященнику для допроса. А то, что Иоанн был учеником Иисуса, рабе-придвернице хорошо известно; это ясно из её вопроса Петру: И ТЫ не из учеников ли Этого Человека? (Ин.18:17). Она осведомлена о том, что Иоанн -- ученик Иисуса, и интересуется в свою очередь: не является ли также и Петр учеником арестованного Галилеянина.
Поразительно также и то обстоятельство, что Иоанн «вошел с Иисусом во двор первосвященнический» (Ин.18:15), т.е. вошел во двор вместе и одновременно с Иисусом, а значит и со стражниками, которые схватили и сопровождали Иисуса. Это означает также, что Иоанн ничуть не опасался стражников, более того: стражники его хорошо знали. Большая толпа слуг и воинов, сопровождавших арестанта, осталась за воротами, во двор вошли только те, которые непосредственно участвовали в задержании Иисуса. Заметим, что внутренний двор дома первосвященника был, по нашим меркам, небольшой – примерно 50 кв., а общая площадь дома первосвященника не превышала 200 кв. метров.
Можно ли себе представить, чтобы стражники не узнали Иоанна, стоявшего рядом с Иисусом при аресте, или что безрассудный Иоанн, пренебрегая опасностью, шел рядом с Учителем и стражниками и слугами первосвященника – и всё кончилось для него благополучно?!
И это в то время, когда прочие ученики Иисуса в страхе разбежались, а самый смелый из них – Петр -- бросив где-то в кустах на горе Елеонской свой меч, превозмогая страх, «издали следовал» за Иисусом, иными словами: следовал на безопасном расстоянии.
Если судить только по той легкости, с которой Иоанна и Петра пропустили в дом первосвященника, то можно подумать, что или у первосвященника не было в Иерусалиме никаких врагов - все его уважали и обожали, – или Иоанн пользовался особым расположением и доверием первосвященника.
В этой связи стоит вспомнить обстановку в Иудее и в Иерусалиме а этот период. Для ревнителей Закона, ведших непрерывную вооружённую борьбу с Римом, – зелотов -- первосвященник был ставленником Рима, пособником угнетателей. Продажность и бесчинства первосвященнических родов усиливали ненависть зелотов, многие из которых принадлежали к низшим, обездоленным слоям населения. Зелоты не отделяли пшеницу от плевел -- они ненавидели всех первосвященников и аристократов, приверженность которых эллинистическим обычаям и нравам казалась запредельной и зелоту и даже обычному крестьянину-иудею не обремененному мыслями о строгом соблюдении Закона.
В 1990 году в Иерусалиме был найден оссуарий (сосуд для хранения останков умершего) с останками Иосифа бен Каиафы, как полагают учёные, сына знакомого нам первосвященника Иосифа Каиафы. В черепе нашли монету, по греческому обычаю вложенную в рот покойного, дабы тот мог заплатить Харону за переправу через Стикс к воротам Аида, подземного царства мёртвых. Как видно, первосвященнические семьи и во времена Иисуса сохраняли приверженность эллинистической культуре, и вполне возможно, что в глубине души некоторые первосвященники видели в языческих богах нечто большее, чем «дерево и камень». Так что ревнители благочестия имели все основания ненавидеть первосвященников. Подтверждение этому находим в трудах Иосифа Флавия.
В пятидесятые годы сын Анны, первосвященник Ионафан был убит зелотами; теми из них, которых называли сикариями (кинжальщиками), хотя Ионафан, если верить Иосифу Флавию, был человеком справедливым и миролюбивым.
Сикарии «убивали людей среди белого дня и в самом городе, преимущественно в праздничные дни они смешивались с толпой и скрытыми под платьем кинжалами закалывали своих врагов; как только жертвы падали, убийцы, наравне с другими, начинали возмущаться происходившим и благодаря такому притворству оставались скрытыми» (ИВ II,13,3). Алчный и корыстолюбивый первосвященник Анания, сын Небедея (ок. 47-59г), был вытащен зелотами из водопровода царского двора, где скрывался от повстанцев, и умерщвлён вместе со своим братом.
