Я квартира номер 1...

Я квартира номер 1.
Гордо ношу этот номер у себя на двери. Ничем не примечательна я внутри. Разве что крохотная горбатая бабка Лиза создает мой «колорит». Она похожа на злобного карлика с крючковатым носом. Ею можно пугать детей, а иногда ее пугаются и взрослые. Голос ее ужасно пискляв, пронзительно звонкий. Мои уши с трудом переносят его, даже когда она говорит шепотом. А эти ее «топ-топ» – шлепки босых ног по моему деревянному полу – сводят меня с ума. Хочется, чтобы тебя вырвало этой бабкой, и унесло ее ко всем чертям. Племянница ее – немногим лучше: огромная жирная корова, породившая на свет двух уголовников. Один из которых, славу богу, гостит крайне редко: пару месяцев раз в пять лет. А другой – давно съехал в деревню и присылает оттуда на лето своего косоглазого туповатого сына. Зато, когда приезжает сам, может меня немного подремонтировать. Но самое лучшее для меня – это чтобы они все оставили меня в покое. Уж даже не знаю, что им пожелать. Иногда хочется смерти, хотя бы Лизе. Наверняка, и сама давно мучается…
«Вот таким был мой первый сон. Простое осознание того, что происходит у меня внутри. Хотя все же это лучше, чем то, что творится, когда я не сплю».
Я квартира номер 2.
На моих подоконниках море цветов. Обои аккуратно поклеены. Почти всегда у меня тихо. Разговоры бывают крайне редко, и тогда я прислушиваюсь, стараясь не пропустить ни одного слова. По утрам тихо-тихо работает радио. Но что такое радио, когда можно послушать настоящую человеческую речь. Говорят они в полголоса. Их кот (жрет, как свинья: картофельные очистки, арбузные корки – зато его кормит весь двор) мяукает и то шепотом. А телевизор я не люблю. Там речь нечеткая, смазанная. Совсем же бывает замечательно, когда к Лидии приезжает ее внучка Ира. Слава ей дед не родной, и с ним она почти не говорит, но с бабушкой они могут беседовать часами. Вот это наслаждение! У девчонки такой завораживающе мягкий голосок, что можно сойти с ума, когда его слышишь. Прямая противоположность этому – все звуки, издаваемые Славой, когда он сидит в кухне. Причем почти весь день (не работает поганец, живет на зарплату жены) сидит на стульчике у кухонного окна. Со стороны двора дом основательно осел. И потому голова Славы находится точно там, где начинается за окном земля. И по ночам тоже сидит и смотрит наружу. Так вот, он сидит на кухне и так громко и резко кашляет, что мне приходится зажмуриваться... Вот снова тишина!..
«Второй сон меня немного удивил, но не больше того. Я не придал ему особого значения, хотя, возможно, стоило».
Я квартира номер 3.
«Э-э-э-эх!» Это пытаюсь потянуться. Сегодня утро такое же солнечное, хотя почти все мои окна уже коснулись земли, и в них видно исключительно ноги прохожих. А у меня и ног-то нет, и рук тоже нет. И посему потягиваться я могу только тем, что думаю: «Э-э-э-эх!» А просыпаюсь я каждое утро от сотрясающих меня звуков магнитофона. Это Женек будит меня. Он всегда утром включает музыку. Отчим его, уже «накатил» и ушел на работу. А мать даже я не замечаю. Когда она приходит, я уже начинаю засыпать. Она тихонько возится на кухне, старается как можно тише греметь тарелками. Думаю, не хочет тревожить меня. А может, и пьяного мужа. Нет, скорее, меня. А пока утро, Женек дома один. Вот он что-то поет. Он всегда поет, когда чистит зубы. Смешно так получается! «Угу-гу-гу», – а это я ему подпеваю. Сейчас он уже не боится, а раньше вздрагивал, услышав мой голос. Говорить я конечно не могу. Только урчать, гу-гугать и что-нибудь вроде того. И пою я только, если дома Женек. Остальных я не люблю. И считаю, что они недостойны моих великолепных песен. Конечно, я не лучший певец, но с другими квартирами потягаться могу. Большая редкость – песни в наших кругах. Вот придет вечером в доску пьяный Алек (отчим Женькин) и даже петь не может. Но по его дрожащим бровям только я понимаю, что хочется ему петь. А я смотрю и смеюсь про себя: мужик не может петь, а я, квартира еще как могу…
«Меня это уже начало немного развлекать, есть о чем подумать днем. Думаю, никто не должен об этом узнать».
