Моя любовь исповедь маньяка, до 18 лет читать не рекомендуется

Умирала ты долго и мучительно. Поначалу мне так и не хотелось в это верить. Но твои ноги, поражённые газовой гангреной, так неистово пахли, что не верить уже просто было невозможно. Ты лежала на кровати, находясь в последней стадии агонального существования.
Я стоял на коленях у изголовья твоей кровати и вытирал тебе лоб, покрытый липким потом, перемешанным с кровью и гноем, что сочились из ран на твоей голове. Твоё лицо с провалившимся от сифилиса носом изображало нечеловеческие муки, посещавшие тебя на смертном одре.
Я был счастлив, видя, как ты умираешь. Мне всегда доставляло огромную радость видеть как умирают близкие мне люди. А никого, ближе тебя, у меня не было. Я даже был готов помочь тебе в этом, но ты не просила…
Всё, что я мог для тебя сделать – это усилить твою боль. Так, что ты закатывала свои красные глаза и издавала своим горлом хрипы побулькивая кровью и слизью.
Я брал большую иглу и нежно ворошил ею струп на огромной трофической язве, недавно появившейся на твоём правом бедре. Ты пыталась схватить мою руку своими подагрически корявыми пальцами, но я посчитал это проявлением сифилитического слабоумия.
«Погоди, но ты же совсем скоро умрёшь, если гангрена доползёт до органов таза, – подумал я, – нет, ещё слишком рано».
Подумав об этом, я поспешил к шкафу с инструментами и достал оттуда ржавую пилу с большими зубьями. Немного подумав взял ещё и долото с молотком.
Пила явно не подходила для пиления дерева, но я всё же попробовал распилить её дверцу шкафа (так, на всякий случай). Совершив несколько движений, я убедился, в том, что твои мягкие ткани не будут просто распилены – они будут разорваны в клочья иступлёнными зубьями пилы.
Долото же я взял для того, чтобы перерубить кость, которую пила уж точно не взяла бы.
Я вошёл в комнату, мило улыбаясь и обнаружил, что ты, моя радость, лежала без сознания на кровати, источая всё тот же гнилостный аромат. Не примирившись с подобным непорядком, я достал свою любимую струпную иглу и с умилением вогнал её тебе в запястье, попав в какую-то из запястных костей, отчего кончик иглы сломался и застрял в твоей руке. Ты мгновенно открыла глаза и издала нечеловеческий вопль. Откуда только в тебе возникло столько силы?!
Настало время ампутации. Ты молча дрожала, но это не могло спасти тебя от спасения. В конце концов, мы с тобой ведь хорошо знали, что только так я помогу тебе. Понимали, правда??!!
Пила яростно врезалась в мышечную массу, из-под полотна струями вытекала горячая кровь. Для твоего ослабленного организма её было слишком много и я перетянул бедро жгутом (чуть повыше, чем сделал рану пилой). То же сделал и на другой ноге.
Ты по-прежнему смотрела на меня умоляющими глазами – мне было больно видеть слезинки, появившиеся в уголках твоих глаз с безресничными веками. Но я был поглощён спасением твоей жизни.
«Интересно, а что будет, если прикоснуться к ране пальцем?». И я не только прикоснулся, но и втиснул его внутрь какой-то мышцы, вызвав очередной поток крови и твой пронзительный крик.
По твоему лицу текли слёзы, голова тряслась мелкой дрожью, но я не мог остановиться.
Отпилив обе наги, я выкинул их в окно. Дворовые собаки накинулись на них с остервенением и в один момент разорвали на куски.
«Совсем скоро ты умрёшь, – подумал я, – надо поцеловать тебя на прощание».
Только вот губы твои в упор не хотели целоваться – они были сухими и потрескавшимися. Тогда я взял шесть рыболовных крючков и, отведя по очереди губы, прикрепил их крючками, пронзив кожу – к подбородку и к носу.
Я целовал тебя и облизывал твои редкие гнилые зубы своим языком, впитывая кровь и гной, лившийся из полостей. Я был чудесно рад твоим поцелуям.
«Самое время заняться сексом!» – Подумал я, а ты тем временем испустила дух, на прощание булькнув гноем и лежала на кровати широко улыбаясь.
«Не судьба», – подумал я и повеслся.