Черт-те что

   

“Наша фантазия - вот наша настоящая жизнь”
(Федерико Феллини)


  глава первая

Если в аэропорту “Внуково” бесстрастный женский голос объявляет, что  все рейсы задерживаются на неопределенное время, то тот, кому не терпится улететь лишь бы куда-нибудь - хоть к черту на кулички, может смело направляться в кассу и требовать билет до Ханты-Мансийска, так как рейс в данном направлении по каким-то загадочным причинам действует бесперебойно, независимо от  метеоусловий. Но можно заметить и следующее  - кассир, выписывая  билет до Ханты-Мансийска, непременно как-то противно улыбнется и спросит: “Вам туда и обратно или только - туда?”. Потом испуганно глянет через левое плечо и шепнет: “Берите в оба конца, потому что...” И не договорит. Из-за того что его обязательно прервет телефонный звонок.
Когда пассажир-сорвиголова проследует на посадку (под удивленный ропот переполненного зала ожидания: “Куда? Куда объявили посадку? Ханты - Мансийск? А это - где? А как же они взлетят? Фантастика! Аэропорт - в тумане!”),  он увидит у сектора номер шесть небольшую группу людей с неподвижными, тусклыми лицами, будто насмерть перепуганными.
В самолете стюардесса скажет пассажирам, чтобы они занимали любые свободные места, и, несмотря на то, что свободных мест более чем достаточно, пассажиры будут нервно толкаться, спеша занять какие-то особенные места, по всей видимости, более удобные, мягкие и комфортные.
Сразу же после взлета (действительно, очень фантастичного: сквозь густой  слой тумана, вынырнув из которого, пассажир обнаружит под крылом  бесконечное ватное одеяло, подсвеченное снизу огнями вечерней Москвы) -   в иллюминатор брызнут лучи заходящего солнца. А поскольку самолет возьмет курс на восток, то солнце на глазах у пассажира не просто мягко скроется за горизонтом, а шлепнется в преисподнюю - с разгону, как яичный желток в бездонную сковороду. И еще через короткое время на иллюминатор наползет ночное, в черных, жестких тучах, небо. Тучи местами будут рваться, и тогда небо зарябит густой порослью Млечного Пути и плотным бельмом Луны.
Чем больше самолет забирает на восток, тем явственней  меняются лица пассажиров. Над Уралом они приобретают коричневый оттенок, и глаза - чернеют. А чуть погодя, - перемахнув через Уральскую гряду, - лица пассажиров желтеют,  округляются, выпирая в скулах.
Под крылом же самолета жизнь с каждой тысячью километров  замирает. Все меньше  городских и поселковых огней. Все гуще и выше лес. Иногда  самые дикие и старые экземпляры кедров  касаются верхушками брюха пилотируемого аппарата. И тогда самолет слегка трясет, и пассажиры инстинктивно застегивают ремни и требуют  у стюардессы вино и коньяк.
А ближе к пункту назначения взору открывается безжизненное, ничейное пространство. Озера, реки, болота, мелко- лесистые островки. Короче - глушь.
Когда стюардесса объявляет, что рейс завершается, пассажиры натягивают на кеды кисы, на футболки - шубы и дубленки, на кепки  - собачьи ушанки. За бортом - минус сорок.
И наконец - самолет выпускает шасси и  заходит на посадочную полосу. Но самолету не суждено благополучно приземлиться. Посадочная полоса обледенела. Самолет пытается тормозить, пассажиры бросают под шасси кисы, ушанки и шубы. Тщетно. Самолет заносит, и он врезается в новенькое, отвечающее мировым стандартам, здание аэропорта, высвеченное нежно-голубым конусом на верхушке. Здание разваливается и горит. Уцелевшие пассажиры выползают из под обломков самолета, бегут к остановке такси. Но  не добегают - так как сыплются, как горох, на ступеньках аэропорта. И ломают себе позвоночники. Ступеньки у парадного входа и привокзальная  площадь  выложены, к несчастью для пассажиров, - мраморно-зеркальными плитами, по поверхности которых обувь скользит, пожалуй, стремительней, чем коньки  у  олимпийских спринтеров в Солт-Лейк-Сити.
Только один пассажир (тот самый,  выбравший рейс наугад) подбегает к остановке такси целым и невредимым. Однако услугами такси ему воспользоваться не удается. Потому что таксист, смерив презрительным взглядом полураздетого, в летних шлепках на босу ногу, пассажира,  жмет на газ - и скрывается во тьме.
Одинокий пассажир идет по трассе в город. Иногда оглядывается на пылающий аэропорт. Ни одна пожарная машина не рванулась ему навстречу. Ни одна скорая. Ханты - Мансийск встретил нежданного гостя полным безмолвием. Впрочем, еще одно обстоятельство едва не прервало и эту тонкую живую нить...


глава вторая

Дорога от аэропорта к городу пролегала сквозь заснеженную стену кедрача и пихт. То справа от трассы, то слева тайга редела. И виднелись деревянные терема. Пассажир прочитал на резном веселом заборе надпись: “Гостиница “Русский двор”. Но радоваться долгожданному ночлегу было еще рано. Едва пассажир вошел во двор, как  навстречу ему двинулась стая диких собак - каждая особь величиной с медведя. Единственный предмет, которым  пассажир  мог воспользоваться для самообороны, был дипломат - тяжелый, добротный, - им он и заслонился, когда вожак стаи, зло оскалившись, метнулся к его горлу.
Вожак дико взвизгнул и сиганул прочь, а за ним, поджав хвосты, - перепуганная стая. Пес выбил передние зубы, врезавшись в металлический угол дипломата. Пассажир осмотрел дипломат и выбросил его за ненадобностью в сторону: угол дипломата был вырван и содержимое его вывалилось наружу.
Несмотря на пережитое потрясение, от пассажира не ускользнуло, что  псы убегали не порознь, а парами. Очевидно, внезапное появление пассажира застигло стаю в момент финальных коитусных  спазм. И теперь, сцепленные задами, любовники,  неловко ковыляя, позорно отступали с поля боя.
На стук в окошко никто за гостеприимными  ставенками “Русского двора”  не отреагировал. Боясь замерзнуть ( и  рискуя быть разорванным голодной стаей, возвращения которой  следовало ожидать  с минуту на минуту), пассажир принял решение двигаться по трассе вперед, - авось,  подберет  попутка.
Пассажир брел, брел... Где-то за горизонтом пылали яркие отсветы огня - будто пожарища. Но ни одной попутки по дороге он так и не встретил. И, наверное,  засыпая на ходу от крепчающего мороза, сбился с дороги куда-то в сторону. Оказавшись каким-то образом на пустынном зимнике.
Здесь он встретил несколько машин. Они стояли посреди замерзшей реки в кромешной темноте, без признаков жизни. Видно, обломались на пути к городу.  В салоне жигулей сидели четверо, в легких  костюмах - и будто спали. Пассажир постучал в окно. Никто не проснулся. В салоне спали давно  и теперь уже беспробудно.
Еще был вахтовый автобус. Там сидели рабочие. Молча. Тихо. Никто не пил. Не матерился. Ничего уже не хотел и не делал.
Пассажир жутко испугался. Он понял, что замерзает и ему снятся, видимо, кошмарные сны. И быстро пошел назад - к  трассе, ведущей в город.
А вот и верный знак, что город близко. Пассажиру навстречу стала расти гигантская бетонная глыба - на обочине трассы, обтянутая красочным  плакатом -
“Добро пожаловать - в сказочный город Ханты - Мансийск!”.
Пассажир едва не расплакался. Сказочный город! Значит все же стоило пролететь тысячи километров, столько  выстрадать, насмотреться на ужасы и кошмары, чтобы встретиться - со сказкой! Единственной, по всей видимости, на планете. И  доступной, очевидно, единицам. Только?.. Не окажется ли он - случайный пассажир - единственным живым существом в этой заснеженной сказке? Или и он - тоже... Обречен?
И тут ( будто в подтверждение его тревожным мыслям) на трассе появился серебристый джип. Он двигался на невероятной скорости к городу. В его брюхе находилась золотая молодежь города. Сын мэра  с друзьями и случайными подружками - юными студентками гуманитарного колледжа. После веселой (до утра) вечеринки компания спешила к первой паре. Друзья нервничали и ссорились  из-за того, что опаздывают. Стали толкать водителя в спину, истерично визжать, требуя, чтобы машина двигалась еще быстрей. Доехав до гигантского плаката, машина потеряла управление и сиганула в кювет. Врезавшись в центр бетонной глыбы, машина обмякла - прямо на слове “сказочный”.
И, по чистой случайности, именно в это же самое время мэр с друзьями ( высокими административными чиновниками)  спешил из охотничьего Спец-угодья ( где  - в сауне, с аппетитными барышнями  - парились всю ночь, как и полагается на охоте) к вертолетной площадке - на утреннее заседание в Думу. Вертолет был уже заведен и стремительно мотал свой пропеллер. Мэр шел первым - и был уже в нескольких шагах от вертолета. И вдруг -  вертолетная площадка (временная и плохо утрамбованная)  провалилась, и вертолет накренился. Лопасти, как ножом, срезали (наискосок) - всю компанию горе-охотников. Мэра - пополам, его первого зама  - на треть, а у его второго зама - отсекли плешивую голову.
Пассажир, конечно же, не знал ничего про мэра. Он  приближался к городу. Его ноги (в летних шлепках на босу ногу) совсем уже окоченели. Но на его счастье погода, что весьма характерно для  континентального климата, стала причудливо быстро меняться. Снег растаял, и по дороге мощным потоком хлынули ручьи. Обь и Иртыш на месте слияния вспучило и прорвало. Льды,  озлобленно ревя и наскакивая друг на дружку, двинулись к Северному Ледовитому.
Солнце стало припекать, и пассажир снял с себя футболку - пусть тело загорает. И уже вскоре, при входе  в город обветренное тело пассажира приобрело шоколадно - сексапильный вид. А значит - все у него, молодого и здорового, должно было в городе-сказке получиться. Все должно в сказке заладиться и самым наилучшим образом!

