Джина. т. х

Самые роковые ошибки мы совершаем спьяну или уж сдуру. Эту расхожую истину Семен Епифанов съел еще студентом. Съел, но не переварил, как следует, и многое в его жизни случалось наперекасяк именно в те дни, когда разум мутила наука или попитая сверх меры водка. Так было и в этот раз, в самом начале зимней сессии.

Сессия подкралась как-то внезапно. Пришла вдруг тихо, как это бывает с самыми каверзными неприятностями. Пришла и обозначилась графиком сдачи зачетов, электрическим зудом по всей нервной системе. Вот он и думал, взбираясь на пятый этаж родной общаги: "Как же так?! Только Новый Год встретили, скоро Рождество случится, а я должен забыть всех радостях нашей скорбной жизни?! Должен... Боже! Бля! Контрольную по отраслевой надо! А экзамен уже девятого!" От этой мысли его мотнуло в сторону. Он оступился, и тяжелая сумка врезалась в стену. Дзынь! и "Балтика № 9" лилась, обильно пенясь, неприятно увлажняя штаны.

- Твою мать! Боже, за что ты не любишь меня?! - Семен с нехорошим изумлением глядел на ширившуюся лужу, потом рванул "молнию", принялся лихорадочно подсчитывать ущерб. Из восьми стекляшек пива «в живых» осталось только пять. Правда, водка и пузатая, этакая экзотическая бутылка "Джина" были целы. Вспоротая стеклом коробка конфет кисла и превращалась в продукт совсем непотребный. А это уже очень точно означало: рождественского подарка Зинаиде не выйдет, - зачет по английскому языку становился сомнительным.

- Мать! Твою мать! Что твориться! - Он выставил уцелевшие емкости на ступеньки и вывернул сумку над урной.
В комнату Епифанов вошел совсем в обреченном настроении.

- Че эт ты застенчивый такой? - Толян взирал на друга одним веселым глазом - второй еще смотрел в книгу.

- Пиво разбил! Три бутылки! Но это только - раз. Алексеевич наши чертежи не сделал - грипп скосил его, осла старого! Это – два! И Натаха с Ленкой не придут - вечерок получается горький, траурный даже! Нормально, да?!

- Ладно тебе, Сема. Натаха... Нам к зачету готовится надо, а не о ледях думать. Давай-ка сюда пиво, - он отбросил книгу, мигом подняв второй глаз. 

- Посуду прихвати, а я колбаски порежу, - Андрей лениво потянулся к свертку.
 
От пива с ломтем "Одесской", а может от двух рюмок "Особой" Епифанову полегчало. В дыме сигарет, лихом студенческом словоблудии «траурный» вечер приобретал все более радостные очертания. Магнитола с бронхитными хрипами пела с подоконника или голосом Фоменко подбрасывала очередной стеб. Горькие мысли уплывали куда-то в форточку, в груди становилось тепло, в лабиринтах мозга уютно. Когда же Андрей Рогов начал вещать о прелестях Светланы Полянской - молодой аспирантки физмата, дочке деканши, Семен вдруг вскочил и страстно провозгласил:

- Да хрен с этими чертежами! И с зачетом тоже! Один раз мы тут живем! А? Один! И должны, обязаны быть счастливы!

- Во! - подхватил Толик. - Счастливы! А не горбиться под тяжестью идей Гука, Дальтона и прочих ньютонов! Наливай, Сема, тост имею!

- Эй, а водяры то тю-тю!

- Точно - иссякла гадюка...

Толян вперил вопросительный взгляд в Епифанова.

- Может твой "Джин" вскроем? - осторожно предложил он. - Этикетка откисла - Зинаиду таким подмазывать не солидно...

- Даже позорно. Этот напиток не фирменный - самопал какой-то. Надо же, сургучом горлышко залили, а акциза нет. - Рогов с видом знатока осмотрел темную, липкую от пива бутыль и твердо заключил: - Не... Зинаида на такое не купится. Даже подумает, то ты ее не до конца уважаешь. Ну, а нам сойдет.

- Вскрывай! - решился Епифанов.

Сургуч Андрюха удалил, обив рукоятью ножа. С пробкой пришлось чуть повозиться, но и она поддалась, скрипнула и вдруг вылетела с орудийным грохотом. Из недр бутылки грозно и шипя, выползал язык сизого дыма - студент выронил сосуд, в ужасе выпрыгнул из-за стола.

