Воспитатель
– Пётр, – строго замечал бдительный дедушка, – твоя возня слишком однообразна. Ты всё время перекатываешь машинки и посыпаешь их песком из ведра.
– Я играю, – говорил в ответ Петенька, чуть смутившись.
Ему больше всего на свете нравилось катать машинки и сыпать на них песок, но Михаил Степаныч находил это занятие бессмысленным.
– Что обозначает твоя игра? Ты разыгрываешь картину стихийного бедствия? Или, возможно, игра обозначает сцену автокатастрофы?
– Я не знаю, – молвил Петенька, не отрываясь от ведерка и машинок.
– То, что ты не знаешь, – очень скверно, – развивал мысль непонимающего внука Михаил Степаныч. – Всякое занятие должно иметь смысл.
– Но я же играю, – смущался пуще прежнего Петенька, как-то интуитивно схватывая разницу между игрой и серьезным занятием, и внутренне протестуя против поиска смысла в игре.
– Верно, но всё же ты разыгрываешь сцену автокатастрофы. До какой жестокости доводит детей современное телевидение. Грабежи, насилия, разбои …
Михаил Степаныч мечтательно откинулся на спинку скамейки с начавшейся было мыслью: «Вот в наши годы …», но вновь предусмотрительно сконцентрировался.
– Петр, – промолвил строгий Михаил Степаныч, – уже четверть первого. Пора заканчивать игру: тем более, если в ней нет никакого смысла. Ты можешь перегреться.
– Не могу, – бормотал Петенька по-прежнему смущенно.
– Время идти домой, – сказал Михаил Степаныч более настойчиво и встал со скамейки. – Складывай свои машинки в ведро: идем. Время заниматься арифметикой.
– Но я не хочу заниматься арифметикой.
Петенька поднял взгляд на Михаила Степаныча. Глаза мальчика выражали жалобную просьбу.
– Отчего же? – вопросил Михаил Степаныч, глядя на внука поверх очков.
– Мне неинтересно.
– Дела делать никогда не интересно. Тем не менее, делать их надо. Надо с малолетства вырабатывать в себе чувство долга.
– А что такое чувство долга? – поинтересовался Петенька.
– Чувство долга – это занятие арифметикой.
Михаил Степаныч явно не желал переходить к проблемам общефилософским и перегружать разум и без того несмышленого внука обобщениями.
– Но если неинтересно? – пролепетал, пытаясь сопротивляться, Петенька.
– Интерес и долг – вещи несовместимые. Всегда хочется лежать на диване или безобразничать, а долг велит заниматься арифметикой.
– А мне почему-то не велит … – пробормотал Петенька.
– Это от того, что ты лентяй, – безапелляционно заявил строгий дедушка. – А с ленью надо бороться. Я буду наказывать тебя, Петр.
– Знаешь, дедушка, а я тебя не боюсь, – заявил Петенька открыто и с хитринкой во взоре. – Ты всегда обещаешь меня наказывать, а потом прощаешь. Вот бабушка говорит, что надо не наказывать, а воспитывать. И если мальчик упрямится, надо сказать так, чтобы ему стало стыдно.
– Так ты подслушивал вчера у дверей? – возмутился Михаил Степаныч.
– Нет, я никогда не подслушиваю, – сказал Петенька уверенно и с гордостью. – Бабушка научила меня, что подслушивать стыдно.
– Стыдно мальчику бывает только тогда, когда его наказывают, – возразил Михаил Степаныч, слегка стушевавшись.
Опомнившись, он добавил:
– Бабушка часто говорит неправильно. Такое воспитание вредит нравственному развитию ребенка. Поэтому сейчас мы идем заниматься арифметикой, ибо всё надо делать вовремя. А после ты будешь наказан.
– Как же? – поинтересовался Петенька.
На несколько секунд Михаил Степаныч погрузился в мучительное раздумье. Нашедши вариант наказания (хотя и очень, по его, Михаила Степаныча, мнению, нестрогий, за что он, Михаил Степаныч, будет потом укорять себя в мягкотелости), он отчеканил:
– Неделю ты не подойдешь к песочнице …
Михаил Степаныч собрал внуковы игрушки, взял Петеньку за руку и повел его заниматься арифметикой. Однако, строгий дедушка чувствовал какую-то недосказанность своей угрозы, и спустя несколько мгновений прибавил тихо:
– … в моем присутствии.
Хлопнула дверь подъезда.
30 мая 2002 г.
Свидетельство о публикации №202053000045