 
          
             глава третья

Но что за ужас ожидал пассажира в городе. Город, казалось, сошел с ума. Впрочем, пассажиру трудно было сориентироваться: город не в своем уме  только сегодня или был таковым всегда? И потому - пассажир просто наблюдал, вникал и вбирал в себя информацию, не спеша с категорическими выводами. И его можно понять: он жаждал встречи со сказкой и не желал без боя расставаться с  розовыми мечтами.
По городу, визжа сиренами, мчались (туда-сюда) пожарные машины,  скорая помощь, милиция. Вот, оказывается, почему ни одна пожарная не появилась в аэропорту: все машины были брошены на объекты в городе.  Ханты-Мансийск всю ночь был объят пламенем. Деревянные бараки, давно уже отпраздновавшие свой вековой юбилей, вспыхивали, как спичка, и сгорали в течение считанных минут. Люди изжаривались заживо. Немногие уцелевшие выбегали на снег в одних сорочках и, будто загипнотизированные, смотрели на  пучки искр, с сатанинским весельем взметывающиеся над пожарищем в чернильно-бурое небо.
По городу поползли слухи, что поджог, - это дело рук бомжей, которых расселилось на чердаках бесчисленное множество. Самое большое количество бараков пострадало по улице Ленина. На втором месте по количеству пожарищ оказалась улица Крупской. На третьем - Павлика Морозова. Были объяты пожаром в эту ночь и улицы: Пионерская, Комсомольская, Красноармейская, Партизанская.
А двухэтажка  по улице Мира, также сгоревшая до дотла, явила под утро чудо. Жильцы одной из квартир, оплакивая уничтоженные пламенем  пожитки, в том числе новенькую итальянскую мебель, наткнулись  среди пепелища на  уцелевший том Библии  и сто тысяч долларов, спрятанные   между страницами священной книги.
По городу поползли новые слухи, что пожары, история с Библией и долларами - все это неспроста. Жители стали  в панике срывать таблички со старыми названиями улиц. Все улицы теперь были переименованы в Мира - 1, Мира - 2, Мира - 3 и т. д. А центральную площадь назвали Миру - Мир.
Только мира на центральной площади не было и в помине. Здесь еще с ночи происходило настоящее ледовое побоище. Накануне  мэр затеял в городе конкурс ледовых скульптур: пригласил мастеровых людей из Архангельска, и они на площади высекли изо льда невиданной красоты сооружения. Была здесь и Эйфелева башня - в натуральную величину, и собор Парижской Богоматери, и Триумфальная арка, и Жанна д’Арк в боевых доспехах, верхом на коне. Местный колорит отражен был ледовыми чумами, оленями, мамонтами - также  в натуральную величину. Но не успели еще мастера отшлифовать доспехи Жанны и  бивни у мамонта, не успели установить красочную подсветку, как на площадь ввалилась большая группа бритоголовых и - давай, с гиком-криком, крушить фигуры. Полетели - на мелкие осколочки - оленьи рога и морды, пика Жанны, хвост и грива ее  хрустального коня. Рухнула Эйфелева башня. Дольше всех не давался бивень мамонта. В воздухе началось уже потепление, но мамонт,  истекая ручьями пота,  все никак не желал расставаться с драгоценной ношей. Но стоило бивню отколоться, как мамонт, вскинув  хобот к небу, протрубил прощальный сигнал и оплыл в огромную гору талого снега.
На место происшествия, уже далеко за полночь, выехала местная телекомпания “Обь” и взяла у предводителя бритоголовых интервью.
- Зачем вы, наша  современная молодежь, так сказать, авангард общества, его настоящее и будущее, разбили такую редкую в нашем городе  и чрезвычайно хрупкую красоту? - затрещала популярная ведущая Нина Ротова, лауреат Пятого кинофестиваля  “Обское урочище” в номинации “Золотой язык Оби”.
- А я хочу задать свой вопрос, - сурово глядя в кинокамеру, ответил бритоголовый. - Скульптуры эти.  Мамонты, к примеру, - что  к чему? В Хантах нет мамонтов. И башни этой - Эйфелевой - нет. Тут ничего нет. И все молчат. А мы - не молчим. Сегодня мы стукнули по бивням мамонта. А завтра - стукнем по чайнику всех, кто тупо молчит.
- Это, конечно, пусть и спорный взгляд, но и весьма прогрессивный, - прокомментировала ответ бритоголового телеведущая. И почесала золотым языком дальше:
  - Телеканал “Обь” - это тот рупор молодежи, который предоставлен юному поколению для выражения своих взглядов. Наша телекомпания будет неотступно  следить за тем, как развивается мировоззрение молодежи города  в связи с крушением ледовых скульптур. И еще один вопрос к нашей молодежи: ваши следующие действия?
- Слушай, трещетка, у меня к тебе свой вопросик будет. Твой телеканал. Этот-
“Обь”! И что к чему? Его же никто не смотрит. А не двинуть ли тебя по чайнику?
И бритоголовый полоснул  популярную телеведущую Нину Ротову ножичком по лицу. (Как сообщили в   пресс-центре:  от эксцесса с бритоголовыми рейтинг телеведущей не только не пострадал, но и взлетел на новую высоту, и теперь телезвезда выступает под псевдонимом Нина Рваный Рот. )
Что тут на площади началось! Зарезали  милиционера и парня с ОМКа ( овощно - молочного комплекса, где, правда, лет пятьдесят  уже будет, как нет ни парников, ни свиней, ни коров). Бритоголовые резали всех подряд. Случайные зеваки разбежались с Миру - Мир  - кто куда и попрятались по домам.
Пассажир пытался  было вмешаться и остановить резню, но и ему досталось. Правда, отделался он легко. Фонарь под глазом и, как это ни печально,   усеченные фаланги на  правой руке.
В городе объявили траур. Конечно, не в связи с резней на Миру-Мир. А в связи с безвременной кончиной мэра, его сына и первого со вторым замов. Были приспущены государственные флаги над всеми административными учреждениями.
Но, оказывается, траур пришел не только в высшие госструктуры. Но и в параллельный мир - в  обе мафиозные группировки, поделившие пять лет назад город на  зоны влияния: пантелеймоновскую и мантышную.
Главари обеих группировок - по прозвищам Пантелеймон и Мантыш, праздновавшие ночью (каждый на своем личном теплоходе, пришвартованном на зиму  в речпорту)   юбилейную дату ( добычу  десятого  миллиарда тонн нефти на подконтрольных нефтяных компаниях)  - в пик  качки, вызванной ледоходом, выпали за борт и были  тут же съедены хищной самкой налима. Причем, если у Пантелеймона оказалась обглоданной верхняя часть тела, то Мантышом любительница падали угостилась, покусившись на  нижнюю его часть. На похоронах, когда открыли доступ к телам, все желающие проститься с покойниками могли лицезреть в последний раз: Пантелеймона - от бедра, Мантыша - по пупок...
Вскрыв завещание, многочисленные родственники и любовницы были приятно удивлены. Бог миловал: им всем  не пришлось беленеть от зависти и, тем более, брать грех на душу, устраняя  прямых наследников.  Все свое имущество, включая счета в крупнейших банках мира, оба главаря завещали на ваяние фамильного  мавзолея с персональным памятником в натуральную величину - в центре загородного кладбища “Северное сияние”. Поскольку центр на кладбище один и неделим, а покойников, претендующих на захоронение в облюбованном ими месте, целых два, то пантелеймоновцы и мантышники пришли к мирному соглашению: прочертив центральную линию, захоронили своих вожаков - одного справа, другого слева  от черты. И  в тот же день над кладбищем “Северное сияние” (на фоне убогих могилок с покосившимися оградками) вознеслись, под гостеприимными сводами мавзолеев,  исполинские бронзовые фигуры Пантелеймона и Мантыша, любуясь на которые можно посидеть, в тишине, за  инкрустированными самоцветными каменьями мраморными столами (в стиле офисных)   и, потягивая  бренди и коньяк ( из вмонтированных в стены мини - баров) подумать о бренности бытия...