Система организованных убийств существовала в Иудее уже во времена Ирода Великого. Ирод возбудил ненависть зелотов своей приверженностью римским обычаям, строительством городов, заселяемых в основном язычниками, устройством ристалищ, гимнасий, театров и просто своей принадлежностью племени идумеев, с которыми иудеи имели давние счеты.
Однажды десять зелотов, спрятав кинжалы под одеждою, явились в театр, где должен был появиться Ирод, чтобы убить ненавистного тирана. Ирод был предупрежден. Заговорщиков схватили и после жестоких пыток они были казнены. Зелоты имели большое влияние на народ. Иосиф Флавий свидетельствует, что «народ был заражен их учением в такой невероятно сильной степени, что это вызвало множество несчастий и повело к разбоям и убийствам». Даже среди учеников Иисуса был, по меньшей мере, один бывший зелот.
В первой половине первого столетия новой эры напряжение и нетерпимость к инакомыслящим и инаковерующим в иудейском обществе нарастали с каждым годом, пока не вылились в гражданскую войну.
В дни националистического угара не только зелоты убивали врагов Израиля, -- порой даже фарисей поднимал руку на фарисея, придерживающегося других взглядов и принадлежащего другой школе, хотя обычно эти школы вполне мирно сосуществовали.
Трудно поверить, что многомудрый и многоопытный Анна и его зять, «провидец» Каиафа, были бы настолько беспечны и неосторожны, чтобы в этой тревожной атмосфере не позаботились о своей безопасности и не дали прямых указаний рабе-придвернице о том, кого впускать и кого не впускать в дом. Тем паче, что на праздники в Иерусалим устремлялись не только набожные и смиренные пилигримы, но и, как бы сейчас сказали, «экстремисты» -- зелоты и сикарии, -- а также бандиты, разбойники и воры всех мастей, надеющиеся поймать золотую рыбку в безграничном море паломников, пришедших во Святой град Иерусалим со всего света.
По-видимому, Иоанн неоднократно бывал в доме первосвященника, ибо он был знаком и стражникам, и рабе-придвернице, и слугам, пропустившим его во внутренние покои. Доверие первосвященника к Иоанну простиралось так далеко, что придвернице было дано указание впустить и того, кто придет с Иоанном и за кого он попросит.
Последнее обстоятельство стоит того, чтобы обратить на него внимание. Если первосвященник рассчитывал, что Иисус предстанет перед судом Синедриона, то он должен был позаботиться о двух свидетелях обвинения, которые требовались по закону. Первосвященник понимал, что арестованный Мессия может быть только лжемессией в глазах евреев, и потому вполне мог рассчитывать на откровенные показания двух учеников Иисуса в суде; потому он и дал указание пропустить того, кто придёт с Иоанном.
Кстати сказать, даже если бы в иоанновом Евангелии не было бы ни слова о знакомстве «другого ученика» с первосвященником, мы были бы вынуждены сделать это предположение на основании того же Евангелия – до того невероятной выглядит сцена с Иоанном и Петром, впущенными во двор дома первосвященника. Еще раз подчеркнем: раба-придверница знала о том, что Иоанн ходил в учениках опасного преступника, галилеянина Иисуса из Назарета. Ну а то, что галилеяне склонны к разбою, а из захудалого Назарета не может произойти ничего доброго – об этом знали и так считали в Иудее все от мала до велика.
Законно возникает вопрос: когда же Иоанн успел войти к первосвященнику в такое доверие? Почему галилеянин, сын рыбака, лодочника, ученик бродячего чудотворца из захолустного, презираемого Назарета, юнец, почти что мальчишка, был вхож в дом и пользовался доверием могущественного первосвященника?
Для сего необходимо познакомится поближе с Иоанном и его семьей, которую правильнее: было бы именовать семьёй Зеведея, отца апостолов Иакова и Иоанна.
