Ее нет

Моему дорогому Пупсу
с огромным сожалением,
если все было не так.

У отсутствующих всегда найдется какая-нибудь вина.
Как у присутствующих - какое- нибудь оправдание.               
Франклин
    


* * *
Галя лежала в кровати, прижимаясь щекой к мужскому плечу. Сон не шел. И не потому, что ее "любимый и родной" всего несколько минут назад, занимаясь любовью, назвал ее другим именем, и не потому, что она хорошо знала ту, чье имя он произнес. А потому, что ей вдруг стало грустно и захотелось поговорить. А он спал. А даже если б не спал, с ним о ней говорить нельзя, все это знают, знают, как он сходил с ума, когда она улетела ничего никому не сказав, знают, как он напрягается, услышав лишь имя, знают даже то, что она ему не звонит. Галя считает, что спасла его, вернула к жизни. Искренне считает. Хотя временами, такими, как сейчас, ей начинает казаться, что он всего-навсего забивает ею,  Галей, брешь, которую сделала та, другая, та, что не звонит. И ужасно бесит мысль, что все до сих пор и удивительно четко помнят их вместе, даже Галя... Опять слезы, а он спит. Головокружительной красоты фигура, по- детски чуть приоткрытые губы, которые кажутся детскими только тогда,  когда он спит. Галя по-хозяйски положила  худую бледную руку на спящую грудь. Опять же ПО-ХОЗЯЙСКИ положить руку можно только на СПЯЩУЙЮ грудь.
Досада. Горькая, глубокая.  Досада на это чертово имя, на его вещи, подаренные  другой, на осуждаюшие взгляды его друзей, его мамы, сестры, братьев, взгляды, которые красноречиво говорят все, что они думают о ней, о Гале т.е., молчаливо-единогласные в своем  решении: та девушка лучше, чем  Галя, и  все равно, что бы  Галя теперь не сделала - по-другому не будет.
Тогда Гале начинает казаться, что она хочет присвоить что-то чужое. Но Галя не любит думать об этом. Не любит думать еще о том, что он сейчас с ней только по тому, что внешне она чуть чуть пожожа на ту. Или же наоборот, из-за разницы,  позволяющей не сравнивать. А что толку, если результат всегда в пользу той, о которой ему не хочется говорить, но которую он хорошо  помнит. Галя  знает это.  Да, между ней и той девушкой - существенная разница, которую в минуты ссор и тоски  Гале не хочется иметь... Галя открыла глаза, слезы хлынуди но щекам. Злые слезы. Это ревность и укоренившаяся зависть, которую все успели "испить до дна" в то время, когда они, та девушка и человек, спящий рядом, были вместе, а окружающие считали, что так будет всегда. Это время  Галя  хорошо помнит, помнит даже, как однажды, воспользовавшись моментом, когда та девушка была на юге, пыталась хотя бы чуть-чуть, хотя бы самую малость стать ближе к нему. Но тогда он ждал другую. А теперь он здесь, в постели с ней, с Галей...
Галя улыбнулась и устало прикрыла глаза. Проваливаясь в сон, успела прогнать ненавистный образ "предшевственницы" и облегченно вздохнуть: "Ее же больше нет."


