Отлей-ка в лейку!

Давным-давно, когда я ещё ходил в школу и вообще был хорошим мальчиком -- хотя в это и трудно поверить -- случилась со мной сия замечательная история. Для начала хочу сделать небольшую вводную дабы дать вам некоторое образное представление о месте происшествия. Дело было на Украине где-то году в 1994-ом, эдак в марте или апреле, когда приятное весеннее солнышко заставляет забыть обо всём на свете и толкает на различные романтические подвиги молодых людей навроде меня например. Впрочем наша учительница украинского языка этих амбиций не разделяла ни коим образом и почему-то хотела что бы я и все мои одноклассники как один сидели скрючившись за партами и изучали премудрости «соловьйинои мовы» вместо того что бы в хорошем настроении зависать в каком ни будь парке, сходить с ума от аромата только что распустившихся цветов и вообще радоваться жизни. Впрочем, эта самая учительница была законченной лицемерной сволочью и могла испортить жизнь любому. Ни когда не забуду как она за два месяца до путча навсегда испортила жизнь парню который пришёл на День Конца... Учебного Года в жёлто-синем пионерском галстухе и как она после этого пришла на первое сентября с плакатом типа «За Вильну Украйину!» Вообще устраивать кому ни будь неприятности она любила и даже очень. В её привычки ещё входили такие милые свойства как ставить шесть двоек за один урок, обрекая тем самым несчастную жертву на верную двойку в четверти. Она любила закатывать страшные истерики родителям, любила настраивать всех учителей против того кто нечаянно попадался под горячую руку, а уж о том как она любила всех кто не являлся истинным арийцем вообще и меня в частности я просто молчу...

     Так вот, угораздило меня героя прийти на урок украинского с заспанной физиономией и невыученным домашним заданием, что между прочим катило как минимум на четыре двойки: за невыученный стих, за черезмерную заспанность, за неуважительное отношение к предмету (ну типа стих велекого Шевченко не выучил и ещё со стыда не умер, а нагло носом клюёшь), ну а четвертая двойка обязательно прилагалась «за тэ що погани жиды в усэму повынни». Вообщем ничего радостного мне не светило и зафига я попёрся на последний урок ни кому толком было не ясно. Вообще-то такого рода подвиг был немножко не в моём стиле. Короче, припёрся я на урок и застал класс за более чем интиллектуальным занятием: ребята с диким гыгыканьем скакали по партам и кидались друг в дружку красной пластмассовой лейкой которая предназначалась вообще-то совсем не для этого занятия, а для поливания полудохлых цветов на подоконнике. Сами по себе цветы были отдельной историей. Уж не знаю почему но дамам с таким темпераментом как у нашей патриотической училки просто мало самих себя. Поэтому они обязятельно заводят себе либо противную общипанную дворняжку с острыми зубками и манерой пускать эти зубки в ход как только появится возможность, либо вялый одуванчик в флаконе с выдохшимися духами. Кому что больше подходит. Таковое дополнение к своей и без того широкой натуре охраняется как зеница ока и горе тому кто сломает увядший стебель или пнёт под зад барбоса -- такие шутки даром не проходят! Короче, наша училка избрала «вялый одуванчик», хотя мерзкая собачёнка подошла бы ей гораздо больше. Впрочем, не исключене что собачёнка тоже имелась и об этом замечательном факте просто ни кто ни чего не знал. Так или иначе, кормящая «вялые одуванчики» лейка летала по кабинету как чёрт в ступе и била по головам всех до кого долетала. В какой-то момент она разумеется избрала своей целью меня только что раскрывшего учебник что бы выучить злополучный стих. Учебник пришлось отложить, лейку поймать и задуматься над тем в кого ею запустить. В это время дверь тихо открылась, но я не стал поддаваться своим дремучим инстинктам и вместо того что бы запустить лейкой в дверной проём, аккуратно поставил её под парту. Наверно это было самым мудрым решением за всю мою предидущую жизнь по тому что в кабинете появилось не что иное как его хозяйка. Страшно даже подумать чего могла стоить такая весёлая выходка, аж мороз по коже. Если бы жертве этого гипотетического преступления дали право судить за него, то она неприменно приговорила бы к тройной сметрной казни: за надругательство над ней любимой, за надругательство над её любимой и единственной лейкой, а так же «за тэ що погани жиды в усэму повынни». Однако преступление не было севершено и казнь если и не отменялась, то была по крайней мере отсроченна -- что не говори, а с последним аргументом ничего не сделаешь.

