Расследование по делу иисуса из назарета называемого христом гл.

ЧАСТЬ  III


СУД НАД ИИСУСОМ



Бог или хочет устранить зло, но не может, или может, но не хочет, или не может и не хочет, или хочет и может. Если он хочет и не может, то Он бессилен, что не совместимо с Богом. Если Он может, но не хочет – Он зол, что также чуждо Богу. Если не может и не хочет, то Он не бессилен и зол, а значит, не Бог. Если хочет и может, что единственно подобает Богу, то откуда тогда зло? И почему Бог его не устраняет?           Эпикур.

«Как бы мы не восхваляли себя, мы всё же язычники, а иудеи от крови Христовой               Мартин Лютер

If God lived on earth, people would break his windows.            Jewish Proverb.



 


Было бы неправильно, несправедливо и странно закончить эту книгу, не сказав ни слова о суде над Иисусом и о смерти Его на кресте.


ГЛАВА 25
СУД ПЕРВОСВЯЩЕННИКОВ

которая рассказывает о том, что представлял собой Синедрион во времена Иисуса, какую цель преследовали первосвященники, добиваясь осуждения Иисуса, а также о нарушениях Закона в ходе суда над Иисусом и о законности осуждения Иисуса.


Who hates the Jews more than the Jew?
Henry Miller (1891–1980).



Из Гефсиманского сада Иисус под стражей был препровождён в дом первосвященника, где и состоялся суд над Ним. О поведении Петра во дворе дома первосвященника мы знаем. С мотивами поведения Иоанна мы также знакомы.
Евангелисты Марк и Матфей сообщают, что Синедрион собрался у первосвященника ночью с четверга на пятницу, признал Иисуса виновным в богохульстве и  «повинным  смерти». В Евангелии от Луки говорится лишь об одном утреннем заседании Синедриона и не упоминается об осуждении Иисуса за богохульство. Евангелие от Иоанна рассказывает только о допросах Иисуса первосвященниками Анной и Каиафой; о слушании же дела в Синедрионе нет ни слова.
Противоречия в повествованиях евангелистов не позволяют достоверно восстановить ход событий.
Вероятным представляется предположение, что двум заседаниям, у Анны и у Каиафы, упомянутым в IV Евангелии, соответствуют ночное и дневное заседания Синедриона, описанные синоптиками.
Синедрион согласно предписаниям Закона мог заседать только в дневное время. Ночное заседание, проходившее у Анны, носило характер предварительного расследования и неформального судебного разбирательства.


Теперь о Синедрионе.
Относительно состава и полномочий Синедриона до сих пор нет единого, устоявшегося  мнения. Одни учёные утверждают, что в Синедрион входили саддукеи, другие, что -- фарисеи, третьи, что синедрион состоял из представителей тех и других.
В Талмуде Синедрион представлен как религиозный и законодательный совет, возглавляемый учёными мудрецами, выполняющий в то же время некоторые политические и судебные функции.
Если верить Иосифу Флавию, то Синедрион представлял собою политический и судебный орган во главе с первосвященником.
Евангелия также свидетельствуют о том, что первосвященники и священники главенствовали в Синедрионе.

Полагают, что существовал Великий Синедрион (71 человек; для принятия решения было достаточно 23х членов), который был высшим советом Израиля, уполномоченным, в том числе, судить по Закону Моисееву религиозные и уголовные дела. Только Великий Синедрион мог судить пророка. Лжепророки подлежали казни через удушение. Синедрион собирался на заседания в зале Тёсаных Камней а в период, о котором идёт речь, в магазинах при Храме,  принадлежащих сыновьям Анны. Альфред Эдершейм подчёркивает, что эти магазины или торговые лавки (temple-shops; booths) не следует путать с четырьмя лавками на горе Елеонской, принадлежавшими также сыновьям Анны.
Полагают также, что в Иерусалиме существовали два Малых Синедриона (из 23членов).  Один из них заседал у входа на Храмовую гору, другой -- в помещениях внутреннего двора (двора священников). Члены Малого Синедриона назначались Великим Синедрионом.

Вероятно, утром у Каиафы собрался саддукейский Совет (Синедрион) из 23 человек, тот самый, который в марте положил убить Иисуса. Эти же люди входили в Великий Синедрион. Совет у Каиафы мог рассматриваться как заседание Великого Синедриона (кворум 23 члена налицо!) или как саддукейский Малый Синедрион. В компетенцию Великого Синедриона входил, в частности, суд над первосвященником, над лжепророком и над городом, совращённым в идолопоклонство. Великий и Малый Синедрионы обладали правом выносить смертные приговоры.

Существует немало доказательств того, что функции Совета (Синедриона) и членство в Совете во времёна Иисуса не были четко очерчены. В Малый Совет входили «свои люди», люди принадлежавшие влиятельным саддукейским семействам, в основном из клана Анны.
В те времена любой совет (суд) называли синедрионом, даже если он состоял из трёх человек. Когда Иисус говорил: «кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону» (Мф.5:22), то Он, конечно же, не имел в виду Великий Синедрион Иерусалима, высший совет и верховный суд Израиля.
Мишна утверждает, что Синедрион, представленный исключительно саддукеями, существовал вплоть до разрушения Храма в 70 году н.э. Имеется сообщение, что за 40 лет до разрушения Храма Синедрион лишился права выносить смертные приговоры.
История предоставляет немало примеров того, что в Иудее, от времён Хасмонеев (II век до н.э.) до Ирода Великого и после него, правители, будь то цари или наместники, казнили и миловали иудеев, мало беспокоясь о законности. Несомненно, политические  преступления, разбой, мятежи и массовые беспорядки рассматривались прокуратором и только прокуратором. Что же касается иудейских религиозных установлений и обычаев, то в эти дела римляне старались не вмешиваться. Такого рода вопросы были в ведении еврейского суда. Однако смертные приговоры по этим делам должны были быть утверждены римским наместником.
Какие бы ущемления не претерпел Синедрион со стороны римлян, и какой бы Синедрион не рассматривал дело Иисуса, в глазах большинства еврейского народа Синедрион оставался законной народной властью, освященной обычаями отцов и временем. На это и рассчитывали Анна и Каиафа. Первосвященники стремились представить Иисуса виновным в богохульстве, чтобы опорочить Иисуса в глазах народа. Но у них не было времени подготовить процесс, чтобы осудить Иисуса без нарушения иудейских законов. Поэтому целью заседания Синедриона было провести предварительное расследование для установления вины обвиняемого и наказания, которого он заслуживает, и подыскать подходящее обвинение для передачи Иисуса суду прокуратора. Если бы Иисус сразу был передан римскому трибуналу, то Он превратился бы в народного героя, борца за свободу, а первосвященники предстали бы перед народом как пособники и прихвостни римских угнетателей. Поэтому власти заранее решили, за что Галилеянин должен быть осужден по иудейским законам и в чём Он будет обвинён перед прокуратором.

