Дом на колёсах

День первый.

Ну почему, почему жизнь такая ***вая? Посудите сами, на дворе весна, травка зеленеет, солнышко блестит, птички летят куда-то вдаль, кайф короче. А у меня на душе только кошки скребут и даже не смотря на то что кошек я люблю, легче мне от этого не становится. Скучно. Мне пятнадцать лет, а кажется что уже наступила старость. Все друзья, если этих козлов так можно назвать, как будто бы вымерли. Кому ни звонил – везде облом. И бабы нет. И выпить хочется. Купить что ли пива и залиться им? Но самому пить – гиблое дело, ну его нафиг лучше.

Я лежал с закрытыми глазами на раскалённой мраморной плите, ограждающей вход в метро, подставлял своё голое пузо беспощадным солнечным лучам и предавался таким горьким раздумьям.

«Миша, это ты?» -- тихий голос доносился откуда-то слева. – «Блин! Точно ты! А вырос, падла, не узнать тебя теперь. Чё волосы такие длинные? В хиппи записался? Ну, вообщем-то тоже путь, хотя панки прикольнее. Слушай, а ты где...»

Я уже разлепил глаза, свесил ноги с плиты и уставился на этого человека, с трудом узнавая в нём моего бывшего одноклассника Дениса, с которым ни когда не был в особо дружественных отношениях, но чем-то мы были похожи. За те пять лет которые я его не видел, Денис сильно изменился. И дело было таже не в том что он был брит налысо, оставив только выкрашенный в неоново-зелёный цвет чуб. Он вырос, взгляд изменился, уже появилась морщина на лбу, пара шрамов на подбородке, некогда пухлое лицо высохло, пожелтело. Денис тем временем продолжал говорить.

«...тогда получается так что и тебя самого как бы не существует, а есть лишь только единая бесконечная сущность которую я и называю Богом.»

«Хорош грузить, богослов.» -- оборвал его я, -- «Пошли за встречу лучше выпьем. Не знаю есть там твой Бог или нет, но душа есть, это точно, я это знаю по тому что она у меня сейчас болит и просит алкоголя.»

Денис немного поморщился, то ли от того что я так бестактно прервал его проповедь, а может просто по тому как вид у него был довольно похменльный и даже думать о спиртном ему вероятно совсем не хотелось.

«Я вообще-то пить не очень люблю» -- сказал Денис.

«Даже пиво?» -- удивлению моему не было предела.

«Ну... разве что пиво. Но только немного. Ну, по бутылочке, не больше.» -- он на мгновение отвёл глаза. Что-то странное было в его виде, болезненное. Какое-то истощение, и странный блуждающий взгляд горящих силой глаз. Чем-то он был похож на одержимого, что до последней капли крови, без сна и отдыха, будет бороться за свою идею. Похоже, точно богослов. Что жизнь с людьми делает? Семьдесят лет Бога не было, и вот вернулся призраком прошлого, снова вошёл в моду. Страшную, бездумную, всепоглощающую. По сути дела религия и мода – одно и то же, люди делают ТАК по тому что ТАК делают ВСЕ. А там, на верху, сидит кто-то и дёргает эту тупую массу за ниточки. Гонит всех то в магазин, то в церковь, да что там говорить... все эти наши «неформальные» движения тоже далеко не так чисты как кажутся. Я, на данный момент, проникся убеждениями хиппи, они мне нравятся, они близки моему сердцу, но ведь не я их придумал как и ни один из тех кто кто об этих убеждениях мне поведал. У церкви конечно проще получается, всё де от Бога и слово его – закон наш. А вот толкнуть какой ни будь новый фасон или тем более идею гораздо сложнее, но наверняка возможно. Что бы там не говорили злые языки, у нас хиппи есть цель и она гораздо важнее какой ни будь великой стройки. Мы строим новое общество. Наша цель – мир, гармония и взаимопонимание. У панков наверно тоже есть своя цель, и эта цель не столько в анархии, которую они воспринимают как-то уж совсем апокалиптично, а в моральной подготовке себя ко всему. Панки не должны ничего не боятся, панки не должны ни чему удивляться, они должны воспринимать всё как есть и исходить из этого. Панки чем-то похожи на сырую глину с достаточным количеством мозгов для того что бы вылепить из неё человека подходящего для любой ситуации, но только они и ни кто другой могут решать что именно из себя лепить. Они необходимы на тот случай если мы облажаемся... или уже облажались.

«Да ладно там, не всё так плохо. Когда врубишься будет прикольно.» -- я только заметил что весь путь до пивного ларька Денис не переставал говорить, а так же понял на сколько мрачным стало моё лицо.

Я купил пару бутылок какого-то новоявленного отечественного пива и пачку «Ротманс».

«За встречу.» -- я опрокинул сразу пол бутылки внутрь и мне показалось что в иссохшем от жары горле зашипело как на сковороде, а пиво то ли испарилось, то ли впиталось в пищевод, так и не дойдя то желудка. Денис деликатно отпил пару небольших глотков.

Мы сели на скамейку под деревом в десяти шагах от ларька и, наслаждаясь прохладой, допили остатки пива.

«Скучно, говоришь...» -- Денис совсем разомлел, слова выходили из него медленно, как улитки, -- «сёдни можно нехило затусовать у одного... вообщем на одной хате. Там хорошо, спокойно, менты не пасут...» -- он на секунду осёкся, -- «ну и прочей городской нечисти тоже нет. Вообщем, лафа. Пойдём?»

Мне было абсолютно всё равно. Даже стрёмное поведение Дениса меня не смущало. Пятница, я только успел прийти со школы, бросить дома портфель, поругаться с родителями до такой степени что домой возвращаться страшно не хотелось, сел на автобус и приехал в цетнр города с целью пройтись по всем тусовочным местам и встретить кого ни будь из знакомых, или даже не знакомых, но пьющих и желательно интиресных людей.

«Пошли.» -- безразлично сказал я, -- «Кстати, там нальют?»

«Не думаю что у них что-то осталось,» -- ответил Денис, -- «сам понимаешь, когда на хате постоянно кто-то тусует, то сложно сказать в какой момент что будет и когда оно закончится...»

Намёк я понял. Действительно, в незнакомый дом да без подарка – не красиво как-то и нагло получается, а наглость мы хиппи считаем одним из самых страшных грехов. Я порылся в кошельке и насчитал что мне как раз хватает на литр «Распутина». Водка это конечно гадостная, но ни на что лучшее у меня денег нет, а на меньший объём я не соглашуть по тому как всё равно мало будет. Подойдя к киоску, я порадоватся тому что цены со вчерашнего дня всё ещё не изменились, что было так характерно для того времени. Я сунул в окошко два стотысячных фантика и постучал по стеклу, указывая на бутыль с вожделенным напитком, которую вскоре и получил от продавца.

Всю дорогу Денис молчал, пялясь в окно, только изредка указывал на какие-то достопримечательности и крадко объяснял чем так знаменит тот или иной покосившийся сарай. Я подумал что из любого столба можно сделать достопримечательность если сказать что когда-то давным-давно под этим столбом на пьяную голову отливал какой ни будь Пушкин или Шевченко, даже поэтическую тусовку под этим столбом можно организовать.

Заводские районы я никогда не любил. Пристанище быдла, которое только и ждёт того что бы дать мне в лоб. Пацифисм-пацифизмом, а руки сами нащупали во внутреннем кармане надетой на голое тело джинсовой куртки «телескоп» -- раскладную стальную трубку которая в сложенном виде почти умещается в кулаке, а если её разложить то с лёгкостью ломает как кирпичи так и кости. Вот такие мы пацифисты, подумал я, бывало как начнём кого ни буть пацифиздить... А вообще есть даже такое учёное слово – «пацификация», а по-простому -- «умиротворение» и когда кто-то слишком наглеет то приходится проводить эти неприятную процедуру. Цепь с шеи я снял и сложил в карман брюк – это не серебро или золото которое тут же рвётся, а закалёная сталь, которой не то что меня, быка удушить можно.

Денис шёл уверенно, как и подобает настоящему панку, нагло, по-хозяйским разглядывал окрестности. За пятнадцать минут ходьбы от остановки он умудрился коротко рассказать какую ни будь весёлую историю связанную с каждым кустом и мусорным баком которые встречались на нашем пути. Похоже здесь ему был известен и был им обблёван каждый камушек, а про каждый дом Денис мог с уверенностью сказать сколько раз он на него мочился.

Поднявшись на шестой этаж новостройки, мы переступили порог однокомнатной квартиры в которой по описанию Дениса должен был находиться местный филиал райских кущей. «Кущи» выглядели довольно сомнительно. Моим глазам предстал довольно захламленный корридор в кучей сваленной вместе с одеждой обуви. Встретил нас хмурый парень с сонными глазами, которого Денис представил мне как Петра и я подумал что этому Пете ещё расти а расти до того который по идее стоит на вратах рая. Вообще, чем-то он походил на самого Дениса. Глаза такие же усталые, блуждающие, но есть в них какой-то свет, какая-то энергия. Видать у них тут суровый запой, того такие иссохшие все, хорошо что водки купил. А вообще что с этих панков возьмёшь? Про закуску они наверно тоже ни когда не слышали.

Я вошёл в единственную комнату, где на полу лежали не очень чистого вида матрацы, на которых сидели ещё четыре человека. Вероятно на этих же матрацах пологалось и спать по тому как не было даже намёка на нормальную кровать. В углу стоял обшарпанный, но достаточно добротный письменный стол, заваленны какими-то исписанными бумажками, флаконами, окурками и прочим бытовым барахлом. Возле стола даже был стул на который тут же уселся Пётр – как хозяин квартиры. Пол выглядел не чище стола, даже грязнее. Пустые бутылки из под спиртных напитков и какие-то разорванные упаковки распологались на этом полу в добавок к бычкам и бумажкам. Панки. На меня уставились четыре пары мутных глаз. Того огня, что я заметил у Дениса и Пети, в этих глазах не было. Две девушки. Одна довольно симпатичная, с короткой стрижкой, покрашенной в уже немного выцветшие радужные цвета. Другая – просто бритая наголо, но с фиолетовыми бровями. Парни выглядели немного цивильнее. У одного вообще был такой вид как будто бы он то-ли поп-, то-ли порно-звезда. Чист, аккуратно и довольно стильно одет, на голове пижонская причёска. Другой был небрит, волосы на голове всклокоченны, футболка и джинсы в пятнах, однако вид у него был всё же просто немного запойным, но отнюдь не прогрессивным.

«Миша.» -- я приложил правую руку к животу и немного наклонился вперёд, изображая почтительный полупоклон. Ответом мне служила тишина и всё те же раздражённые, даже немного испуганные взгляды.

Я подошёл к столу, достал из пакета литр, поставил его на стол и торжественно произнёс.