Я квартира номер 4.
Я крайне поганая. Обстановка безобразная, обои старые, полы начали прогнивать. У меня никогда не было ничего хорошего. Или просто я уже это забыла. Все, что у меня есть – это постоянно пьющие хозяева. Татьяна в молодости была крайне умна и привлекательна, но теперь окончательно спилась вместе со своим слепым мужем. С его слепотой обалденно сочетается то, что его самого никогда не было видно. Как будто его нет вовсе. Он тоже пьет помногу. Но он что пьяный, что трезвый – все ведет себя, словно его нет. Но самое ужасное, что в самой любимой и дорогой мне комнате живет «квартирант». Ненавижу это слово. Так, человек зашел пожить – просто ненадолго. И живет уже несколько лет. Он конечно аккуратный: подметает иногда, как-то даже собирался окна помыть – хозяйка не разрешила. Она всем все запрещает, даже кошке. А  кошка – как ни странно – тоже поганая. Шея у нее кривая настолько, что кажется, будто ее свернули. Но я знаю ее с самого рождения, и уверенно утверждаю: «Кошка такая и была, и никто ее шею не трогал!..»
«Этот сон, конечно, мерзкий. Но я все равно уверен, что это в двадцать раз интереснее, чем пустые темные ночи совершенно без снов».
Я квартира номер 5.
Ой! Снова он собирается сесть за свой рояль. Это так прелестно. Его пальцы так завораживающе снуют по клавишам. И как грациозно он держит руки. Просто не могу налюбоваться! Мой хозяин – Альберт. Лучший пианист из всех, которые жили у меня. Скажу даже больше: он гений! А его ступни – они так ловко нажимают на педали, словно это автомобиль, а не рояль. И даже когда он садится играть в домашнем халате, я представляю его в длинном черном фраке. А его жена – Руфа, просто прелесть. И меня не забывает содержать в чистоте и мужа, и рояль. Ах, да! Еще она моет своего геиального сынишку. Он, когда вырастет, обязательно станет самым знаменитым строителем и будет делать лучшие в мире квартиры. Мы все на него надеемся. Даже собачка Геда. Она всегда подвывает, когда Руфа хвалит Кирилла, а еще, когда играет Альберт. У нас действительно идеальная семья. Даже дверь недавно поставили железную – чтобы теплее было и уютнее…
«Снова все так красочно и реально. Я уже с нетерпением жду, когда же можно будет снова уснуть. На реальную жизнь уже почти наплевать».
Я квартира номер 6.
Скоро у меня будет новый шкаф. Это Алешка опять что-то мастерит из дерева. Пусть это не настоящий шкаф, всего лишь маленькая тумбочка. Но все же она настоящая. В нее можно класть одежду. Следовательно, она – шкаф. Алешкины бабушки ругаются на него: колотит, мол, целыми днями.  И мать тоже иногда скажет ему что-нибудь обидное. Но гораздо чаще бывает, что его все хвалят. Только что закончил делать полки, а уже принялся за шкаф. Тяжело ему, наверное, когда постоянно отовсюду слышаться шаркающие шаги бабушек. Одна из них родная ему, другая – ее сестра. Баба Тося и баба Маня. Маня хоть и на пять лет моложе, но выглядит гораздо старее, зануднее и скучнее. Но мне она больше нравиться. На улицу выходит редко. Вместо этого она убирается. Что-нибудь моет и чистит, обожает подметать. Бывает, дома все спят,  она уже тихонько прошаркала на кухню и гремит там тарелками – перемывает те, которые все считают чистыми или по десять раз в день моет полы. Конечно, это очень эгоистично с моей стороны, но я считаю Маню лучшим человеком в мире.
