Из жизни индейцев

Странный народ эти Индейцы

1.
Кровожадных Индейцев, кстати, всегда было невозможно понять: их племена состояли в кровном родстве между собой и, следовательно, дружбе не-разлей-вода, а также враждовали одномоментно.
И Трубку Мира у костров беспрерывно курили, и томагавк на Тропе Войны незарытым держали.
Причем и то и другое - совершенно искренне и без всяческой задней мысли.
Где встретятся - тем и займутся.
Если у костра - Трубку Мира воскурят.
Если на Тропе Войны - сразу же дракой воспылают.
Потом к костру подползут и вновь за курьбу примутся.

Но вот какая особенность за ними была замечена уже не однажды.
Если вдруг кто-нибудь со стороны наваливался на них с какой-нибудь миротворческой миссией или еще какими-нибудь благими намерениями (мало их таких сердобольных по Всей Размягченной Вселенной шатается с сердешными криками: "вас же и так мало! что же вы дерётесь постоянно! калечите друг друга! вредно ведь! вымрете!"), враждующие племена тут же объединялись и сообща били залётному доброжелателю морду.
Дескать, без тебя разберёмся.
И морды тоже били.
Если было несколько.
Причем - все били.
До одной.
Только успевай осколки оттаскивать на помойку, чтобы, значит, кто не обрезался по случайке.
И то, что морды заменяло - тоже били.
Эти Индейцы!
Им только дай что-нибудь раскокать.
Но это в том случае, когда доброжелателей наваливалось сразу несколько.

Индейцы вообще подраться были не дураки.
Причем делали это не просто абы как, а очень тщательно, с душой и агромадным своим удовольствием.
Если, например, в одну точку случайно сходилось несколько Индейцев из разных племен, - скажем, пятеро - обязательно быть драке.

Ну, любое количество, кроме двух.
Если двое - дружба.
Или любое четное.
Тогда тоже дружба.
Хоть две тысячи двести шестнадцать.
Разобьются себе на пары - и дружат.

На одного больше - драка.
Причём, свирепая, в ураганном темпе и каждый за себя.
На одного меньше - тоже драка.
Причем - ещё более свирепая, в ещё более ураганном темпе и вообще забыв обо всем на свете.
Даже хвалёные шотландские регбисты чёрной завистью завидовали, увидев такие реактивные скорости в сражении.

Индейцы же явно предпочитали в момент потасовки побольше народу, нежели поменьше.
Тогда на их индейском сердце сразу же становилось намного веселее.
Почему-то.
Вот такая странная особенность у Индейцев имелась.

2.
Никаких жалких компромиссов или временных соглашений Кровожадные Индейцы не признавали.

- Не хватало еще бумажки всякие о намерениях каких-то мифических подписывать! - говорили они возмущенным, но суровым тоном. - И вообще: что еще за намерения такие изобрели? Кто их видел? Кто их пятками щупал? Дружба - так дружба. Без дураков. Драка - так драка. До последнего. До полного исчерпания внутренних ресурсов. До упадка сил ниже критической отметки! До тех пор, пока на ногах никто не останется. До лежака! Дружба - так дружба. Драка - так драка. И нечего смешивать эти священные понятия! И осквернять их всякими рефлексивными отправлениями навроде актов и всяких других бумажек, исписанных Черной Водицей.

А уж на что молчаливыми обычно были!

3.
Занятное зрелище это было, я вам скажу!
Эта индейская драка - каждый за себя.
Прелюбопытное и весьма завлекательное.
Из тех, которым все возрасты покорны.
И, кстати, обитатели Азартнейшей Вселенной живо интересовались исходами этих спонтанных межплеменных разборок.
Вроде бы одно и тоже, а всё одно - интересуются.

Если спросит, скажем, кто-нибудь в беседе: ну, как - Индейцы сегодня дрались?
Дрались, - подтвердят ему тут же.
С готовностью.
Между собой?
Между собой, - одобрят случившиеся рядом собеседники такое верное предположение.
Остался кто на ногах?
Тут же с радостью закричат: никто!

И все довольны, торжественно выкрикивая вслух это самое "никто".

А Индейцы - так просто пищали от восторга, когда это слышали это коротенькое и безапелляционное слово.
Уж так им гордо становилось, что "никто"!
Как индюки раздувались от важности!
Ну, просто распирало их от высоких эмоций!

Словом, странный народ эти Индейцы.
Никогда не поймешь - чего им надо!?


Как индейцы кушают в трактирах

А как отлежатся после суровой битвы храбрые бойцы, соберутся с силами, отперхают пылюку из легких, юшку с лиц ототрут, на ноги поднимутся, грязюку звездную с пончо сбросят усталыми движениями усталых рук - так и в салун какой-нибудь придорожный всей толпою припрутся.