«Мир этому дому. Да укрепят дружбу нашу гостинцы что несу я в него...» -- я немного замялся под этими испепеляющими взглядами, -- «... ну точнее один гостинец. Пить кто ни будь будет или я это всё себе нёс?»

«Будем, будем, ты не переживай. Выпить – оно тоже не плохо.» -- с небольшим подозрением в голосе произнёс «запойный», – «Кстати, меня зовут Артём.»

«Вера.» -- нехотя сказала бритая.

«Надежда.» -- донеслось со стороны «радужноголовой», после чего она вдруг ехидно хихикнула.

«А любви в мире не существует.» -- закончил за неё «пижонистый», сделал небольшую паузу и сказал, -- «Саша.»

Пожимать руки здесь похоже было не принято, и я не стал соваться в чужой монастырь со своим уставом. Денис уже нёсся из кухни гремя кучей кружек, стаканов и прочих ёмкостей из которых пологалось пить водку. Казалось, что в нём было достаточно сил что бы трясти горы. Я аккуратно разлил драгоценный напиток, стараясь не пролить ни капли и поделить поровну.

«За встречу!»

Мы выпили. Я почувствовал как спирт обжигает мои внутренности, но затем жар спал, растворился в теле приятным теплом. Сердце застучало радостнее. На несколько мгновений я ощутил чувство безграничного счастья, эйфории что всегда приходит после первой рюмки. С сожалением понял что выпил я не рюмку, а примерно 150 грамм и что больше водки нет.

«Миша, не стой как бедный родственник.» -- Денис весь лучился, хотя когда я налил ему, то он смотрел в свой стакан так как будто бы в нём сидел каракурт или ещё какая ядовитая тварь. Эти странные перепады настроения меня немного пугали, а впрочем и вся эта тусовка.

Я сел на пол у стенки, обхватив руками колени. С этими людми совсем мрачно, хотя панки должны по-идее быть весёлым народом. Я ещё раз огляделся. Взгляды немного смягчились, но всё равно продолжали быть какими-то странными. Что же с ними такое?.. Больные?.. Наркоманы? Я почувтствовал как похолодело моё лицо, а кровь ударила в виски – накроманы! Я ощутил какую-то страшную криминальную атмосферу, отнюдь не романтичную. Перед моим мысленным взором предстали шпривы, кровь и корчащиеся в ломках тела. Что такое ломки я понимал очень смутно, но исходя из описаний пологал что они чем-то напоминают ОЧЕНЬ тяжёлое похмелье, от которого болит не только голова, но и всё тело. В какой-то момент мне хотелось вскочить и бежать, как вдруг всё прошло. Наступила полная апатия. Я вспомнил о том как в детстве меня пугали алкоголиками и курильщиками. Потом сам начал делать и то и другое, но стал шарахаться от одного упоминания об анаше. Пока сам не попробовал. Ни каких ломок от анаши не было, но меня не очень прикололо её прибивающее действие, так что травой я не увлёкся.

Я достал сигарету, закурил. Пачку бросил перед собой, показывая что угощаться можно всем. Всё равно ведь будут стрелять, но такой облом каждый раз из кармана вытаскивать. Денис тут же подлетел, выхватил сигарету. Саша вдруг ехидно посмотрел на него,

«А чего это ты такой весёлый? Закинулся уже чем?»

«Да так,» -- осветил Денис, -- «чайку попил.»

Я попытался себе представить сколько же чаю нужно выпить что бы кофеин создал подобный эффект, но судя по взглядам, чай о котором говорил Денис был какой-то волшебный. Уточнять мне не захотелось.

«Ну вот,» -- печально сказал Артём, -- «как всегда. Кстати, ты нам кажется обещался принести этих, хмм... гостинцев вообщем.»

«Блин, совсем забыл!» -- Денис метнулся к своей сумке – «Вот!» -- он торжественно извлёк из неё две небольших картонных коробочки как от лекарств. На коробочках было что-то написанно, но я ничего не смог прочесть.

«Не мог чего ни будь поприличнее принести?» -- мрачно спросил Артём, -- «Это ж полная туфта, даже не проглючит.»

«Не нравится – не ешь.» -- обиженно сказал Денис, -- «И вообще, на шару и уксус сладок, а эти мне достались бесплатно, денег у меня нет и у тебя тоже нет, так что не умничай. Кстати, съешь пласт – проглючит.»

«Ага, так проглючит что потом хоть из окна прыгай. Ладно, кайфа конечно ни какого, но хоть немного попустит.»

«Миша, будешь?» -- спросил меня Денис. Сердце застучало. Так было всегда: когда в первый раз выпил с ребятами вина, когда выкурил первую в жизни сигарету, первый косяк, да и когда терял девственность – тоже. И ни чего страшного пока со мной не произошло.

«Буду, только я не очень понимаю что это такое и с чем его едят. Ну и не нужно столько что бы это... ну из окна потом...»

«Пионеру пары пилюль вполне хватит.» -- задумчиво сказал Пётр. Это было первое что я от него услышал за весь день и я стал проникаться уважением к этому человеку. Явно открывает рот только тогда когда ни кому кроме него нечего сказать, оставляя простую болтовню другим.

Денис достал из коробочки «пласт», выдавил из него две таблетки, подал мне. Опять апатия, я бездумно проглотил их.

«Остатки мне.» -- сказала Надя, -- «Мне четырёх вполне хватит, очень уж сильно на меня оно действует.»

Народ загадочно заулыбался, кто-то хрюкнул. Я закрыл глаза и попытался прислушаться к своим ощущениям.

«Эй, пионер, чё так рано медитировать собрался?» -- спросила Вера, -- «Минут двадцать подождать сначала нужно, это не косяк и даже не водка.»

Я открыл глаза. Что бы там эта бритоголовая не говорила, а мне уже стало лучше. Наверно от того что переступив через черту, я стал своим в этой компании. Взгляды тоже стали теплее, и не столько от того что я тоже проглотил этой дряни, сколько от того что дряни наглотались и они сами, теперь сидят, ждут когда подействует.

Саша достал из моей пачки сигарету, закурил,

«Не ссы, парень,» -- я понял что обращается он ко мне, -- «Сибазон – это даже колёсами назвать нельзя. Кайфа ни какого не будет, просто почувствуешь себя легче, если есть какие-то проблеммы – их не станет. Да и вообще, не ссы. Колёса – вещь безопасная. Разве что крыша может немного поехать, но это уже от дозы зависит, а так вообще ни каких тебе проблем с печенью и прочими жизненно-важными элементами организма. Ни каких ломок, эффект не долгий, и ещё они дают хороший шанс порыться в своём подсознинии, подчистить его...»

Я вспомнил что мне то же самое говорили про алкоголь, сигареты и траву. Дескать открывает душу разуму, лечит и то и другое. Сигареты действительно успокаивают, ставят хаотично бегающие мысли на место. Алкоголь позволяет всей грязи что накопилась в душе выйти наружу. Трава просто на время убивает сознание, позволяет разорвать порочный круг житейских проблемм, снять стресс. Интиресно, какой эффект будет у этого «Сибазона»? А ещё я подумал что с похмелья я пару часиков помучаюсь и снова бодр и весел, а с этими ребятами явно что-то не так, явно всё таки возникают какие-то нарушения в организме, что бы они мне не говорили. Впрочем, колёса тоже разные бывают, раз Саша говорит что от этих ни чего особенного не будет.

«Я тоже раньше торчков шугался,» -- продолжал Саша, -- «и действительно, если кто по вене гонит, то ничего хорошего от такого человека не жди. Если пускаешь что по вене – пиши пропало. С такими сам сядешь на иглу, потом всё на свете проклянёшь.  А мы – не такие уж и злые как тебе это могло показаться. Просто Денис постоянно приводит кого не попадя, всех приобщить хочет, а потом и не знаешь когда ментов в гости ждать. Да, а Сибазон – всё таки туфта...» -- он явно не понимал что начал повтаряться, но Пётр перебил его,

«На Сибазон не гони. Я тоже с него начинал. Помнится, сразу пласт захавал, так классно стало. У меня тогда как раз запой был, баба бросила, а не за долго до этого с предками порвал полностью. Ещё урела в тот день ****ы конкретной дали, у меня волосы тогда длиннее чем у Миши были. Вообщем, полный депресняк. К другу пошёл поплакаться, а заодно переночевать где-то нужно было. Он мне эти пилюли в выписал. Сам он только план курил, ну а пласт Сибазона у него с какой-то там тусовки остался. Его-то я и заточил, ещё немного по****ели, вот как мы с вами, и вдруг я понял что ***ня это всё – жизнь наладится. Вообще всё похуй стало. Не поверите, но влез на стол кухонный своего кореша, снял штаны и насрал, а потом ещё гавном на стенах узоры пальцами рисовал. Другу-то похуй было, он обдолбанный сидел, пёрся с меня. Я потом тоже немного курнул, зарубились оба, а как на утро проснулись – ****а в рот! Слушай, пионер, насрёшь мне на стол – выкину из окна без всяких глюков. И не смотри на то какой я добрый.»

«Да мне как-то срать не хочется, а поссать и из окна могу.» -- безразлично ответил я, хотя идея сделать что ни будь эдакое уже некоторое время не давала мне покоя – похоже было на то что препарат начал действовать.

Ребята о чём-то трепались, а во мне начала разрастаться эта навязчивая идея, она заполнила всё. Надо сделать какую ни будь ***ню. Вот надо и всё. Бороться в этим желанием не было ни каких сил, особенно с учётом того что всё уже действительно стало похуй. Будто загипнотизированный, я открыл окно, стал на подоконник и начал отливать, от чего ощутил огромное облегчение. Я подумал что туалет в доме вообще не нужен, ссать из окна на много интиреснее. Осознание этой истины, как по обкурке, доставляло огромное удовольствие. Ощущение было более чем странным. Я был абсолютно трезв, зрение работало идеально, координация движений оставалась такой же как и была, просто было легче на душе, изменилось моё восприятие мира.

Застёгивать ширинку меня обломило, так и спрыгнул с подоконника назад в комнату. Тут же кто-то чуть не сбил меня с ног. Это была Надя. Она висела у меня на плечах и страстно целовала в шею.

«Опа! Началось!» -- сказал мужской голос. Тут же со всех сторон раздался тихий ехидный смех.

Краем глаза я только заметил что в меня летит какой-то небольшой предмет, а левой рукой я уже машинально поймал упаковку с презервативом. Правой – расстегнул пояс...