«Начинаю входить во вкус, даже хочется все это записать, потому что запоминать уже практически невозможно… Столько реальностей».
Я квартира номер 7.
Сегодня у меня новоселье. Как-то по телевизору показывали новоселье. Мне так нравилось. Куча людей, радуются в новехонькой квартире, пляшут, смеются. А это что? Какое же это новоселье? Сидят четверо за столом и почти молча едят салаты. Мама, Папа, дочка и сыночек. Фу, какая мерзость! Семейная идиллия! Небось, сейчас начнут пить, а через час станут орать песни. Но пока притворяются смирными. Не нравится мне это! Собачка у них тоже тихая. Сидит себе в одном углу, смотрит в другой угол, поминутно виляя хвостом. Глазенки маленькие, за шерстью совсем не видны. Сразу видно, собачонка старинная. Но она хоть откровенная. А эти хозяева вежливы до безобразия. «Подай мне того-сего, пожалуйста», – просто жуть. Да, зря меня продали. Прошлые хозяева хоть и буйствовали, когда напивались, но зато не было никакой фальши. И кот их был гораздо приятнее собаки – сиамский! Залазил он на голову лося (висела прямо над входом в зал), и как только кто-то из чужих проходил под ним, тут же бросался ему на голову. Вот это было смешно! Но к собачке я тоже привыкну, главное чтобы за косяки не кусала…
«Когда просыпаюсь, долго не могу прийти в себя, не понимаю, что же произошло. Белая болонка все еще в моих мыслях!»
Я квартира номер 8.
Я пахну старой, уже выжившей из ума, слепой на один глаз добрейшей старушкой. Иногда к этому запаху примешивается более слабый привкус дешевых духов ее дочери, Зои. Ей давно за пятьдесят – жирная и тупая. А духи ей затем, чтобы не чувствовалось, как она воняет потом. У них это, скорее всего, наследственное. Хотя Зоин муж тоже отвратительно пахнет: либо извечно грязными носками, либо перегаром. А что самое худшее так это то, что еще он пердит! Причем так, что перебивает стойкий «аромат» Евгении Петровны. Я твердо уверена, что вонять сильнее, чем твоя теща, просто неуважительно и некультурно. Во-первых, он живет на ее жилплощади, то есть у менямне (а моя сущность принадлежит всецело бабке Женьке). Во-вторых же, она гораздо старше его, а старшие могут смердеть так, как им вздумается. Вот Петька, внук бабки Женьки, не разит ничем, разве что чуточку вспотеет – но это ему можно простить. Он моложе всех, и его время еще не настало. И потому он поступает крайне правильно и обдуманно: тихо ждет, когда же придет счастливый для молодого человека день, и ему будет разрешено хотя бы раз в неделю чем-нибудь попахнуть. Может быть, это будет через неделю после смерти его бабки Женьки.
«Полдня я обдумываю прошлый сон, полдня – пытаюсь угадать, что же будет в следующем. Мой день – отдых между снами…»
Я квартира номер 9.
У меня четыре комнаты. А, насколько я могу догадываться, у моих соседей всего лишь три. Раньше я считал себя единственным в своем роде. Но потом у меня начали появляться мысли, что, возможно, мои хозяева не исчезают, когда выходят из меня, а продолжают жить. Для меня было большим потрясением, когда я в этом окончательно убедился. Я начал прислушиваться к их разговорам. В их речи огромное место занимали рассказы о том, как они провели день за пределами меня. Через какое-то время я осознал, что занимаю не главное место в их жизни, а всего лишь являюсь укрытием от проблем наружного мира. Но самое тяжелое для меня было принять, что я далеко не уникален, что есть, по крайней мере, еще одна такая же квартира. Оттуда появились Лешка и Ольга, когда от них отказались родители: сначала от старшего Лешки, ему было четыре, потом от Ольге, когда ей исполнилось три. Теперь они живут у меня, с дедом и бабкой. Когда Лешка был совсем маленьким и учился считать, я пробовал научиться вместе с ним. А когда мне это удалось (с неимоверным трудом), я был в шоке. Я понял, что означает «квартира номер 9». Есть еще 1,2,3,4,5,6,7,8. То есть огромная куча. И нет никакой гарантии, что я – последний. Может быть, есть 10, 11, 12… Лешка умеет считать до такого числа, что аж дух захватывает. Что если за всеми этими числами стоят квартиры?! Что тогда я? Лишь маленькая часть безграничного мира, и живу лишь для спасения от жары и холода, белого снега и черной грязи…
«А что если я как-нибудь останусь в одном из этих снов, не смогу вернуться обратно. Самое страшное в этом то, что сны тогда закончатся…»
Я квартира номер 10.