Семья Зеведея проживала в Галилее на берегу Тивериадского озера (оно же Генисаретское или Галилейское озеро, называемое также морем ) близь города Капернаума, по всей видимости, в местечке Табгха (Tabgha) во владениях тетрарха Ирода Антипы. Табгха – это искаженное до неузнаваемости греческое слово Heptapegon – означающее семь источников, семь ключей. Эти теплые источники впадают в озеро. Зимой и ранней весной рыба собирается в теплых водах у Табгхи. Многие евангельские события, связанные с Тивериадским озером, произошли в Табгхе. Здесь Иисус нашел благодарных слушателей среди рыбаков. Здесь, по преданию, Он явился своим ученикам после воскресения
Семья Зеведея состояла из самого Зеведея – главы семьи, его жены Саломии и упомянутых двух сыновей.
Семейство Зеведея было семейством достаточным, однако не настолько, чтобы Зеведей мог себе позволить оставить тяжелый труд рыбака. Глава семьи рыбачил наравне со своими работниками и сыновьями. Зеведей, как и подобало рыбаку, был набожным и богобоязненным человеком. Рыбацкий промысел связан с удачей и риском. Даже на обычно тихом Тивериадском озере порой внезапные сильные ветры с окрестных гор вызывают волнение, опасное для судов и лодок. Бог для рыбака не был Богом, к которому обращаются на всякий случай или по привычке, для рыбака Бог – это соучастник в работе, от Него зависит успех. Набожность рыбаков изумляла порой даже иудеев, не отмеченных недостатком благочестия. Так, однажды рыбаки Тивериадского озера из благочестивых соображений решили воздержаться от работы в предпасхальные дни и дни, предшествующие празднику Кущей, когда работа не была запрещена Законом. Свежая рыба быстро портится в жарком климате Палестины; многие евреи сочли себя ущемленными и жаловались, что рыбаки своим чрезмерным религиозным рвением лишили их возможности иметь к столу свежую рыбу в праздничные дни.
Жизнь рыбака была тяжелой и скудной. Редко кому удавалось, подобно Зеведею, выбиться «в люди» и стать лодочником, владельцем нескольких лодок. И уж подавно никто из рыбаков Тивериадского озера не мог похвастаться тем, что он поставляет рыбу к столу самого первосвященника.
По свидетельству Евангелия назареев, Иоанн сын Зеведея продавал рыбу священникам, служившим при Храме. Иаков и Иоанн, сыновья Зеведея, вели хозяйство совместно с отцом, который, по еврейским законам и обычаям, был главой семьи, всем владел, всем заведовал и всем управлял. Иоанн был самым молодым из апостолов; он, вместе с братом своим Иаковом, три года ходил в учениках Иисуса, а до того был учеником Иоанна Крестителя, так что заниматься поставками и продажей рыбы у него просто не было времени -- разве что время от времени с отцом или старшим братом ему случалось привозить рыбу в Иерусалим.
К тому же слишком юный Иоанн, ученик обличителя властей предержащих, пророка Иоанна Крестителя, а затем подозрительного чудотворца и проповедника из Назарета Иисуса, сына плотника Иосифа, вряд ли мог стать поставщиком рыбы к столу самого первосвященника.
Иное дело отец Иоанна, старый лодочник Зеведей, крепкий хозяин, набожный и благочестивый человек, строго исполняющий предписания Закона Моисеева. Правда, в глазах иудеянина (жителя Иудеи) жители Галилеи были иудеями второго сорта, невежественными и нечистыми амхаарцами – деревенщинами, далекими от Закона. Лодочники, наряду с лавочниками и погонщиками, были не в чести у евреев; лодочников презирали, ибо считалось, что их дело связано с обманом и мошенничеством. Потому Зеведей должен был быть не просто порядочным и честным лодочником, набожным и благочестивым человеком, но и человеком уважаемым, известным в округе своей порядочностью, благочестием и набожностью, ибо священники и первосвященник должны были быть уверены, что поставщик строго соблюдает предписания Закона и что ни от поставщика, ни от рыбы, которую он поставляет, не исходит опасность ритуального загрязнения.