Вначале Иисуса отвели к Анне.
Анна 15 лет назад был отстранён от должности первосвященника, но, как мы знаем, фактически правил за своего зятя Каиафу, в то время занимавшего этот пост. Из всех евангелистов это обстоятельство было известно одному Иоанну, более других осведомлённому о закулисной стороне дела.
По-видимому, Анна был инициатором ареста Иисуса. До глубокой ночи он не смыкал глаз, ожидая, когда к нему приведут Галилеянина. Анна заранее собрал у себя членов саддукейского Совета. Ночное, частное заседание, состоявшееся в доме Анны, призвано было ускорить вынесение приговора на официальном утреннем заседании Синедриона. Анна рассчитывал уточнить обвинения, которые могли бы быть выдвинуты против Иисуса на заседании Синедриона. Однако хитрый старец просчитался. Иисус отказался участвовать в незаконном ночном дознании. Иисус настаивал на проведении официального допроса свидетелей и следствия согласно закону: «что спрашиваешь Меня? Спроси слышавших, что Я говорил им, вот; они знают, что Я говорил» (Ин.8:21). Иисус ничего не сказал Анне ни о Своём учении, ни о Своих учениках, заявив только, что всегда учил открыто и тайно не говорил ничего.
Один из приближенных Анны, выведенный из себя спокойствием и, как ему показалось, непочтительным тоном ответов Иисуса, ударил Его по щеке.
Потерпев неудачу в дознании, Анна уступил инициативу Каиафе, который вызвал свидетелей для дачи показаний. Никто из апостолов не выступил в качестве свидетеля. Заранее приглашенные свидетели не смогли обличить Иисуса; суд не нашел их показания достаточно надёжными. Кстати сказать, в те времена лжесвидетелем называли как того, кто давал ложные показания сознательно, так и того, кто искренне заблуждался.
По иудейскому закону без согласных показаний двух-трёх свидетелей нельзя было человека приговорить ни к смерти, ни к другому виду наказания. Показания свидетелей должны быть добровольны и безвозмездны. Свидетели должны давать показания устно, по памяти и смотреть в лицо обвиняемому.
Не так-то легко было подобрать свидетелей: их показания утрачивали силу в случае малейших расхождений. Свидетелей заклинали и устрашали, чтобы они не свидетельствовали ложно:
«Если ты согрешишь в суде, решающем вопрос жизни и смерти, то кровь обвиняемого и кровь его семени до скончания века вменяется тебе… …если какой-нибудь свидетель погубит одну душу из среды Израиля, то Писание признает его погубившим весь мир, а того, кто спасает одну такую душу – как бы спасшим мир… ибо человек одною печатью перстня своего может сделать много оттисков, и все они будут схожи. Но Он, Царь царей, Он, Святой и Благословенный, со Своего образа первого человека взял образы всех людей, которые будут жить; -- так, впрочем, что ни одно человеческое существо не похоже вполне на другое. Посему будем думать и веровать, что весь мир сотворён для человека – такого, каков тот, жизнь которого зависит от твоих слов».
Схваченный Иисус утратил ореол Мессии, и многие иудеи с чистой совестью свидетельствовали против Него. Иисус же сохранял молчание, ибо не желал участвовать в пародии на суд. Свидетели утверждали, что Иисус говорил, что может разрушить Храм и воздвигнуть взамен его новый. Это было тяжким обвинением -- хула против Храма приравнивалась хуле против Бога. Однако обвинение быстро распалось: свидетельства были недостаточны, в показаниях свидетелей обнаружились расхождения; да и само обвинение извращало смысл высказывания Иисуса. То же случилось и с другими обвинениями. По закону Иисус должен быть тут же освобождён.
Чувствуя, что «добыча» ускользает, Каиафа решился на рискованный, но психологически безупречный шаг. Как передаёт Матфей (26:63), он спросил Иисуса: «Заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?» Согласно Марку (14:61) Каиафа спросил: «Ты ли Христос, Сын Благословенного?».
«Сын Божий», «Сын Благословенного» не были иудейскими наименованиями Мессии: каждый израильтянин мог сказать о себе, что он «сын Божий». Поэтому первосвященник так не мог говорить. Смысл, который вкладывают в эти слова евангелисты, имеет христианскую закваску. Тем не менее, суть вопроса Каиафы евангелисты сохранили: Ты ли Мессия?
Отказаться от звания Мессии в этих обстоятельствах означало для Иисуса отречение от самого Себя, от Своего Я. На это Иисус пойти не мог. И хотя Евангелия по-разному передают ответ Иисуса, ответ Его был утвердительным. Иисус не только признаётся в том, что он Мессия, но и утверждает, что люди узрят «Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных». Каиафа посчитал, что Иисус своими словами приписывал Себе божественную власть и славу. Сочтя ответ Иисуса богохульством, первосвященник должен был бы испытать обвиняемого, сможет ли тот доказать истинность своих слов, и спросить Иисуса: «Какое Ты дашь знамение, чтобы мы увидели и поверили Тебе?». Каиафа же, разорвав свои одежды, воскликнул: «На что ещё нам свидетелей? Вот теперь вы слышали богохульство Его!».
Слышащий богохульство, даже если оно было произнесено не на еврейском языке, обязан был разодрать на себе одежды. Когда свидетель повторял богохульство в суде (заменяя имя Бога другим именем), судьи вставали с мест и раздирали в знак скорби свои одежды, которые потом не сшивались, чтобы свидетельствовать о глубине их скорби. Разодрав свои одежды, Каиафа поступил так, как должен был поступить судья, услышавший богохульные речи.
Синедрион тут же единогласно осудил Иисуса.
Ни одно евангелие не говорит о формальном приговоре. Лука ничего не сообщает об осуждении Иисуса. Иоанн вообще не упоминает о суде Синедриона. Даже Евангелие от Марка (14:64) говорит лишь о том, что «все признали Его повинным смерти» (Мк.14:64). То же утверждает и Евангелие от Матфея (26:66).
Евангелие от Иоанна ясно даёт понять, что никакого законного формального суда над Иисусом не было. Вот разговор прокуратора с иудеями, которые привели Иисуса от Каиафы в преторию:
«Пилат вышел к ним и сказал: в чём вы обвиняете Человека сего?
Они сказали в ответ: если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе. Пилат сказал им: возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его. Иудеи сказали ему: нам не позволено предавать смерти никого…»(Ин.18:29-32).
Из этих стихов недвусмысленно вытекает, что Иисус предстал перед Пилатом не в качестве осуждённого преступника, приговор над которым должен был утвердить прокуратор, а как человек, которого иудеи считают достойным смерти, но не имеют права осудить его на смерть.
Кроме того, на заседании Совета (Синедриона) было нарушено столько иудейских установлений, что ни о каком законном и официальном приговоре не может идти речи.
Во-первых, Синедрион должен был заседать в специальных, отведённых для него помещениях Храма, а не в доме первосвященника, как это произошло в случае рассмотрения дела Иисуса.
Во-вторых, если дело должно было закончиться осуждением обвиняемого, то вынесение приговора откладывалось на следующий день, чтобы дать возможность судьям ещё раз подумать. По этой причине дело Иисуса не могло рассматриваться накануне субботы или праздника. Суд над Иисусом был бы законен только в случае оправдательного приговора (т.о. все евангелисты свидетельствуют о нарушении закона);
В-третьих, согласно иудейскому Закону никто не мог быть осуждён на смерть на основании собственного признания. Признание не имело юридической силы в уголовных делах; оно не упоминается в законах Синедриона. Но именно на основании признания был осуждён Иисус, если допустить, что заседание Синедриона завершилось вынесением смертного приговора Иисусу.
В четвёртых, если бы Иисус был осуждён Синедрионом к смерти за богохульство, то Он был бы согласно еврейскому закону побит камнями. Иудеи пришли бы к прокуратору с просьбой утвердить приговор, а не судить Иисуса по новому обвинению, на основании которого он бы приговорён Пилатом к распятию.
В пятых, взятый ночью под стражу, Иисус не имел возможности, как это требовал закон, представить свидетелей для своей защиты.
Напомним, наконец, что по закону суд должен был проходить в дневное время (т.е. ночное заседание Синедриона, о котором свидетельствуют Марк и Матфей, если бы и произошло, то представляло бы вопиющее нарушение закона).
Осужденных Синедрионом богохульников побивали камнями, вешали на показ на целый день и затем хоронили с позором на специальном кладбище в общей яме, и только после того, как труп полностью истлевал, останки можно было перезахоронить на другом кладбище. Иисус же был погребён в могиле (пещере), принадлежавшей одному из членов Синедриона, Иосифу Аримафейскому. (Иосиф был фарисеем и не входил в саддукейский Синедрион.)
Синедрион не вынес Иисусу официального, законного приговора. Первосвященники ставили себе цель опорочить Иисуса в глазах израильтян, окончательно лишить Его ореола Мессии. Иисус не был приговорён к смерти, он был признан достойным смерти. Саддукеи Анна и Каиафа понимали, что их противники фарисеи (даже те из них, которые считали Иисуса виновным в богохульстве) не преминут воспользоваться случаем, чтобы представить Иисуса как жертву саддукейского судилища.
В этих условиях Синедриону не было смысла выносить официальный смертный приговор Иисусу -- гораздо проще расправу можно было учинить руками римлян...