- Ложись! - Семен опрокинулся на пол в поисках укрытия.

Толик сидел на месте обомлев, из части тела ниже спины тоже слышались громкие трубные  звуки - в комнате пахло серой. Его раскосые глаза зрели север и юг теперь одинаково хорошо. Сама бутылка откатилась к двери санузла и шипела, гудела, в потугах рождая облако, быстро обретавшее странную плоть.

- Джин, бля!.. Джин! - стоя на четвереньках, возвопил Епифанов. - Господи! За что?! Чем  не угодили, да святится Имя Твое! И все дела Твои! Господиии!

Он яростно крестился то левой, то правой рукой, не забывая отползать к выходу в общий коридор.
Слово "джин" по-своему стимулировало научное сознание Рогова: он рухнул на колени в двух метрах от существа, скрестил руки на груди и вдохновенно произнес:

- Повинуюсь и слушаю! Я... я... мы...

Словарный запас его как-то быстро съежился до расхожих местоимений, а глаза стремились отделиться дальше от соображавшей тупо головы. С существом так же происходило странное: оно яснее обретало облик девы: юной, симпотной, как фотомодель из глянцевого журнала или как Светка Полянская. Сверкающий бисером, до бесстыдства прозрачный пеньюар смотрелся не по сезону – быть может, поэтому ее изящное тело имело  мерзлый синеватый оттенок. Синеватый… Но общего впечатления это ни разу не портило. Вот только ступни  ног почему-то оставались в бутылке.

Рогов, разумев, что перед ним уже не кошмарный демон, а объект скорее эротичный, задышал чаще, высунув по щенячьи язык. Губы его вновь стали вспоминать части русской речи.

- У нас тут водка закончилась. Совсем ни капли, - начал он. - И мы как-то не догадались, что вы там прячетесь… Не написано было…

  Он не договорил. Входная дверь распахнулась – сметая набожного Семена, в комнату ворвалась тетя Ася. Бывшая комендантом по должности и убеждению, она не переносила шума, тем более беспорядков и уж тем более такого размаха.

- Вы с ума посходили?! Петарды взрываете?! Епифанов! Встань с пола – с тобой говорю! - В поисках других улик преступления Ася Тимофеевна сделала шаг вперед, еще один и тут увидела существо: - Ооо!.. Бесстыжая! - Она застыла прогневной статуей, бледнея и запасаясь воздухом для нового фрагмента беседы. Молнии в ее глазах, питаемые диким током мысли, окрасились фиолетовым. Когда же ее взор обнаружил, что ноги девицы растут из бутылки, беседа не состоялась – Ася Тимофеевна лихо развернулась в прыжке и бросилась прочь с воплем: "Милиция!"

 Первым обрел здравый смысл Рогов. Он захлопнул дверь и запер оба замка. Встревоженная криком коменданта, общага пробуждалась очень быстро. Анатолий тоже пришел в движение: вылил остаток пива в стакан и принялся направлять жидкость в себя, звонко стуча зубами о стекло. Семен, заняв вертикальное положение, сумел полнее оценить анатомию существа, через миг окончательно осмелел и спросил: - А... вы из бутылки вылезли? Джин? Да?

- Джина, - ответила девица. – Вызывали-то зачем?

- Стоп, стоп... - Рогов небрежно отодвинул Епифанова, подступил ближе.

- Джина... Имя, какое поэтичное! А… скажите, а вы все можете?

- Все. В пределах настоящей эзротантрической конструкции. В общем, почти все. Если водка нужна, говорите, сколько, каких сортов.

При упоминании о водке, зрачки Толяна мигом вернулись из полярных областей к носу. - "Смирнофф" три бутылки! - выпалил он. - Только фирменную!

- Да погоди ты! - Андрей обернулся к двери: стук Саида - дежурного по этажу, становился требовательным, оттуда же доносился хор возмущенных голосов. - Джина, дорогая, ты знаешь, что щас будет?! Ночь Варфоломеевская, если они ворвутся! Нужно бы с ними что сделать! Усыпить, допустим. Усыпить - так, чтобы о сегодняшнем ни одна скотина не вспомнила!            

- Особенно Швабру нашу - тетьку Аську! - вставил Епифанов. - И – скорее, Джиночка! Они сейчас дверь вынесут!