Кроме сыновей и работников, вместе с Зеведеем рыбачили братья Симон (Петр) и Андрей, сыновья Ионы из Вифсаиды Юлии. Братья входили в долю к Зеведею. Доход от улова распределялся согласно древнему обычаю. Хозяин лодки и снастей получал 40%, остальное делилось между рыбаками. (Заметим, что лодки и сети стоили очень дорого, потому 40% -- вполне справедливая доля).
Тот, кто руководил ловлей, получал две доли, его помощник и тот, кто починял сети, получали полторы доли, те же, кто вытаскивал сети, получали по одной доле каждый. Сеть (невод) могла быть длиной более 200 метров. При удаче такой невод зараз мог захватить несколько сотен килограммов рыбы. Как видно из евангельских рассказов, использовались сети и других типов. Число участников ловли иногда доходило до 16 человек. «Артель» Зеведея по-видимому состояла из 5-7 человек. Но Зеведей был лодочником, т.е. владел также другими лодками и сетями, которые сдавал в наем.
Найденная в наше время рыбачья лодка времен Иисуса была 8 метров в длину и 2.5 метра в ширину. Восемь таких лодок, оснащенных сетями-неводами, были способны дать половину годового улова крупной рыбы. Общий же годовой улов рыбы на озере, по-видимому, не намного отличался от уловов 30-40х годов 20 века, которые не выходили за пределы 400 -- 500 тонн в год. Вплоть до 50х годов способы ловли и снаряжение рыбаков Тивериадского озера оставались такими же, как и во времена Иисуса. Эти сведения дают возможность составить хоть какое то представление о положении семейства Зеведея.
Когда сыновья, Иаков и Иоанн, покинули Зеведея, пополнив толпу учеников Иоанна Крестителя, а затем Иисуса Христа, доход Зеведея, тем не менее, составлял 40-60% общего дохода от улова (40% как владелец лодок и снастей плюс доля руководителя ловли). Часть пойманной рыбы Зеведей отвозил на продажу в Иерусалим.
Зеведей по-доброму относился к своим работникам, которые, возможно, были или наёмными рабочими, или из числа рабов-прозелитов. (В Палестине евреев-рабов практически не было.) Набожный лодочник должен был твердо помнить слова Иисуса сына Сирахова: «Если у тебя есть раб, то поступай с ним как с братом, ибо ты будешь нуждаться в нем как в душе своей. Если ты будешь обижать его, и он встанет и убежит от тебя, то на какой дороге ты будешь искать его» (Сир. 33:32,33). И еще: «Убивает ближнего, кто отнимает у него пропитание и проливает кровь, кто лишает его наемной платы» (Сир.34:22). Последний стих звучит содержательней и современней в другом переводе: «…кто не дает рабочим их плату, тот кровопийца».
Раб трудился вместе с семьёй господина своего и отдыхал в те же дни вместе со всеми. Считалось, что благочестивый человек, прежде чем есть самому, должен позаботиться о пище раба. Расказывают, что к раббану Гамалиилу бен Симону по случаю смерти его раба Таби приходили друзья и знакомые, чтобы изъявить свои соболезнования. Вообще евреи предпочитали наёмных рабочих, ибо «раб не заработает даже столько, сколько проест». Рабов у евреев было немного, в основном рабы привлекались к работам по дому. «Много рабов – много грабежа; много рабынь -- много разврата», - говорили мудрецы.
Обычно же евреи нанимали свободных рабочих, которые, если не имели своего жилища, жили в доме хозяина, ели и пили то, что он ел и пил, и спали на том, на чём он спал; и если он пил старое вино, то не наливал им молодого, и если он спал на подушках, то не позволял им спать на соломе. Таковы были обычаи.
С древних времен рыба поставлялась в Иерусалим со Средиземного моря. «Тиряне жили в Иудее и привозили рыбу и всякий товар и продавали в субботу жителям Иудеи и в Иерусалиме», сетовал Неемия на нарушение израильтянами субботнего отдыха в середине V века до н.э. В Иерусалиме ворота северной стороны рядом с рыбным базаром назывались Рыбными воротами.