Трудно сказать, в чём заключалось богохульство Иисуса, ибо у иудеев смертной казни подлежал лишь тот, кто хулил Господа с произнесением Неизреченного Имени Бога. Если злословящий не упоминал имени Яхве, то он сам нёс на себе свой грех, отвечая только перед Богом. Короче: не упоминай имени Господа и кляни Его сколько хочешь. В этой части еврейское установление напоминало отношение к богохульникам языческого императора Тиберия, который считал, что боги сами способны отомстить за оскорбление.
Иудейский Закон гласил:
«Кто будет злословить Бога своего, тот понесёт грех свой; и хулитель имени Господня должен умереть, камнями побьёт его всё общество: пришелец ли, туземец ли станет хулить имя (Господне), предан будет смерти» (Лев.24:15,16).

По иудейским законам Иисус, конечно же, был виновен по многим статьям. С формальной же, юридической точки зрения Иисус был признан (пусть неофициально) повинным смерти незаконно, ибо то, на чём Его «уловил» Каиафа, не было богохульством: Иисус не произносил имени Бога.
Тем не менее, Иисус называл себя Сыном Бога и вкладывал в это наименование прямой (лучше сказать: особый) смысл, отличный от того, который вкладывали в него израильтяне, считавшие себя «сынами Божьими».
Кроме того, Иисус присвоил себе право прощать грехи, право, принадлежащее целиком Господу Богу. Он учил, как «власть имеющий». Он говорил о Себе как о Сыне Человеческом, сидящем одесную силы и грядущим на облаках небесных. Иисус в глазах Анны и Каиафы был виновным не в том, что Он утверждал, что является Мессией, а в том, что «будучи человеком, делал Себя Богом».
Первосвященники сознавали, что в предпраздничные дни Иисус был для них смертельно опасен благодаря своей популярности. Синедрион единодушно признал Иисуса повинным смерти. Каиафа вывел Иисуса к народу. Иисус уже не Мессия в глазах евреев: связанный, униженный и оскорбляемый не мог быть Мессией -- Спасителем, обещанным избранному народу. Некоторые из народа плевали на Него и заушали Его. Первосвященники достигли своей цели -- народ отвернулся от Иисуса.
Признав Себя Мессией, Иисус подписал Себе смертный приговор.
Именно этого признания и добивался Каиафа, ибо был уверен, что Понтий Пилат без колебаний распнёт любого иудея, на которого укажут, что он Мессия, т.е. Сын Давидов, царь иудеев.
Формальное заседание Синедриона состоялось утром. Иисус повторил перед Синедрионом то, что Он сказал на ночном заседании. Синедрион подтвердил приговор Иисусу. Синедрион сознавал, что его приговор не имеет законной силы. Поэтому первосвященники отдали Иисуса на суд прокуратора.