* * *
Человек, лежащий рядом с Галей, не спал. Убедившись, что она заснула, аккуратно снял с себя ее руку и отвернулся. Он думал. Думал о том, о чем запрещал себе думать, но все же думал. И часто. Думал о девушке, которой рядом нет. Думал о том, что сегодня, забывшись с Галей, произнес не Галино имя, а имя той, которой нет. Нет ни в его жизни, ни в городе, ни в стране. Это для него она умерла, а на самом деле живет и он, Серега, не знает с кем. И возникло, ставшее привычкой когда-то, чувство. Чувство,  возникавшее всякий раз, когда она была в институте, в магазине, в гостях, на юге, особенно на юге, в другой комнате, все равно где, но не рядом с ним, чувство потери, даже когда она уходила на кухню, готовить ему завтрак. Как давно это было... Когда она жила у него, а его мама говорила, что другой невестки ей не надо...  Семейные праздники...  Дача. когда костер и красное вино... Именно тогда он подарил ей золотое кольцо, которое по армянской традиции дарится только невесте... А она изменяла ему, и он, узнав - простил, простил то, что никому никогда не прощал. А ей простил...  Невесте... Все думали, что так оно и будет,  и привыкли видеть их  вместе. Всегда. А если не вместе - значит поссорились. Привыкли мирить. И помирив, чувствовали, что вмешиваются в игру, понятную только двоим. Да, они ссорились. Ссорились, потому что он боялся ее потерять, боялся, что она его бросит, боялся, что она уйдет от него, потому что все вокруг твердили, какая она красивая,  умная, обоятельная, как она подходит ему. Значит, он тоже умен, красив и т.д. А он не чувствовал себя таким. И он до сих пор не может понять, почему она была с ним, что она в нем нашла... А он вел себя, как последний дурак. Вел и не мог остановиться. И сейчас не может. Он повернулся и посмотрел на Галю. Она пошевелилась во сне, убрала с лица темную гладкую прядь. Такую .же, как... Нет, нет, нет и нет, совсем не такую. Совсем не такую... Сколько недоуменных взглядов поймал он, когда в тысячный раз поссорившись, вдруг появился с Галей. Именно тогда он почувствовал, что это конец, почувствовал, что она медленно, но верно уходит от него, что она устала , и... испугался. Все напряглись и  внимательно  следили за развитием событий. Тогда он не смог без нее. Сам пришел. Вопреки своим принципам. Сам извинился и сказал, что любит. Он вернулся. Все облегченно вздохнули: все встало на свои места. Галя все поняла. Не поняла только, что встречаться он с ней начал, чтобы доказать всем вокруг, что она, та, что была всегда рядом, ему совсем не нужна.и в глубине души он надеялся, что может быть она еще вернется и увидит, что он может без нее и что пальцем помани - получит любую другую. А на самом деле все не так, на самом деле трус и предатель. Он всегда знал, что не достоин ее. И каждой минутой пребывания рядом она ему об этом напоминала...
А сейчас ее нет...

* * *
Марина  повертела письмо в руках. Поздравление с днем рождения и просьба написать. Написать о чем? О том, что после ее отъезда она, ее лучшая подруга, утешала ее парня в своей собственной постели? И о том, как у них теперь все хорошо с ее парнем? Правда, парней у отправителя письма всегда было много и притом одновременно, Марина это хорошо знала и никогда не могла понять, как она умудряется не попадаться. Хотя, вот Сергей же поймал однажды. Ох, сколько шума было! Ничего, простил.  Ее хватило на две недели - не больше. Две недели она ни с кем не встречалась, ни на шаг не отходила от Сергея. А потом все понеслось сначала, хотя она знала - второго раза Серега не простит. Хотя лучше б и тогда не простил - разбежались бы, ей бы легче было б. Не пара он ей, Марина ей это тысячу раз говорила, а они все равно встречались. И еще ей говорила, что не любит ее Сережка, а если и любит, то какой-то своей, дикой любовью. В прочем, о чем это я? Вон, с Галей сейчас встречается - и все в порядке, как-будто никакой невесты у него до Гали и не было. Зато все остальные помнят. Невесты! Вот глупости. Никогда бы она за него замуж не вышла... Так о чем писать? А Гале с Сережой? Обо мне с Сашой? Саша в начале очень сильно переживал, мне даже показалось, что он ее действительно любит, но потом я поняла, что Сашка - эгоист, он себя только любит, она просто самолюбие его задела тем, что про отъезд не сказала. Никому не сказала. Даже мне... Обидно. А тут, нате! Oops! Марина еще раз пробежала глазами письмо. Покачала головой. "По началу Сашке плохо без нее было и он все из нее ангела делал, святую ( это ее-то! ), пришлось его с небес на землю вернуть, т.е. все о ней рассказать. Стыдно, конечно, тоже было. И совесть покоя не давала, я же дала себе слово с парнями подруг не встречаться, а тут и подруга она моя, и парень ее. Я  рассказала все Саше, и он  меня успокоил, сказав: "Когда у нас с ней разные телефонные коды городов, измена не считается изменой." И он прав.  К тому же, он не верит в любовь на расстоянии..." Телефон запищал. Марина прочла SMS. Саша ждет ее у себя через 15 минут. И еще проблема, показывать ему письмо, или нет? Марина засуетилась, красясь и, про себя думая: " Значит, сегодня они никуда не пойдут." Марина так любила эти домашние уютные вечера с вином, со старыми и очень хорошими фильмами, с его бесконечными, но умными и интересными комментариями, с теплым пледом и горячим чаем, с хорошой музыкой, с новостями из мира шоу бизнеса, ведь  Саша работает в Останкино, с уроками испанского, который Саша знает лучше и помогает делать: проверяет, исправляет ошибки, объясняет... С ним Марина чувствует себя нужной. А это почти счастье...
И вот маленький клочок бумаги хочет все разрушить,  вернуть  Марину  в то время, когда она со слезами на глазах слушала пьяные сашены бредни про неземную любовь, но не к ней, к Марине, а к ее лучшей подруге. Снова почувствовать себя  никому не нужной? Написав ответ, признаться в своем собственном предательстве? В своей вине? А вины она не чувствует! Нельзя было бросать так Сашку. Это жестоко, эгоистично. И меня нельзя было бросать. А Сашу все равно бы кто-нидудь другой утешил.  Решительно комкая бумагу, Марина вдруг подумала: "Она, а что она? Ведь ее здесь нет."