Первым делом перцовки закажут.
По литряку на брата.
Для начала.
Раны промывать.
Душевные, по преимуществу.
Ну, и жажду также трохи утолить.
А еще ондатру тушёную под томатным сосусом велят принести.
Это всенепременнейший компонент в индейском рационе.
Чтобы, значит, силы, подорванные ристалищем буйным, как следует, подкрепить.

Надо сказать, любили Медейцы этих ондатр тушёных подозрительно нездоровой любовью.
Индейские бабушки вообще утверждали на полном серьёзе, что тушёная ондатрячина - лучшее средство для восстановления потраченных Индейцами сил.
Мол, так ещё с берегов Онтарио повелось.
И для достижения долголетия кавказкого.
А уж индейские бабушки как никто знали толк в еде!

Метрдотель, бывало, несёт ондатрятину тушёную, а самого только что не тошнит.
Аж зелёный весь от этой позорной жрачки.
Поскольку по рецепту её полагалось сначала слегка подгноить на солнцепеке, чтобы завоняла как следует и, значит, вкуснее после тушения получалась.
И ещё их мутило от одного только сознания, что крысу в тарелке несёт.

А Индейцам - хоть бы хны.
Увидят, как метрдотель несёт ондатру, так и загалдят всей кодлой, радостно потирая руки: "Здравствуй, старый друг! Метро до тель?"
Потом вывалят прямо на стол немытый, и ну давай на куски её руками!
Чавкают и только постанывают от удовольствия.
Силы свои восстанавливают.

А для полноты ощущений - перцовку свою хлещут галлонами.
Чтобы, значит, сподручнее было тосты в честь подвигов своих великих произносить.
И вовсе это не вонь, говорят.
А очень даже приятный запашок.
Аппетитный!

Таким вот деликатесом у них ондатра считается.
А что делать!
О вкусах не спорят.
Да хоть бы и в Открытом Космосе!

А еще в цене у них были червяки такие полупрозрачные, которые рыбой тухлой питаются.
Той, что без доступа кислорода на самом дне разлагается.
И у которых видно как кровь по телу бежит.
Размеренными толчками.
Ядовито-зеленая цветом и такой консистенции, от которой почему-то мурашки сразу по коже бежать начинают.
Те червяки вообще - страшно вкусные.
Как спагетти с кетчупом под мармеладом.
Как лангусты в мандариновом соке.
Потому в большой цене и были.
Смотреть - противно, а попробуешь - язык проглотишь.

Тех червяков Индейцы мин-финами называют.
Со сладострастным придыханием в голосе, придушенном волнением.
Но этих мин-финов фиг достанешь.
Редкость огромная.
В салунных кладовых их вообще никогда не бывает.
В аквариумах они не разводятся - мелковато.
Им давления требуется побольше.
Один чувак под прессом гидравлическим пытался разводить, но что-то им не понравилось.
Не стали размножаться.
В консервах они также не сохраняются - нежные слишком.
Все вкусовые качества мигом исчезают.
Ну, и кухонный персонал, понятно, не только их внешнего вида, но и запаха их корма не мог вынести.

Попробуйте-ка тухлой рыбой свою любимую кошечку покормить!
И радостно улыбаться при этом.
Я на вас посмотрю!

А ондатру - ничего, приносили.
Даже метрдотели.
Хотя и морщились от омерзения.


Как Индейцы потом хвалят друг друга

Накушаются Индейцы, как следует, усталость первую отгонят и начинают нахваливать друг дружку за подвиги ратные.

- Хромой Напильник, - скажет, к примеру, Щербатый Капкан после третьей чарки, - лихо Щербатому Капкану в глаз заехал! Смотрите какой фонарь зажег! Неделю светить будет! Да что там неделю - месяц! Хромой Напильник - могучий воин!

- Это что, - тут же отвечает Хромой Напильник в качестве ответного реверанса. - Щербатый Капкан Хромому Напильнику зуб таким ловким ударом выбил, что Хромой Напильник даже бровью повести не успел. Щербатый Капкан - великий воин!

У них, понимаете, принято было хвалить не себя, а кого-нибудь другого.
Особенно того, который только что тебя похвалил.
Скромные, короче, были.
Даже не подумаешь со стороны.

- Хромой Напильник - тоже великий воин! - отвечает ему Щербатый Капкан.

- А Ржавый Лопух опять сломал ребро! - и цокают языками уважительно.

- А Бродячий Рашпиль опять ориентацию в пространстве потерял! - и ржут, как ненормальные.

Знают: пространство большое - поди найди в нем эту самую ориентацию!

Так и расхваливают друг дружку на все лады, пока перцовка не закончится.


Как Индейцы песни поют

1.
Потом, когда нажрутся своей перцовки до густого покраснения, песни горланить начинают.