КОНЕЦ ГЛАВЫ


 


ГЛАВА 26
СУД  ПРОКУРАТОРА
в которой рассказывается об отношении римлян к религиозным распрям варваров, о том, почему Пилат противился настояниям иудеев осудить Иисуса, о распятии, как о самой позорной казни в Римской империи, о казни и похоронах Иисуса, а также о великом чуде, совершённом плотником из Назарета.


Ксёнз говорит раввину:
-- Ну, что у вас за конфессия такая: всю жизнь вы раввин да раввин -- никакого просвета.
-- А вы?
-- Я, если Бог сподобит, могу стать епископом.
-- И только-то?
-- Затем – кардиналом.
-- Не густо.
-- Меня, наконец, могут избрать папой!
-- Всего то?!
-- А чего ж вы хотите? Не Господом же Богом…
-- Как знать, как знать, -- покачал головою раввин, -- один из наших уже сделал такую карьеру.           Старый еврейский анекдот

Every time that I think of the crucifixion of Christ, I commit the sin of envy.           Simone Weil (1909–43), French philosopher.




От Каиафы связанного Иисуса повели в преторию. Иудеи, чтобы не оскверниться накануне Пасхи, не вошли в здание, а остались снаружи. Пилат вынужден был выйти к ним во двор…
В Новом Завете словом «претория», когда-то обозначавшим «шатёр военачальника», назван дворец прокуратора. Одни считают, что претория располагалась в бывшем дворце Ирода Великого в северо-западной части верхнего города, у городской стены. Возможно, об этом дворце упоминал Иосиф, описывая суд прокуратора Гессия Флора (64-66): «Флор переночевал в царском дворце, а на следующий день приказал поставить перед дворцом судейское кресло, на которое он взошел. Первосвященники и другие высокопоставленные лица, равно и вся знать города, предстали перед этим судилищем. Флор потребовал тогда от них выдачи тех, которые его оскорбляли, присовокупив угрозу, что в случае отказа они сами поплатятся за виновных» (ИВ.II,14:8).
Другие полагают (и мы будем среди них), что претория располагалась в крепости Антония, примыкающей к Храму с севера. Старая крепость была с огромными затратами перестроена Иродом  Великим «наподобие дворца и названа в честь Марка Антония Антонией». Во времена Иисуса в крепости размещался римский гарнизон. Во дворе крепости находился каменный помост, называемый по-гречески «Лифостротон» или на арамейском -- «Гаввафа» (приподнятая земля) площадью около 2500 кв. м. Помост был обнаружен при раскопках, и в наше время можно постоять на том самом Лифостратоне, на котором, возможно, стоял Иисус перед Понтием Пилатом и на котором римские солдаты бичевали Иисуса.

…Итак, Пилат вышел во двор к иудеям и спросил их: «В чём вы обвиняете человека сего?». Иудеи не дали прямого ответа. Они сказали, что если бы Иисус не был злодей, то они бы не предали Его прокуратору. Первосвященники знали, что обвинение Иисуса в богохульстве для прокуратора – пустой звук (сектантские распри евреев римлян не занимали), и потому назвали Его злодеем.
В Деяниях апостолов (18:13-15) есть эпизод, показывающий отношение римских наместников к религиозным «дрязгам» иудеев. Брат философа Сенеки Юний Анней Галлион, будучи в 53/54 году проконсулом провинции Ахайи (собственно Греция и Пелопонес), так ответил иудеям, приведшим апостола Павла в судилище: «Если бы какая-нибудь была обида или злой умысел, то я имел бы причину выслушать вас; но когда речь идёт об учении, и об именах, и о законе вашем, то разбирайте сами: я не хочу быть судьёю в этом».
Иудеи представили Иисуса прокуратору как «злодея», иными словами, как разбойника и бунтовщика. Они также утверждали, что Иисус называл Себя царём иудеев и запрещал давать подать кесарю (последнее было чистейшей ложью). Так дело Иисуса было превращено в политическое дело, без всякого религиозного привкуса, и должно было рассматриваться прокуратором в одном ряду с делом трёх мятежников, учинивших накануне Пасхи беспорядки и виновных в убийствах. Фактически Иисус обвинялся в «преступлении против римского народа».
Увидев перед собой избитого, связанного «иудейского царя», угрожающего безопасности римского народа, прокуратор, вероятно, криво усмехнулся. Достаточно было двух слов, чтобы опытный чиновник Пилат понял, что этот жалкий, презренный иудей не представлял никакой опасности. Вероятней всего, Пилату чудотворец из Назарета казался полусумасшедшим евреем не от мира сего. Те же, которые стояли за приведшими Его, были от мира, и были они ненавистны Пилату. Все его начинания разбивались о тупую фанатичность иудеев и мягкую, коварную уступчивость первосвященников, которые молча противились всем его предприятиям, если чувствовали угрозу своим интересам. Он никогда не мог взять верх над ними, словно не он, а они были наместниками в этой богами проклятой Иудее...

