Один день из моей жизни

    Назойливый писк электронного будильника прервал мой недолгий сон на самом интересном месте. «Ещё хоть полчасика», - подумала я и машинально переставила будильник . Всегда завидовала людям, которые легко встают утром. Для меня же это сущая каторга. Всё, что казалось вечером глобальным и необходимым, с утра не имеет ни малейшего значения. Всё теряет смысл. Есть только одно приземленное желание, затмевающее все остальные: спать.

  На остановке стояло нечто непонятного рода: длинные волосы, видимо не бывавшие под душем уже давно, довольно массивная фигура со всяким отсутствием намёка на грудь и талию, старые потёртые джины и серенькая куртка.
-Как ты думаешь, это парень или девушка? – спросила
Наташка.
Я только пожала плечами, потому что понять по внешним признакам было действительно трудно.

  В переполненном троллейбусе невозможно было вздохнуть. Люди входили и входили, казалось, что запас свободного места уже исчерпан, но на очередной остановке влезало ещё человек десять, и троллейбус, словно резиновый шар, надутый до предела, медленно и скрипя отправлялся дальше. "Эй, там, на задней площадке, оплачиваем проезд!" – надрывалась кондукторша, сидя на своём месте, но на задней площадке её не слышали, и проезд почему-то никто не оплачивал. Кондукторша кричала что-то,  угрожая "контролем на линии", но встать не могла – пассажиры обступили со всех сторон, зажав её на своём кресле.  Бабульки с авоськами (всё время поражаюсь: куда они едут по утрам такими толпами?) ворчали о своём, как всегда осуждая нынешнюю молодёжь, и сетовали на то, что никто не уступает места, и что стоять слишком тесно, пытались повертеться и расчистить вокруг себя побольше свободного пространства.

  Каждое утро, заходя в метро, я радуюсь, что станция конечная и что можно, чуть потолкавшись, занять сидячее место и поспать еще хотя бы двадцать минут. Правда и здесь не дремлют зоркие бабули, которые жалобно смотрят с укором,  и всё-таки приходится уступать место, завоёванное с таким трудом. Но я не сильно этому сопротивляюсь, потому что старших нужно уважать, так учили в школе.

  Очки у преподавателя огромные и с толстенными стёклами. В них он похож на рыбу.
Боже мой, ну как же нудно он читает лекцию! Я старательно записываю, но через полчаса уже не различаю слов,  монотонный голос доцента вместе с равномерным нескромным говором  в аудитории сливается для меня в единое, и я чувствую, что начинаю засыпать. Встряхиваюсь, открываю глаза и уже в который раз решаю для себя, что спать три часа в сутки никуда не годиться, нужно ложиться раньше, чтобы потом весь день не чувствовать себя сонной тетерей. И снова мысли теряются, я опускаю голову на локти  – бороться со сном нет никакой силы. Никто не удивляется. Сокурсники привыкли, что я могу без всякого зазрения совести уснуть на первой парте.
  "Вставай, лекция закончилась, – Наташка толкает меня и улыбается: у меня смешные примятости от свитера на лице, - в столовку пойдём, соня?" Я потягиваюсь и оглядываюсь вокруг. Серёжи нет, он, как всегда, прогуливает занятия.

  Столовая - находка для санэпидемстанции...  Одноразовые (?) пластмассовые стаканчики с яркой губной помадой на ободке, алюминиевые вилки с блестящим жиром на рукоятке и между зубцами, беззаботно разгуливающие и восседающие на столах жирные откормленные коты, обслуживающий персонал жутковатого вида в фартуках не первой свежести... Но мы привыкли и не брезгуем. Ассортимент не нов. Салат "Загадка". Выглядит не очень аппетитно. Да, действительно загадка, что же туда положили? Булочки… остались со вчерашнего дня, сегодня их полили глазурью, чтобы выглядели свеженькими. Котлеты мясные… слабо верится. Но кое-что всё-таки поесть можно без особого вреда для жизнедеятельности. Кроме того,  покушать обязательно нужно, потому что утром я обычно не завтракаю по той причине, что утром всё, что не связано со сном, не имеет никакого значения, даже еда.

-А я диски с фильмами тебе принёс, - сказал Лёшка.
Я обрадовалась.
-Спасибо, будет чем заняться вечером.

Оставшиеся две пары чувствую себя бодро.

"Ну, на сегодня всё", - говорит преподаватель и все облегчённо вздыхают.

На улице славная погода. Около памятника, как всегда, уйма студентов. Греются на солнышке, пьют пиво и общаются между собой. У всех счастливые лица. "Привет, - знакомые ребята машут рукой, - идите к нам." Мы отрицательно крутим головой, мол, домой очень хочется.

