Последний путь!

Одинокий путник брел краем леса в зыбких летних сумерках. По запыленной листве носился теплый ветерок.Мелкие духи шалили в чаще.Путник был одет лишь в штаны из волчьего меха и кожаную куртку без рукавов. Его босые ноги окаменели за годы странствий. За его широкой спиной висел лук, а на поясе два коротких копья и колчан. Длинные волосы на лбу были перехвачены толстым шнурком. Что делал он вдали от родного племени?

Много лет прошло с той пор, как покинул Мирослав родное селение у Ильменского озера. В поисках знаний немало истоптал он лесных троп и степных трав. Часто случалось и так что Пекло дышало ему в спину. Порой лишь Перунова печать на его груди спасала от неминуемой гибели. Немало повидал Мирослав в своих странствиях, дружбу узнал и горькую измену. Мимолетные радости исчезали как солнечный блики в неспокойный день, а утраты тяжким грузом оседали на сердце. Друзья умирали на его руках и недруги глумились над его народом. Видел Мирослав, как пылают селения и оскверняют кочевники святые рощи.

Поседели его волосы, истрепалась душа. Жизнь подходила к концу, но Мирослав был спокоен. Потому что шел он всегда верным путем – по стезе Прави. Не давал ложных зароков, богатые требы возносил богам и людей зазря не обижал. С луком и коротким двумя копьями шел он к морю, веруя, что обретет у священных вод Понта последний приют. У далекого теперь Ильменя остались двое сыновей и могила верной подруги – Святославы. Дети давно встали на ноги и воевали теперь в княжеской дружине. На все воля Рода Единого, а Мирослав покинул однажды родную хижину в священный рассветный час, чтобы повидать морские воды. Как старый волк, шел Мирослав на встречу смерти.

Проезжие гости любили рассказывать о Царьграде и городе Киеве, что стоит на Непре. Все племя приходило тогда послушать краснобая. А князь шутил, что попади такой болтун к древлянам, то живо бы поджарен был да съеден. Повезло ему мол, что мы, ильменцы, спокойны и воевать не любим не повода. С гостя тогда все самодовольство вмиг слетало. Ну и смеялись над ним тогда воины и селяне! Но все равно любили слушать они образованных людей, сами еще полудикие и невежественные. И гость продолжал свой удивительный рассказ…


.. Резкий крик разбудил Мирослава. Утомленный долгим переходом он незаметно задремал у лесного ручья, уверенный в своей безопасности. Но в лесу был кто-то еще, и, скорее всего, враг. Мирослав мысленно восславил Перуна и натянул тетиву своего лука. Вскоре крик повторился и лес начал сотрясался от глухих ударов. Похоже, кто-то орудовал топором в этом диком краю. Стремительно, как лесной уж, Мирослав спустился на дно оврага, у которого так опрометчиво заснул. Кто знает, к чему приведет эта ошибка?
Мирослав вскарабкался по глинистому склону и осторожно огляделся.

В сотне шагов от него березовая роща переходила в луг, поросший густой травой. На поляне разгорался костер, наполняя воздух светом и дымом. Вокруг него стояли обнаженные по пояс воины. По увенчанным рогами шлемам Мирослав узнал в них готов. Поляне, что обитали в этих краях, ненавидели готов, которые разбили дружину князя Буса и обложили славян непосильной данью.


Готского короля Амала Винитара, многие сравнивали c темным волхвом, когда его панцирная конница, словно Посвист неслась по степи. Но лишь черной хитростью одолеть смогли готы антов. Лютой смерти предали вороги Буса за непокорность его.

Но ослабело потом готское воинство. Кочевники гунны и
король Атилла изгнали готов с земель полян и погнали дальше на запад. Более не слышно было ничего об этом народе среди славян. И вот теперь они вернулись.
Мирослав снова нырнул в овраг и побежал прочь вдоль ложа пересохшего ручья. Влажная земля хлюпала под ногами, ветви ив били по его лицу. Но Мирослав знал, что ни к чему ему встречаться с названными гостями. Будь с ним десятков пять стрелков, то готы узнали бы меткость славянского лука на своей шкуре. Но не за этим шел Мирослав своим длинным путем.

Овраг кончился и бескрайняя холмистая равнина раскинулась перед усталым воином. Вне леса Мирослав чувствовал себя малым ребенком в волчьей пасти, но другого пути не было. Добежав до ближайшей возвышенности, Мирослав рухнул на траву и забылся в глубоком сне.
Море колыхалось перед ним, как золотистое полотно. Словно счастье тысячи людей сразу, как приют всех обездоленных. Мертвое и живое одновременно, оно сверкало и переливалось в цвете закатного солнца. Море звало к себе, в свои влажные объятья. Твердо шагающему по своему пути навь-смерть не страшна, так пусть ей быть здесь. Мирослав шагнул в теплые воды…

- Uhtn!Venedos! – гортанные, резкие слова неслись над степью, как хищные птицы.

Готское войско шло вперед, сминая желтую траву. Мирослав скатился к подножью своего убежища, но было поздно. Разъяренные готы набросились на него. Тут бы и конец пришел славному воину, да видно по-другому рассудили боги.
Седой гот склонился над связанным и что-то пробормотал на своем языке. Мирослав помотал голов, не понимаю, мол, ничего из речи твоей темной.