Как отвратительно. Прямо на подоконнике, когда все вокруг то ехидно смеются, то выкрикивают какие-то пожелания, ещё и с советами лезут. Столь приятное чувство полной раскрепощённости оставило меня как только я слез с Нади и за неё принялся Артём. Я закурил сигарету. Вот, блин, дожили, фри хай и фри лав. И это то к чему призывает нас Запад. А ощущение такое будто опустился на ступеньку ниже, в какой-то первобытный каменный век, когда все со всеми и всем всё похуй. Надо же такое придумать – объявить о том что любовь и секс это одно и то же, а точнее заменить любовь просто сексом.

В отличае от меня остальным было очень даже весело, меня явно отпустило слишком быстро и вот теперь совесть грызёт не столько за содеянное, сколько за то каким человек может быть вообще и за то «идеальное» общество которое я вроде бы как хочу строить. Противно. Единственным человеком который не принимал участие в оргии была Вера. Она просто лежала на матраце с закрытыми глазами и наверно о чём-то думала. Я не стал приставать к ней с расспросами, просто посидел тихо в углу пока оргия не закончилась.

Потом Саша сказал что ему вообще-то пора идти домой, экзамен у него какой-то там завтра, но после экзамена обязательно прийдёт да ещё может принесёт чего хорошего. Надя уже оделась, сидела на подоконнике красная как рак, ловила на себе ехидные взгляды ребят и немного завистливый взгляд Веры. Не смотря на всё это Надежда просто лучилась счастьем. Что ж, кому-то чувства не нужны, им проще.

Пётр и Артём засели играть в шахматы, а я принялся лениво наблюдать за игрой правила которой знал, но абсолютно не мог понять что там происходит. Вера тем временем лениво наводила порядок, который в её понимании обозначал отсутствие стрёмных коробок, обёрток и прочих вместилищ нелегальных веществ. Когда эти предметы удалились вниз по мусоропроводу и Вера вернулась с лестничной площадки, в дверь позвонили, но на параною подсел разве что я, даже не смотря на то что оставшиеся два пласта Денис понычил так что и сотне ментов не найти. Снова за сердце дёрнула мысль о том что всё это очень плохо, противозаконно и сулит больших неприятностей.

Пётр открыл дверь и в корридор вошли двое абсолютно нетрезвых молодых людей, которые не только испытывали сложности с построением связных предложений, но и вообще с трудом понимали где они находятся. Однако их в этой квартире знали и воспринимали как должное. У ребят было целых три литра водки и с учётом того что у них внутри было ещё примерно по 700 грамм на брата, радости моей не было придела.

Как я и предпологал, ребята рухнули прямо в корридоре, на груду сваленной одежды и громко захрапели. Сверкая глазами, я ухватил первый литр.

«Будем пить.» -- бесцветным голосом сказала Вера.

«Ужрёмся на ***!» -- радостно уточнил я, откупоривая бутылку.

«Бля, сколько в вас может лезть? Алкаши ****ные.» -- Пётр явно был чем-то недоволен, -- «Нажрётесь щас как свиньи, заблюёте мне тут всё к ебеням собачьим, убирать как всегда нихуя не будете. Травите только свой организм ни кому на *** не нужный. Бля, если эти два поца заблюют мне одежду я вас вообще всех бля поперевешаю.»

Странный он какой-то. Говорит только когда ему что-то не нравится. И что это на него нашло? Вера развеяла все мои домыслы.

«Во-первых это не поцы, а мой брат и его лучший друг. У друга сегодня день рождения, так что без наездов. Раз в год можно. Во-вторых, если ты боишься снова сорваться в запой, то лучше просто не пей, а орать нехуй. Втретьих, одежда там сваленна и моя тоже, так что не ****и. Наблюют – постираю.»

«Ладно, *** с вами, Тёма, расставляй фигуры.» -- Пётр успокаивался так же быстро как и приходил в бешенство.

«Мне налить не забудьте» -- напомнил нам Артём, -- «Я ему фору дать хочу, а то он всё время проигрывает, того и беленится.»

«Будет тебе.» -- обиженно сказал Пётр, -- «Я сёдни чё-та не в форме. Плана бы укуриться до посинения и баиньки, вот так сразу что бы всё похуй стало, а там блюйте сколько влезет.»

«Так бы и сказал,» -- доселе притихшая и незаметная Надя вдруг появилась откуда-то из кухни, где последние пол часа что-то варила. – «у меня есть, только забивай сам, а то я не умею. Кстати, как знала что курнуть захочешь, ужин уже почти готов.»

Я только заметил что за окном уже начало темнеть. Домой идти абсолютно не хотелось, особенно когда есть три литра водки. Петр злобно посмотрел на Надю,

«Блин, и всё это время ты молчала?... Ну я ***ю. К хуям шахматы, давай сюда траву. Надо будет правило такое завести что бы в моей квартире все психоактивные вещества имеющиеся у прихожан складывались на мой стол сразу после их прихода.»

«И тогда приход не покинет нас ни когда.» -- поддержал эту идею Денис, от такой странной фразы мне сразу подумалось что слово «приход» у них значит что-то другое, скорее всего кайф; я был прав. – «Вообще хороша идея устроить у нас психоделический храм. Ты у нас будешь Настоятель Пётр, тоесть как и обычно будешь стоять у нас над нашими грешными душами и не давать им скатиться в ад жлобства. Я буду Святым Отцом Денисиусом, тоесть буду отцом, реальным таким отцом, детям всех наших прихожанок...»

«Стоп!» -- с нетерпением перебил его я и помахал в воздухе стаканом, -- «Идея хорошая, надобно обмыть. Я чур Пророк Михаил Пьяноглас. Давайте щас выпьем, а дальше я вам ТАКОГО напророчу что крыша поедет.»

Мы выпили по сто.

«Ну раз вы все так хотите,» -- задумчиво сказал Артём, -- «То я буду Светлым Братом Тимофеем. Знаю что это не моё имя, но Артёмий или Артёмиус как-то не солидно звучит, а так вроде хорошо получается, Артём-Тёма-Тимон-Тимофей. Вот! А что делать буду? А нихуя я делать не буду. Вот так.»

«А мне тогда кем быть? Монашкой?» -- спросила Надя и приняла позу застенчивой первоклассницы.

«Не получится,» -- уверенно сказала Вера, -- «с твоей ебливостью ни как не получится. Будешь храмовой проституткой. Было такое дело в Древней Греции... или в Риме, не важно, речь не о том. Очень, кстати, полезное дело. На храм ведь деньги нужны, ну или хотя бы вещества какие, а ты всё равно ведь всем даёшь. Хоть толк с тебя какой-то будет.»

«Косяк не получишь» -- обиженным тоном сказала Надя, но глаза её так блеснули что я сразу понял – это явно было для неё комплиментом.

«А я и не хочу,» -- отпарировала Вера, -- «всё равно уже водки выпила, развезёт потом так что буду блевать и застряну своей бритой башкой в унитазе. С учётом того что смыв там уже дня два не работает, это не особенно приятно. Блин, сколько мужиков в доме и хрен починят. Мне конечно похуй, но эстетика какая-то даже у нас панков должа быть, а всякие там хиппи,» -- она кивком указала на меня, -- «вообще цветы любят, так что пора пару горшков поставить...»

Денис даже не сказал ни слова, умчался в сортир, все лениво посмотрели ему вслед. Странно, наверно энергия из него пёрла от природы. Не даром он мне в первом классе всё время связывал шнурки, а так же любил связывать девочкам косички, или просто дёргать за них. Мог просто так выбить из под любого в столовой табурет и потом пулей учйти от справедливого возмездия. А вот теперь поскакал чинить смыв в параше. Ну и флаг ему в руки. Я разлил Артёму, Вере и себе ещё по сто. Выпили без тоста, чёканья и прочих реверансов.

«Горшков с коноплёй.» -- уточнил Пётр и переместился к подоконнику на котором сидела Надя, -- «Эти хиппи только один цветок любят, но ****ят, ****ят... Будешь курить?»

«Неа. Я уже выпил. ***во будет.» -- курить траву абсолютно не хотелось.

«Зато я буду.» -- сказал Артём, -- «И пусть мне станет ***во. Пусть мне только попробует стать хуёво. Нихуя мне ещё хуёво от такой хуйни не было.»

Они взорвили косяк, а из сортира вернулся Денис. Он весь лучился, рукава закатанны по локоть,

«Починил!» -- весело сказал он, -- «А вы, падлы, без меня уже вижу и выпили и косяк взорвали. У, суки...»

Он выхватил у Нади косяк, шумно втянул в себя воздух смешанный со сладким дымом, быстро откупорил вторую бутылку, налил себе треть стакана, залпом выпил и умиротворённо сел на матрац.

Мы с Верой с небольшой тенью ужаса посмотрели на него. Было такое чувство что человеку просто не терпится довести себя до потери сознания в котором он всё ещё пребывает против своей воли. Если вся эта энергия попрёт из него без всякого самоконтроля то он точно всю хату разнесёт.

Денис тем временем снова метнулся куда-то и довольно быстро вернулся с ободранной якро-фиолетовой аккустической гитарой. Похоже было на то что красил её он сам. Грохнулся в угол, немного поёрзал, пристраиваясь поудобнее, и запел хриплым свистящим голосом в котором даже при полном отсутствии у меня слуха я чувствовал конкретное непопадание в ноты:

Мы выросли, мир стал таким большим,
И режет нам глаза табачный дым,
И алкоголь, вливаясь в нас, всё сушит,
Сжигая нашу плоть и наши души.
Из детства вышли как из райских снов,
Теперь во власти страшных слов,
Живём и ходим с буйной головой в петле
По этой Богом проклятой земле.
Мы знаем от себя нам не удастся убежать,
И только смерти остаётся ждать
Не в силах мы построить новый мир другой,
И не дано нам обрести покой.
В моменты когда спирт в крови течёт,
Не отдаём себе отчёт
В своих ошибках, черных тайнах и грехах,
Теряем разом мы свой страх.
Но завтра будет день, и солнце снова встанет,
И мы увидим много разной дряни.
И снова мысли наши вырвутся из плена,
Наступит снова страшная измена.

«У кого измена, а меня лично на хавчик пробило.» -- докуривший косяк Пётр лениво поплёлся на кухню. Надя и Артём пошли следом за ним.

Я тоже подумал что неплохо было бы набить чем-то желудок, а то уже в глазах всё плывёт, еле на ногах держусь, как бы плохо не сделалось. Выходя из комнаты, я посмотрел на Веру и Дениса. Они неподвижно сидели на полу. В их глазах я увидел такую смертную тоску что на секунду у меня помутилось в голове. Интиресно, могут ли другие люди перенимать чужие чувства или это только я такой особенный? В любом случае, плохи мои дела, тусовки с такими депрессивными ребятами до добра не доведут.