И опять не покормили Мусю! Она бедненькая мяукает, встает на задние лапки. Ее же мохнатые дети оттесняют Мусю от средней бабки. (Средняя бабка – сестра младшей и дочь старшей.) Но Муся все равно пробивается. Вот она уже ест кильку, сваренную вперемешку с пшеном. Муся любит все: и рыбу, и хлеб, и кашу. А вот некоторые ее дети, и дети ее детей иногда воротят нос от растительной пищи. Но бабки неуклонно пичкают их кашей. И правильно делают. Вот они какие красивенькие выросли. Все одиннадцать! Один пушистее другого. Залезут все на диван, и красивее этого зрелища ничего в мире не бывает. Те, кто помладше носятся по всей квартире друг за другом, забираются на мебель, занавески. Но бабки их не ругают. Ведь это единственная их радость в жизни. Родственников у них никаких нет. Никто к ним не приходит. Они уже давно нигде не работают. Вот только недавно они завели еще и собак. Эти звери мне совсем не нравятся. Большие, серые, плохо пахнут, ужасно громко лают. Средняя бабка выгуливает их ночью, по две штуки – всего их четверо. С улицы приходят грязные, сразу пробегают в комнату, пачкают полы. А иногда вдруг, ни того, ни с сего, начинают выть. Периодически все грызут, кошек пугают. Много лет назад здесь жил только Бим, маленькая белая собачонка с коричневыми пятнами. Вот это была красота!
«Я ужасно рад, что мне так повезло со снами. Не думаю, что кто-то помнит столько детальных и интересных снов, которые я вижу каждую ночь!»
Я квартира номер 11.
Только недавно я очнулась от длительного забытья. У меня делали ремонт. И не просто ремонт, который воспринимается, как легкое недомогание, а самый настоящий, капитальный! Меняли планировку. Немножко больно, но хуже то, что мне сложно прийти в себя. Кажется, будто я умерла, а когда снова родилась, это уже не я, словно произошла ошибка. А началось все с того, что умерла моя хозяйка, Сима. Она просто высохла, как высыхает чайное пятно на скатерти. Мне было ужасно печально, когда это произошло. Мы прожили так долго… А теперь ее просто нет! Одиночество – нет ничего хуже для квартиры! Случается разное, но одиночество – самое страшное. Удушающая пустота. Никого… Ни звука, ни движения... и так, кажется, проходит вечность. А потом вдруг приехали какие-то люди и начали ремонт. Поставили решетки на окна, потом принялись ломать стены. Я подумала, что раз хозяйка умерла, так значит и мне пора. А оказалось, что такая я их не устраиваю, и они хотят сделать все по-своему. Симу вот семьдесят лет устраивала… Молодые, богатые, зато глупые. Главное – уют, а не планировка…
«Жаль, что сон так быстро заканчивается. Как только я проникнусь новой сущностью, пойму чужие переживания, приходится просыпаться…»
Я квартира номер 12.