Естественно, первым и главным вопросом, который задал Пилат Иисусу, был вопрос: «Ты Царь иудейский?»
«От себя ли ты это говоришь или другие сказали тебе обо Мне?», -- ответил Иисус вопросом на вопрос. На что Пилат презрительно сказал: «Разве я иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне…», давая понять, что его ничуть не волнуют споры, ссоры и свары иудеев; не он, а иудейские власти и народ обвиняют Иисуса. 
Иисус не отрицал, что Он Царь, но объяснил Пилату, что не притязает на царство земное, что Его Царство не от мира сего. У Пилата не осталось никаких сомнений, что он имеет дело с безобидным, тронутым умом проповедником.
Вопрос Пилата: «Что есть истина?» лучше всего проясняет, кого видел Пилат в Иисусе и во что превратился допрос «государственного преступника».
Пилат не поверил ни единому слову обвинений, выдвинутых Иудейскими властями против Иисуса. Они нагло в лицо ему, наместнику императора, лгали, говоря, что Назарянин призывал не платить подати. Точно так же они клевещут на Него, заявляя, что Он называл Себя царём иудейским. Просто иерархам нужна жизнь этого Целителя и Чудотворца. Пилат всей душой ненавидел иудейских иерархов и презирал стоящего перед ним Иисуса. Он не испытывал никакой жалости к Иисусу и без колебаний повелел бы Его распять, но ему очень уж не хотелось вновь идти на поводу иудеев. Мысль, что день начался с того, что он был вынужден в угоду иудеям выйти к ним во двор и выслушивать их, наполняла Пилата холодной злобой.
Кто-то подсказал Пилату, что Иисус – галилеянин, подданный Ирода Антипы. Пилат, сознавая, что иудеи втягивают его в какую-то непонятную интригу и пытаются использовать в своих целях, и не желая быть орудием в руках хитрого первосвященника, отослал Иисуса к тетрарху – пусть евреи судят еврея. Если Ирод приговорит Галилеянина к смерти, то он, Пилат, останется в стороне – ведь его полномочия не простираются на тетрархию Ирода. Кроме того, отсылая Иисуса к Ироду Антипе, прокуратор тем самым признавал права тетрарха над своими подданными даже в Иудее, управляемой наместником императора. Убийство нескольких галилеян, подданных Ирода Антипы, несколько месяцев назад солдатами Пилата в Храме во время жертвоприношения (Лк.13:1), по-видимому, стало причиной раздора между Антипой и Пилатом. Теперь прокуратор сделал примирительный жест. Антипа был польщен этим, и снова они стали добрыми друзьями. Правда, в искренность этой дружбы трудно поверить, памятуя о доносах, которые тетрарх посылал в Рим на Пилата.
Антипа давно уже понял, что Иисус не намерен становиться царём (см. Ин.6:15), и не имел намерения убить Его. Увидев перед собой беспомощного и связанного пророка и чудотворца, Антипа испытывал к Нему лишь насмешливое любопытство. Он хотел немного развлечься, увидеть от Иисуса какое-нибудь чудо, но Иисус молчал и не произвел ни чуда, ни знамения. Тогда Антипа, уничижив Иисуса и посмеявшись над Ним, велел одеть Его в шутовской царский наряд и отослал обратно к Пилату, в свою очередь как бы признавая этим власть Рима над своими подданными.

Убедившись, что выносить приговор придётся всё-таки ему, Пилат созвал первосвященников, начальников и народ и объявил им, что он, исследовав дело, не нашел Сего Человека виновным в развращении народа и во всем в чем Его евреи обвиняют. Пилат сослался на Ирода, который также не нашел в Иисусе вины, и сказал, что ничего достойного смерти Иисус не совершил, и он, наказав Его, отпустит.

Перед праздником, по обычаю, прокуратор отпускал одного узника. Пилат, думая, что Иисус пользуется любовью народа, предложил отпустить Его. Принцип, которым руководствовались римляне, был известен прокуратору; он применялся и к целым народам и к отдельному человеку. Вергилий (Энеида 6, 851-853) так выразил суть этого принципа:
«Римлянин! Ты научись народами править державно --
  В этом искусство твоё – налагать условия мира,
  Милость покорным являть и смирять войною надменных!»
Пилат просто обязан был предложить народу отпустить Иисуса. Но народ потребовал освободить некоего Варавву, учинившего убийство во время мятежа. Варавва был зелотом, борцом против римлян. В те времена каждый восстающий против римской власти – будь он бандитом или «борцом за идею» -- был героем в глазах народа и разбойником в глазах Рима. Сами римляне были для евреев разбойниками и ворами. Один еврейский мудрец говорил, что выдавать вора римским властям означало встать на защиту одного преступника против другого. Для толпы Иисус из Назарета уже не был Мессией, который «освободит Израиля», для толпы Он -- обманщик и лжемессия. Варавва же казался евреям настоящим героем, и естественно, что именно его они требовали освободить.
Пилат, разумеется, не хотел дать уйти от наказания разбойнику и убийце Варавве. Сколько трудов придётся приложить, чтобы снова поймать его! Сколько убийств и преступлений ещё совершит этот разбойник!
Пилат приказал бичевать Иисуса, может быть, рассчитывая, что истязания вызовут жалость к Нему. Иисуса привязали к столбу и били бичом из кожаных ремней, на концах которых были свинцовые шипы или кусочки костей.
Солдаты безжалостно потешались над Иисусом, окровавленным, почти потерявшим сознание. Они накинули на Иисуса «хламиду червлёную» -- красный плащ (багряницу), надели на голову «корону» из ветвей терновника, сунули Ему в руку палку вместо скипетра,  отвешивали издевательские поклоны и насмешливо возглашали: «Радуйся, Царь Иудейский!» -- словом исполнили обычное для таких случаев «театральное представление». Как мы знаем, точно так же через восемь лет толпа будет потешаться над городским дурачком Карабасом во время александрийского погрома. В войсках прокуратора служили местные жители – сирийцы, самаряне, которые ненавидели евреев. Не удивительно, что их поведение так сходно с поведением египтян во время александрийского погрома 38 года.
Иисуса, избитого и окровавленного, поставили перед прокуратором. Пилат, желая сказать, что обвиняемый достоин освобождения, указывая на Иисуса, то ли с жалостью, то ли с насмешкой произнёс: «Се, Человек!». Но толпа закричала: «Распни Его! Распни Его!».

Под вопли толпы иудеи заявили Пилату, что Иисус называл Себя Мессией, царем иудейским, а «всякий, делающий себя царём, противник кесаря», и, если прокуратор отпустит Иисуса, то он не друг кесаря.