На кухне, Пётр, Надя и Артём старательно поглощали еду. Из еды там была жаренная картошка, катлеты, какие-то овощи и каравай чёрного хлеба. Странное дело, но кухня была достаточно чистой так что аппетит у меня не пропал, а даже напротив – я ухватил последнюю катлету и проглотил её почти не пережёвывая, потом съел помидор, отщипнул себе хлеба, дальше нашёл какой-то огурец, сгрыз и его. Вкуса я не чувствовал, как и голода, просто знал что всё это не только можно есть, но даже нужно. Ели молча и очень быстро. Когда закончилось всё что было на столе, открыли холодильник и достали от тудова около литра салата оливье. Его съели тоже. Странно, мне вроде бы рассказывали что наркоманы нифига не едят, а только торчат, по тому как о еде вообще думать не могут, а тут еды на целую армию даже не смотря на то что план в этом доме курят очень редко. Значит не совсем уж они законченные торчки.

Поев, мы вернулись в комнату. Денис спал сидя в углу в обнимку со своей фиолетовой гитарой. Вера – на матраце, где кажется просидела весь день не двигаясь. Надя смеясь повисла на шее у Петра, но он осадил её,

«Брысь, развратная!» -- голос был хриплым, усталым, -- «От меня укуренного ты точно ничего не добьёшься.»

Надя с сожалением отпустила его, после чего он тут же с грохотом рухнул на матрац. Артём последовал его примеру, а я почувствовал какое-то странное чувство обречённости, но кровь уже прилила к низу живота не смотря на большое количество выпитого. Я не знал радоваться этому или нет, но сопротивляться Наде не стал, к тому же это не при ярком свете дня, да и все уже спят укуренные или пьяные. Делали всё почти беззвучно, хотя разбудить окружающих было сложнее чем разбудить мёртвых, а минут через сорок по всему телу прокатилась сладкая волна онемения и я угас в ночной тьме.

День второй.

Якрое солнце что уже довольно высоко поднялось за окном, его лучи без труда пронизывали мои опухшие с похмелья веки, безжалостно жгли глаза. Всё ещё жмурясь, я огляделся. Некоторое время не мог понять где я. Справа от меня стояла полупустая бутылка водки, слева лежал использованный презерватив. Поперёк меня лежала абсолютно голая женщина с разноцветными волосами, немного напрягшись я вспомнил что её зовут Надя, так же я смутно вспомнил весь предидущий день. Исходя из остальных ощущений я понял что мои брюки спущенны до ботинок. От одной мысли о том что меня в таком виде может кто-то застать, пусть даже кто-то из этих торчков, стало очень стыдно.

Аккуратно спихнув Надю на матрац, я натянул брюки, взял со стола принесенную вчера пачку сигарет, достал последнюю и закурил. На оставшийся со вчерашнего дня разгром и его спящих участников я даже не захотел смотреть, просто отправился в сортир отлить. Думать о том на что похож панковский сортир мне не хотелось, особенно с учётом того что с похмелья меня немного тошнило. Но с другой стороны ноги подгибались, всё тело трясла мелкая дрожь, сил абсолютно не было и весёлое отливание из окна сулило фатальным исходом. Падать с шестого этажа с расстёгнутой ширинкой мне хотелось ещё меньше чем посещать панковскую парашу.

Для начала зашёл на кухню, пил воду из под крана пока живот не вздулся как воздушный шарик. Есть я не мог принципиально, хотя остатки хлеба на столе вероятно были ещё достаточно свежими.

Все чувства притупились, была только боль в голове. Я не слышал собственных шагов, меня немного шатало. Санузел не был раздельным как я привык, а сочитал в себе туалет и ванную комнату. Странно, казалось бы уже лет десять-пятнадцать в нашем городе не делают квартир со смежным санузлом, а этому дому – от силы шесть. Впрочем, мне было пофигу, плескаться три часа в ванне я в тот день не собирался.

Открывая дверь, я даже не услышал что шумит вода. Так и зашёл в похмельном трансе, сел на унитаз и только потом понял что в ванне лежит Вера, смотрит в потолок и кажется что на внешние раздражители она не реагирует. Даже не смотря но то что фигура у неё была замечательная, я почему-то абсолютно не возбудился. То ли голова болела слишком сильно, то ли по тому что бритые наголо женщины воспринимаются как-то по-другому, а то ли по тому что до меня наконец дошло что она чуть ли не вдвое старше меня. Если Наде было от силы лет восемнадцать, то Вере было как минимум двадцать пять, а то и бошьше. Я отвёл от неё взгляд, уставился в пол.

«Да не стесняйся ты,» -- уставшим, полным похмельного страдания голосом сказала Вера, -- «Как будто бы ты голых баб ни когда не видел. Или как будто бы меня голой не видели наверно уже сотни мужиков.»

«Если честно,» -- сказал я, -- «то ещё ни когда не видел лысых женщин раздетыми, а тем более с такой большой грудью.»

«Мнда, с комплиментами у тебя полный ****ец. Вот встретишь девушку такую... ну... вообщем такую как ангел. При таких даже про фигуру упоминать нельзя, ещё подумают неправильно. Этим нужно что бы их душу любили, хотя лично я очень смутно представляю себе что это такое и как это возможно. Одно дело любить человека, личность, но душу... Вообщем, влюбишься в неё, а потом ляпнешь что ни будь вот такое и всё, облом будет, убежит она от тебя к тому кто сладко языком трепать умеет и врать с три короба без зазрения совести. Потом ещё и руки на себя наложишь.»

«Это я-то?» -- странно было представлять себя прыгающим вокруг какой ни будь избалованной, изнеженной и абсолютно отделившей себя от реальности девочки в белом платье с букетом ромашек. Если бы моя голова не болела, то мне стало бы смешно.

«Эх ты! Ещё ничего не понимаешь. Да сейчас ты думашь что тебе нужна такая что коня на скаку остановит и в горящую избу войдёт, но пройдёт время и в какой-то момент тебе стукнет в голову. И всё, пропал ты.» -- она сделала небольшую паузу, -- «Ладно, пока молодой отдыхай, каким было приятным затишье перед грозой понимаешь только тогда когда стоишь весь мокрый под холодным проливным дождём.»

Она поднялась из ванны и я ощутил прилив крови к своим ушам. Странно, на душе спокойствие и полное безразличие ко всему, а уши кажется в любой момент погут вспыхнуть и поджечь причёску. Похоже у меня разум и тело вообще не связанны между собой и живут двумя совсем разными жизнями. Вера вытерлась, потом вдруг села ко мне на колени, откинулась назад, опёршись спиной на стену.

«Говоришь что тебе нравится большая грудь?»

Я замялся, стало страшно неудобно, особенно в нижней части тела. Не давало покоя то ощущение что она меня старше, чуть ли не в матери мне годится, и ещё больше мучало то чувство что она мне нравится. Нравится как человек. Это к Наде можно подойти и грубо попросить раздвинуть ноги, а с этой так нельзя. И какая бы она не была мрачная, строгая и грубая, всё равно она лучше всех моих сверстниц которые не очень-то понимают кто они такие и что им нужно.

«Вижу что нравится,» -- Вера улыбнулась в первый раз за всё это время, прижалась ко мне всё ещё холодным после ванны телом и неожиданно нежно поцеловала в губы, что совсем не сочиталось с её обычной грубостью. Боль в голове почти моментально прошла, тело стало легче и я почувствовал как медленно таю, растворяюсь в гамме приятных ощущений...

Когда мы оделись и вышли из ванны, почти все ещё спали. Вера отправилась на кухню, вероятно у неё желудок работал получше чем у меня. А я вернулся в комнату где застал уже проснувшегося Дениса, массирующего свою задеревеневшую за ночь шею. Он странно посмотрел на меня всего такого розового и пушистого, встал, поставив гитару в тот угол где просидел всю ночь.

«Ох, как ***во...» -- Денис налил себе грамм пятьдесят, -- «вот просто смотрю на тебя и зависть гложет.» -- он с отвращением выпил водку.

«Не мучь себя,» -- поучительно сказал я, -- «вон пока Надя спит, ты её... ну вообщем это самое, авось попустит...»

«Позавчера уже пробовал. Она тогда тоже только план курила и пристала на утро, сказала что мне лучше станет, а стало мне так ***во что и передать нельзя. Ладно, хорош ****еть, поехали в центр, бутылок соберём, деньги нам не повредят. Кстати, у тебя сигареты ещё остались?»

«***, завёрнутый в газету, заменяет сигарету.» -- нахально сказал я.

«Понял. Ладно, у меня пара фантиков в кошельке лежит если ни кто из этих пидорастов их у меня ещё не с****ил.»

«Сам пидораст.» -- Пётр лениво перевернулся на другой бок, громко пёрднул, и снова заснул.

Я заскочил на кухню, чмокнул Веру в щёку, после чего тихо прошёл мимо её брата и его друга сопящих в корридоре и вышел на улицу где меня поджидал Денис. Он уже немного оправился от бодуна и теперь довольно жизнерадостно напевал,

«Эй, реята, когда пьёте вы вино,
Вы бутылки мне оставьте заодно,
Пожалейте меня – бедного БОМЖу,
Я их в сумку аккуратно положу.
Отнесу я их потом в приёмный пункт,
Там за них немного денег мне дадут,
Я куплю буханку хлеба и сырок
Что бы с голоду не протянуть мне ног...»
(Сектор Газа)

Всю дорогу до остановки метро Денис напевал что-то в этом роде, а там он разжился пачкой «Беломор-Канала», который больше годился на то что бы забивать косяки, но ни как не для курения. Помнится за несколько месяцев до всего этого я впервые в жизни попробовал «Беломор». Было это у моего одноклассника дома, а точнее в его ванной комнате. Когда сделал одну затяжку то перед глазами всё потемнело, поплыли радужные круги и я грохнулся в ванну не в силах удержаться сидя на краю. Сейчас конечно мой организм уже привык к таким нагрузкам, но всё равно курил я очень осторожно, да и горло мне драло так что лучше бы я его вообще не курил.

 «Слушай.» -- сказал я Денису пока мы ожидали поезда, -- «Всё понятно кроме одного. Откудова в Петра столько гандонов в квартире? Из всех щелей лезут, ну просто как тараканы. Есть и в ванной, и на кухне и в комнете, и так их много...»