  Девчонки всю дорогу увлечённо болтают о своём. Я не вмешиваюсь. Мне темы их беседы  далёки, не понятны и не интересны. Терпеть не могу разговоры о косметике, духах, сумочках, украшениях, тряпках и о подобной ерунде. Поэтому ухожу в себя. Начинают вспоминаться любимые стихи.
             Цветок завядший, безуханный,
             Забытый в книге вижу я.
             И вот уже мечтою странной
             Душа наполнилась моя.
             Где цвёл, когда, какой весною,
             И долго ль цвёл, и сорван кем,
             Чужой, знакомой ли рукою,
             И положён сюда зачем…
"Чего замечталась? Наша остановка", - меня потянули за рукав и прервали на Цветаевой.
          …На, кажется, надрезанном 
          Я маленький плясун.   
          Я тень от чьей-то тени, я лунатик
          Двух тёмных лун.

Около метро продают мороженное и лотерейные билеты. "Вот бы выиграть много денег", - подумала я. Тогда я обязательно купила бы кучу нужных вещей. И ещё билет на самолёт. Не важно даже в каком направлении. Просто люблю самолёты. И чтобы место было непременно около окошка, тогда можно свысока смотреть на землю. Облака сверху кажутся мягкими и плюшевыми. Такое ощущение, будто можно упасть и поваляться на них, как на пуховой перине. Облачная пустыня белая-белая. И солнце. Глазам больно смотреть в окно. А если нет облаков, то видно города. Домики, кварталы, тонкие нитки дорог – всё крошечное, словно в игрушечном мире. Полечу куда-нибудь на край земли. Там будет огромный красивый парк или лес, по которому я буду долго бродить и слушать щебетание птиц. А ещё там обязательно должно быть море. Синее и необъятное. Чтобы сидеть на берегу и, вдыхая солёный запах, бросать в воду камешки, гладко обтёсанные прибоем.

Жёлтый трамвай с прицепным вагоном ехал быстро; во втором вагоне особенно трясло. Лихач-водитель резко тормозил на остановках и все, ругаясь, валились друг на друга.

И вот, наконец, родная общага. Пара часиков законного отдыха, здорового сна.

Просыпаюсь от громкого и настойчивого стука в дверь. Я ворчу. "Ну что за черти, поспать не дадут!" "А, Танька, это ты, - я открываю дверь."
"Чё эт ты спишь? Я к тебе в гости пришла, а ты дрыхнешь!"
Танька оживлённо и громко о чём-то рассказывает нам с Наташкой. Её постоянно прерывает стук в дверь. Как всегда кому-то что-то нужно. Вечером общага оживает. Все начинают суетиться и куда-то бегать. Скоро собирается компания. Наша обычная, привычная компания. Мы пьём пиво и играем на гитаре. А ещё смотрим фильмы.

Мне стало грустно, я ушла от всех на балкон у пожарной лестницы. Там темно и даже немного страшно. Почему-то подумалось, что с завтрашнего дня начнётся новый этап в жизни. Всё будет по-другому и случится что-нибудь хорошее. Что-нибудь же должно случиться! И звёздочка в небе была такая яркая, ночной город и тишина, много мыслей и надежд.
 
-Слушай, какая-то ты сегодня странная, - тревожный голос Серёжи за спиной, - случайно, не подумываешь ли ты спрыгнуть? – Сергей подошёл, и обнял меня, чмокнув в ухо.
-Спрыгнуть? – я глянула вниз: бездна, земли не видно, чёрная пропасть. – Нет, я слишком люблю жить.
Мы помолчали, согреваясь теплом тел друг друга.
-Пойдём домой, а-то простынем, - я потащила Серёжу за руку.
Все уже разошлись. Таня легла спать, а мы с Серёжей ещё долго сидели на корточках в коридоре. И почему-то было так хорошо и уютно. И уже не хотелось ничего менять. Потому что всё, что нам дано, дано не просто так, нужно наслаждаться тем, что есть. А если слишком часто мечтать о заоблачных далях, можно упустить то, что рядом, и того, кто рядом.
-Разбудишь меня завтра в восемь? – попросил Серёжа и  сладко зевнул.
-Угу, - кивнула я.
Мы ещё немного постояли в обнимку и разошлись по своим комнатам.
Завтра снова новый день, и снова куда-то бежать, о чём-то беспокоиться. Потому что иначе нельзя, потому что так мы устроены, потому что для этого мы живём.