Что-то подъем сегодня затянулся! Нельзя же так долго лежать в постели, пора делать зарядку! Но ничего, дети наверстали: умывались на минуту меньше положенного. И ровно без десяти семь Наташа и младший Дима сели за стол завтракать. Рисовую кашу съели быстро с должным аппетитом, не оставив ни ложки, начисто вымыли тарелки за собой и выпили чай. Хорошо. Теперь уже семь пятнадцать, самое время начать уборку квартиры. Сегодня воскресенье, в детском саду, в школе и на работе сегодня выходной. А, значит, сегодня гораздо больше времени можно уделить уборке. Низенький, худенький папа Вова уже погулял с собакой и теперь вытирает пыль с полированной мебели. Дима старательно складывает в коробку игрушки, которые разбросал вчера вечером. Мама Маша моет уже полы на кухне. Наташа достает пылесос – ей надо успеть до восьми пропылесосить все три комнаты. А ровно в восемь все пойдут гулять. Придут без пяти одиннадцать и сядут читать. Вова – Достоевского, Маша – Дюма, Наташа – Пушкина, а Дима – комиксы. И так будет до двенадцати тридцати. Маша встанет и до часу дня будет готовить обед (суп из пакета, макароны с сардельками, компот из сухофруктов). В час все сядут обедать. До пяти часов – дневной сон. А потом все соберутся около телевизора на мягком диване и будут радостно смотреть в этот телевизор. И так каждое воскресенье. Лягут спать точно в десять, даже если не досмотрят интересный фильм…
«Никогда бы не подумал, что занудство доставляет его обладателю такое удовольствие. Изнутри это гораздо приятнее, чем наблюдать снаружи».
Я квартира номер 13.
Зависть – вот что это. Она гложет меня все время, сколько я себя помню. Зависть к людям, которые у меня живут. К каждому в отдельности. Меня трясет от того, что я квартира, а не человек. Смотрю, как Ваня учится ходить, и такая тоска на душе! Ведь мне никогда не понять, что это такое – перемещаться в пространстве. Все время захлебываюсь в желании хотя бы немного двинуться. Но все тщетно. Когда Сережа занимается прописями, я понимаю, что не могу оставить никакого следа… ни на чем! Он выводит палочки и крючочки с крайне недовольным лицом. Он не ценит то, что у него есть руки. Мне бы на минуту руки, я бы такого наделал! Их отец Евгений – высоченный и здоровый. Если я бы мог выбирать, что непременно выбрал его тело. В нем, наверняка, просторно, легко пробегают мысли, не задерживаясь в тесном коридоре, как у меня. У его жены, Татьяны такое красивое лицо! Ах если бы мне стать ею, я смог бы покорять сердца всех мужчин, а не терять время на стирку носков и варку борщей. Ее отец, Василий обладает дивной способностью: выпиливает из дерева распрекрасные вещицы. Вот бы мне такой талант, я бы никогда не грустил, как он, а всегда улыбался. Единственная, кому я не завидую, это жена Василия – Анна. Ее жизнь по своей сути ничем не лучше жизни самой заурядной квартиры, а, следовательно, гораздо скучнее, чем у меня. Она пуста, словно ее только что построили. Может это уже старость. Хотя наступила она сразу после рождения…так бывает…
«Я думаю, этот сон родился из моей неспособности ходить. Я завидую тем, кто ходит, иногда ненавижу их за это. А они меня, наверное, жалеют…»
Я квартира номер 14.
В ванной у меня белая плитка чередуется с черной. Безмерно тупой человек придумал такое сочетание. Как будто самых испорченных идиотов выбирают для ремонта квартир. Коридор покрасили в темно-коричневый! Как раз то, что видно любому входящему в меня человеку, даже если он зашел на минуту. А тут такой мерзкий цвет, точно дерьмом все помазали. Хорошо еще не пахнет! А линолеум в кухне – бледно-зеленый. Кошмар! Могла бы я разговаривать, я бы плюнула им в лицо. Всем по три раза. Как им только не противно есть с оранжевой клеенки, смотря на мутно-зеленый пол. Цветы на подоконнике, как и все остальное, подобраны человеком, у которого начисто отсутствует вкус. Существуют же специальные передачи по телевизору и радио, выпускаются журналы, в газетах печатаются статьи, где подробно и доступно описываются правила оформления квартир. Но что уж там говорить об журналах, если в самую большую комнату повесили самую маленькую потолочную люстру, хотя потолки у меня три метра тридцать два сантиметра. Занавески на окнах самые безобразные в мире, достают только до середины голубых батарей. На стене спальни мерзейший ковер с преобладанием грязно-желтого цвета. Все совершенно не сочетается друг с другом. Из меня сделали некое подобие своей безвкусно оформленной душонки!..
