Упаковано в пластик

… Меня ужасно растрясло и укачало. Вокруг темно и душно, все пропитано едким запахом израсходованного за долгий путь бензина. Я хотела пошевелиться, но не смогла: мои руки и ноги стянуты скользкой пластиковой пленкой. Перед глазами все та же густая тьма, на лице – такая же пленка.
Машина остановилась, я слышу как кто-то открывает дверь кузова. Через картонные стенки коробки, через паралон внутри нее, доносятся голоса грузчиков и водителя, потом вплелись еще чьи-то мужские голоса. Снова начало трясти: коробку по всей видимости взяли на руки и сгружают. Поролон смягчил удар о бортик тротуара, а затем и о каменные ступени еще неизвестного мне помещения. Слышна ругань. Из потока резких слов я разобрала только то, что мою коробку уронили кому-то на ногу. Забавно.
Наконец меня в моем картонно-поролоновом убежище поставили на порог и все стихло. Рабочие разбрелись по своим делам. Я опять попыталась шевельнуться – тщетно. Тишина продлилась недолго: ее нарушили чьи-то звонкие шаги – похоже пол здесь был из камня, как и ступени. Кто-то снял обрывки бумаги и скотча с коробки, с резким щелчком вылетело лезвие перочинного ножа и вонзилось в картон. Коробка трещала по швам. Мою мягкую поролоновую защиту от ударов стаскивала чья-то ловкая и сильная рука. Вокруг заметно светлело, в образовавшиеся широкие разрезы легко повеяло сквозняком.
Резким движением человек сорвал поролон с моего лица. Свет буквально ослепил меня, но через пару мгновений этот эффект прошел, и я посмотрела вперед. Прямо передо мной, насколько хватало взгляда, тянулось длинное окно без занавесок и подоконника.  С наружной стороны, по краям, его закрывали желтые старые газеты: их заголовки и текст отсюда казались загадочными узорами. Под окном лежал роскошный пол – как я и предположила – наборный, из камня разной текстуры и цвета. Человек тем временем совсем раскрыл меня от душного поролона, поднялся и посмотрел мне в глаза.
- Тьфу… Упаковали в пластик! Нафига? Паралона бы хватило… Она что, из фарфора??! Слыш, ты, кукла… , - человек сощурил глаза и они стали еще меньше, чем казались сначала. Противный тип.
Мужчина недовольно скривил тонкие губы, снова сощурил глаза и, бормоча что-то гневно, принялся снимать пленку с моего тела.
Подошли еще какие-то люди… меня взяли на руки и понесли к тому самому окну. Мужчины о чем-то оживленно галдели, шаркали по каменному полу грязными ботинками, заляпанными кляксами краски, перекидывали меня с рук на руки. Один из них пошел вперед, к окну, и открыл огромную створку. Стекло задребезжало, рамы нервно дернулись. Крепкий молодой человек, открывший окно, побледнев, отскочил в сторону, и выругался. Меня вновь подняли на руках и внесли внутрь окна.
Оно оказалось просторной витриной, еще без оформления. Внутри на полу везде раскиданы такие же клочки газет, как и висящие снаружи, и опилки. Один проворный, низенький мужичок, прошмыгнул мимо всех с веником и стал разгребать для меня место.
Наконец, меня оставили в витрине. В общем, ничего – новый стеклянный дом ничем не уступает картонному, даже превосходит его размерами и тем, что можно взглянуть на мир движения и жизни: я ведь ничего о нем не знаю, и вижу все впервые! За спиной вновь послышались шаги. Меня не оставят в покое сегодня… Вновь дернулось стекло в высокой раме и кто-то просочился внутрь витрины.
- Ну вот… хорошо…, - себе под нос пробубнил человек. – Сейчас мы на тебя тут кое-что наденем…, - человек обошел меня, повернул к себе лицом и, насвистывая какую-то забавную мелодию, принялся натягивать на меня какой-то черный, видимо очень дорогой, костюм. Сначала была юбка, которую человек, боясь растянуть или, что еще хуже, разорвать по шву, крахтя, ежеминутно бережно одергивал, и поправлял молнию. Потом, так же бережно и неторопливо, как истинный портной, одел белоснежную хрустящую накрахмаленными манжетами и воротничком рубашку. Последним на мое плечо был накинут приталенный длинный пиджак.
- Какая красавица… вот что значит вещь…, - так же тихо говорил человек, присвистывая уже другую мелодию.
За стеклом витрины уже чуть заметно смеркалось. Мужчина ушел, оставив дверь открытой. Мне все так же неуютно… Хоть я теперь и на виду у всех, и все у меня перед глазами. Но во мне нет жизни… Я переполнена чувствами и ощущениями, по-своему для меня новыми, а сказать или выразить жестом ничего не могу. По сути дела, мне все безразлично. Главное – чтобы мне не отбили пальцы или руку, что еще хуже – я могу оказаться на свалке, среди таких же никчемных манекенов, с облезлыми лицами и побитой краской на торсах. Мне хочется плакать от своей бесполезности. Будь я настоящей, я бы помогала людям в бедах, утешала в горе, была бы способна многое сделать. Но жизнь во мне не течет. Лишь еле слышно тиканье маленьких часов, которые рабочие на заводе ради шутки кинули внутрь моей левой груди. Они, смеясь, назвали меня Новой Моделью – манекеном с сердцем… Глухая пустота… Мой стеклянный неподвижный взгляд смотрит только вперед. Часы тикают в такт шагам проходящих мимо людей. Люди везде… Они снуют, задумчивые и веселые, большие и маленькие, молодые и старые…. Но мне все равно. У меня нет проблем.
Вновь шаги. Вновь люди. Неугомонные.
- … Показывай, какую привезли… Как поставили, - отрывисто и бодро говорил человек. – Отлично! Костюм… так, все в порядке… Не бракованная она? Проверили???
- Да, проверили, все окей! – соврал кто-то. – Сказали, что это – новая Модель…
*** Рассвет. Первые блеклые лучи солнца осветили широкое шоссе с белой разметкой, пустые тротуары, еще темные спящие окна обшарпанных домов. Ветер катает жестяные банки из-под «Кока-колы», подбрасывает и уносит клочки афиш и оберточные бумажки, похожие на белых бабочек.
Солнечный свет поднимается выше, окрашивая все вокруг в золотисто-желтый цвет. Один из ярких лучей, пробежавшись по каменным ступеням и стеклу длинной витрины, застыл на вывеске над красивой, деревянной резной дверью. На белом листе бумаги – глазастая, лукавая надпись синим маркером: «Заходи в наш Дом! Не желаешь ли остановиться?! Пусть на улице холодно или дождливо – здесь хорошая погода и отличный выбор одежды на все сезоны!!!»….