«Ничего особенного,» -- ответил Денис, -- «было дело как-то, три месяца назад. Что называется: Денису Бог послал немного денег, а точнее много... и нет потратить их как положенно... Вообщем, курнул я тогда на радостях и понесло меня в аптеку, за лекарством... ну это не совсем лекарство, но душу, короче, лечит. Ещё баян опять же нужен был...» -- я не стал уточнять у Дениса о каком именно «лекарстве» он ведёт речь, почему-то сразу померещились окровавленные шприцы и прочие прелести наркоманской жизни, а Денис продолжил, -- «А как дошёл до аптеки, то забыл что мне было нужно. И вдруг я увидел там презервативы, да так меня с них попёрло что минут пять остановиться не мог. Ну представь себе: ты уруренный смотришь на кучу гандонов! Смеялся так что чуть не лопнул. Короче, застрёмался потом, всё таки госучереждение и всё такое, а я с гандонов прусь. Пробило меня их купить, а так как не соображал я уже ничего то потратил на них все деньги что у меня были. Когда у аптекарши глаза втрое увеличились меня тоже чуть на «хи-хи» не пробило, но удержался, а то точно бы в дурку или ментам сдали. Потом ещё помню как иду по улице, несу в кульке сотни три гандонов и прусь с самого себя. Мнда, потом у меня самого тоже кстали глаза квадратные стали как в себя пришёл.»

Когда мы доехали до центра, мне стало немного не по себе. Захотелось распрощаться с Денисом и снова затусовать со своими старыми знакомыми, которые хоть и не угостят ни чем никогда, а только будут пропивать мои деньги и стрелять сигареты, но всё равно они мне как-то роднее. Даже факт отсутствия доступных женщин меня не расстраивал. Волновало другое, было ощущение чего-то незаконченного, что обязательно нужно довести до конца, иначе вчерашний день можно считать пропавшим. Это билет в другую жизнь и нельзя сойти с поезда на полном ходу, можно только доехать в одну сторону и потом уже, если конечно получится, вернуться обратно.

Часа два мы бродили по парку и я прибывал в состоянии жудкой паранойи по поводу наверняка ошивавшихся здесь моих знакомых, а так же, не приведи господи, родителей. Однако после первого часа меня попустило по тому как за всё это время я не увидел ни одного знакомого лица. Бутылок было больше чем достаточно. Нагруженные как мулы, мы отъехали на насколько остановок от центра, где бутылки принимались по чуть большим ценам чем в самом центре и получили там порядка полумиллиона украинских карбованцев, которые в то время шли примерно 160 тысяч за один «зелёный». На эти деньги можно было хорошо есть, пить и курить дня два, но так как нас было двое, то денег этих было как раз достаточно на один день. Подумалось что сбор бутылок – довольно прибыльный бизнес если за пару часов работы можно обеспечить себя на целый день. Впрочем такой «улов», как я уже знал, бывает только в субботу и в воскресение.

Сдав бутылки, мы тут же приобрели пару банок импортного пива и пачку относительно приличных сигарет, «Беломор» оставили на тот случай когда курить уже будет совсем нечего. Ещё зашли в гастроном и купили там каравай хлеба, который на половину съели по дороге назад. Жизнь определённо налаживалась и я понял что жить так вполне можно. Вроде бы жив-здоров, сыт, в кармане пачка «Монте Карло», на хате ждут целых две женщины, если они конечно ещё ни куда не убежали. Если захочу выпить, то обязательно смогу это сделать. Даже если мне захочется покурить плана, то и этого добра там навалом. А всякие там сладкие конфеты, мягкие перины и прочие удобства вроде чистоты в доме – всё для малых детей, пора вырастать уже в самом деле. Хозяин хаты, правда, больно суров, но это лучше чем какой ни будь добродушный мерзавец. По крайней мере Пётр говорит то что думает, а мне лично горькая правда лучше сладкой лжи.

Когда мы уже приехали, Денис решил что одним хлебом сыт не будешь, мы зашли в магазин, купили там курицу, пару пакетов мясного фарша и кучу различной зелени в которой я до сих пор ничего не понимаю и рассматриваю как пустую трату денег. Но раз Денису так захотелось, то *** с ним.

Когда мы вернулись назад со всем этим добром, то из прежней компании оставался только сам Пётр. Надя отправилась то ли зарабарывать самой древней профессией, то ли просто домой, а Вера – проведать своего пятилетнего сына которого воспитывали большей частью её родители. И не то что бы я собирался так вот сразу на ней жениться, но эта новость меня не очень-то обрадовала. Артёму, как оказалось, нужно было идти на работу сторожем где он сидит по 24 часа раз в три дня. Как он собирался это делать в столь похмельном состоянии, я не очень понимал. Пропали и ребята что пришли вчера ночью в доску пьяные, я даже не узнал их имён.

Зато в центре комнаты на матраце теперь восседал несколько полный длинноволосый парень в вышитой цветами джинсовой куртке, увешанный кучей разнообразных хиповских прибамбасов. На его коленях лежала запойного вида совсем уж плотная девица с заплывшим красным лицом и свалявшимися грязными волосами неопределённого цвета. На девице был абсолютно такой же наряд что и на парне. Рядом с ними стоял стакан, на треть заполненный водкой. В руках у парня была Денисова гитара, он не обращал внимания ни на кого, пытался настроить эту гитару что с трудом давалось его ватным с явного похмелья пальцам.

Я взял первый попавшийся мне под руку стакан, налил в него остатки водки из бутылки, выпил, после чего сел у стенки и закурил, стряхивая пепел прямо на пол. Пётр с Денисом ушли хозяйничать на кухню. В какой-то момент парень всё таки справился с гитарой и запел довольно хорошим, хоть и немного пропитым голосом, почти по-оперному вытягивая последнюю гласную в каждом куплете:

В день когда ты потерял всё на свете,
Рухнули в бездну твои все мечты,
Слушаешь песни с любимой кассеты,
И забываешь кто такой ты.
Ты забываешь что было и будет,
Ты перестаёшь ненавидеть себя,
И безразличны тебе станут люди,
Те что легко могут жить без тебя.
Бред этой чёрной, безжалостной жизни,
Вмиг испаряется через виски.
Яркий огонь твоего оптимизма,
Пережигает все нити тоски.
Новая жизнь раскрывает ворота,
И впереди загорается пламя,
В прошлом твоём растворились заботы,
Голову гордо ты поднял как знямя.
Но чьи-то руки хватают за ногу,
И не дают тебе сдалать твой шаг,
Так и прийдётся стоять на пороге,
Сразу в двух разных мирах.
Зависть людей что не знает предела,
Что не даёт тебе дальше идти.
В грязную яму избитое тело
Сбросят всегда в середине пути.
Я уж давно потерял все надежды,
Нечего больше мне людям сказать,
В мире где правят скоты и невежды,
Безисходность мне смотрит в глаза.

Он отложил гитару, мутным взором посмотрел на меня, потом допил из стакана водку. Его левая щека несколько раз дёрнулась. Девица у него на коленях не подавала ни каких признаков жизни. Он ещё раз посмотрел на меня, лицо приобрело несколько осмысленное выражение.

«А ты что тут делаешь?»

«То же что и ты,» -- огрызнулся я, -- «водку пью.»

«А я ещё и на гитаре играть умею. А ты?»

«А я нет, к сожалению, у меня руки из жопы выросли. Поёшь хорошо, кстати, мне нравится. Меня зовут Миша. А ты кем будешь?»

«Человеком буду... когда ни будь... может быть. Андрей. А это моя подруга Оля.»

Оля с огромным трудом повернула голову в мою сторону и приоткрыла правый глаз. Мне показалось что её шея тихо хрустнула. Она с трудом разлепила губы.

«Привет.» -- голос был неожиданно тонкий, что очень странно для такой кобылы.

Она снова повернулась лицом к потолку, закрыла глаз. Я нашёл последнюю бутылку, налил водки Андрею и себе.

«За встречу.»

Мы выпили. Я подумал что так непринуждённо как за эти два дня я ещё ни когда не пил. Уже 150 грамм в организме, а я даже не заметил как пью. Плохо это. Впрочем, один раз нужно перебрать что бы в другой уже не захотелось. Не всегда помогает конечно, но это шанс убить ту щенячью радость что возникает у меня при виде алкоголя. Запой так запой, похуй как-то.

Из кухни вернулся Денис, радостно грызущий морковку, фыркнул что-то неразборчивое по поводу неприличия распития алкогольных напитков без него любимого, тут же налил нам обоим и себе. Похоже, единственный ритуал который тут хоть как-то соблюдался это то что себе наливают последнему. Следом за Денисом из кухни вышел Пётр, в руках он нёс дуршлак с только что вымытой редиской.

«Мне тоже пол-стакана плесните. Пока солнце светит мне оно можно.»

Он поставил редиску на пол и сел рядом. Денис налил и ему.

«За что пить будем?» -- вдруг спровил он.

«За всю ***ню.» -- просто сказал Пётр.

Выпили. Закусывать редиской было немного странно, но всё же лучше чем занюхивать рукавом. Так, уже 250 грамм. Интиресно до каких чертей я напьюсь сегодня? Лениво встав, я побрёл на кухню, где раздобыл остатки вчерашнего хлеба, с хрустом съел его прямо на кухне, а затем отправился в сортир по большой нужде. Справив эту нужду, я помыл руки, вернулся обратно на кухню, взял более свежие остатки хлеба что мы с Денисом прикупили сегодня и вернулся назад в комнату.

«Кстати,» -- сказал я, -- «нафига мы столько мяса накупили если всё равно траву жуём, как коровы какие-то?»

«Не нравится – не ешь.» -- довольно благодушно ответил мне Пётр, -- «Хочешь катлет – приготовь. Что, не умеешь? Ну вот, и я тоже, а Денис вообще скорее свои руки поджарит вместо катлет в благородной задумчивости. Дождёмся Веры или Нади – будут тебе катлеты.»

В дверь позвонили, да так настойчиво и нервно что я едва не поперхнулся редиской. Андрей, Оля и Денис даже не пошевелились, а Пётр чинно встал и направился к двери. Вскоре, в комнату влетел запыхавшийся Саша. Белые волосы на его голове были растрёпаны, изо рта капала слюна, а в глазах читались безграничные ужас и отчаяние.

«Они там!» -- задыхаясь прохрипел он и тут же дрожа сжался в углу.

На параною садиться ни кто и не думал. Ничего не понимая, я спросил,

«Кто?»

«Глюки.» -- уверенно ответил за Сашу Пётр. Он быстро подошёл к Саше, ещё сильнее вдавил его рукой в стену, -- «Минут десять-двадцать и всё пройдёт.» -- он достал из внутреннего кармана Сашиной ветровки картонную коробку чем-то похожую на вчерашнюю, но с другой надписью; повертел её в руке, -- «Живём!» -- он открыл коробочку, заглянул внутрь и тут же скорчил кислую мину, -- «Нихуя себе! Ты чё, сука, целый пласт сожрал?! Ну бля ты парень охуел... могу сразу сказать что жить тебе осталось очень мало, это же смертельная доза. Хорошо ещё что у меня пила есть, порежем тебя на куски как кинешься и в мусоропровод спустим.»

Эти страшные слова Саша проигнорировал, похоже ***во ему было и без этого, только сказал,

«Пласт... Экзамен... Устал... Оторваться... ***ня... ОНИ ТАМ! ЗА ДВЕРЬЮ!» -- он тихо всхлипнул и затрясся как весь ****ец.