     После входа училки в кабинет бурное действо продолжалось не долго. Поняв что дело пахнет керосином, ребята замерли как каменные изваяния оставшись в тех позах в каких их застала «Леди-Смерть». Вся эта картина почему-то напомнила мне легенду про Персея и Медузу Горгону, окаменяющую своим взглядом. Как сейчас помню «статую» Саши -- истинного арийца и ярого антисимита, стоящую одной ногой на учительском столе и занесшего вторую для прыжка в центр кабинета. Узрев такое дело, учительница издала хрип и тоже кажется окаменела. Так длилась несколько долгих секунд пока Саша не потерял равновесие и не грохнулся к ногам пылающей огнём справедливого возмездия жертве этого кощунственного святотатства. Пока училка сверлила глазами Сашину арийскую физиономию, все быстренько разбежались по своим местам, стали по стойке смирно и сделали вид что так и было. Две двойки Саша всё таки получил, хотя принадлежность к «потомкам божественного Ория» или далёкое родство с Яфетом несомненно спасли его от гораздо более неприятных последствий. А вот окажись на его месте кто ни будь из «избранного народа» или будь он просто дальним потомком Сима в пятсотом поколении, даже страшно подумать что могло случиться

     На этом всё не закончилось. Придирчиво оглядев «осквернённый» стол, наша мучительница воспылала таким гневом что перед ним меркло всё на свете, включая её недавнюю ярость.

     -- Що? Цэ? Такэ? (что это такое?) -- мёртвым голосом произнесла она, -- Що? Цэ? Такэ?

     Класс молчал, не понимая о чём идёт речь вообще, но уже догадываясь что за это будет.

     -- Що? Цэ? Такэ? -- в последний раз вопросила училка, тупо глядя куда-то на стол.

     Класс недоумевал и трепетал одновременно.

     Видя что так дело не пойдёт, училка подняла на нас свой убийственный взгляд, подумала что-то вроде «каждой твари по паре», потом подняла на наше обозрение помятую сашиными ботинками газету. На газете был изображён чей-то портрет, кажется какого-то патриотического националистичного поэта, но всё что можно было разглядеть это две дырки вместо глаз, за которыми просвечивала училкина фиолетовая кофта. Ещё что-то было написанно под фотографией то-ли чёрной ручкой, то-ли тонким фламастером. Разобрать надпись было недьзя, но её суть, слово в слово, была немедленно изложенна нам.

     -- Мне мама. В детстве. Выколола. Глазки! -- ледяным тоном (с небольшим брезгливым подвизгиванием) продекламировала наша патриотическая учительница в гробовой тишине.

     Класс задыхался от хохота, люди падали как подкошенные и только на задней парте сидел отличник Владик и отрешённо изучал надписи на партах. Владик был просто примером святой заученности -- он был абсолютно несведущ во всём что не касалось физики и математики, в том числе он был несведущ и в анатомии, а если и был, то знал только латинские названия частей тела, но ни как не русские-народные. Вообще я поражаюсь как могут существовать такие люди, но факт остаётся фактом -- мир велик и в нем есть всё. Теперь гнев был обращён на Владика по тому как мало того что он один из тех кто «во всём виноват», так ещё ему и всё до фени, сидит себе читает что-то, наверно задачник по физике. Дальше последовал примерно такой диалог:

     -- Ну що ты там такэ цикавэ чытаешь? --спросила учительница.

     -- Тэ що на парти напысанно, -- невозмутимо ответил Владик.

     -- И що там напысанно? -- ядовито уточнила наша патриотка.

     -- Там напысанно... эээ... «залупа»... -- всё так же невозмутимо ответил наш главный отличник и хотел было узнать значение этого слова, как вдруг случилось нечто подобное извержению вулкана. Сначала лицо учительницы побелело, глаза бешенно заврощались потом лицо налилось кровью и только когда оно начало немного синеть изо рта вырвался яростный вой:

     -- Я ТОБИ ПОКАЖУ ЗАЛУПУ! Я ТОБИ ЗАРАЗ ТАКУ СПРАВЖНЮ ЗАЛУПУ ПОКАЖУ!

     Класс умер. Стихли даже вялые стоны. Мы были просто шокированы и поражены до потери пульса. Училка ещё какое-то время задыхаясь от ярости вращала глазами, потом в течении минуты осозновала сказанное, затем раз десять изменимась в лице, заявила что ей надо куда-то там позвонить и пулей вылетела из кабинета. В течении следующих пяти минут мы приходили в себя. Надо отдать нам должное -- мы справились с этой задачей достаточно быстро и продолжили царившее до входа училки безумное веселье.