- Так! - В руках Джины появился блокнот и карандаш. - Усыпить всех в общежитии. Лишить памяти о сегодняшнем вечере...

- И три "Смирнофф"! - напомнил Толик.

- ...и три "Смирнофф". - Поставив жирную точку, Джина быстро исчезла в недрах бутылки.

- О! - Через воскликнул Толян. С глухим хлопком на столе материализовался заказанный напиток, а в коридоре вдруг наступила странная тишина.

- Сработало! Андрюха, ты видишь?! Сработало!

- Еще порадуемся, Сема! Ух, будет! Только посмотрю, что с этими. - Он осторожно открыл дверь и выглянул в коридор.

Ковровую дорожку до лестницы устилало с десяток сраженных Морфеем тел. Старшекурсник Женя прикорнул совсем неловко, сунув голову в мусорное ведро. Рядом почивал Алексашка с дымящей в зубах сигаретой, дальше - Гунтер, еще дальше - его очки и сковорода. Чело Берендеева стало пьедесталом горячей яичницы, и тот, поглощая желток, сладко чмокал губами. Строгий Саид, наконец то обрел успокоение, вжавшись носом меж ягодиц тети Аси.

- Мм-да, натюрморт... - Епифанов задумчиво оглядывал мир по ту сторону двери. - Что делать с ними будем? Убрать бы надо...

- А зачем? На хрен они нам нужны? Все равно утром ничего не вспомнят. А спросят - скажем, понажирались все, как свиньи да устроили бедлам под нашей дверью.

- И тетя Ася? - недоверчиво спросил Толик.

- Че тетя Ася?

- Тоже нажралась?

- О! Она первая! Вместе с Саидом водярой всех прикармливала. Потом, в угаре стриптиз устроила.

- Не поверят.

- Еще как поверят! Мы пустые бутылки по коридору разбросаем. Вдобавок, у нас имеется серьезное орудие внушения.

- Джина! - осенило его, правый глаз зыркнул в направлении комнаты.

- Она самая. Ой, как я ее люблю уже! - Епифанов переступил порог, но остановился, пропуская дальше Рогова. Тот оказался смелее: подошел к столу, отважно откупорил материализованную водку и ровно разлил по стаканам.

 - Андрюха, - Толик предпочел говорить тише, - закуски бы еще... Ведь у нас "Смирнофф". Три! И всего один кусочек колбасы.

- Ну?

- Ну, попроси ее.

- И попрошу. - Рогов поднял сосуд, обтер его рукавом и вкрадчиво произнес: - Джина, вы-хо-ди!

На этот раз не громыхнуло - облако появилось с низкотональным свистом. В комнате запахло озоном и индийским мылом. Епифанов не стал опускаться на четвереньки. Да и Толян не сдрейфил, он лишь спрятался за Рогова и с любопытством наблюдал, как частицы волшебной субстанции норовят не подчиниться движению Броуна  - складываются, слепливаются в аппетитные женские формы. Одновременно, другое полушарие  мозга с усердием рассуждало, что же угодно желудку кроме колбасы.

 - Проси! - он чуть подтолкнул друга.

 - Джина, извиняемся, - начал деликатно Андрей, - понимаешь, у нас тут пища совсем кончилась... А вечер все-таки праздничный - сессия...

- Салат "Оливье", - вдруг решился Толян. - Два года не ел! С майонезом и свежими огурцами! 

А потом наступила тишина.

- Значит, салат? - первой нарушила молчание Джина. - Ой, мальчики, а что вы такие скромные? - поправив прическу, она убрала зеркало и улыбнулась Епифанову, не то Рогову. - Может стол побогаче? Для более полного счастья?

- Да, моя фея! Да! - совсем осмелев, Семен выступил вперед. Теперь он понимал каждой часть тела: облик их благодетельницы прекрасен, как ее волшебство, как этот день, как вся будущая жизнь. - Еще свиной шашлык!

- Языки павлина в винном соусе! - выпалил Андрюха.

- И крабовые палочки к пиву! "Цимлянское" - три бутылки! Пятьдесят грамм черной икры с булкой свежего хлеба!

- И чертежи, милая! Те, что Алексеевич не сделал! Нам их сдавать шестого! А у него, козла гриппозного пусть рога вырастут!

- И жена изменяет пять раз в день! - радостно подхватил Толик. - Джиночка, а если мы гостей пригласим, возможно стену отодвинуть для общего простора? Метра этак на три?