В этот момент в дверь позвонили. Пётр тут же швырнул коробку Денису, а тот с кошачей грацией, будто и не пил, поймал рукой эту отраву, прыгнул через всю комнату, присел, стукнул кулаком по плитке паркета, та отошла и Денис сунул препарат куда-то под пол, не забыв после этого задвинуть плитку назад так что даже я уже не мог бы определить где именно лежат колёса. Я невольно подумал о том сколько же нычек раскиданно по Петиной квартире, ведь Сибазон Денис прятал где-то на кухне. Наверняка у них нычки есть не только в самой квартире но и за её пределами.

В корридоре раздались приглушённе женские голоса, вскоре в комнату вошли Вера и Надя. Саша поднял на них свой мутный взгляд, в этом взгляде клубился какой-то страшный серый туман,

«Они!» -- он указал трясущимся пальцем на девушек, после чего спрятал голову между коленей и накрыл её руками.

«Передоз.» -- безразлично констатировал Пётр.

 Денис тут же радостно помахал им рукой,

«Привет глюки!»

«Вы что, тоже уже закинулись что нас за глюков считаете?» -- с обидой в голосе сказала Надя.

«Нет, только он,» -- Денис мотнул головой в сторону Саши, -- «Но зато как!»

Вера посмотрела на наши пьяные рожи, скривилась, отпила грамм сто прямо из бутылки и вместе с Надей отправилась на кухню из которой вскоре послышалось шипение сковороды, а от исходящих из кухни запахов жаренного мяса у меня заурчало в животе.

«****ец.» -- Саша медленно поднимался из угла, на лице его читалось безграничное охуение. – «Бля, нихуя себе колёсики... Да что бы я ещё хоть один раз... да ну его на ***...» -- он немного помолчал оглядываясь по сторонам, потом вытер свой подбородок от обильно накапавших на него слюней, -- «Ебись, мой хуй, бля! Всё. Начинаю здоровый образ жизни. Буду только план курить и водку пить!» -- Саша тряхнул всклокоченной головой, взял бутыль, отпил из горлышка так же как и Вера, -- «Кайф!»

Спрашивать о том что он видел ни кто не собирался, даже я прекрасно понимал что такое напоминание может вызвать у Саши чудом не случившийся под действием таблеток нервный срыв и затем поехавшую крышу на всю оставшуюся жизнь.

«Ребята, ужин готов!» -- раздался из кухни весёлый Надин голосок.

«Вноси!» -- крикнул Денис.

«*** соси!» -- это уже была Вера. – «Жрать захочешь – сам прискочешь.»

Мы гуськом пошли на кухню. Даже до сих пор неподвижные Андрей о Оля с огромным трудом поднялись и пошли за нами. Ужин был просто замечательный, прямо как дома, только родители не пасут, здесь все свои. На душе было легко и спокойно без всякого Сибазона, наконец-то я мог почувствовать себя хозяином своей собственной жизни. Отужинав, я поцеловал обоих девушек от чего Надя как всегда покраснела, что постоянно вызывало у меня недоумение – краснеть с её-то ****овитостью это что-то странное.

Когда мы вернулись в комнату, хмель уже начал постепенно отпускать. Голова слегка заболела. Обычно это чувство приходит утром и так непривычно становится когда бодун начинается ещё с вечера. Денис сунулся в нычку и извлёк из неё коробку с колёсами, глаза его блестели. Сашу передёрнуло и он отвернулся. Андрей обратился ко мне,

«Слушай, Миша, может не нужно тебе эту гадость жрать? Оставь её панкам, а... лучше анаши с нами покури.»

«Не,» -- ответил я, -- «План не люблю, а это ещё попробовать нужно, что бы потом было что внукам рассказывать.»

«Не хочешь – как хочешь,» -- сказал Андрей, -- «тебя ни кто не заставляет.» -- он уже начал вытрушивать из поданной ему Денисом «беломорины» табак.

«Вот, вот.» -- сказал Саша, -- «Нам же больше достанется. Я, по крайней мере, больше эту гадость глотать не стану. Лучше обдолблюсь и переться с вас буду.»

Планокуры отправились к окну, а все остальные сели в круг в центре комнаты. Денис осторожно выдавливал таблетки и отсыпал каждому по три штуки. Когда очередь дошла до меня, я немного замялся,

«А можно так что бы меня так как Сашу не переколбасило?»

«Во-первых, он передозировался вдвое.» -- назидательным тоном сказал Пётр, -- «А во-вторых это очень сильно зависит от человека и его организма. Вон, у Нади ни когда отходняка, а значит и плохих глюков, с Тарена не бывает. Сколько её не еби – всё мало и постоянно ей везде голые мужики мерещатся, и хоть бы один примерещился одетый или просто голубой!»

Надя снова зарделась.

«Готовы?» -- спросил Пётр на что мы все дружно кивнули, -- «Три. Два. Один. Понеслась!»

Мы разом заглотили пилюли.

«Значит так,» -- строго сказал Пётр, -- «даю установку на то что бы в этом путишествии вас не тянуло прыгать с большой высоты, а именно из окна, это раз. На то что бы вам не привидился унитаз там где его нет, это два. И самое главное – да принесут глюки ваши радость вам, да ощутите вы все прелести жизни что не дано познать простому смертному, да снизойдёт на вас благодать Господня до такой степени что не будет у вас отходняка чёрного да ужастного что приключился намедни с послушником Храма нашего Александром Отвергнувшим. Во славу Господа и во веки веков, Аминь!»

«Аминь!» -- ему вторил дружный, но не очень синхронный хор.

Денис встал, подошёл к окну и закрыл шторы.

«Это так, на всякий пожарный.»-- объяснил он, -- «Когда нас проглючит, то сойдёт за бетонную стену.»

Шторы были белые в серую крапинку и действительно могли сойти за бетон, даже без всяких глюков. Денис сел и Пётр продолжил грузить нас на тему правильных глюков; настраивать на хороший трип. Какое-то время я слушал, после чего понял что действие начнётся очень скоро и нужно по совету Петра ощутить себя путишественником дабы получить хороший трип, что вообщем-то и переводится с английского как «путишествие». Я начал представлять себе что готовлюсь к межпространственному прыжку в мир Большой Радости.

Перед глазами замелькало, и я уже не понимал глюк это или я просто быстро моргаю глазами. Я уже терял возможность различять последствия собственных действий и иллюзии. Вообще само слово «глюк» и все его синонимы начали пропадать из памяти. То же самое произошло и с самой концепцией разделения реальности и грёз. Я чувствовал как мозг всё ещё цепляется за эти слова, но уже вяло, в нём всё больше и больше растёт та часть которая размывает грань между явью и сном. В ушах щёлкнуло... или мне это показалось? Уже было не важно. Пространство изогнулось, я ощутил движение, меня немного трясло как в старом лифте.Искривилась в цветовая гамма, замелькали тусклые огоньки. Так продолжалось какое-то время, а потом «лифт» остановился.

Я лежал посреди небольшой пещеры с чёрными стенами. Здесь и там висели факелы, горевшие оранжевым пламенем. Хотя возможно что пламя горело само по себе по тому как оно немного слепило глаза, сливалось в пятна и различить источники света было очень тяжело. Из пещеры вёл один туннель, в конце его светился колдовской зелёный свет. Он был очень приятным, но почему-то идти на него мне хотелось меньше всего на свете. Только несколько лет спустя я понял что это был психоблок, запрещающий покидать комнату.

Однако просто находиться в пещере тоже не представлялось возможным, ибо кроме меня там были ещё несколько чертей. Да, да, самых настоящих чертей. С рогами, хвостами, копытами и прочими чертячьими причиндалами. Например, у одного из чертей имелся полуметровый фаллос, который сей чёрт массировал обеими своими когтистыми лапами. Я понял что если не предприму ни каких адекватных сложившейся ситуации действий то мне ****ец.

Координация движений была просто идеальной, казалось что я двигался со скоростью света, а то и быстрее. Пространство и время застыли как мухи в киселе, и только я продолжал двигаться как и раньше. Я дёрнулся назад, перекатился через голову, вскочил на ноги и метнулся в туннель. Зелёный свет пугал меня, отталкивал назад в пещеру, но руки уже сами ухватили косу. Вспышка в глазах, на секунду пропало всё, но вот я уже вернулся в пещеру. Раз идти дальше по туннелю мне нельзя, то наведу порядок здесь, создам благоприятные условия для своего посмертного существования. Ох как в котёл с кипящим маслом или на раскалённую сковороду не хочется! Слыхал когда-то что алкашам в аду приходится лизать эту сковороду языком. *** вам!

Я метнулся к мастурбирующему чёрту, выкрикнул какое-то ругательство и взмахнул своим орудием. Чёрт пропал из виду. Гонялся я за чертями довольно долго, что-то кричал, даже кажется пытался запеть «Боже, царя храни!» ибо ни какой другой молитвы я не знал. Черти с диким визгом разбегались во все стороны, казалось что в пещере их было уже около сотни, да и сама пещена раздалась в стороны, чёрные стены ушли куда-то во тьму и лишь далёкие оранжевые огоньки давали знать о том что эти стены всё ещё есть. Я ощущал безумную радость от своего полного превосходства над этими адскими тварями. В какой-то момент я наткнулся на огромного крылатого демона, мускулистая лапа ухватила мою косу прямо за лезвие. Кровь с лапы не капала что свидетельствовало об абсолютной неуязвимости демона. Со страхом я понял что это и есть сам Сатана!

Коса вырвалась из руки, отлетела куда-то во тьму, а меня швырнуло к стене. Я большо ударился и затих в бескрайне подавленных чувствах. Не знаю сколько я так пролежал на холодном полу, но потом мне захотелось встать. Бок немного побаливал от удара об пол. Я сел к стене. Ад исчез, я снова был в той же комнате где и начались. Видел я хорошо только рядом с собой, в дальше от моих глаз всё скрывал слегка разноцветный кипящий туман. А этом странном тумане виднелись человеческие силуэты. По медленно танцующей тени обнажённой женщины я как-то сразу понял что это была Надя. Другие тени распознать не удавалось, к тому же у меня было на что отвлечься. По моей ноге, медленно переставляя все шесть ворсистых лап, полз жирный, мохнатый паук. Я сжался в комок, боясь испугать опасное насекомое что тут же не переминёт вонзить в мои вены острые жалы и пустить смертельный яд по моей крови. Паук тем временем полз всё выше и выше, а я боялся даже повернуть голову и только чувствовал как твёрдые лапки слегка царапают мою щею. Тут же моё внимание привлекли ещё два что ползли по моим ногам, они не очень отлиачлись от того первого, однако всё же были другими. Что-то упало на голову, закопошилось в моих волосах. Я увидел как по полу ко мне подползает сколопендра, заползает в узкую щель между мною и стеной. Глаза бегали из стороны в сторону, а взгляд захватывал всё больше и больше различных членистоногих тварей, приимущественно пауков. Вся эта масса стекалась в мою сторону, накатывалась сплошным потоком. Вот на мгновение слегка померк свет и я ощутил лёгкое щекочущее прикосновение лапок к моему лицу. Вместо пола пульсировал сплошной живой ковёр. Не в силах даже кричать, я закрыл глаза, но всё равно отчётливо видел через закрытые веки все эти лапки, чешуйки и жвалы. Всеми силами я старался удержать себя от сумашествия. Казалось что ядовитые насекомые ползали по мне целую вечность, но всё же ей настал конец. Постепенно я начал чувствовать что их ползает по мне всё меньше и меньша, а когда открыл глаза то последний гад быстро уполз куда-то в дверь. И ещё я наконец-то понял что это был всего лишь глюк, реалистичный кошмар вызванный действием наркотика.