* * *
Саша открыл вино, достал мясо из духовки. Сегодня они останутся дома и никуда не пойдут. И никого не пустят. Будут только вдвоем., заберуться на диван под мохнатый плед, как в старые, добрые времена. Старые, потому что когда-то очень давно рядом под пледом прижавшись к нему лежала  не Марина, а другая, совершенно непохожая на нее девушка, однако при всей непохожести лучшая Маринина подруга. Добрые... А те времена не были добрыми... Времена, когда познакомившись в метро с длинноногой загорелой брюнеткой, Саша, как одержимый, показывал ее своим друзьям, подругам, отцу... Он называл ее Лисой.  Сашены руки, резавшие мясо, замерли, вспоминая. .Потом снова ожили.. И  Сашка  в который раз подумал: " Как же ловко она  его обвела..." Марина рассказала ему о своей внезапно исчезнувшей подруге все, и выяснилось, что толком он ничего о ней не знал: ни ее настоящего имени, ни ее настояшего адреса, ни того, где она вечерами  и ночами (!) пропадала, не знал о чем она думала, чего хотела, к чему стремилась, не знал, что у нее были парни, и много...  Но догадывался. Чувствовал, что она все время врет. Но прощал. И жил по принципу: "Все мою Сарочку любят, и я ее люблю." Ревновал, закатывал истерики, чего скрывать... Да много чего было... Марина, казалось бы, знала все. Все, кроме самого главного. Марина не знала, что подруга ее, уезжая, нарочно, целенаправленно "свела" ее с Сашей. Обвела всех виртуозно, продуманно, четко, хорошо зная и его, и Марину, еще тогда каким-то чудом почувствовав, что они идеально подходят друг другу. Обманула так, что никто так ничего и не понял. Даже Марина.
Что что-то случилось Саша почувствовал сразу, едва Марина вошла. Прижимаясь щекой к его щеке, словно прощаясь, на вопросы она ответила просто: "Пришло письмо". Саша сразу все понял. Ей не надо было объяснять ему кто писал и откуда. Прошлое на мгновение кольнуло, взметнулось и улеглось. "Солнышко" - Саша улыбнулся, заглянул в испуганные глаза - "Напиши ей, что у нас  с тобой все хорошо, напиши ей. Она поймет." Удивление, радость, облегчение - все смешалось. Марина не умела и не хотела врать. Зарываясь лицом в пушистые Маринины волосы, Саша думал: " Лиса... Вот, что она оставила мне на память.Теперь у меня есть Марина.  И не важно что было и кто был у меня когда-то, и совсем не важно, что ее, Лисы, у меня теперь нет."