«Жаль, что этих квартир нет в реальности. Печально, что это всего лишь сон, хотя иногда, сразу, когда просыпаюсь, реальный мир кажется мне сном».
Я квартира номер 15.
Эх, никто не знает, как мне хорошо! Что вечером, что утром, что днем я испытываю такие потрясающие ощущения, которые и не снились моим обитателям. Каждый день у меня замечательное настроение. Ужасно хочется с кем-нибудь поделиться, ведь меня просто переполняет радость. Часто возникает желание помочь тем, кто у меня живет. Хотя бы помочь в уборке. Ведь, по сути, это моя обязанность – приводить себя в порядок. А Марина ухаживает за мной, будто я ее пациент. Да, она на самом деле врач. Если вдруг кто-то, не дай бог – тьфу, тьфу, тьфу – заболеет из домашних, она сразу же ставит ему диагноз, и начинается бурный процесс лечения. И тогда на ее лице отражается такое блаженство, что хочется завыть от восхищения. И вот, когда она убирает меня, и ей помогает ее пожилая мама, хочется сказать им столько раз спасибо, сколько смогут вынести их уши. Но говорить нет необходимости, они всегда понимают. Единственный случай, когда мне становится не так хорошо – это когда вся семья грустит. Начиная от Гриши, самого главного хозяина часто сменяющихся собак, и заканчивая Мишей, его глуповатым племянником. Они просто сидят по своим комнатам и даже не разговаривают. Вот в эти моменты я их ужасно ненавижу!..
«Может быть, это никакие не сны, а я просто схожу с ума. Но тогда бы я не мог предположить этого. Хотя ведь ничего я не знаю…»
Я квартира номер 16.
Я лежу на ледяной земле. Раньше, когда меня еще не существовало, на этом месте было ужасно холодное подземное озеро. Потом, когда дом строили, его все выкачали. Но по моему мнению далеко не всю воду выкачали. Я мерзну всю жизнь. Что бы ни происходило, я всегда чувствую холод: днем, ночью, в любую погоду. Летом, в самые жаркие дни мне кажется, что совсем холодно. Я ничего не могу поделать с этим. Только лишь беспомощно оставаться на месте. Меня продувают все ветры, даже те, которые дуют мимо. Будто нарочно забираясь в меня и выдувая самую малость теплого воздуха, который выдыхают те, кто живет у меня. Зимой, когда я уже чувствую, что умираю, они включают обогреватели, но это помогает лишь маленькому участку пола, а вся остальная я остаюсь холодной, словно я какая-нибудь юрта за полярным кругом, а не квартира в кирпичном доме в средней полосе. Каждый день я остываю, по сравнению с предыдущим днем. Знаю, я превращаюсь в огромный безжизненный холодильник. Во мне будут хранить множество продуктов, но я уже этого не увижу. Моя душа промерзла насквозь…
«Я привык к этим снам, они уже прочно обосновались в моей жизни и занимают в ней главное место. Днем я, как будто, сомнамбула…»
Я квартира номер 17.
Вчера я снова пытался умереть с помощью самосожжения. Загорелась дальняя комната. Было как всегда ужасно больно, когда огонь добрался до обоев. Загорелись занавески, и уже после них куча грязного белья, сваленного в кучу около шкафа. Вот это свиньи! Дым от этой кучи был настолько ужасен, что я думаю, им можно было отравиться. Огонь разгорался и переметнулся на рядом стоящую кровать, когда загорелась деревянная спинка, стал раздаваться ужасный треск, и вот тогда прибежала из кухни хозяйка. Вот невезуха! На ее лице был такой ужас, словно горела она сама. А ведь больно было мне. Я молчал, а она вдруг стала орать. Дико громко, прямо вопила, выла. Стоит на одном месте и орет. Дура. А себе спокойненько горю. Но это-то еще полбеды. Пусть себе орала, а я бы сгорел дотла и все… кончились бы мои мучения. Так, нет! Кто-то вызвал пожарную охрану. Они приехали, как назло очень быстро – огонь только начал перебираться в большую комнату. Полетели разбитые стекла. Зачем бьют? Лучше бы дали хоть раз сгореть. Потушили. Все залили этой мерзкой водой! Сволочи! Теперь я весь мокрый, живой и ожоги болят…
«Мои воспоминания почти полностью состоят из этих снов, сложно вспомнить что-то из реальной жизни. Словно реальность и была сном».
