Может быть...

В полом стакане, на дне, пара желтых листьев совпала по рисунку линий, на подоконнике остывали отпечатки маленькой и большой ладони, забытые перед уходом. В открытое окно плыл запах мокрой улицы, сырой и холодный, он садился в кресло, оставлял следы на одеялах, подушках и даже на маленьком медвеженке, который тянул свои плюшевые лапки к тому, кто позволил себе быть с ним ласковым…Тревожный звонок  разбил  эту легкость вдребезги, распахнул дверь, позвал: долго, протяжно, требовательно и недождавших ответа полностью растворился в тишине. Никто не захотел поднять трубку…Не было времени отвечать на ненужные расспросы, объяснять то, что невозможно было объяснить простым человеческим языком. Только почувствовать, как замирает каждая прожилка: раз, два, три -  снова тихий глухой стук, рукам холодно, хочется присесть хотя бы на краешек, на минутку. И опять раз, два… Раз… два…
Было светло и тихо. Ты стоял за спиной, так, что нельзя было повернуться и увидеть куда ты смотришь. Только по теплому дыханию, которое щекотно ударялось в затылок можно было понять, что ты волнуешься…
-Ты волнуешься?
Вместо ответа: скользящее прикосновение к краешку уха, влажные ладони уверенно накрыли две морские ракушки, завернутые в тонкую кожу человеческих рук.
-Может быть не стоит?
-Почему же? Это совсем не больно.
-Больно будет потом, не сейчас…
За стеной хлопнула форточка. Наверное, соседка опять забыла закрыть дверь, когда выпускала свою мартышку на прогулку. Почему она назвала эту десяти киллограмовую рыжую морду мартышкой до сих пор остается загадкой. Но ходят слухи, что в молодости она была прекрасной танцовщицей и ее приглашали на гастроли в Америку, Италию, Францию… Представляю, как она изящно поправляя сумочку, останавливается около огромной витрины, улыбается себе, потом случайно перехватывает любопытный взгляд и чувствует, как ее женское начало наполняется искренней радостью от того что не только она видит как прекрасны ее узкие бедра, плечи, грудь под тоненьким лифом, как легко и мягко она двигается…Из одной такой поездки, она привезла маленькую обезьянку, совсем не смешную и очень спокойную. Зачем она это сделала?
- Тебе холодно?
-Нет, с чего ты взял.
-Ты дрожишь.
-Тебе показалось.
Я просто боюсь. Боюсь, что мне действительно будет больно, даже несмотря на то, что я  понимаю неизбежность этого. Что же тогда делать? Чувствовать  по строго лимитированному времени кинофильма, читать книги и представлять, что все это происходит с тобой… А на самом деле жалеть себя. Жалеть за то, что ради суррогатной безопасности отказываешься от возможности жить…
-Знаешь что?
-Что?
-Я очень тебя хочу.