* * *
Инна сидела на постели и расчесывала длинные темные волосы. В институте сегодня была вечеринка, и Андрей напился. Так, что Инне пришлось тащить его в общагу, в свою комнату. Но пока она была в ванной, он вызвал такси и уехал. Не прощаясь. Что ж, это в его духе. У богатых свои причуды. Инна привыкла. Сегодня вечером он много играл, но несколько раз подряд одну и ту же песню, заканчиващуюся "хорошими" словами. "А ее больше нет, ее со мной больше нет". Тут Инна злорадно улыбнулась, вспоминая. К сожалению, она знала и адресата, которому посвящены эти слова, эти слова, и половина всех его песен. Инна хорошо помнила, что когда это девушка улетела, Андрей, которому она так же, как и всем, ничего не сказала, поднял на уши весь институт. Он был болен ею. Потом немного успокоился, узнав что она вернется., ждал, она звонила ему, он писал для нее песни, разговаривал только о ней... Но она не вернулась. Разговоры прекратилтсь. Появился холод и цинизм. Он остыл. Все ушло. Но вот песни остались. Такие красивые, что Инна иногда забывает, для кого они написаны и, закрыв глаза, слушает, а потом вот так же, как сейчас, плачет, хотя должна была бы, напротив, радоваться, ведь ее-то, той девушки, больше нет...

* * *
Андрей курил. Он не был пьян на столько, на сколько хотел показать Инне, что бы она отвязалась. Просто на него вдруг нашло. Ему хотелось сейчас играть и играть это песни, посвященные другой девушке, которая их никогда не услышит. А еще больше ему хотелось, что бы она услышала, хотя бы одну. Что бы узнала, что он ее помнит, любит и, как ни странно, не смотря ни на Инну ни на множество других длинноногих баб, все еще ждет. Он старался не петь этих песен на публике, особенно в институте, где, казалось, каждый знал кому они посвящаются. А сегодня не удержался. "Сегодня все можно", -  Андрей взял гитару, сигареты, бокал вина и вышел на балкон - это только сегодня он позволит тоске и одиночеству взять над ним верх, а завтра он снова станет холодно-циничным к себе и в особенности к ней, к той, которая должна  была бы сейчас быть здесь. Он уже почти не верил, что она когда-нибудь вернется, и весь этот бардак прекратится. Она услышит все эти песни, они проведут вместе все эти ночи, он отучится, наконец, просыпаться с чувством, что снова и снова теряет ее, перестанет молить, что бы она приснилась ему, что бы он увидел ее хотя бы во сне... Андрей играл  и играл, но не опуская голову, как делал всегда, что бы глаз его никто не видел за падающей вниз челкой длинных, слегла вьющихся волос, а смотря в небо. Он играл. В эту минуту искренне надеясь, что может быть, с чем черт не шутит, где-то там, далеко-далеко, она тоже смотрит сейчас на звезды и думает о нем. Анлрей был пьян. Он не знал, что в этот момент, та девушка, по которой он так безумно скучал, это самая девушка, но на другом конце света, стояла на таком же балконе и думала именно о нем. На мгновение она вдруг совершенно отчетливо представила гитару, блюз, будто вдруг услышала голос, совсем рядом, как будто не было ни одиночества, ни тысяч километров за спиной. Слезы катились по щекам. Ей вдруг захотелось, перегнувшись через перила, крикнуть в черную высоту, так, чтобы услышал Андрей, что она здесь, что она все еще любит и ждет, что она вернется к нему во что бы то ни стало, и они снова будут вместе, и теперь уже навсегда... Мечты, мечты... Она знала, что он уже не ждет...
Андрей не видел больше звезд. Он плакал. Одиночество, тоска, водка, вино и все, что он сегодня без разбору пил и мешал; чувство собственного бассилия, когда знаешь, что изменить ничего нельзя, и ничего не остается, как смериться, забыть, простить; смертельная обида на судьбу и на нее - все это заставило непослушную руку достать телефон и позвонить.
"Инна," - он уже не слышал себя, - "Инна, ее нет..."



* * *
Когда она была здесь, трое из шести были по-своему счастливы - потому что она была рядом. Теперь уже другие трое из этих же шести - каждый по-своему счастлив, что ее здесь нет.
В общем-то, в целом - ничего и не изменилось...
Только ее нет.


Апрель 2002
Kasa
Norway