             глава четвертая

Пассажиру, зализывающему на ходу рану - правую культю, захотелось внезапно есть, и он вспомнил, что в последний раз ел в самолете: легкий ужин, состоящий из тонкого кусочка хлеба и  нескольких капель горчицы, майонеза и кетчупа. Пассажир отправился на поиски продовольственного магазина, но дорогу ему повсюду преграждали прорытые глубокие траншеи, куда автодорожные краны укладывали толстенные трубы. Там же, где дорога была уже зарыта, нога тонула в липкой глинистой почве, а башмак терялся  в сопливой трясине. Перескакивая через грязь, несколько раз поскользнувшись и упав в топкое месиво, пассажир все же добрался до Торгового Центра и вошел во внутрь. Осмотрев витрины, пассажир попросил пачку сливочного масла. Однако, глянув на дату, он обнаружил, что срок годности истек еще в позапрошлом году. Мякиш купленного им хлеба оказался крохким и рассыпался в руках, как снег. Зато толстая хлебная корка оказалась под стать броне.
Пассажир с тоской подумал о картофельном пюре и салате из редиски и свежего лука. В закутке Торгового Центра он увидел  овощной лоток, за которым стоял хитрый азербайджано-армянин, то и дело повышающий    цены на свой нехитрый товар. Пока пассажир приближался к лотку, туркмено-армянин успел три раза сменить  ценники.
 - Откуда редиска? - спросил пассажир, рассматривая вялый овощ.
- Производство Израиль, - услужливо ответил армяно-таджик.
- А на  местном ОМКа редиска, значит, не растет? - съязвил пассажир.
- Издеваешься, дорогой? - сузил черные глазенки армяно-грузин. - На ОМКа редиска растет за тры копейки пучок, а в Израиле растет - одын доллар одын штук. Бери одын штук. Вкусный. Будешь кушать и меня благадарыть.
Пассажир купил у осетино-грузина одну редиску,  перо зеленого лука и, растерев все с мякишью хлеба  в левой ладошке - культей правой,   тут же, у лотка, запихал макуху себе в рот. Кабардино-узбек покачал головой ( вай-вай- вай, шайтан какой!) и позвал охрану. Они вытолкали пассажира из Торгового Центра и он упал в свежевырытую траншею.
Откуда-то сверху заблистали вспышки фотоаппаратов. Это японские туристы, приехавшие в Обские угодья на  национальный Вороний праздник, столпившись на краю траншеи, фотографировали пассажира, убежденные, что перед ними исполняется часть вороньего ритуала. Пассажир не стал их разочаровывать. Выкрикивая короткие ругательства, смахивающие на  карканье, он  вылез из траншеи и, махая руками, будто всполошенная ворона крыльями, побрел к ближайшей гостинице. Пора было привести себя в порядок и немного передохнуть.




 глава пятая


Траур в городе шел полным ходом. Третий заместитель мэра отдал распоряжение почистить дороги для прохождения траурного кортежа. Поскольку чистящая машина  завсегда в городе была только одна, а водитель, к тому же, не имел практического опыта, то произведенная им чистка - всухую,  одним большим ежом,   подняла над улицами невероятно густое облако пыли,  доставившее жителям  немало хлопот. Плотной пылевой завесой немедленно воспользовались форточные воры и насильники. Так, прямо на Миру - Мир была изнасилована  свободно блуждающим по газонам в поисках молодой травки козлом Михеем - гражданка С. Хозяева  развратного Михея признались, что, по пьянке, часто вступали друг с другом в интимные отношения прямо на глазах у несчастного животного, извратив тем самым его сексуальную ориентацию. Михея приговорили к пожизненному заключению в ОМКа, в свинарнике которого ( где не встретишь ни одной живой скотинки, окромя тараканов) сексуальный извращенец должен был (во исполнение справедливого возмездия) загнуться от голодной смерти.
Однако, как сообщила в новостях по “Оби” Нина Рваный Рот, Михей был амнистирован прямо в зале суда - по просьбе пострадавшей, неожиданно давшей  новые показания. Гражданка С. призналась, что из-за густой пыли не разглядела лицо насильника и учуяла лишь его специфически острый запах, вызвавший некоторый дискомфорт в ощущениях. Что же касается собственно полового контакта,  то он был исполнен с  таким темпераментом, что пострадавшая ни секунды не сомневалась, будто подвергается насилию со стороны поднаторевшего в амурных делах нахала. Поэтому, хотя Михей и козел, но достоин лучшей доли, чем сдохнуть в ОМКа. И во всем случившемся следует винить лишь плотную завесу пыли. Пострадавшая подала в суд новое заявление, в результате чего  был предъявлен иск пылевой завесе, испортившей макияж и одежду истицы. Однако судебное разбирательство было отложено на неопределенное время, в связи с неявкой ответчика в суд.
В то же самое время в другом зале суда шел процесс по делу  водоканала. Начальник водоканала, отмечая траур по мэру, вошел в раж и дал в городские трубы не очищенную воду. Утром горожане, приступив к  чистке зубов, открыли краны и увидели, как в раковины плюхнулись сначала  комки ржавчины, а затем полилось чистое черное золото! Не веря своим глазам, горожане спешно набирали полный рот нефти  и ополаскивали зубы. И, оглядывая свое отражение в зеркале,  видели чудо. Безо всякого колгейта с блендамедом, а лишь благодаря волшебной силе черного золота  зубы горожан становились белыми, блестящими и здоровыми. Хозяйки тоже не растерялись: набрали полные корыта нефти и стали стирать постельное белье и скатерти. И каково же было общее удивление: нефть отбелила и удалила даже застарелые пятна. А для гурманов наступил просто невиданный праздник желудка. Супы, приготовленные на воде с жирными нефтяными пятнами, повлияли на потенцию мужчин: они возбуждались сразу же после первых ложек аппетитного блюда и умудрялись удовлетворить своих жен по несколько раз непосредственно во время трапезы!
Однако третий зам, прослышав об  утечке нефти, забил тревогу, и водоканал включил очистительную систему. Горожане с чувством брезгливости набирали в посуду постепенно светлеющую жидкость и с возрастающим недовольством следили за тем, как на поверхности воды утончается черный жировой слой. В редакцию газеты “Обское дно” пошли звонки от возмущенной общественности. Водоканалу был предъявлен иск в преждевременном прекращении траура. Под натиском общественности водоканал  вынужден был продлить траур  еще на девять дней.