Я квартира номер 18.
Я еще не знаю, как именно это будет, но уверена, что непременно лучше, чем у всех. Думаю, самым-самым будет все. Идеально ровные потолки с прекрасной лепкой, великолепные обои с настолько красивым рисунком, что отпадет вся необходимость в картинах, которые, несмотря на это, будут висеть все равно, самая дорогая мебель, лучше кожаная. Все будет настолько удобно и эстетично, насколько вообще может быть в квартире – начиная от сантехники и кончая занавесками. И батареи даже все покрасят! На полу будет лежать паркет из нескольких сортов дерева. Правда, я не знаю, когда же это будет. Потому что пока ничего из этого даже и не намечается. Димка пьет беспробудно, недавно его выгнали с работы. Его сумасшедшая мать, которая несколько раз выбрасывалась из окна, год уже как умерла. А Димка, чтобы не скучать, завел себе собаку, породу я не знаю – не разбираюсь. Выгуливать ее ему надоело, и теперь она «гуляет» в одной из комнат. Мебели там нет, есть лишь газеты на полу и кучи собачьего дерьма…
«Только сегодня я догадался, что это за дом. Это мой дом! Я прожил в нем всю жизнь. Думаю, это были не просто сны. Мне страшно…»
Я квартира номер 19.
Жизнь моя проходит впустую. Ничего не происходит. Никому я не нужна. Много лет уже существую пустая. Никого нет у меня. Совершенно никого. И если быть честной, никогда никого и не было. Жили, конечно, разные людишки, но никогда никого настоящего. Такого, чтоб можно было подумать: «Да, не зря меня построили, я действительно приношу пользу, без меня такому человеку было бы тяжелей». Но нет, таких людей не было. Каждый день без исключений проходит в бесполезных раздумьях. Как выбраться из этого – не знаю. Знаю лишь одно, что если вдруг – мало ли что случается – у меня поселиться хороший человек, я буду тогда помогать ему во всем. Буду создавать дух родного дома, дружественную обстановку. Чтобы ему всегда хотелось поскорее вернуться с работы, сесть в удобное кресло и начать что-нибудь творить. А он непременно будет творческим человеком. Я уверена. Скоро наступят такие времена. Он придет, точно…
«У нас в доме лишь двадцать одна квартира, значит все скоро кончится… Боюсь, не только эти трижды проклятые сны…Меня переполняет ужас!»
Я квартира номер 20.
Вот ушли родители Антона. Они поехали на дачу. Как только вернутся, сразу начнут консервировать помидоры, гнать яблочный сок. Будет ужасно жарко, шумно, противно. Но сейчас их нет. И насколько я понимаю, Антон тоже скоро уйдет. Ему сегодня сдавать экзамен, очень важный. Скоро я останусь одна! Обожаю, когда никого нет. Можно отдохнуть, спокойно подумать. Не надо ни за кем наблюдать, подслушивать. Антон нервничает, ударил кулаком в стену. Я-то ту причем? Если он чего-то недопонял, не разобрался, то за что бить меня?! Ведь я никогда его не бью. Наверное, потому, что не могу. Но все же не бью. А он срывает на мне свою злобу. Но ничего, он скоро уйдет. А вернется только вечером. А до тех пор я буду одна. Как же это прекрасно! Хочется, чтобы это продолжалось вечно. Каждый день просыпаться и понимать, что никого нет. Никто не тревожит тебя своими разговорами, топотом по твоему чувствительному полу, никто не гремит дверями. Самое лучшее наслаждение в мире – это одиночество… Вот Антон обувается, осталось меньше минуты. Берет ключи, выходит и запирает дверь от всех… Лучше не бывает!!!
«Я почти полностью уверен, что сегодняшний день последний, больше не будет ничего, даже темноты, тишины. КОНЕЦ. Или даже не будет его. А все потому, что
Я квартира номер 21.