Конец игры - автобиографическое

              Как рассказать теперешним 15-летним, что такое «казаки-разбойники»? Как объяснить правила самой любимой игры 60-х годов прошлого века, не утонув в скучных подробностях? Как суметь в ровных строчках текста передать её «вкус»? Вопросы, вопросы...
            
              Мы разделялись на две команды – мальчики и девочки отдельно. Разыгрывали, кому водить. Водящая команда честно, не подсматривая, ждала 10 минут, пока вторая удирала с места уговора.
А потом начиналась охота...

Именно охота мальчиков на девочек (или наоборот).
Теперь, по прошествии многих десятков лет, я поняла: «казаки-разбойники»  являлись генеральной репетицией будущей обоюдной гонки за особями противоположного пола.
Видимо, поэтому в игре участвовали подростки не моложе 14 лет…
         
            
               Ласковый субботний вечер середины августа 1962 года...
Сговор на «казаки-разбойники» происходил во дворе моего дома, стоявшего на углу улицы Красина и Тверского-Ямского переулка.

Собралась вся местная «кодла»: шесть девчонок и восемь мальчишек - все погодки.
Монетку для розыгрыша подкидывал, как обычно, Витя-Пилюля (самый здоровенный – «авторитет» нашей улицы). Мальчишки стали «казаками», а мы – «разбойниками», то есть, девочки убегали.
Я, предвидя такой результат (Витька явно мухлевал с монетой!), заранее засунула в полупустой спичечный коробок комочек бумаги.
Увы, надо признаться, что к этому моменту я (единственная из местных девчонок) курила уже год, подворовывая папиросы у своей матери. А спички во время  бега гремели в коробке и могли выдать меня преследователям...

          
               В те далекие годы маленькие улочки центра Москвы жили по законам коммуналок – все знали всё о каждом, тайн практически не было. И, естественно, давняя влюбленность в меня Вити-Пилюли тоже не являлась секретом.
               Две Тани, две мои подружки детских лет сообщили мне (с легкой дрожью и упоением в голосе) перед началом игры: «Витька сказал пацанам, что постарается поймать тебя и... поцеловать!"...


            ...Как объяснить теперешним подросткам, что сорок лет назад первый поцелуй был событием глобального масштаба?!

Мы все вместе (пацаны и девчонки) ходили в кино, лазили по чердакам, подвалам, сараям. Мы подсаживали друг друга и подавали друг другу руки в местах сложных препятствий. Мы хватали друг друга за что ни попадя во время игр в «салки» или «жмурки»...
Но и только!
Когда мы дорастали до 14-15 лет, в воздухе начинал сгущаться невидимый «аромат» первого поцелуя. О нем стеснялись говорить, о нем стеснялись даже думать... И (как я теперь понимаю) само предвкушение было намного более сексуальным, чем последующий за ним первый, неумелый поцелуй пересохшими от волнения губами.
Нет, я не пытаюсь «высветлить» наши отношения по сравнению с теперешними, подростковыми. Я просто ностальгирую по своей юности...

            
              Получив такую информацию, я похолодела изнутри и одновременно покраснела всем лицом. Обе Тани с сочувствием и легкой завистью посмотрели на меня, потом переглянулись и сказали: «Ирка, не бойся! Ты бегаешь здорово и все «щели» в районе знаешь – может, не поймает?!»  Я не помню, что именно ответила им. Но то состояние отчаянной бравады приговоренного к смерти сохранилось в памяти по сей день...
             
              Подхлестываемая перспективой Витькиного поцелуя в случае поимки, я понеслась со двора со всех ног. Конечной целью был намечен склад фабрики «Дукат» - такого количества тайных уголков и укрытий в районе больше не было нигде. Естественно, со двора-то я рванулась совсем в другую сторону – к Чехословацкому посольству (сбить со следа противника!). Еще в самом начале бега я уже знала маршрут, по которому попаду на склады...
            
              Каким шестым или десятым чувством Витька-Пилюля просчитал мой путь следования, не знаю. Видимо, именно это чувство ведет охотника по лесу в нужном направлении даже без видимых следов будущей добычи.
Витька «сидел у меня на хвосте» долго – часа полтора. Я еле успевала переводить дух во временных ненадежных укрытиях. В результате преодоления мной трех «лишних» заборов был разорван подол почти нового платья и до крови ссажен локоть. На складской двор я попала уже в сумерках...

             
               Поздний субботний вечер подарил двору пустоту и тишину. В воздухе удушающее-сладко пахло табаком, легкий ветерок гонял по асфальту узенькие и тонкие волны коричневатой табачной пыли.
Низкое солнце протянуло по двору длинные тени от огромных штабелей округлых тюков табачного листа с красными (кубинскими) и желтыми (болгарскими) треугольниками маркировок на грубой ткани.
               