Зеведею невозможно, да и незачем было тягаться с торговцами средиземноморской рыбой. Зеведей в основном поставлял в Иерусалим особую рыбу, которую подавали к столу в субботу и по праздникам. Эта рыба в Вавилонском Талмуде называется benita, по латыни она называется barbus, а в просторечьи – усач.
Талмуд описывает случай, когда рыбаки Тивериады поднесли семь усачей патриарху Иегуде Ханаси во время его пребывания в городе. (Примечание. ИУДА I ГАНАСИ (ок. 135 – 220гг. н.э.) патриарх; редактор Мишны. Жизнь его была образцом нравственности и смирения. Из многих его изречений приведем лишь одно: « Многому я научился у учителей своих, еще более у своих товарищей, но более всего у учеников своих»)
Усача уважали все – и первосвященник, и священники, и простые смертные. Усач – вкусная, мясистая рыба, весом до 7 килограмм –прекрасная еда. Вот этот-то праздничный усач, которому средиземноморская рыба не могла составить конкуренции, и был причиной и поводом знакомства Зеведея, а затем и его сына Иоанна со священнослужителями Храма и с самим первосвященником.
Сам Зеведей, в отличие от сыновей своих и жены своей, так и не стал последователем или учеником Иисуса. Зеведей продолжал промышлять рыбной ловлей, считая, что он выполняет свой долг перед Богом и первосвященником. Знаменитый проповедник и епископ Константинополя Иоанн Златоуст (ок. 350-407) настолько был поражен и раздражен тем, что Зеведей не последовал за Иисусом, что написал, что Зеведей «не только не уверовал, но и противостоял добродетели и благочестию». Оставим это суждение на совести Златоуста. Однако вряд ли можно сомневаться, что Зеведей тяжело переживал уход сыновей к Иисусу. Он умер еще до казни Иисуса, прожив всего около двух лет после того, как сыновья оставили его.
По древнему еврейскому обычаю власть отца распространялась на душу и тело детей, и только тогда, когда сын становился самостоятельным и обзаводился семьей, эта власть прекращалась. Обычаи предписывали детям безропотно переносить обиды и даже унижения со стороны родителей, тяжело и усердно работать, чтобы доставить родителям спокойное существование. Почтение к родителям и послушание должно было быть так же велико, как и богопочитание. Власть отца в семье была непререкаемой. Это не означает, что не было ослушников. Авторитет родителя постепенно переходил к учителю, мудрецу, духовному наставнику. «Если кто-то ищет потерянное имущество своего отца и своего учителя, то преимущество имеет учитель, так как отец только произвел сына на свет, а наставник, научивший его мудрости, открыл ему мир будущий …», -- говорится в Талмуде. Однако в сельских местностях среди простого люда родительский авторитет стоял еще высоко, хотя сам факт ухода из дома Иакова и Иоанна говорит о том, что положение менялось и в провинции.
По обычаю, пока дети содержались отцом, независимо от возраста детей, всё ими приобретенное и их заработки принадлежали отцу.
Зеведей понимал, что сыновья желали бы выделиться и вести свое хозяйство. Но этого он не мог допустить. Это означало бы крушение всего, что он создавал с таким трудом всю свою жизнь. Зеведей из самого успешного, удачливого и уважаемого рыбака и лодочника на Тивериадском озере превратился бы в обычного, заурядного рыбака, который вынужден продавать улов свой скупщикам, и тогда первосвященник, несомненно, нашел бы себе другого поставщика.
Сыновья Зеведея, Иаков и Иоанн, всецело зависели от отца, они не были женаты, и в ближайшем будущем не могли рассчитывать на самостоятельность. Родительский дом казался им узилищем, а мессианские чаяния, овладевшие ими, как и многими галилеянами, стали для них целью и смыслом жизни.
Как уже говорилось, Иоанн, как и его брат Иаков, будучи учениками Иоанна Крестителя, а затем Иисуса Христа, были лишены возможности отвозить рыбу в Иерусалим, за исключением того короткого периода, когда «братья Громовы», оставив Крестителя, рыбачили вместе с отцом, в ожидании окончательного призвания от Иисуса. Это была зима или начало весны 28 года (до Пасхи), время, благоприятное для рыбной ловли, когда рыба собирается «погреться» в теплой воде у Семи ключей (Табгхи близ Капернаума). По всей видимости, именно в этот период Зеведей и повез богатый улов в Иерусалим, прихватив с собой для подмоги младшего сына, Иоанна, и оставив старшего на хозяйстве.