  глава шестая

Пассажир шел по улицам Ханты - Мансийска и душа его пела. Он то и дело забывал смотреть себе под ноги, рискуя застрять в грязевых рытвинах  или упасть в свежевырытую траншею, потому что не мог отвести глаза от деревьев. Дичок и черемуха дали в связи с резким  потеплением такой  буйный цвет, что пассажир, одурманенный запахами, порхал и резвился, словно оглашенный.
- Весна, весна, - безумствовала его воспрянувшая к обманчивым желаниям любви душа. И любовь вдруг действительно, выглянув из-за угла,  наскоком налетела на безоружного пассажира, прижала к стенке и хорошенько намяла ему бока...
И случилось это в неожиданном для амурных проделок месте - на  загородном кладбище “Южная лагуна”, куда пассажир попал при следующих прозаических обстоятельствах. Нет, он не умер. Но он, как и все добрые и любопытные граждане, уважающие и живо интересующиеся ритуалом похорон, был увлечен огромной скорбящей процессией, сопровождавшей катафалки с мэром, его сыном и первым со вторым замами. Люди рыдали, рвали на себе волосы, бились оземь. Пассажир тоже почувствовал вдохновение и стал (неожиданно для себя) целовать землю там, где проехал катафалк. Он рвался к гробам с криком:
- Пустите, пустите меня к ним. На их месте должен был быть я.
Какие-то женщины успокаивали пассажира, капали ему валерьянку и шептали:
- Тише, тише, сынок. Скоро, скоро все там будем...
Впереди траурного кортежа шел третий зам и давал срочные распоряжения подчиненным по благоустройству видимого пространства. В процессии шли высокие правительственные чиновники со всех регионов страны и  столицы. А также центральная пресса и телевидение. Еще - руководство федеральной земли Гессен и делегация с венками из города Франкфурт-на-Майне. А также центральное телеграфное агенство, принимающие на ходу телеграммы-молнии с соболезнованиями, летящие  со всех уголков Земли. Нельзя было ударить перед высокими гостями лицом в грязь.
Тем более, что Нина Рваный Рот в прямом эфире сообщила миллионам телезрителей:
- Траур коснулся не только нашего города. В эту минуту весь мир отдает дань почтения усопшим. Во многих регионах Земли временно прекращены военные конфликты. Даже в отдаленном Центрально-Африканском селении  Джоу-Джо, затерянном в непроходимых джунглях, воюющие более трех сотен лет пигмейские племена Хоо и Эхх заключили  перемирие на двадцать минут.
Нет, нет,  никак нельзя было ударить лицом в грязь. Хотя бы перед теми же многострадальными  племенами Хоо и Эхх. Грязь надо было срочно спрятать, на худой конец - чем-нибудь залепить. Поэтому срочно были вызваны рабочие-вахтовики, которые укладывали на быструю руку тротуары. Строители обшивали веселеньким синим пластиком истлевшие  стены деревянных бараков. Город преображался на глазах. В таком городе не хотелось умирать. В таком городе хотелось жить долго и счастливо...
И вот, при входе в “Южную лагуну” - празднично обрамленную цветущими дичком и черемухой, пассажир увидел - ее... И что? Конечно же, бесстыдник эдакий, он тут же забыл о трауре. У него, бессердечного эгоиста, мгновенно просохли слезы...
У входа в “Южную лагуну”  траурную процессию встречали хлебом-солью три красавицы в русских сарафанах и кокошниках. Это было так мило и так трогательно, что... Что все отставили рыдания и... Ринулись отведать русского хлебушка. У всех будто камень с души упал. Смерть - она ведь и подождать может. А ты, пока жив, - ешь, пей, веселись. Народ живо достал из-за пазухи по чекушке, выпил, закусил хлебушком и уже смелым, уверенным шагом пошел на кладбище - зарывать гробы.
Хлебушка не досталось только одному пассажиру. Он стоял, растерянный, перед ней - прекрасной русской жемчужиной, с русой косой, забыв в одно мгновение обо всем на свете. Девушку звали Русанкой. И ей было стыдно и неловко, что пассажиру не  досталось ни хлеба, ни соли.
- Ничего страшного, - превозмогая робость, пролепетал смущенный пассажир. - Ради бога, не волнуйтесь. Я совершенно не голоден.
И едва он это сказал, как действительно почувствовал себя сытым и... абсолютно счастливым. Но Русанка, постреляв на незнакомца синими, как дикие северные озера, глазами, пошептавшись с подругами, вытащила откуда-то, из потайной сумки,  румяную плетеную булку и вручила ее пассажиру.
- Извините пожалуйста, у меня такое впервые. Сколько было процессий, мы одной булкой хлеба могли накормить целый город.
- Но дело в том, - ответил, еще больше смущаясь, пассажир, - что я приезжий. Случайно оказавшийся в этой точке планеты пассажир. Нет, нет,  я не  имею права принять ваш дар.
- Берите, берите, - замахала руками Русанка.  - У нас еще много хлеба. А есть его, к сожалению, скоро больше будет некому.
- Почему? - поинтересовался с восторгом пассажир, не сводя глаз с милого белого личика Русанки.
- Потому что не сегодня-завтра все жители города... - однако не успела Русанка  договорить, как  подбежали охранники третьего зама, и, столкнув пассажира в свежевырытую траншею, запихнули девушек в черный джип и куда-то повезли. Русанка только и успела крикнуть:
- Прощайте, пассажир...
В это время подъехала уборочная машина с ежом и накрыла плотной пылевой завесой и траншею с пассажиром, и кладбище. Пассажир стал задыхаться, слепнуть, глохнуть, пока, наконец, и вовсе не потерял сознание.