- Нет проблем, Толян. Как предпочитаешь: за счет соседей или увеличить длину здания?

- Здания, конечно здания! Здесь такие волки живут - за сантиметр зарежут!

- ...длинны здания. Может вам бассейн вместо душевой оборудовать?

- Только не глубокий. С пальмой и пластиковыми креслами.

- Все! Пока все! - Епифанову не терпелось видеть итоги волшебства.

- Полянскую пришли минут через сорок! - успел бросить Рогов.

Откат стены на оговоренное расстояние произошел, словно по волшебству гладко: без жуткого скрипа, треснувшего кирпича и обрушившейся штукатурки – стена просто сказала «фить», и некогда небольшая комнатка стала шикарными апартаментами. А за ошарпаной дверью санузла, вместо ржавых труб, грязного надколотого унитаза, таилось другое чудо - бассейн вполне приличный бассейн, выложенный яшмой, узорами нефрита, с позолоченными фигурами голых баб. Кадка с пальмой и пластиковые кресла  прилагались тоже.

- Вау! - не снимая тапочек, Толян оценил температуру воды. - Как в райских  Мраморных морях!

- И девушки античные здесь очень кстати. Киприды... - Семен с видом эстета отхлебнул из горлышка. - Очарование чуешь? Из пены они родились.

- Пивной что ли?

- Морской, дурень! Культуру с историей иметь надо. В голове, конечно. Андрюха, подставляй стаканы! Ух, раз такая вакханалия пошла!

Второй тост Анатолий вещал, забравшись на постамент, и дружески обняв каменную дочь Эллады. Семен с Роговым устроились на парапете, раздевшись, как положено до трусов, пробуя волшебные кушанья, соглашаясь с оратором и глубоко блаженствуя душой. Вдруг их счастье нарушил шумный всплеск.

- Ой! Что же это! Ой! Спасите! - голосило женское тело, барахтаясь в бассейне.

Андрей среагировал первый. Памятуя, что глубина там метра полтора, он бросился на помощь, поплыл, бесстрашно рассекая стихию вод, и скоро доставил даму к берегу. Несчастная убрала с лица мокрые волосы, разгладила ночную сорочку прозрачную от влаги, и, как-то очень быстро обретая достоинство, сказала:

- Рогов! А почему ты пропустил лекции 23 декабря?! И семинар?! И тебя, Калинин, не было! - она только сейчас заметила теснившегося за статую Анатолия.

- Ты - идиот! - прошептал Семен. - Полный кретин!.. Когда заказывал Полянскую, имя надо было говорить! Или о дочке с большей страстью мыслить!

- А о тебе, Епифанов, разговор будет особый... Вы так, значит, к экзаменам готовитесь?! - декан огляделась, подошла к панно у южной стены. - Похищение Европы с подачи Серова, - отметила она, с прищуром оценивая мозаику.

- Не, просто – «корова в море»... Мы скромно здесь, Ольга Викторовна, по студенчески. И к зачетам, и к экзаменам готовимся... Водные процедуры очень способствуют.

- А водка придает смелость при штурме бастионов науки... - секундой позже Толян понял, что сказал глупость, но Полянская заметила импровизированный стол на парапете и живо направилась туда.

- Это все сон, Ольга Викторовна! - попытался сгладить ситуацию Рогов.

- Натуральный предрождественский сон, - подхватил Семен. - За этой дверью наше общежитие. А там дальше, в коридоре все студенчество штабелями валяется. Вот, клянусь, - он толкнул дверь, - можете сама убедиться.

- И тетя Ася нажралась, - тихо поговорил Калинин.

- Значит, сон... - она недоверчиво заглянула за порог. – Странно как...

- А мне такое с рождения по средам снится. Водочку будете? Или "Цимлянское"? Очень успокаивает.

- А я, Епифанов, и не волнуюсь - у меня "двоек" итоговых не намечается даже во сне страшном. Спасибо, - она приняла стакан шипящий розовым вином.

- Язычки павлиньи в соусе отведайте. - Андрей поднес глубокое серебреное блюдо.

- Павлиньи?! - Полянская с удивлением ковырнула ложечкой густую массу. – Где же такое взяли?

- А это Сема в зоопарке сдуру надергал. Вы кушайте, кушайте.

Рогов осушил очередную стопку, налил еще Светкиной мамаше и его начал пробирать кураж.

