Пес-II

Пишу вне очереди. Прости. От того только пишу, что должен с кем-то поговорить. Звонить же ты запрещаешь.

Псу совсем худо. Видимо, температура. Всю ночь он ворочался, пытался бродить, но ноги его почти не держат. Дышит тяжело, вываливая синий язык. Говорить совсем не может.

Под утро вывел его погулять. Было свежо и светало. Он шел рядом, повесив голову и практически опираясь на мое бедро. Потом устал и распластался на мокрой траве. Вытянул лапы и так смотрел на меня своими огромныим карими глазами, что хотелось выть.

Я сидел рядом, курил, а он тяжело уворачивал голову от дыма - терпеть не может запаха сигарет. Даже твоих, сладких и длинных.

Потом он уснул, а мне стало совсем жутко. Мой огромный Пес, неподвижный, дышащий так тихо, что только прикоснувшись губами к горячему сухому носу я и смог это почувствовать, был мне в тот момент роднее всего на свете. Возможно (невероятно), даже тебя. Я вспомнил, как крошечным носил его по лестнице на руках. Как несправедливо лупил по шее за невыученные французкие глаголы и слюни на ковре. Как ревновал к его первой книжке, и как мы отмечали ее мясным беспределом.

Мне было дико и страшно. Я обнял Пса, стал тормошить, кричать что-то громкое и нелепое. Тогда он открыл глаза, тяжело поворачиваясь, сел и положил голову мне на плечо. Потом сказал, чтобы я прекратил пускать слюни. Мне даже показалось, что Пес при этом улыбнулся. Помнишь, как странно он умеет улыбаться. А может быть мне показалось.

Так вот, обнявшись, мы и сидели. Почти шепотом я рассказал ему сказку про Мышь и Тигра, потом еще какую-то другую. Потом мы встали и поползли домой. По дороге он все хотел что-то сказать, но я не давал - зажимал пасть и только теребил мех на загривке.

Сейчас ему чуть легче. Ждем такси, чтобы ехать в больницу. Не к чайке - к доктору.

Еще раз прости, что пишу вне очереди.