  глава седьмая

Очнувшись, пассажир стал чихать. От смертельного удушья его спасло то, что он лежал, когда пылевая завеса накрыла кладбище,  на дне глубокой траншеи. Выбравшись наружу, пассажир увидел, что пыль придавила   толстым слоем всех, кто находился на кладбище. Он надеялся услышать хотя бы один вздох, но, увы, - вокруг ни шороха, ни тихой мольбы... Заглянув в могилы, пассажир ужаснулся. Гробов на дне не было. Да, собственно,  не было и дна. Были зияющие провалы в подземные пустоты, куда и улетели гробы мэра, его сына и первого со вторым замов. То здесь, то там раздавались хлопки: это проваливались в подземную пустоту одна за другой кладбищенские могилы. Вдруг  из одного из провалов послышался бодрый человеческий голос. Пассажир подполз осторожно к краю могилы и заглянул в бездну. Откуда-то из мрака донесся, удесятеренный эхом, голос Нины  Рваный Рот. Она каким-то чудом оставалась живехонькой и ни на минуту не прерывала прямой эфир:
- Сейчас вы видите уникальные кадры. Мы с вами, дорогие телезрители, находимся на глубине   пять тысяч метров, в подземной скважине, где раньше была нефть. Ее не так давно откачали ведущие нефтяные компании Обских угодьев, и теперь она находится в нефтепроводах на пути в Европу. А подземные пустоты поглощают - одна за другой - оседающие северные города, села, поселки. В данный момент вы присутствуете при провале в пустоты городского кладбища “Южная лагуна”. Это случилось из-за глобального потепления и оттаивания вечной мерзлоты. Как поведет себя вечная мерзлота непосредственно под городом? Не  просядут ли зыбкие почвенные пласты под  архишикарными стоэтажными  хороминами корпораций “Лукойл” и “Юкос” - главными дизайнерскими достопримечательностями города?  В любом случае надо помнить, что не сегодня завтра каждый из нас может угодить туда, откуда, увы, назад дороги уж нет! Это была Нина Рваный Рот. Оставайтесь с нами. После  рекламной паузы вас ожидают новости  искусства и культуры.
Пассажир почувствовал отчаяние и душевную опустошенность. Все валилось в тартарары. Любимая женщина, с которой едва лишь обмолвился парой слов, - похищена какими-то негодяями. Что же теперь делать? Как дальше жить? И зачем?
Пассажир, не в силах больше сдерживать  себя  от горя, уронил скупую мужскую слезу и, что есть мочи, завыл:
Русанка-а-а!!!..
Нет сна!..
Весна!..
Сосна
Одна
На Севере
Диком!
Дыра
В голове!
Боль
И тоска!
Нет сна!
Весна!
Нет сна!
Весна!
Русанка-а-а!!!..
И тут, посреди кладбища, из свежевырытой могилы раздали аплодисменты. Волосы на голове у пассажира, уж немало   повидавшего за последние сутки, враз  стали дыбом.
Из под земли, чихая и кашляя, вылезли двое могильщиков. Их тоже хорошенько тряхнуло, когда жахнула пылевая завеса. Но вот: очнулись и услыхали такой душевный, такой рвущийся, с настоящей мужской болью голос, что окончательно пришли в себя.
Могильщиков звали Созон и Софон. Они с пассажиром подружились сразу. И предложили пассажиру выпить - на помин души сгинувших на  “Южной лагуне” (в пыли и в пустотах) всех бедных людишек. Достали чекушку (одну-вторую-третью) и сели тут же - на пыльную землю.
- А ты, пассажир, - уже хорошо поддав, признался Созон, - мастак петь. Умеешь, сатана тебя дери, брать за самые, что значит, жабры человека. Я прав, Софон?
- Не то слово, командир, - поддакнул быстро опьяневший Софон.
- Я здесь с приятелем моим уже тридцать лет - и днюю, и ночую. Народу на тот свет провели - видимо - невидимо. Но чтобы над покойниками так задушевно кто-то голосил, - такого не было ни разу. Я прав, Софон?
- Не то слово, командир, - качал головой приятель.
- А знаешь, что я думаю. Работы  на “Южной лагуне” теперь нет. Все нынче подадутся помирать на “Северное сияние”.  А что, если мы сварганим свой бэнд? Я всю жизнь мечтал об этом. Пассажир будет петь, а мы заделаемся его личной охраной. А что! Лопату обрежем, обточим - под саперную. С вьетнамской еще кое-какой боевой навык, дай бог, остался. Что ты думаешь, Софон, пойдет у нас с пассажиром дело?
- Не то слово, командир! - шмякнув кулаком по пыли, сурово одобрил  приятеля верный  Софон.
На том и порешили. В тот же вечер на городском фестивале на Миру-Мир, посвященном памяти мэра, его сына и первого со вторым замов, пассажир и приятели дали свой первый концерт. Успех превзошел все ожидания. Публика со свистом удалила со сцены  фольк-панк группу “Самоеды” - доставшую общественность занудным римейком на  местный шлягер -“Я съел сырую рыбу, и у меня описторхоз”(ставший шлягером, кстати, после сенсационного исполнения частушки  во всенародно любимой программе  “Играй, гармонь” ханты-мансийским пьяницей Ваняткой, потешившего зрителей идиотской беззубой улыбкой, рваным визгливым тенорком да лихой пляской, с гармошкой наперевес, а главное: виртуознейшей координацией головы, удерживающей на макушке до краев наполненный драгоценной водочкой граненый стакан!).  Забросали пивными банками эко-рок группу “Бабы Сибири” за песню - “Не бросайте, мужики, бутылки и прочую хреновину на дно моего Иртыша”. Но как только на летнюю эстраду  вышел пассажир, над площадью поднялся страшный гвалт. Его уже ждали. О нем уже шли невероятные слухи. И авторами этих слухов был, конечно же, его телохранители (те еще ребята,  настоящие звери: в татуировках, небритые, с саперными лопатками) - Созон и Софон. Они сочинили, будто культю пассажир заработал во время операции против Хаттаба (Черного Араба или Ахмеда Однорукого) в Чечне. Что за ликвидацию неуловимого, жестокого и хитрого предводителя чеченских боевиков правительство обещало пассажиру Звезду и Героя России. Но ни Звезды, ни Героя пассажир не получил. А чтобы окончательно подавить его волю, похитили любимую девушку Русинку, за которую пассажир поклялся - либо сложить голову, либо уложить всех до одного своих обидчиков.
И когда пассажир стал на сцене - мощный, загоревший, с фонарем под глазом... Когда ударил культей по струнам  электрогитары... Когда взревел диким раненным зверем в микрофоны:
Русанка-а-а!!!
Нет сна!
Весна!
Вся площадь. Вся Миру- Мир - яростно взревела ему в ответ:
Русанка-а-а!!!
Третий зам, окна кабинета которого выходили на Миру-Мир и дали от мощного певческого эха трещину крест-накрест, тут же набрал номер начальника управления внутренних дел и спросил:
- Кто такой - пассажир? Что еще за Русанка? Ответ жду через пять минут.