Это уже была прямая угроза. Пилат испугался. Иудеи прозрачно намекали, что обвинят его перед императором в оскорблении величия, которое, как писал Тацит, «неизменно присоединялось ко всем обвинениям». Это обвинение было обвинением в государственной измене, воплощением всех обвинений, которые жители провинций выдвигали против наместников Рима. Некоторые считают, что как раз в это время покровитель Пилата временщик Сеян попал в опалу. Подозрительный Тиберий легко мог поверить любому доносу и под горячую руку не пощадил бы ни правого, ни виноватого. (Сеян был казнён 18 октября 31 года, Иисус – 7 апреля 30 года. Тиберий до последнего момента держал в тайне свои подозрения о предательстве своего любимца, Сеяна. Если допустить, что до Пилата всё-таки дошли слухи об опале Сеяна, или что Иисус был казнён в 33 году, то поведение Пилата становиться ещё более понятным и объяснимым).
Как бы то ни было, Пилат вынужден был уступить иудеям. Он не хотел из-за какого-то блаженного Галилеянина рисковать должностью префекта Иудеи или даже головой. Пилат отпустил Варраву, которого по иронии судьбы также звали Иисусом, и приговорил Иисуса из Назарета к кресту.
После этого он умыл руки перед народом и сказал: «Невиновен я в крови Праведника Сего». И толпа закричала в ответ: «Кровь Его на нас и на детях наших». Знаменательно, что в этой сцене Пилат не только ведёт себя, как иудей, выполняя древний иудейский обычай очищения от вины, но и говорит при этом, как иудей, фактически повторяя слова царя Давида (ср. 2Цар.3:28). В такое невозможно поверить, зная поступки исторического Пилата.


Иисус был приговорён к распятию на кресте -- самой мучительной и позорной из всех существующих казней; казни, которой казнили рабов, воров, разбойников, грабителей и бандитов, недостойных смерти от меча. Без понимания того, как воспринимал эту казнь человек античности, невозможно представить себе всё величие чуда, которое удалось совершить Иисусу из Назарета уже после своей смерти...

Поэтому несколько слов о казни через распятие.

Греческое слово strauros, используемое в Новом Завете, обозначает и крест, на котором распинают, и кол, на который сажают, и столб, на котором удушают.
Распятие было известно финикийцам, от которых оно пришло в Северную Африку, а оттуда, из Карфагена – в Рим. Во всяком случае, римляне казнят этой казнью уже во времена республики (ранее 27года до н.э.).
В период империи распятие становится обычной казнью во всех римских провинциях. Казнь стала настолько частой и заурядной, что возникла даже поговорка, которая встречается у Горация (65-8 до н.э.): «кормить на кресте вороньё», т.е. быть распятым на кресте.
Распятие считалось самой мучительной казнью. Пригвождённый ко кресту иногда оставался живым несколько дней. Под раскалённым солнцем, облепленный полчищами мух и оводов, изнемогая от жажды, он надеялся только на скорую смерть, избавляющую от мук. Осторожное вороньё да невозмутимые стервятники, рассевшись окрест на деревьях, терпеливо ожидали своего часа. Редко, очень редко случалось, когда добыча ускользала от них…
После взятия 5 июля 70 года н.э. крепости Антония пал Иерусалим. Будущему знаменитому историку Иосифу Флавию, а тогда только изменнику и предателю своего народа Иосифу сыну Маттитьяху, находящемуся в войске римского полководца Тита, пришлось некоторое время спустя выехать за город, и он увидел среди распятых мятежников трёх своих друзей; они были ещё живы. Иосиф тотчас вернулся в город и умолил Тита помиловать их. Иосиф стал лечить их и один из них действительно выжил и выздоровел.

Самую мучительную казнь применяли к самым бесправным и беззащитным – к рабам. А всё, что связано с рабством, для свободного человека было постыдным и отвратительным. Поэтому и казнь через распятие, став уделом рабов (Тацит. История II,72), превратилась в глазах свободных римлян в позорнейшую казнь, которой не должны были подвергаться граждане Рима. Такая смерть недостойна свободного человека.
«…Если нам предстоит умереть, -- говорил Цицерон (В защиту Гая Рабиния,V,16), -- то умрём как свободные люди – не от руки палача и не с закутанной головой, и пусть о кресте даже не говорят – не только тогда, когда речь зайдёт о личности римских граждан, нет, они не должны ни думать, ни слышать о нём, ни видеть его. Ведь не только подвергнуться такому приговору и такой казни, но даже оказаться в таком положении, ждать её, наконец, хотя бы слышать о ней унизительно для римского гражданина и вообще для свободного человека».
Но, увы, и свободных граждан не обходила чаша сия.
В 70г. до н.э. Гай Веррес, наместник в провинции Сицилии в 77-78гг., был привлечён к суду по обвинению в хищениях и взяточничестве, неправом суде, превышении власти и оскорблении религии. В частности, Веррес, подозревая римского гражданина, некоего Гавия, в соглядатайстве в пользу восставших рабов Спартака, приказал распять его. Обвинителем Гая Верреса на суде выступил Цицерон  (Против Гая Верреса («О казнях») LXIII,163):
«О, сладкое имя свободы! О, великое право нашего гражданства! О, Порциев закон, о, Семпрониевы законы! О, вожделенная власть народных трибунов, наконец возвращённая римскому плебсу! Так ли низко пали все эти установления, что римского гражданина в провинции римского народа, в союзном городе могли на форуме связать и подвергнуть порке розгами по приказанию человека, получившего связки и секиры в знак милости римского народа? Как? Когда разводили огонь и приготовляли раскалённое железо и другие орудия пытки, тебя не заставили опомниться если не отчаянные мольбы и страдальческие возгласы твоей жертвы, то хотя бы плач и горестные сетования римских граждан? И ты осмелился распять человека, называвшего себя римским гражданином?!»
Сицилийские городские общины требовали взыскать с Верреса за ущерб, причинённый его действиями 100 000 000 сестерциев (это 113 тонн серебра). Суд взыскал с него 40 000 000 сестерциев и подтвердил факт добровольного изгнания Верреса, который, почувствовав опасность осуждения, во время удалился из Рима.
Почти столетие спустя, в 60 году н.э, император Нерон назначил будущего императора Гальбу правителем Терраконской Испании. Гальба до этого живший большей частью на покое, но не в покое, ибо даже на прогулки выезжал не иначе как имея при себе миллион золотом, чтобы в случае угрозы ареста успеть сбежать (при Нероне никто не чувствовал себя в безопасности). Так вот, Гальба, после долгого покоя принялся за дело сурово и круто, не зная меры в наказании за проступки.
«…Одному меняле за обман при размене денег он отрубил руки и гвоздями прибил их к столу; опекуна, который извёл ядом сироту, чтобы получить после него наследство, он распял на кресте; а когда тот стал взывать к законам, заверяя, что он – римский гражданин, то Гальба, словно облегчая ему наказание, велел ради утешения и почёта перенести его на другой крест, выше других и беленый» (Светоний, Гальба 8,9).
Нам трудно почувствовать и невозможно прочувствовать унизительность и позорность распятия на кресте, так как его чувствовал человек античности. Казнь отцеубийцы, по старинному обычаю применявшаяся к свободным гражданам, нам кажется более унизительной и мучительной, нежели распятие: отцеубийце надевали на голову волчью шкуру, на ноги деревянные башмаки и отводили в тюрьму, где он ждал, пока изготовят кожаный мешок, в который его, после наказания розгами, зашивали вместе с петухом, собакой, обезьяной и змеёй и топили в реке или в море.
Все упомянутые выше случаи применения казни через распятие на кресте показывают не только отношение римского народа к распятию, но и отношение к римскому народу высших римских чиновников. В этом империя мало чем отличается от республики. Если римский наместник чинил произвол и беззаконие против римских граждан, то что мог ожидать от него негражданин Рима, подданный тетрарха Ирода Антипы, жалкий бродяга, презренный еврей Иешуа сын Иосифа из Назарета?