Сознание резко прояснилось. Я увидел что Денис уже тоже пришёл в себя сидит себе спокойно на стуле Петра. Сам Пётр так и сидел на полу среди комнаты, явно его тоже попустило. Вера лежала на матраце, раскинув руки в стороны, грудь поднималась и опускалась спокойно, голубые глаза были широко распахнуты, казалось что в них отражается безупречно-чистое небо, которое она возможно и видела. Планокуры так и сидели около подоконника. Саша уже зарубился, зато Андрей и Оля ещё продолжали тупо смотреть сквозь нас. Надя была полностью раздета и продолжала загипнотизированно танцевать кругами по комнате. Денис волком по смотрел на меня,

«Ну ты, Михаил, даёшь... Сижу себе спокойно, ни кого не трогаю, смотрю порнографическое кино и тихо дрочу. И вдруг ты вылетаешь из параши со шваброй на перевес и начинаешь ей размахивать будто за тобой черти гонятся. Я себе с перепугу чуть *** не оторвал!»

«Так оно и было,» -- сказал я, -- «Сидит чёрт, дрочит на меня, ну как ему после этого ****ы не дать?»

«****ый в рот!» -- воскликнул Пётр, -- «Если бы я у тебя швабру не отобрал, ты бы всё тут к ебени матери попере****рючил! Нет, ну надо же, прибегает ко мне такой симпатичный пушистый зайчик. Ну он конечно был немного зелёный, и с хвостом как у крокодила, но очень умильный. Короче, зайчик этот сказал мне что пришёл из другово измерения наводить с нами контакты. Это он мне ещё давно сказал, уже пол-года назад. Дык вот, только собираюсь наладить с ним очередной контакт, занч за жизнь по****еть, как врываешься ты, Деню чуть не зашиб, но это меня не волнует, а волнует меня то что ты моего любимого зайчика грязной шваброй захуячил насмерть, по полу размазал, блин, и теперь всему нашему измерению полный ****ец.»

Я с ужасом подумал что Пётр вполне могл сойти с ума если он с таким серьёзным видом плачется по зелёному инопланетному зайцу. Но Пётр тряхнул головой,

«Чё? Страшно? Вот и я о том же, если кому весь кайф поломать да на параною подсадить, то крыша может поехать конкретно. Обычно она ставится на место за пару дней, но разные случаи бывают. Ты вообщем-то ни в чём не виноват, ты в первый раз Тарен попробовал, а я – проводник и вся ответственность на мне. И не смотря на это, всё равно хотелось на тебе немного отиграться. Ну, для очистки совести. Я как увидел тебя со шваброй, то не сразу глюк это или в самом деле ты. Научился уже подобные вещи контролировать и одно от другово отличать, но у тебя такая зверская рожа была – сразу не поверил что ты это ты, а не глюк. Блин, в штаны чуть не наложил, ну да ладно.»

Вера некоторое время хлопала ресницами, смачивая иссушенные глаза, потом встала и тряхнула головой.

«Что снилось?» -- спросил Денис.

«Покой.» -- на лице Веры всё ещё оставалось умиротворённое выражение.

Надя всё еще продолжала танцевать. Андрей завершил набиванеие нового косяка, взорвал его. К нему и Оле присоединился Пётр, но курил немного. Я просто взял из пачки две сигареты – себе и Вере. Некоторое время все молчали, глядя на Надю и всё ещё переваривая испытанные ощущения. Я понял что у меня до сих пор трясутся руки – паучков я похоже не забуду ни когда, особенно с учётом того как я их люблю. Хорошо хоть змеи не привиделись, они вдобавок к ядовитости ещё и вёрткие такие, скользкие, холодные, брр!

Надя наконец пришла в себя, остановилась, испуганно посмотрела по сторонам, потом принялась быстро одеваться.

«Надежда! Ты чего? Мне тут подрочить толком не дали. Я как раз возбудился, глядя на тебя, а ты одеваешься. Ну как так можно?»

Она замялась, а Денис встал, взял Надю за локоть, потом обнял её, поцеловал и уволок куда-то на кухню, откуда вскоре раздался смех, в потом приглушённые стоны. Я посмотрел на Веру. Мы молча встали и пошли в ванную...

Когда мы в Верой вернулись назад в комнату, Денис уже разливал Наде, Вере, мне и себе по сто грамм. Пётр спал, да и все остальные планокуры – тоже. Оказалось что Вера всё таки прикупила по пути ещё пол-литра, но водки всё равно было крайне мало. Денис поднял вверх указательный палёц, умчался куда-то в дебри квартиры и вскоре вернулся с пачкой димидрола, который мы проглотили перед тем как выпить дабы усились действие алкоголя. Я сидел на полу, пьяный и очень довольный своей жизнью. На моих коленях лежала говова Веры, не будь она бритой – обязательно бы погладил как кошку, по крайней мере очень хотелось это сделать. Ещё смутно понял что голова так кружится по тому как вся комната наполненна конопляным дымом.

Денис взял гитару, видно тянет его на пьяную голову под вечер что ни будь спеть. Играл очень тихо, еле касаясь пальцами струн. Пел почти шёпотом:

И снова утро начинает день,
Вставить, идти, за жизнь бороться
И эхо бьётся среди стен
Опустевшего колодца.
И люди, вставши ото сна,
Вновь начинают пройденный путь.
И цель у них всегда одна –
Умереть или снова заснуть.
Человек, ко всему привыкший,
Лбом разобьёт любую стену,
Или по трупам лбы разбивших
Он перелезет её неприменно.
Но бесконечная дорога вперёд
Тысячелетним кольцом замкнута.
И всё же мёртвых тел гора растёт.
Шагая по ней, мы выше с каждой минутой.
Из нас любой оставит след,
Пусть даже видный лишь немногим.
Для нас назад дороги нет,
И лишь вперёд нести нас могут ноги.
Закат окрасился кровью дня,
К которой с детства мы привычны
И звёзды смотрят на меня
Холодным взглядом, безразличным.

Ну нихуя себе колыбельная, подумал я, а мысли уже начали путаться, глаза слипаться. Я откинулся назад и уходя во тьму, только слышал как Денис затянул новую песню:

Мне надоела эта жизнь,
Вся эта злая суета,
Весь их бесплодный оптимизм,
Материальная мечта,
Их коммунизм, капитализм,
Вся их политика и страсти,
Их гуманизм или фашизм,
Всё их желанье быть у власти...

Я всё ещё слышал звук гитары и голос Дениса, но уже не мог различить ни музыки ни слов, я уже уходил и в какой-то момент не стало ничего.

День третий.

Как хорошо проснуться утром без похмелья, в обнимку в женщиной, пусть и страшноватой на вид из-за бритой головы и фиолетовых бровей, пусть даже немного грубой, но всё же доброй в душе, понимающей тебя. Как хорошо смотреть на сладко спящего Дениса, что пускает во сне слюни с блаженной улыбкой на лице и спущенными до ботинок штанами. На полураздетую Надю, что лежит лицом прямо у Дениса на промежности. Как интиресно подумать что это там они такое интиресное делали, когда я отрубился. Как приятно осозновать что меня лично в таком виде ни кто не заставал, а наоборот. Как хорошо встать, пройтись по комнате, разминая ватные ноги. Как замечательно найти возле спящих планокуров остатки косяка, выкурить их пока планокуры спят. Потом пойти на кухню, випить воды из под крана, съесть завалявшуюся где-то редиску и ощутить себя свободным. Люблю поспать, но среди незнакомых людей почти всегда просыпаюсь первым и всегда меня это радует.

Сладко зевая и потягиваясь, Надя вышла на кухню. Тут же засмущалась, догадавшись в каком виде я её застал. Впрочем, кроме юбки, одежды на ней больше ни какой не было, и вспомнив что она вчера делала под Тареном, я подумал что существует таки на свете такая вещь как эксгибиционизм. Когда тело красивое, вполне может быть приятно когда кто-то это оценит.

Толком поесть редиски она мне так и не дала. Залезла на колени, ласково шепнула на ухо что-то о том что мол Вера не расстроится и тут же полезла рукой ко мне в брюки. Я попытался высвободиться и послать её на ***,

«Брысь, развратница.» -- сказал я копируя Петра. – «мне и одной бабы по горло хватает, больше не нужно.»

«Нужно, нужно, для общего развития.» -- голос Веры донёсся из откуда-то из корридора, -- «И вообще, я старая, с ребёнком на руках, а вам молодым ещё жить и жить, так что всё хорошо.»

Пока мы с Надей занимались «любовью», которой между нами вообщем-то не было, Вера заварила чай, только вместо обычного чая насыпала из кулька какие-то странные прутики и прочую труху. Пытаясь заглянуть через плечо прыгающей на мне Нади я спросил,

«А это чё за фигня?»

«Чаёк.» -- спокойно ответила Вера, -- «Такой как Денис пил перед тем как тебя сюда привести. Опиумный.»

Опиум! Слово было на столько страшным что у меня похолодело внутри. Это же ЧЁРНОЕ! Это же мгновенное привыкание, это же страшный ломки потом. Лицо моё наверняка выражало такой суеверный ужас что Надя даже остановилась, хотя казалось что она не замечала вообще ничего на свете, а Вера всё так же спокойно сказала,

«Ничего страшного. Если его курить – то это одно. А когда завариваешь да пьёшь то и прихода почти нет, но и ломок тоже. Так что не бойся, лучше подругой займись.»

Я пересадил Надю на стол и занялся ей вплотную. В это время на кухню заглянул заспанный Андрей, страшно смутился, глядя на меня и Надю, что не трудно понять – для три назад я бы тоже лопнул от стыда, увидь я такое. Это сейчас как-то уже привык и воспринимаю весь наш разврат как должное.