- Давайте, за содружество студентов и серьезной науки! Что б им вместе комфортно было!

- Как пиву после бани в желудке! -  пытаясь поймать двумя глазами один ракурс, подтвердил Калинин.

- Что бы преподавателей, мальчики, вы понимали и любили, - добавила декан.

- Я вас люблю, Ольга Викторовна! Очень! - Их посуда соединилась задорным звоном.   

 Андрей уже и не жалел, что здесь была не та Полянская - ситуация так выглядела пикантнее. Да и Викторовна, кто бы мог подумать!? оказалась дамой компанейской: кушала язычки и салат "Оливье", спиртные напитки даже распивала. И под радио "Ностальжи" на танец согласилась. Он с вожделением ощущал ее тело под ночной сорочкой, такое теплое живое для сорока трех лет, смотрел в большие серые глаза, полные академической мудрости... А потом взял да поцеловал, и они грохнулись в бассейн.

- О дает! Совсем крышу сорвало! - Семен вскрыл последнюю "Смирнофф" и плеснул Калинину.

- Не, надо че-то менять! Может Натаху с Ленкой вызвать?

- Ты еще скажи - Полянскую младшую! Скандалу хочешь? Надо менять в корне: вместо бассейна нормальную морскую лагуну сделать. И оркестр туземцев-барабанщиков. Попутно - содержимое стола обновить. Пойду с Джинкой поговорю.

Епифанов встал. От последней рюмки и закуренной сигареты его штормило, но расстояние до двери он одолел с достоинством. Потом несколько шагов по над стеночкой и держась за стол - все-таки, из-за магического расширения, комната получилась слишком огромной. Он сотворил последний шаг и приземлился возле заветной бутылки.

- Джинка, вы-хо-ди! - Заглядывая в горлышко, Семен встряхнул сосуд.

Субстанция тут же активировалась, бодро выскочила наружу.

- Ну? Как дела? - он сел по-восточному и глядел снизу вверх с улыбкой Будды.

- Хорошо дела. У меня всегда хорошо. Есть идеи, Семочка?

- Джинка, а я тебя раньше боялся... А ты - такая красивая! О!.. Знаешь, как я тебя люблю! Ей-богу! А то, что ты вся синего цвета - это еще и лучше! Повседневных, розовых много кругом!

Он обнял ее ноги и с чувством лизнул в обнаженный живот.

- Епифанов!!! - она с силой рванулась из нескромных объятий, бутылка отделилась от ступней и закатилась под стол. Она побежала было к коридору, но даже нетрезвый студент оказался проворнее ее, непривычной к ходьбе по обычному полу.

- Джиночка! Обожаю! Всеми фибрами тебя всю!

- О, Епифанов! Пожалуйста! - от поцелуя небесно-синее лицо вспыхнуло румянцем. - Пожалуйста! Нельзя мне! Нельзя такое делать!

- Это почему же?

- Нельзя, Семочка! Древние кодексы запрещают!

- Боже, какие предрассудки! Джинка! Это ли в годы побеждающей науки?! - он снова чмокнул ее в губы. - Я тебя, правда, люблю! Без всякой брехни! Пойдем в бассейне побарахтаемся!

- Нет, Сема. Может, когда-нибудь потом... Ну, хочешь я тебе подружку вызову? Гурию самую красивую? 

- Воще-то мы на Гаваи собираемся, - Калинин осторожно выглянул из-за двери. - Там тепло и дневное время по нашим расчетам.

- На Гаваи! - в один голос подтвердили Рогов и Ольга Викторовна. - Солнце, пальмы и море!

- Пусть - на Гаваи, - неохотно согласился Семен.

- И все?

- Да. Пока.

                ***


От ослепительного солнца Калинин не сразу сумел разлепить глаза. Справа бриз ласкал перистые листья пальм, впереди плескались лазурные воды. Ольга Викторовна и Рогов радостные, как дети бежали навстречу волне. Рядом, под тростниковым навесом продавали американские сосиски за  доллары, а под разноцветными зонтиками оттягивались американские курортники. И тут Епифанова осенило: Джина, милая Джина! Ведь она осталась где-то там - в обычной российской комнате с бассейном, в совершенно обычной российской общаге.

(Тихоном писано. Давно правда. Но забытое старое, особо то чего нет на моей страничке – есть новое. Ругайтесь по очереди)