 глава восьмая


Ровно через пять минут в кабинете третьего зама раздался звонок.
- Да, я слушаю, - лениво произнес зам, раскуривая сигару, - докладывайте.
- Нам стало известно, - послышалось в трубке, - что гражданин по кличке Пассажир - личность без определенного места жительства.
- Ах, вот оно что, - зама разморило от сигары, и он любил жизнь, ему было хорошо. Поэтому он готов был  на   щадящие формы наказания какого-то приблудного бомжа. Но тут в окна с Миру - Мир жахнул мощный вопль “Русанка-а-а!!!” и вырвал из руки у зама сигару. Это сразу настроило его на деловой лад. Вот так-то: нельзя, оказывается,  сидя в высоком кожаном кресле, расслабляться ни на минуту. Тут же сдует!
 - Черт знает что такое делается! - крикнул зам в трубку, и на том конце провода тихо охнули. -  Значит так! Сразу же после фестиваля проверьте у Пассажира наличие регистрации, подержите сутки в накопителе - возле стеночки, руки вверх, а затем   отправьте вон из города - до станции Пыть-Ях. Можете даже купить ему билет в общий вагон. Все  равно куда. И эти челдоны на площади мне тоже надоели. Юзгают туда-сюда. Хороводы водят. И чего, они, язви тя, орут? “Весна!” Ну, весна! А орать-то чего? Вы привели в исполнение операцию “Фурункулез”? Что-то не вижу результатов, -  и зам, недовольный, положил трубку.
И тут же с орущей толпой на площади начало что-то происходить. Теперь толпа орала от боли и ужаса. Лица и тела девчонок и пацанов покрылись черными твердыми фурункулами. Фурункулы быстро вызревали и лопались, отрывая куски тела. Из толпы выбегали девчонки,  прикрывая салфетками изуродованные, распухшие  лица. Парни срывали с себя футболки и штаны и в отчаянии метались, дурея от вида  разрывающейся с кровью и гноем кожи. Толпа на Миру Мир стала быстро рассеиваться. Визжали сирены скорой помощи.
Наблюдая за волнами паники, сметающей с площади  публику, Созон нахмурился и покачал головой.
- Чтоб мне сдохнуть, если ж  не к нам  гости, - и указал саперной лопаткой на отряд милиции, быстро продвигающийся сквозь редеющую толпу к эстраде. - Как думаешь, Софон, порубим кишки, якуня-ваня, джунглям?
- Не то слово, командир,  - рявкнул Софон и потащил Пассажира за сцену.
Спрыгнув под деревянный настил, приятели стали быстро окапываться. Вырыв начало тоннеля, они тут же прикопали вход и стали углубляться в землю. Потревоженная саперами колония мышей и крыс, облюбовавших теплотрассы, устремилась наверх и разбежалась по жилым домам. Отряд милиции, опрокинутый движением нескончаемых крысиных колонн, прыгнул в машины и отбыл в отделение, где ночь пережидал нашествие.


глава девятая

В городе началась паника. Крысы и мыши - бегали по квартирам, как у себя дома. Сидели на подоконниках, телевизорах, заглядывали в кастрюли - прямо средь бела дня, на глазах у ошеломленных обывателей. Однако было бы несправедливо обвинять в случившемся саперов.  Нашествие было спровоцировано  строителями, разрывшими по всему городу   траншеи  в непосредственной близости  от теплотрасс.
Обыватели пытались бежать из города. Однако аэропорт - после недавней катастрофы - был закрыт на ремонт. Оставалась железная дорога, пролегающая в пятистах километрах от города - на узловой  станции Пыть-Ях.
В  городской кассе стояли толпы людей. Билетов не было на полгода вперед. Брали на следующее полугодие. Согласны были платить тройную цену. Согласны были даже на место в бомжевозе - составе из общих вагонов без отопления, останавливающимся на каждом разъезде  и двигающимся со скоростью шесть км в час. Воспользовавшись ажиотажем, кассиры взвинтили цены на услуги. Кассовый сбор теперь составлял триста процентов от стоимости билета.
Обыватели обрывали телефоны междугородного сообщения по картам “СТК” (сервисным телефонным картам). Однако компьютер неизменно отвечал: “Извините, линия временно занята. Спасибо за звонок”. Те же, кому удавалось все же дозвониться,  слезно умоляли родственников, знакомых приехать за ними (на машинах, подводах, нартах) и вывезти, вместе с детьми и пожитками, куда-нибудь - ближе к югу, морю, солнцу, фруктам.
Но ринувшимся было на подмогу родственникам - доехать до города  не удалось. Ближе к вечеру на дорогах начался гололед. Машины одна за другой слетали в кювет, и дорогу на Ханты - Мансийск временно закрыли.
Выбраться из города удалось только  семьям, имеющим личные самолеты.  Десять семей направились на отдых на Кипр, и еще  несколько - в Грецию. Две семьи - улетели в Турцию. Семья, выбравшая было направление на Болгарию, после некоторых колебаний изменила курс - на Арабские Эмираты...
- Так, в чем дело?! - кричал третий зам на экстренном правительственном заседании. -  Кто допустил панику в городе? Немедленно что-нибудь делайте! Всех! Всех, к чертовой бабушке, уволю!
Слово взяла красивая полная дама, начальник отдела по связям с общественностью.
- Уважаемый третий зам! Паника в городе уже час как пошла на убыль.   Мы направили в  крысиное логово - наш специально обученный,  экспериментальный экземпляр  - “Агапа-002”. Дорожным департаментом уже зарыты на данный момент несколько траншей, прилегающих к теплотрассе. “Агапу-002”, вскоре после внедрения в заглавную стаю, удалось вступить в контакт с вожаками и вывести колонии мышей и крыс из жилых кварталов. Они  заняли теплотрассы и подвалы бараков, снос которых запланирован на ближайшее столетие.
- Отлично! - воскликнул третий зам.  Ему не терпелось, чтобы скорее были назначены досрочные выборы и его избрали мэром. Обеспечить популярность у избирателей должен был порядок в городе и оживление в культурной жизни. И зам глянул в сторону начальника управления культурным досугом.
- Все в порядке. По всем пунктам удалось достичь полную договоренность, - пролепетал дрожащим от волнения голосом начальник, приглаживая прилизанные, нагеленые ( по моде - под мокрые) волосы. - Мы проплатили десять тысяч долларов Магомаеву, пятьдесят тысяч - Баскову и сто - Ванессе Мэй. Еще пятьсот проплатили Кабалье. А также оплатили суточные и дорогу артистам Большого. Боинг с артистами уже сел на запасной аэродром.
- Кто встречает дорогих гостей хлебом-солью? - строго глянул зам на управляющего по делам молодежи.
- Лучшие из лучших! - уверенно начал управляющий. - Красавицы, умницы, студентки гуманитарного колледжа, постоянно участвующие в общественных мероприятиях: Сюзанна, Светлана и Русана.
- Русана? - нахмурился зам. - Я где-то уже слыхивал это имя.
И поднял трубку начальника управления внутренних дел. Прикрыв трубку ладонью, третий зам что-то тихо сказал. Все присутствующие корректно заткнули пальцами уши, хотя  и так ничего не было слышно...