«С добрым утром.» -- тихо сказал Андрей, а мне почему-то захотелось сказать что утро ни когда не бывает добрым, но вместо этого я ответил,

«Тебя тож.» -- я поразился тому каким спокойным и будничным был мой голос, стало аж противно за себя, всё таки не телевизор смотрю или в шахматы играю.

Когда я закончил с Надей, одел брюки и оставил её лежать с блаженной улыбкой на столе, Вера сообщила что «чаёк» уже готов. Презерватив я выкинул прямо в форточку – пусть детям на улице будет с чем поиграться. Я уже частенько замечал за собой способность бысто адаптироваться к окружению, а это обозначало надежду на то что как только я вернусь к своим, то стану таким же как и был раньше, что не могло меня не радовать.

Надя слезла со стола, оправила юбку, взамен ей на кухню пришёл Денис с гитарой, посмотрел на Андрея, с завистью подал инструмент ему. На этот раз совсем по-мастерски, уже без всяких похмельных хрипов и сбоев, Андрей запел:

Жизнь – это школа всех наших пороков,
Жизнь – череда бесконечных уроков,
Жизнь не даёт нам на практику сроков,
Жизнь к нам всегда справедливо жестока.
Мы ничего ни когда не решаем,
Мы только слепо идём на цепи,
Жизнь сама уже всё за нас знает,
Жизнь кричит нам: беги и не спи!
Я же привык постоянно бороться,
Я не люблю по течению плыть,
Сколько же сил мне потратить прийдётся
Что б человеком себя ощутить?
Мне всё равно что мне скажут другие,
Мне наплевать на их смех за спиной,
Рви, если хочешь, ты цепи стальные
И смело иди вслед за мной!

Я с отвращением нащупал у себя в кармане стальную цепь что некогда висела у меня на шее, теперь уж точно ни когда не одену. Что цепь, что галстух – всё ошейник, ярмо, символ раба. Пел он на столько хорошо что у меня возникло желание действительно пойти вслед за ним хоть в бой, хоть к чёрту в лапы. Есть же люди которыке умеют вдохновлять на великие дела... эхх, мне бы так...

Я поплёлся назад в комнату, в надежде найти хотя бы одну сигарету. Пачка лежала на столе, но закурить я не успел, уставился на сонного Петра, хлопающего глазами и пытающегося понять что же с ним делают и главное – за что? А делали с ним миньет, точнее ему этот миньет делала Надя. Сзади подошла Вера, обняла меня за плечи, я тихо спросил,

«Чё эт с ней такое? Всё понимаю конечно, но кидаться на всех как сумашедшей...»

«Помнишь что она вчера под Тареном делала?» -- вопросом на вопрос ответила Вера.

«Да,» -- сказал я, -- «меня ещё Пётр просветил что ей мол постоянно голые мужики чудятся.»

«Вот именно,» -- Вера мягко укусила меня за мочку уха, -- «а когда ей такое привидится, то потом совсем уж места себе не находит дня два, и это с учётом того что она у нас и так.. хмм.. девушка лёгкого поведения. Это кстати со всеми так. Помнится ты вчера со шваброй скакал, чертей гонял, а значит что ты, будучи хиппи-пацифистом, в душе мечтаешь о том что бы дать кому ни будь по голове, и если ты это сделаешь сегодня то получишь огромное удовольствие.» -- её слова почему-то прозвучали как приговор, как страшный знак судьбы, от которой не уйти.

Мы ещё некоторое время постояли, посмотрели как проходит половой акт, у меня в брюках начало происходить некое движение. Почувствовав его, Вера шепнула мне на ухо,

«Слушай, мне тоже что то захотелось...» -- она аккуратно развернула меня в сторону ванной комнаты. Мой организм был очень даже за...

Когда мы уже одевались, в дверь ванной постучал Денис,

«Кончайте там трахаться, чай уже остыл!»

Когда мы вышли на кухню там собрались уже все. Как всегда, новое вещество пугало только меня. Даже Андрей и Оля не отказались от этого напитка. Выпили по кружке, действие пришло буквально через пять минут. Всё, включая паука что свил себе в углу сети в ожидании то ли мух, то ли тараканов, стало настолько красивыми, что я не мог поверить своим глазам. Мне очень захотелось обнять и расцеловать всех, даже вечно опухшую Олю. Да что там Олю, ВЕСЬ МИР! Я продолжал, разглядывать паука – противное, ненавистное мне существо, целые полчища которых чуть не свели меня вчера с ума. Паук был вполне обычным, ни каких тебе глюков и радужных разводов. Паук как паук. Но такооой красивый, что передать это казалось просто невозможным.

Денис вскочил и ухватил меня за куртку,

«Пошли,» -- сказал он, -- «на улице погода хорошая, там ещё краше.»

Я выглянул во двор. Там дейтсвительно только что прошёл дождь, небо было чистым, а воздух наверняка свежим. А ещё там была радуга. Я ни когда не видел такой красивой радуги, те грязно-зелёные разводы на небе что мне доводилось видеть раньше не шли с ней ни в какое сравнение. Все посмотрели на нас довольными маслянными глазами,

«Нам и тут хорошо.» -- сказал Андрей, а все улыбаясь закивали.

Не помня себя, я бросился обуваться. Когда мы выскочили на улицу, моя душа пела. Хотелось орать и кувыркаться. Я смотрел на радугу как зачарованный, но потом ухватил палку и поскакал по лужам, разбрызгивая воду и пугая голубей, будто помолодел лет на десять – до пяти. Не помню сколько я занимался этим глубокоинтиллектуальным делом, но ко мне подскочил улыбающийся до веснушчатых ушей Денис.

«Пошли, за водкой сбегаем, у меня как раз двести тон осталось!» -- в его голосе было то же что и у меня желание бежать куда глаза глядят, водка была всего лишь предлогом для этого.

Мы побежали, крича что-то матерно-весёлое. Прибежав к киоску, мы быстро потратили последние имевшиеся у нас деньги на очередной литр «Распутина», а вот когда возвращались назад, наступил большой облом по тому что на своём пути мы налетели на четверых скучающих и крайне недисциплинированных молодых людей. Людям этим явно хотелось набить кому ни будь морду или выпить водки. Для них мы совмещали в себе и то и другое, тоесть морды для набивания и водку для выпивания.

«Куда бежите неформалы?» -- лениво спросил самый высокий из них – наверняка вожак этой стаи.

«От сметри не убежишь, хе-хе.» -- этого я сразу оценил как подхалимствующую «шестёрку».

«Я вижу у вас тут водка есть, почему бы вам с нами ей не поделиться?» -- снова спросил старший.

«А лучше вообще пожертвовать её на наше благо.» -- поддакнул второй, в то время как другие двое просто стояли тихо, меряли нас с Денисом взглядами.

«Шли бы вы, детки, на ***...» -- самым что ни наесть благожелательным голосом посоветовал им Денис, -- «а то ведь больно будет.»

«Ну нихуя себе у них базар,» -- начал злиться подхалимствующий, -- «мы с ними вежливо, а они нас сразу на ***...»

«Больно будет вам!» -- отрезал старший, он стоял ближе всех ко мне, чуть справа, и уже начал замахиваться.

Я запоздало подумал о той спящей во мне агрессии, на которую сегодня намекала Вера, а правая рука сама поставила блок, я присел, сделал резкий выпад, ударяя парня кулаком по печени. Он отшатнулся и тут же присел схватившись за ушибленное место. Я ощутил неприятное чувство во всём теле, умение-умением, а мышцы у меня ни в ****у ни в красную армию после трёх лет отсутствия тренировок, хорошо хоть ногами махать не стал, а то порвал бы себе сухожилия к чёртовой матери – растяжки уже тоже ни какой.

Денис, вероятно, тоже чем-то занимался, а возможно и продолжал заниматься по сей день. Прижав к груди драгоценную бутыль, он развернулся на левой ноге, а пяткой правой врезал «шестёрке» в челюсть, после чего «шестёрка» упала и перестала подавать какие либо признаки жизни кроме тихих всхлипов. Я ощутил жгучую зависть.

На мгновение с воздухе блестнул металл, тело само уже откатилось влево и я мысленно поблагодарил отца за то что он когда-то заставил меня ходить на борьбу – что бы кувыркнуться не нужны силы или растяжки, а только опыт, который остаётся на всю жизнь. Стальная трубка рухнула на то место где только что стоял я, а рука уже достала из кармана собственную, поставила блок, после чего я изловчился и ударил концом своего «телескопа» парня по яйцам от чего ощутил предсказанную мне Верой радость. Парень рухнул лицом об землю, но уже разгинался тот которого я ударил в начале. Свист железа, удар, я почувствовал сильную отдачу и мне даже послышался хруст костей. Вожак свалился с переломанной ногой и на этот раз уже надолго.

С трудом удалось оттащить Дениса от пинаемого им второго молчаливого парня. Я, как и раньше, чувствовал полное умиротворение, а вот Денис похоже сорвался. Мы быстро извлекли из поверженных врагов все имевшиеся и тех деньги. Денег оказалось почти два миллиона карбованцев что было эквивалентно десяти литрам водки. Решив сначала допить уже купленный нами литр и вообще дать Саше денег за вчерашний Тарен, мы отправились назад.

В сотне метров от подъезда Денис предостерегающе дёрнул меня за рукав и указал глазами на стоявшую там милицейскую машину. Думать долго я не стал, мы просто спокойно побрели мимо, разговаривая о преимуществах и недостатках восточных единоборств, так мы дошли до метро.

Возле станции Денис попращался со мной, сказав что он здесь недалеко живёт, отдал мне мою половину «награбленного» и оставил свой номер телефона, а так же бутылку водки. Пожав ему руку, я спустился в недра подземки.

Два часа спустя. (Послесловие)

Я стоял возле выхода метро в центре города, с бутылкой водки в руке, под проливным дождём. Казалось что целые реки текут с неба, что скоро они затопят весь город. Дождь меня не волновал, я вообще на него не реагировал, только с улыбкой на лице смотрел как мечутся люди в поисках укрытия. Опиумный кайф давно прошёл, теперь казалось бы у меня должно было стать плохо на душе, особенно с учётом холодного ливня. Но мне было хорошо. Я откупорил бутылку, отпил из горлышка, водка привычно обожгла внутренности, мне стало тепло и на столько уютно будно я лежал в мягкой постели под пледом. Сверкнула молния. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Ударил гром. Всего пять секунд, гроза слишком близко, меньше чем в двух километрах. Мне не хотелось прятаться. Мне не хотелось ничего бояться. В тот день мне повезло, просто повезло. Я чувствовал что в тот день для меня завершился очередной необходимый этап моей жизни. Но самым главным было то что я осознал свою судьбу – ходить по краю, но ни когда не падать в бездну.