Нет ничего удивительного в том, что первосвященник Анна принял Зеведея. Зеведей знал всех рыбаков, промышлявших на озере, и скупщиков рыбы кормившихся от рыбаков. Настроения в народе, слухи, были и небылицы, передававшиеся из уст в уста, – все интересовало Анну. Анна был самый осведомленный человек в Иудее, а может быть, и во всем мире. Паломники, со всего света стекавшиеся на праздники в Иерусалим, наполняли город известиями и рассказами, сведениями и знаниями обо всех событиях, какими полнилась земля. Доморощенные соглядатаи приносили первосвященнику сведения о настроениях народа и положении дел в Палестине. Думается, что иудейский первосвященник не хуже римского кесаря знал о событиях в империи, не говоря уже о Палестине. Эта осведомленность Анны и помогала ему в течение долгих лет держать в Иудее бразды правления в своих руках. Пример Ирода Великого вдохновлял первосвященника. Ирод щедро оплачивал услуги своих многочисленных ищеек, проведчиков и шпионов, сообщавших ему обо всем, что происходило в его царстве. Порой сам царь, переодевшись в одежду простолюдина, вечером, смешавшись с толпой, бродил по улицам Иерусалима, слушая, о чем говорили его подданные.
Соглядатаи, служившие Ироду, продолжили свою службу у Анны.
Старый лодочник Зеведей и его сыновья заинтересовали многоопытного и дальновидного Анну ещё с того времени, как Иаков и Иоанн подались в ученики к Иоанну Крестителю. Сыновья Зеведея сами по себе не представляли для первосвященника какого-либо интереса, но Иоанн – ученик Иоанна Крестителя или Иоанн -- ученик Иисуса из Назарета – это нечто совсем иное, чем Иоанн – сын лодочника Зеведея. Первосвященник разговаривал с Иоанном как с равным, так что возлюбленный ученик порой забывал, что перед ним находился самый влиятельный и знаменитый иудей Палестины.
Подобное отношение первосвященника к сыну какого-то лодочника не покажется преувеличением, если вспомнить, что пишет Иосиф Флавий об Анане (Анне Младшем), сыне Анны: «Анан был вообще не только достойный уважения, и в высшей степени справедливый человек, но любил, кроме того, несмотря на своё высокое положение, которое доставляли ему его происхождение и сан и всеобщее к нему уважение, быть на равной ноге с каждым человеком, даже с людьми низшего сословия; …» (ИВ IV,5,2).
Ум и способность ставить себя на равную ногу с людьми низшего происхождения Анан несомненно унаследовал от своего отца, Анны.
Иоанн, по-видимому, охотно и с радостью рассказывал всем родным и знакомым об Иоанне Крестителе и об Иисусе – в этом не было ничего зазорного; Иоанн даже считал это своим долгом, тем более, что ни Креститель, ни Иисус ничего не говорили тайно, и не скрывали своих мыслей и взглядов. Безудержное тщеславие и безграничное честолюбие Иоанна, так отчетливо проявляющиеся в его ревнивом отношении к Петру, делали Иоанна легкой добычей многоопытного Анны.
О характере Иоанна сына Зеведеева и его отношениях с Петром речь пойдет позже, а сейчас лишь отметим, что если отбросить все предположения относительно доверительного знакомства Иоанна с первосвященником как досужий вымысел, то невозможно объяснить, почему сын лодочника мог свободно, вместе со стражниками, которые вели связанного Иисуса, пройти в дом первосвященника, да еще и «провести» с собой своего друга Петра, и это при том, что придверница знала Иоанна, как ученика арестованного Галилеянина, почему … – в общем, далее пришлось бы повторить всё то, о чем мы уже говорили.
КОНЕЦ ГЛАВЫ
(продолжение следует)
Свидетельство о публикации №202051600032