В самом деле, в Восточной части империи наблюдается та же картина, что и в Западной.
Историк Иосиф Флавий сообщает о целой серии расправ над иудеями, учинённых царями и правителями в течении двух столетий с использованием смертной казни через распятие. Антиох Эпифан, Александр Яннай, Публий Квинтилий Вар, Гессий Флор – вот далеко не полный список царей и наместников, которые распяли тысячи иудеев.
Из высказываний Иосифа ясно, что иудеи воспринимают казнь через распятие примерно так же, как и римляне: как мучительную и позорную для свободного человека казнь. Иосиф говорит о «мучительнейшей из всех родов смерти» (во французском переводе: “le plus pitoyable de morts”, т.е. самая жалкая из смертей) (ИВ.VII,6,4); в другом месте – о «неслыханном изуверстве» (ИВ.II,14,9), ибо позорнейшей казнью казнили уважаемых людей.
Но у иудеев существовало ещё и религиозное отношение к распятию, определяемое Священным. Писанием. Распятие на кресте – это не только жесточайшая казнь, не только позорнейшая казнь, но это и Божие проклятие.
Как гласит Закон:
«Если в ком найдётся преступление, достойное смерти, и он будет умервщлён, и ты повесишь его на дереве: то тело его не должно ночевать на дереве, но погреби его в тот же день, ибо проклят пред Богом всякий повешенный на дереве, и не оскверняй земли твоей, которую Господь, Бог твой, дал тебе в удел» (Вт.21:22,23).
Чаще всего под повешенным на дереве подразумевали распятого на кресте. Казнь эта казалась настолько позорной, что люди старались не говорить о ней вовсе или не говорить о ней прямо.
В «Деяниях апостолов» только дважды употребляется глагол «распинать», пять раз говориться о смерти без уточнения и два раза глагол «распинать» заменен глаголом «повесить» и три раза вместо слова «крест» употреблено слово «дерево».
Христианам первых веков трудно было смириться с тем, что Спаситель умер такой позорной смертью. Христианским символом был не крест, а рыба. Греческое слово I-CH-TH-Y-S (рыба) понималось как аббревиатура фразы Iesous Christos Theou Yios Soter (Иисус Христос Сын Божий Спаситель).


Но вернёмся к Иисусу, приговорённому умереть на кресте…

Пятница 7 апреля. Утро.

С Иисуса сняли багряницу, одели в Его одежды, вывели из претории, положили  на спину крест, который по обычаю осужденный должен был сам нести к месту казни, и повели на Голгофу. Рядом с Иисусом шли два сообщника Вараввы, осуждённые на распятие. (Практичные римляне обычно делали кресты в форме буквы Т. Это намного упрощало изготовление креста. Перекладину креста клали на спину осуждённого, руки его привязывали к перекладине и вели к месту казни) Толпы народа и римские солдаты сопровождали приговорённых к смерти.

Иисус, истерзанный бичами, изнемогая под тяжестью креста, еле волочил ноги. Ни одного ученика не было рядом с Ним. Солдаты схватили некоего Симона, бывшего родом из египетского города Киринеи, возвращавшегося с поля, и приказали ему нести крест Иисуса.
(В Иерусалиме проживало немало выходцев из Киринеи; они имели даже свою синагогу. Впоследствии Симон Киринеянин стал верным последователем Иисуса).

В третьем часу по иудейскому времени Иисус и двое разбойников были распяты на Голгофе. ( Во времена Иисуса по иудейскому исчислению сутки насчитывали 24 часа. Ночные часы начинались после захода солнца. Через 12 часов после захода начинались дневные часы. Таким образом, третий час дня соответствовал 9 часам, а шестой час дня соответствовал полудню в дни осеннего и весеннего равноденствия)
Осуждённым для притупления чувств дали испить одурманивающего напитка – смеси ароматического вина со смирной и ладаном. Сердобольные иерусалимские женщины всегда готовили этот напиток и подносили его приговоренным к распятию. Иисус лишь омочил губы. Он хотел встретить смерть в полном сознании. С Иисуса и разбойников сняли одежды, привязали к крестам и вогнали им в запястья и ступни ног железные гвозди. «Отче! прости им, ибо не знают, что делают», -- прошептал Иисус.
Над головой Иисуса прикрепили табличку с надписью «Иисус Назорей, Царь Иудейский». Священники посчитали надпись оскорбительной для иудеев и сказали Пилату, что надобно бы написать, что Иисус называл себя царём Иудейским. Пилат же довольный,  что хоть этим он может уязвить иудеев, сказал: «Что написал, то написал» и не стал менять надпись.
Толпа же стояла и насмехалась над Ним, говоря: «других спасал, пусть спасёт Себя Самого, если Он Христос, избранник Божий». Воины поносили Его и делили Его одежды, разрывая их на части. Хитон был цельнотканный. Не желая портить столь дорогую вещь, солдаты бросили жребий – кому же владеть хитоном.
Один из распятых разбойников злословил Иисуса, другой же уверовал и Иисус сказал ему: «ныне же будешь со Мною в раю».

