Тихон дон

***
Всякое сходство главного героя с любым другим будет воспринято во время дискуссии.



Молодая ежиха с подойником никак не желала покидать занятые в его мыслях и чувствах позиции. Тело ее, покрытое лоснящимися в свете фиолетовых молний молоденькими, а потому особенно пушистыми, иголочками, манило его воображение не испытанными еще казалось прелестями. Было это тело и в меру округло и в меру же извивисто. Ах, это тело молодой, очень молодой ежихи, дурманно пахнущее молоком и всей деревней, упружистое и податливое тело.

Несмотря на раскинувшееся на ее плечах лето, под ногами ее (тот, кто думает, что у молодых ежих лапы, а не ножки, в данном случае не прав) горошисто перекатывались крупные градины величиной с яйцо опоссума. У градин были сверкающие в свете упомянутых фиолетовых молний разноцветными предзнаменованиями геометрические грани. Градины неистово терлись друг о друга, отчего с вышеозначенных граней проистекала чудесная своими нескрываемо визгливыми нотами музыка. По-деревенски говоря – музон.

Он крест на крест тряхнул мокрой от дождя сквозь град головой, желая освободить схваченность своего левого внимания этим чрезвычайно надуманным видением симпатичной молодой ежихи. И невероятным усилием какой-то части дубля ему удалось произвести изменение в конфигурации сочленений своих светящихся оболочек. Заметив крестообразность смещения его точки сборки, видение мгновенно вспотело и краска едкого стыда резво бросилась во все извивинки ее молодого тела. Почти тут же видение истаяло, оставив после себя незабываемо нежный серный запах. Горение молний из ровного сразу стало чахоточным, но градины, словно в насмешку над ним, продолжали как-то подозрительно возиться в полутьме.

Тихон глубоко вздохнул, задержал дыхание вздоха и сосредоточился на журчащем течении песчинок мысли внутри своего существа между комочками редких в эту пору кактусов воспоминаний. Звук вновь взошедшей над ближним покосившимся холмом молнии вызвал в нем приступ эйфорического просветляющего страха. Образ дона Хенаро пришел к нему неясным ощущением от горизонта и сконцентрировался в точку на кончике его носа. Точка тут же стала мухой и попыталась улететь, но громовой удар, ментолом ожегший всю гортань и верхнюю часть туловища Тихона, тут же обратил муху в самого дона Хенаро. Хенаро приветливо улыбнулся Тихону и извлек из его уха дона Хуана. Тут же оба дона завалились на бурый от слез грозы песок и стали щекотать друг друга.

Вдоволь навалявшись на пустыне и нащекотавшись, без особого, впрочем, на этот раз удовольствия, доны поднялись и принялись за Тихона - стали расспрашивать его о прошлых жизнях. Все стало весьма серьезно. Так серьезно, будто Тихон и впрямь мог помнить что-то об этих самых прошлых жизнях. Тихону отвечать было в лом. А вот тело его знало, что за этим ритуалом последует что-то грозное, может быть даже революционное, поэтому взгляд Тихона стал лихорадочно метаться в поисках кустиков.

Дон Хуан был как всегда строг и придирчив к мелочам. Он требовал от Тихона точных и кратких ответов. Одет дон Хуан сегодня был в безукоризненный костюм-тройку, а во время разговора то и дело поддергивал то одну, то другую штанину своих безумно дорогих брюк. Делал он это для того, чтобы продемонстрировать Тихону и молниям, что носит элегантные носки телесного цвета, стянутые на щиколотках изящными мягкими пружинками. Таков сегодня был его выбор.

Дон Хенаро был как всегда сама любезность. Ответов с Тихона не требовал, но каждое следующее свое слово стремился произнести Тихону в другое ухо. Для этого ему приходилось забегать к Тихону то с одного, то с другого боку. Тихон же при этом, выказывая почтение к дону Хенаро, пытался повернуть к нему свое лицо. В результате дон Хенаро все время оказывался перед носом вертящего головой Тихона, и, хитро улыбаясь при этом, не мог сказать ни слова.

Лексическая обработка Тихона длилась долго. Он уже думал, что она никогда не кончится. Едкий пот градом катился по его телу, капая с кончика носа, разъедал шею. Тихон уже держался из последних сил и вот-вот готов был сдаться и сам начать задавать вопросы, и тут обработка прекратилась.

Над серым покосившимся холмом воссияла ветвистая алая молния в виде буквы Ж и переплетенной с ней цифры 3. Оба дона разом примолкли и с удивительным для Тихона выражением почтения на лицах отступили от него. Необычайное чувство романтического неудовольствия пронзило тело Тихона. Казалось, он мгновенно понял структуру цены мироздания. Понял ее и ощутил себя частью этой структуры, этой невероятно сложной системы. Ноги сами понесли Тихона сквозь расступающиеся однообразные ряды кактусов на вершину холма, к волнительно притягивавшей его букве.

Оказавшись у буквы Тихон благоговейно вцепился в боковые рога ее флюоресцирующей алой решетки руками. Три главные элемента его существа – огонь, вода и медные трубы (медь М3 ГОСТ 859-78 соблюдать требования ОСТ 75.376-72) соединились в нем крепче прежнего, слились и спаялись. Тело Тихона вытянулось по одной из светящихся струн мира в вертикальный каменный перст, указующий в плотно синее небо. Голова его рывком запрокинулась и вместе с небольшим клочком пены из его распахнутого рта в промозглое от света низких звезд небо вырвался дивный по своей колоратуре выкрик: «Дооооонннннн…..».

И все больно свернулось в тугую точку кошмара пробуждения.
…

Жена нависала над ним равномерным многословным укором с тяпкой наперевес.

- Тихон, Тихон, Тихон… - скороговоркой будила она его и позвякивала при этом в тяпку напильником.

- Дон, дон, дон… - счастливо отзывалась малиновым звоном тяпка.

- Вставай, Тиша, вставай – всем жаром пережитого вместе сева жена вселяла в него летнюю долготу дня.

- Вставай, улежень! – Это уже было не шуткой.

- Вставай, давай! Ишь, разлегся. Сосед вон уже почитай целый час в речке по щиколотку медитирует, а ты все ничего неделание на лавке практикуешь!

И жена замахнулась на него тяпкой.