               Я оторвалась от преследования в проходном дворе дома №7 и теперь имела в запасе минут 15-20 для раздумий – куда лучше спрятаться? Витя жил в этом районе, как и все мы, с самого рождения. И знал его, включая «дукатские» склады, не хуже меня. По сути, прибежав сюда, я загнала сама себя в ловушку. Единственное, что я могла, - оттянуть момент моей поимки. Дело пахло «керосином»...

                Неожиданно мой взгляд уловил что-то новое в привычных деталях двора. Точно! На дверях фабричной котельной не было замка!
Впервые, за все мои появления на складском дворе, здоровый черный навесной замок отсутствовал.
Мысли понеслись со скоростью курьерского поезда: « Так. Витька не будет стоять и оглядываться, он побежит проверять наши обычные «схоронки»...Я спущусь в угольный подвал ступенек на 5...Его топот все равно услышу. Пока он добежит до старого склада с оторванными досками на задней стене, успею выскочить и удрать.»...
               

                Дверь в котельную открылась легко, почти беззвучно, и так же легко закрылась за моей спиной. В полной темноте, держась рукой за стену, я прошла осторожными шажками метра полтора и нащупала на стене железный поручень – начиналась лестница в подвал. Одна ступенька, вторая... На третьей ступеньке моя нога ткнулась во что-то большое и мягкое. Одновременно прозвучал стон...
             
                Я никогда не была трусихой, но в ту секунду сердце мое «ухнулось» в область живота и там сжалось до крохотной пульсирующей точки. Колени подогнулись, и я с размаха, чувствительно для ягодиц,  села (точней – шлепнулась) на лестницу. Голоса крикнуть не было...
             
                Стон раздался снова. А так как стонущий кто-то не попытался меня схватить, ударить или укусить, то я, собрав в себе последние остатки воли и храбрости, нашарила трясущейся рукой в кармане спичечный коробок.
Руки тряслись так, что сумели зажечь лишь 7-ю или 8-ю спичку – предыдущие просто сломались.

                В свете слабенького колеблющегося огонька я увидела лежащего на лестнице мужчину, всего в крови (по крайней мере, в пределах видимости  - голова и торс были окрашены красным).
Спичка догорела и обожгла мне пальцы. Я лизнула место ожога и, уже более уверенным движением, зажгла следующую. Мужчина застонал и приоткрыл повернутый ко мне глаз

- Дяденька…Дядь, что с Вами?
- М-м-м-м-м...
- Дядь, что с Вами?
- М-м-м... Девочка...
- Дядя, Вы откуда здесь?
- Пить хочу..пить...
- Я схожу, ладно?
- Н-не уходи...Посиди со мной...
- Посижу...
- У тебя...нога...трясется...
- Я испугалась... очень... Мы в «казаки-разбойники»...
- Не бойся... Это не страшно...
- Ну да, не страшно...
- Страшно...Страшно другое...
- Что другое?...
- Оглядываться страшно... Оглядываться в последний раз...
- Куда оглядываться?...
- На себя... на прошлое... на прошлую жизнь...

               
                Мужчина снова "провалился" в бессознание.
Ледяными, но уже почти не трясущимися руками я вынула из другого кармана пачку «Любительских» и закурила. В полной темноте , пробиваемой огоньком папиросы, были слышны только два дыхания: моё, при судорожных затяжках, и мужчины – с усиливающимися хрипами...
               

                Дверь в котельную открылась, и я услышала голоса Вити и Леньки.

- Леньк, может, она здесь?
- Посмотри...
- Так не видать ни хрена...
- Спичку зажги.
- Дай, у меня кончились...
               
Я не узнала собственный голос, так жалобно, испугано и тоненько он прозвучал.
- Витя, я здесь...Иди сюда...

               
               В родную постель я попала к 4 часам утра. Скорая помощь, испуганная мама, первое в жизни «снятие показаний» в 88-ом отделении милиции, где нам пояснили - потерпевший скончался, не приходя в сознание...
               Привычная подушка, мягкое байковое одеяло, пощипывание смазанной йодом ссадины на локте, серое предрассветное окно...
               
               Я лежала с открытыми глазами и видела перед собой залитое кровью лицо, и слышала последние предсмертные слова того человека. В эти несколько минут, показавшихся часами, пришло понимание – ирга кончилась. Началась жизнь...

            
               И теперь, сегодня, вспоминая длинную череду прожитых лет, я с уверенностью говорю всем и себе – я не боюсь смерти!
               Не боюсь потому, что до сих пор не забыла ни лицо умирающего незнакомца, ни его "исповедальное" признание...