    глава десятая



На запасном аэродроме гулял пронзительно-колючий сквозняк. В правое ухо сквозняк дул - с Оби, в левое - с Иртыша. Обе реки дышали гневом и кидались в водовороте  устья одна в другую льдинами. Доигрались до того, что одну плоскую льдину выплюнуло из общего ледоходного месива и она бумерангом пронеслась над старым районом города - бывшим ямским поселком Самарово. Срезав крыши нескольких прибрежных домов, льдина-бумеранг, как ни в чем ни бывало, плюхнулась назад - в бурлящий поток.
Три девицы-красавицы в русских сарафанах, одной рукой придерживая сдуваемые сквозняком кокошники, а другой - прижимая к груди хлеб-соль, стояли у трапа  и терпеливо ожидали, когда отворятся  люки боинга и к встречающим сойдут гости и участники Первого Всемирного музыкально-театрального фестиваля “Обская губа”.
В боинге тем временем царил настоящий кавардак. Стюардессы не досчитались одного пассажира. Делали несколько раз перекличку и наконец точно установили, что недостает Монтсеррат Кабалье. При первых перекличках за  Монтсеррат откликался нетрезвый контрабасист Большого театра.
Неизвестно каким образом проникшая на борт боинга, Нина Рваный Рот прямо из   салона бизнес-класса вдохновенно вещала в прямом эфире на Обские угодья и далеко за его пределы:
- Потрясающая потеря! Она обойдется нашим угодьям  в полмиллиона долларов. Не говоря уже о том, какой шок во всем мире вызовет новость об исчезновении   оперной звезды с борта российского самолета, принадлежащего авиакомпании
“Карат”. Последний раз певицу видели, когда она направлялась в хвост самолета - в туалет, специально расширенный под ее величественные формы. Но что происходит сейчас в кабине пилотов? Чему так радуется капитан боинга? Возьмем у него интервью. Господин капитан, так куда же исчезла главная жемчужина Всемирного фестиваля “Обская губа”?
- Все утряслось, к счастью. Монтсеррат жива и невредима, - скромно, но с чувством достоинства ответил капитан. - Я думаю, она сейчас дома - с мужем, детьми, внуками, сидит на террасе свой виллы в Милане и пьет свой любимый   чай с бергамотом.
- Нет, так нечестно, - запротестовала Нина Рваный Рот. - Зрители мучатся  неизвестностью, а вы тянете резину. Как же случилось, что Кабалье исчезла с борта боинга? Где это случилось? Еще в аэропорту?
- Ничего подобного, - искренне рассмеялся капитан. - Певица действительно  пребывала часть маршрута в салоне нашего самолета. И даже пела вместе с Басковым по просьбе пассажиров  “Барселону”. А Ванессочка аккомпанировала на скрипочке. Но, как сообщил нам только что диспетчер, уже перед Тобольском, пролетая над Иртышом, случилось нечто, чрезвычайно напугавшее впечатлительную Монтсеррат. Очевидно, на нее подействовали кадры из новостей, смакующих детали гибели известных “акторитетов” Мантыша и Пантелеймона. Сидя в туалете, она услышала, как о борт самолета что-то ударилось. Звук был похож на  шлепок мокрого рыбьего хвоста. Заглянув в унитаз, певица увидела  зияющую дыру и вгрызающуюся в  стенки унитаза пасть хищной самки налима. Певица, опасаясь, что и ее - прямо в небе - постигнет  участь  Мантыша и Пантелеймона, немедленно связалась по мобильнику с базой Диего-Гарсия (Индийский океан), и в воздух поднялись “летающие крепости” В-1 и В-52. Рискуя простудить горло,  мужественная Монтсеррат тем не менее бросилась к аварийному люку и вышла в открытое пространство. Самолеты В-1 и В-52 выполнили, силами  воздушно-десантных групп, уникальную операцию по захвату певицы в капроновые сети и доставили драгоценную ношу в Милан.
- Браво, - воскликнула Нина Рваный Рот. - Вот и закончились волнения. Теперь  всем участникам фестиваля можно спокойно сойти на Ханты - Мансийскую землю.
После коммерческой рекламы телезрители увидят  на стадионе Всемирного Центра  лыжного спорта потрясающее  ледовое шоу с участием - хантыйских шаманов, главного духа тайги - медведя, а еще - быстроногих оленей и, наконец, - звезд отечественной и зарубежной эстрады!  Оставайтесь с нами!..
Однако Нина Рваный Рот не сообщила телезрителям главную новость дня ( так как ей велено было держать  рот на замке!). Одновременно с “летающими крепостями” с аэродрома Уайтмэн (штат Миссури) в небо поднялись самолеты-невидимки В-2, груженные особыми бетоннобойными бомбами с лазерным наведением. Космическая разведка, суматошно пытавшаяся обнаружить террориста №1 - хищную самку налима, не сумела оперативно определить траекторию перемещения цели, в итоге - несколько крылатых ракет сбились с курса и ударили по жилым домам простых жителей Тобольска.
Был разбит также важнейший транспортный объект -  мост через Иртыш. С караваном  пересекавших его в тот момент  “Икарусов” из Белоруссии, забитого до отказа баулами с трикотажем и белоснежными кружевными лифчиками.
( И еще неделю после катастрофы - к восторгу тобольских домохозяек - белорусские лифчики  всплывали стайками с речного дна  и   излавливались  местными рыбаками.)
Пошла ко дну и нефтеналивная баржа,  оказавшаяся  в то роковое мгновение под мостом ( и невольно ставшая  причиной перекрашивания белого кружева всплывших лифчиков в более сексуальный  - иссиня-черный тон).
А одна безалаберная 250-килограммовая бомба  угодила в одну из старейших в Сибири тюрем (раритет острожного зодчества конца 16 столетия). Заключенные (под предводительством каторжанина князя Ивана Алексеевича Долгорукого, истомившегося в ожидании колесования) разбежались по лесам. И на привокзальном базарчике, где приключилось вавилонское скопление пассажиров, появились среди разных горячих закусок ароматные (с луком и перцем) котлетки из человечинки. Беглые каторжане соблазнились  легким путем наживы, вовсю промышляя каннибализмом.
В эти смутные для Тобольска дни многим было видение: парящий над городом  огнеопальный  протопоп Аввакум, грозно сверкающий черными очами и обличающий:
- Что се творите?! По-о-кайтесь!  По-о-грязли во грехе, что бесы!! Всех - поро-о-оть! И нещадно-о-о! Ремне-е-ем!!
На что тобольчане ( мужики, ох, уж больно крепкие на слово!) - только сплевывали и грозили призраку-раскольнику кулаком:
- А ты подь сюды! Поговорим! Япона-мать...
В отличие от  иногородних пассажиров, принявших, на свою беду, близко к сердцу обличения призрака Аввакума и с воплями “прости нас, грешных!” - немедленно учинивших на привокзальной площади массовое самосожжение.
...Таким образом - акция возмездия, начатая мировым сообществом в отместку за нападение на живую оперную легенду, оказалась вскоре ничем иным, как слепой погоней за тенью противника. Раздавая плавниками   фиги  бомбардировщикам и штурмовикам и метая направо и налево икру, хищная самка налима бесследно исчезла  в  пойменных руслах   Оби - Иртыша, раскинувшихся привольно по всей Евразии - на  тысячи километров.
 