И тут уж даже самый распоследний тормоз окончательно догадается, что у Кровожадных Индейцев опять случилась драка каждый за себя.

А как запоют!
Ой, как запоют!
Дружным пятиголосием.
Или двестишестнадцатиголосием.
Это сколько их наберется в тот момент.

Ну, там, к примеру: "Ой, мороз, мороз, не морозь меня, не морозь меня, моего коня!"

Очень почему-то Кровожадные Индейцы любили именно этого песняка давить.
Иной раз нескольку подряд продавливали.
Даже посетители возмущались.
Хоть это и не принято было в космических кабаках.
Да и к Индейцам, как правило, относились всегда по-доброму.
Уж шибко актуальной в студеных космических просторах была эта песня для Индейцев, привыкших сызмальства к свету и теплу.
Да, впрочем, и не только для Индейцев.
Попробуй-ка поторчи в Открытом Космосе пару-тройку зимосеней подряд!

А как они это лихо делали!
Ой, как лихо!
А, может, по коникам дюже истосковались.

Особенным образом Индейцы выделяли слово "напою".
И интонацией подчёркивали и громкостью звука.
Аж светились от восторга на этом месте.
И на стульях в азарте, как на скакунах в галопе, подпрыгивали.

Не понятно только одного: зачем они хотели над кониками так по-садистски поиздеваться?

2.
Маклайский одно время твердо уверился, что это старинная народная песня Кровожадных Индейцев.

И даже теоретическую посылку вывел: лица красными у Индейцев сделались от неумеренного употребления перцовки, настоянной на жгучих стручках красного перца, а также от холодных сквозняков, постоянно дующих на Открытых Космических Просторах.

А что коников они напоить хотят - так это на самом деле иносказание такое.
Символизирующее отпускание личного эго на волю.
Типа купания красного коня в исполнении художника Петрова-Водкина.

3.
Однако позже выяснилось, что Индейцы просто однажды услышали её по радио, собравшись как-то на очередное пао-вао.
В исполнении Надежды Чепраги.
На волне радиостанции "Юность".
И очень эта песня им пришлась по душе.
Гораздо больше даже, чем сама исполнительница.
Хотя Индейцы очень любят больших и чувственных женщин.
Но, поскольку по радио дело случилось, то они ее так толком не разглядели.
Потому и не смогли возлюбить пылающей индейской любовью.
Зато песню пели потом при всяком удобном случае.

А еще они жутко любили, пуская слезу высокую и грустя о чем-то светлом, лирически и задушевно петь: "На горе, на горенке, стоит колоколенка..."

Вот и думай: ну откуда у них, Кровожадных Индейцев, эта берущая за сердце исконно русская грусть?
И этот распев лирически многоголосый, исключительно славянским народностям присущий?
Похоже, кроме радиостанции "Юность", их приемник больше ничего не ловил.

4.
Впрочем, Мык-Маковские рефлексивные сомнения Кровожадных Индейцев нисколечко не трогали.
Славяне так славяне.
В конце концов, что - славяне не люди, что ли?
Главное же - чтобы песню не испортить.
И тянули так задушевно, размеренно и протяжно, глазами светясь, да от выразительности глубинной интимными чувствами шалея.
И виделся им в такие минуты Поппокатепетль с убеленной сединами вершиной, как наяву.
А Гет-Чечегет-Дангуз-Арум-Кара-Баши - тот и вовсе, как живой, вставал перед внутренним взором.


Как Индейцы предаются ностальгии

Да-да.
Вы не ослышались.
Именно так.
А что поделаешь?
Природа.
Куда от неё денешься?
И еще как предаются!

Ностальгируют иногда Индейцы.
Даже довольно часто с ними такое приключается.
В душе они жутко сентиментальны.
В перерывах между битвами и воскуриванием Трубки Мира у костра. Бывает, как расплачутся над каким-нибудь пустячком!
Ну, просто слезьми горючими ульются.
Хотя по лицу отдельно взятого Индейца подобного ни за что не скажешь.
И даже предположить по этой грубой физиономии с нахальными гляделками по обе стороны носа никому и в голову-то не придет, что способна она слезы высокие проливать над каким-нибудь воробьиным перышком, застрявшим у основания травинки.
Или семистишья пирамидальные - паиркары (стихи такие специальные индейские) - вслух зачитывать какому-нибудь жуку, деловито переползающему с цветка на цветок.
Да еще с неподдельным восторгом в голосе.
И даже если несколько индейских лиц как-нибудь вместе собрать - в период, скажем, поедания баранины с чесночным соусом - тоже ничего такого в голову не придет.
Скорее, пожалуй, очень даже напротив.
Те ещё рожи!
Наглые!