У подножия креста, по свидетельству Евангелия от Иоанна, стояла Мать Иисуса и «возлюбленный ученик»; стояли рядом также  женщины, служившие Ему и пришедшие за Ним из Галилеи, среди них: Мария Клеопа и Мария из Магдалы. Иисус перед смертью поручил Мать Свою попечению «возлюбленного ученика».  «Вот сын Твой» - сказал Он матери, «Вот Мать твоя». -- сказал Он ученику.

Силы покидают Иисуса. Чувство безысходности и одиночества овладевает Им.  Ему кажется, что Его жертва напрасна, что Отец отвернулся от Него: «Боже мой, Боже мой, для чего Ты Меня оставил!» – в отчаянии восклицает Иисус, повторяя слова псалмопевца. Мучительная жажда сжигает Его изнутри. Кто-то из воинов, сжалившись, обмакнул губку в смесь уксуса с водой, которую обычно солдаты носили с собой, и на конце палки поднёс её к губам Иисуса.
Вскоре Иисус, издав душераздирающий крик, уронил голову на грудь, и душа Его отлетела. Свершилось.
Солдаты, перебив голени разбойникам, подошли к Иисусу, и увидели, что Он уже мёртв. Один из воинов проткнул копьём бок Иисуса и, убедившись, что тот не подаёт признаков жизни, не стал перебивать Ему голени.

Врачи утверждают, что распятые умирают обычно от сердечной недостаточности. У подвешенного за руки человека кровь отливает в нижнюю часть тела, к сердцу поступает слишком мало крови, что вызывает обморочное состояние. Затем, вследствие уменьшения кровоснабжения сердца и мозга, наступает коллапс.
Предусмотрительные палачи прибивали к столбу небольшую перекладину – опору для ног распятого. Если распятый время от времени опирался ногами на опору, то кровь вновь приливала к верхней части туловища, и обморочное состояние проходило. Так казненный сам продлевал свои мучения. Когда хотели прекратить мучения казненного, то перебивали ему голени. Человек больше не мог опираться на ноги и вскоре умирал от сердечной недостаточности. Перебивание голеней являлось актом милосердия.

В 1968 году на восточной окраине Иерусалима были найдены захоронения, относящиеся к периоду между 37г. до н.э. и70г. н.э.
В одной из могил находились останки распятого на кресте некоего Иоханана бен Хагалголя. Запястья его рук палачи пронзили гвоздями. Ступни его ног (одна на другой) были когда-то прибиты к кресту одним гвоздём. Ступни были отделены от скелета. Как видно, воин, он же палач, перебив Иоханану голени, для верности ещё ударом меча отрубил ему ступни.


Для римлян конец жизни осуждённого ещё не означал конец наказания. Римское право знало такое наказание, как лишение покойника чести. Труп бросали в общую яму. Выдача тела родственникам считалась актом милосердия властей.
Обычно родственники приходили к прокуратору и, говорили, что его приговор суров, но справедлив, что они не держат зла на него, и просили выдать им тело казнённого. Один Бог ведает, каких усилий это им стоило. Зная мздоимство римских чиновников, просители всегда старались подкрепить свои слова более «весомыми» аргументами.
Иосиф писал: «…иудеи так строго чтят погребение мёртвых, что даже приговоренных к распятию они до заката солнца снимают и хоронят» (ИВ,IV,5,2). Это проистекало из убеждения иудеев в том, что окончательный приговор человеку выносится не земным судом. Есть Божий Суд - Ему решать кто правый и кто виноватый.

По какой-то причине ни мать, ни братья, ни ученики не пошли испрашивать у Пилата тело Иисуса. Тайный последователь Иисуса Иосиф Аримафейский, уважаемый и влиятельный в Иерусалиме человек и, как говорится в одном из апокрифов, «друг Пилата», получил разрешение прокуратора снять тело Иисуса с креста для погребения. Иисус в глазах большинства евреев был всего лишь лжемессией, принявшим позорную казнь от римских властей. Только горстка людей хоронила Его. Видимо, даже больше людей оплакивало разбойников, распятых рядом с Ним, ибо евреи, если им удавалось избавить тела казнённых зелотов от позора «общей ямы», хоронили их с почётом и почестями.

Погребение Иисуса совершалось по иудейскому обычаю. Тело обмыли, обрезали волосы на голове, обвили тело пелёнами и облачили в погребальный саван. На голову повязали специальный платок.
Тело умащивалось ароматическим составом из смирны и алоэ. Никодим (Накдимон бен Гурион) дал «литр около ста»» этих благовоний на погребение Иисуса. Но приближалась еврейская суббота, день покоя, которая начиналась в пятницу с заходом солнца. Тело Иисуса положили в пещеру, предоставленную Иосифом Аримафейским, не завершив всех обрядов. Женщины не успели полностью умастить погребального облачения. По прошествии субботы, «неся приготовленные ароматы, пришли ко гробу», чтобы завершить погребальный обряд. Но они «нашли камень отваленным от гроба и вошедши не нашли Тела Господа Иисуса» (см. Лк.24:1-3).
Так началась новая, неземная жизнь Иисуса из Назарета, называемого Христом даже теми, кто Его не считает Спасителем.


Самое великое чудо, совершённое Иисусом, -- то, что мир уверовал в Него, человека, принадлежащего презираемому культурными языческими народами иудейскому племени; больше того, человека, умершего самой постыдной, позорной и жалкой смертью извергов рода человеческого, смертью недостойной свободного человека. Чудо и то, что немало иудеев уверовало в человека из презираемой иудеями Галилеи и столь же презираемого ими Назарета, как в Сына Божьего. Чудо, что они смогли привить эту веру другим народам.
Истинное чудо лучше всего встретить благоговейным молчанием. А потому на этом закончим наш рассказ.

КОНЕЦ ГЛАВЫ
(далее см. «Приложения»)