     Прийдя в себя я попытался сесть за парту, но поскользнулся на какой-то неаппетитной склизкой жидкости находящейся под столом и неприменно явивлявшейся продуктом переизбытка разбушевавшихся в чьём-то теле весенних гормонов. Больно ударившись головой об спинку стула, но удержавшись от падения в эту мерзостную лужу, я заставил себя забыть об этом недоразумении или хотя бы постараться думать что это всего лишь плевок или пролитая вода. Думать о том как кто-то мастурбировал под партой внимая патриотическим речам нашей училки мне совершенно не хотелось. На данный момент меня волновали две вещи: невыученное стихотворение и переполненный мочевой пузырь. Передо мной стоял выбор достойный истинного философа: заняться премудростями науки или поддаться на уговоры плоти. Второй вариант был безжалостно отвергнут и я приступил к изучению стихотворения. Наверно всё было бы хорошо, но когда мне в третий раз попались на глаза строки о каком-то журчащем ручейке, природа взяла своё и мне безудержно захотелось ссать.

     Как я уже упоминал, в начале урока я имел несчастье поставить наподалёку от себя красную пластмассовую лейку. Так вот, фаллистический образ этого предмета только усугубил дело. Я представил себе как кто-то поливает цветы, услышал тихое журчание, мне безудержно захотелось тоже что ни будь полить и как можно скорее. И тут в мою ошалевшую от ярких картин голову пришла одна из самых идиотических идей какие только могут туда прийти. Я захотел поссать в лейку и тихо заявил об этом самому себе вслух. Слово -- не воробей, вылетит -- не поймаешь. Идея была подхваченна тремя окружающими меня ребятами с таким восторгом что пути назад просто не существовало. Теперь совершение такого рода подвига было для меня не просто бредовой идеей, а делом чести! Всё что я мог сделать это попросить окружающих сесть поближе к мне и прикрыть таинство мочеиспускания от недобрых глаз.

     Дальшейшие события развивались довольно быстро. Моя пиписка была извлеченна из широких штанин и засунута в узкое горлышко лейки. В течении полутора минут я блаженно ссал туда и корчил самые что ни на есть довольный рожи. Окружающие с замиранием сердца смотрели на это завораживающее зрелище впитывая в себя каждый звук божественного журчания. Через какое-то время замерло сердце и у меня самого, по тому что кто-то вошёл в кабинет... но это был всего лишь антисимит Саша, который решил справить нужду более цивилизованным, но менее романтическим образом. Всё последующее время я сидел как на иголких и получал какой-то особенный вид извращённого удовольствия которое доступно только какому ни будь горе-любовнику занимающимся этой самой совей горе-любовью с женой мента который в свою очередь с минуты на минуту должен заявиться домой в стельку пьяный и весьма буйный. Когда дверь открылась в очередной раз, моё сердце снова дрогнуло, но это кто-то уходил справить нужду и я в очередной раз подумал как просто было бы мне стоять сейчас над унитазом и радоватья жизни. Когда дверь открылась в третий раз железные мои нервы позорно сдали. Тугая струя тёплой мочи вышла из под контроля, обдала всех окружающих и тут же пропала, сделав своё тёмное дело. На счастье это снова была не училка, а тот кто совсем недавно шёл в парашу, а может и не тот, это не важно.

     На реакцию моих соседей надо было посмотреть. Ребята попрыгали так как будто бы под парту кинули гранату, а их громкий визг можно было слышать на другом конце города. Тем временем я, тихо матерясь, сосредоточенно пытался запихнуть пиписку обратно и придумать что мне делать дальше. Когда пиписка была наконец-то надёжно спрятанна в трусах, я приступил к действию. Пулей метнувшись к доске, я схватил тряпку предназначенную для вытирания этой самой доски и бросился заметать следы преспупления. Когда следы были стёрты, а лейка отставленна как можно дальше, я приложил титанические усилия что бы заставить своих обоссанных товарищей вернуться на их не менее обоссанные, но уже вполне сухие места и сделать вид что ничего не случилось. И только когда все эти действия были завершены, училка соблагоизволила вернуться в кабинет.

     Больше ничего особенного не происходило кроме того что идя отвечать у доски, я понял что ширинка расстёгнута и прилюдно её застегнул, но учительница этого дела не заметила и даже двойку не поставила.

     Эпилог. Прийдя на следующий урок украинского, мы застали училку в настоящем трауре -- ВСЕ цветы на подоконние безвозвратно завяли. За это она проклинала «усих поганых жидив», а я слушал всё это, наслаждался и поиговаривал «И шо бы вы думали? Мы --- таки да! -- во всём виноваты!» Ну а ещё у нас появилось два дежурных выражения: «Я покажу тебе залупу!» и «Поссы в лейку!» А так больше ничего особенного. Вот она какая жизнь молодая.