- Venedu, fremde? - спросил гот, повышая голос.
- Не ведома мне твоя речь. Толмача позови или убей, если не нужен тебе я.
- Венед, отметник. Жрети тебя в былые времена, оле ныне ты кощей наш.
- Пустил бы те меня. Рука моя дрожит, силы ушли. Роду не княжеского, выкуп
- Не ****ословь впустую, аркуда венедская. Видели тебя мои люди ночью, так полз ты зело борзо, яки выжлец. Нужен мне такой смет в войске.
- Дозволь мне уйти.
- Haablish! Венеду три раза объясни – все мало. Поведано – заповедано.
- Что хочешь, гот?
- Задумал я покорить венедские земли покорить во имя
- Верно баешь, аркуда. Задумал я покорить венедские земли во имя Германареха. Проведешь меня безопасным путем к граду Киеву – иди абие. С****нешь - живота гонежу.
- Не бывать этому. Всяк своего бога славит, до нави самой и князю своему верен превыше других.
- Помнити тебе до зори срок. После – в потреб, haablish!

Мирослава связали по рукам и отряд двинулся дальше. Готское войско продвигалось на север, все больше удалясь от заветного Моря. Меховые сапоги воинов топтали степную траву, терзали землю славянскую. Рога на их шеломах сияли черным светом под лучами Дажьбоговой колесницы.
Тяжелы были думы Мирослава. Прожить жизнь свободную, правильную и с честью умереть – вот первое блага для славянина.

Смрадные псы, о которых и памяти уже не осталось, снова грозят славным родам матери-земли. Служить им – стыд великий, не прощаемый. Дожив до седых волос, Мирослав не боялся уже туманного образа смерти, но все же страшился оставить явленный свет. Десять месяцев шел он от земель словенских, по Волхову-реке, через кривичей и радимичей, полян и уличей, к тиверцам, что жили у самого моря. Видел полноводный Непр и Киева осыпи острожные. Все ради мечты горний. Всяк свой Алатырь камень зрит, Мирослав же хотел знать, что диво такое – море. Родной Ильмень и бескрайнее Чудьское озеро волновали сердце каждого словена, но темный и беспокойный Понт манил Мирослава, как великий кощун. И теперь мечта его все дальше. Утром его не станет.

Вечером готы вышли на купеческий тракт, истоптанный копытами сотен лошадей. Кочевые обры и хазары иногда грабили в таких местах греков, которым некуда было уйти в открытой степи. Конечно, удобные для засад пороги Непра были еще опасней, но и здесь купец без охраны рисковал потерять жизнь вместе со всеми деньгами и товаром.
Мирослав вглядывался в суровые лица готов и думал о том, что скажет на том свет Святославе.

Сердце глухо билось в груди воина, гоня темную кровь по жилам. Стая воронья летит к рубежам его отечества, а он впервые не может ничем помочь. Не видать ему богатой тризны, тело же готы швырнут где-нибудь у дороги на съедение коршунам. Жар Пекла уже обжигал лицо Мирослава. Духи предков ждали от него верного решения, а он все медлил. Неужели так слаб он, что позволит исполнить замысел? Не бывать тому, пока жив последний славянин, но какой ценой оплачена будет победа?

Ночевать остановились у лесной реки. Мирославу связали руки и швырнули на мокрую траву. Глядя, как месяц плывет среди призрачных облаков, все больше осознавал он скорую погибель. Степной ковыль колыхался от дыхания ночного ветра, словно морские волны в бурю. И так тоскливо стало славянину, так сдавило сердце кручиной, что мир вокруг словно поблек. Готы молча сидели у бездымного костра, точили мечи и протирали рогатые шлемы. До самой полуночи прибывали они к стоянке, новые костры вспыхивали то тут, то там. Великая рать собиралась, чтобы одолеть славянские народы.

Мирослав лежал без сна до самого утра. С запахами тумана и лесной гнили уходила надежда на спасения. И вдруг словно ледяная рука коснулась его плеча. Обернулся Мирослав и обомлел. Сама Мара-судьба, облачная дева, что появляется на самых крутых поворотах земного пути, предстала перед ним. “Вот и смерть моя пришла”, - подумалось Мирославу.
- Не угадал, человече. И угадал тоже, – произнесла Мара не разжимая белесых губ.
- Постой, погоди …., – начал было Мирослав, но Мара исчезла.

Только два ярко-красных, пятнистых гриба остались лежать там, где была призрачная дева. Мирослав поразмыслил малость и протянул руку к грибам. Откусил кусок, сморщился, но проглотил холодную плоть мухомора. Горечь скрутила его живот, но Мирослав продолжал есть. Скоро грибы начали действовать. Деревья вокруг закружились с тошнотворной скоростью, перед глазами поплыли красные и синие пятна. Охраняющий его гот вскочил и криком побежал к палатке вождя.
- Кончается, поди, - неуверенно доложил солдат.
- Что такое, смет?
- Помирает венед. Весь пятнами изошел, хрипит, посерел, как пыль.
- Куда ты глядел, паскуда?
- Вечером здоров был. Может зелье выпил какое?
- Ладно, уходим. Другого найдем, а он все равно бы отказался. Труби сбор!

Готы ушли, а Мирослав остался лежать, погруженный в свое безумие. Страшные нелепые картины в его голове сменяли друг друга, сплетаясь в невообразимом вихре. То Святослава говорила с ним голосом воина-гота, то вспыхивала огнём родная деревня. Небо и земля поменялись местами и все кружились они, как два лебедя в черном пространстве. Но всего чаще являлось видение Мары. “Должок за тобой остался, скоро отдавать придется. К Велесу опоздать никому не дано”.
А Мирослав лишь слушал, не в силах сделать хоть что-то.

Прошел месяц. Мирослав перевалил через цепь валов и перед ним открылся удивительный вид. Сверкающе море раскинулось до самого горизонта, переливаясь в вечном движении. Мирослав застонал и побежал вперед по песчаному пляжу. Скоро соленые теплые волны приняли измученное тело старика, обняли, завладели и поглотили.

<Vick Romanoff>