глава одиннадцатая

Красавицы в сарафанах, задуваемые сквозняками у трапа, одна за другой потеряли свои кокошники, - укатившиеся стремительно за посадочную полосу. Носы у красавиц покраснели, а зубы  выбивали мелкую дробь. 
- А знаете, девочки, - сказала Сюзанна, - давайте смываться отсюда. Вон, гляньте: начальство стоит  в дубленках,  их жены - в норковых шубках - прячутся по лимузинам. А мы, как дуры,  стоим уже час на холоде в летних сарафанах.
И девушки  лебедушками - поплыли прочь от трапа. Только не успели они отойти и пару  шагов, как их нагнали охранники и вернули к самолету.
- Ничего не получилось, - с досадой проворчала Светлана. - У меня уже колготки к коленкам примерзли.
- Делать нечего. Будем ждать, - покорно вздохнула Русанка, хотя замерзла - страсть как.
Тут Сюзанна заметила, что в черном “БМВ” за приспущенными стеклами блеснула фотовспышка.
- Девочки, за нами кто-то ведет слежку, - шепнула она подругам. Стекла в “БМВ”  тотчас же поднялись  и  машина    застыла в неподвижности.
- Тебе показалось, - отмахнулась Светлана. - Кому мы с вами нужны?
- Ну не скажи. - оживилась Сюзанна. - Мы самые хорошенькие в городе. Не зря же здесь стоим - Баскова с Магомаевым встречаем. А когда Масляков  привозил команды Северной лиги, кто из  членов жюри   глаз с нас  не спускал? Мы еще с тобой чуть было не поцапались! Ты говорила: директор Северной лиги - милашка  Славочка Муругов - смотрит исключительно на тебя. А я уверена, что он  все время смотрел в мою сторону.
- Ах девочки, не спорьте, - вздохнула Русанка.  - Слава Муругов и на меня смотрел. И  пригласительных на  бенефис “Детей капитана Шмидта” целую охапку - это он  мне дал.
- И ты ничего нам не сказала? - возмутились в один голос подруги. - Предательница!
- А у Русанки от нас всегда есть секреты, -  заметила Сюзанна. - Вот я наверняка знаю, что у нее с тем парнем, с кладбища, что-то есть.
- Признавайся, подружка, красавчик назначил тебе свидание? - наступала Светлана.
- Да что вы, девочки, - покраснела Русанка, - он же такой страшный. Одет  - ну что попало. Под глазом - синяк. А что у него с рукой? В общем, темная он личность. И зовут его как-то странно - Пассажир.
- А почему же ты говоришь это таким похотливым голоском? - прищурившись спросила Сюзанна.
- Потому что меня всегда тянет ко всяким проходимцам. И к тому же, этот парень - слишком уж сексуальный. Я, девочки, таких боюсь.
- Ну и глупо! - ответила Сюзанна. - Ты посмотри, подруженька, вокруг. Одни - гермафродиты. Помнишь - мы встречали президента Украины и его свиту? И Немцова с приближенными? А    делегации на открытии Чемпионата Мира по биатлону?
- Послушай, Сюзанна,  -  махнула рукой Светлана, - можешь не продолжать. Мы знаем, что у тебя хлебом-солью  дело не заканчивалось. Если мы с Русанкой, встретив делегации, шли на автобусную остановку и ехали домой, то ты уезжала с итальянцами, японцами. А знаем мы все про тебя, потому что нам с Русанкой тоже подходили и предлагали: ресторан, сауна, двести долларов - за вечер.
- Ах вы, святоши мои. И что же вы отказывались? - подняла насмешливо бровь Сюзанна.
- А что ты хотела нам рассказать про гермафродитов? - перебила Светлана.
- Да ничего, - надула губы и отвернулась Сюзанна.


глава двенадцатая



Созон, Софон и Пассажир, проворными кротами удаляясь от Миру-Мир, сделали подкоп под городскую баню.
- Здесь нас искать никто не додумается. Здесь - ад, - сказал Созон, скидывая с себя пропылившуюся одежду в шкафчик общего отделения городской бани.
- А тут уютно, - сказал Пассажир, разглядывая покрашенные ядовито-зеленым цветом корявые стены общего отделения. - А что это за запах? - спросил он, чувствуя, что задыхается.
- Это хачики подвалили, - ответил Созон, кивая в сторону черных маленьких человечков с неподвижным взглядом умалишенных.
- Приятные ребята,  - заметил Пассажир.
- Хачики - это черные, с Азии, Кавказа. Дороги, дома строят. Живут в подвалах. Там и едят. И женщин любят. Сейчас они стирать трусы начнут. Аромат пойдет - оху.... Правду я говорю, Софон?
- Не то слово, командир, - ответил Софон.
- Ну вы, братцы, не задавайтесь, - насмешливо заметил Пассажир. - Ваш духан кладбищенский тоже чего-то да значит.
- Да брось, Пассажир, - возмутился Созон, - Смерть - не пахнет.
Захватив металлические тазики, тройка русских богатырей вошла в моечную. Здесь было тесно из-за скученности сотен тел и шумно - от потоков воды  и   разноязыкого говора моющихся.
- Вы не помоете мне спинку, глубокоуважаемый господин... Простите, как вас по имени и по батюшке? - обратился к Пассажиру красивый седовласый старик с гордой, царственной осанкой.
- Зовите его, высокочтимый  господин Кюхельбекер, просто - Пассажир, - гоготнул Созон.
- А не тот ли это Кюхельбекер?.. - начал было Пассажир, а Созон рассмеялся еще громче.
- Да, да, тот самый. Потомственный саксонский дворянин.  Это же Сибирь. Тут, в общей мойке, кого только и не встретишь: и декабристов, и  солдат вермахта - из лагеря военнопленных. Вон, глянь, в том углу - пристроились, рядом с гуннами. Стоят, гогочут. Напьются пива и подерутся. Будут кричать, в грудь бить, тыкать в наколки - эти на морду фюрера своего, а те - на царька своего Аттилу.   Вот кого терпеть не могу. Гуннов. Они вшивые. Бывают у нас набегами. И если хачики трусы  в бане стирают, то эти стервецы так и норовят в моечную коней своих протащить. Они с ними, видите ли, не расстаются ни на этом, ни на том, блин, свете. Варвары, одним словом. Хоть бы скорее в Европу откочевали. А вон (рядом с тюками) - белорусы. Тоже, бедняги, кочуют. В такую даль прутся, чтобы сбыть по дешевке бритвенные лезвия да бабьи трусы и  лифчики. Пассажир,  у тебя баба есть? Купи ей лифчик! Эта -  пропажа! Которая - Русанка! У нее какой размер? Ты что тушуешься, Пассажир? Вот мы, сибиряки, любим баб, чтоб и спереди, и сзади  было побольше и поширше, а вот туесочек  чтоб был уже наперсточка. А, Софон, как думаешь?
- Не то слово,  - вздохнул томно Софон.
Тут  внимание друзей привлекли двое спорящих. Один из них, высокомерный и недовольный, -  его сиятельство опальный князь Меншиков. Другой - командировочный уездный доктор, проездом на Сахалин,  писатель Чехов. Антон Павлович, обдав их сиятельство горячей водичкой, тер им спинку и  размышлял вслух:
- Вот проехал я по Сибири, смотрю - как народ живет, и вижу: дело дрянь. Как народ пил - и в восемнадцатом веке, как пил в девятнадцатом, так и сейчас, в двадцать первом, пьет  - не просыхает.
- Да бросьте вы, писатели, тоску нагонять, - грозно оборвал Антона Павловича  Меншиков. - Да чхать я хотел на ваш народ. Моя душа, господи! Го-о-споди!..
И Меншиков,  отшвырнув тазик,  взревел дурным голосом.
- За Россию святую моя душа болит, вот что-о!..
К спорящим присоединился каторжанин Кюхельбекер.
- Да врете вы все, батюшка. Болит у вас не душа, а свербит в заднице - оттого, что кормушку московскую потеряли.
К спору примкнули солдаты вермахта.
- А почему бы на выборах на пост мэра Обских угодьев князю Меншикову не выдвинуть свою кандидатуру?
Гунны оживились и свистнули своих боевых коней.
- Если надо оказать давление на массмедиа - мы готовы!
Одни белорусы струсили - за бесценок продали все лифчики банщице тете Фиме и быстро откочевали на “Икарусах” к родным  соловьиным брегам.
Третий зам уже лежал в постели, когда раздался звонок. В трубке послышалось покашливание и затем дрожащим старческим голосом кто-то сказал:
- Вас беспокоит тетя Фима. У нас тут... Кх-кх... В общей бане... Кх-кх... Кандидат в мэры, некто Меншиков, проводит незаконную агитацию. А еще... Сообщение - за отдельный гонорар... Пас-са-жир. Вы меня поняли? Спасибо за внимание...



глава тринадцатая



Третий зам, как ошпаренный, вскочил с кровати и - давай звонить начальнику управления внутренних дел.
- Вот, нельзя ни на минуту прилечь даже. Тут же объявляется некто Меншиков и грозится захватить пост мэра. Приказываю: Меншикова немедленно сослать  с глаз долой - в Березово, в острог. Что он здесь ошивается - в общественной бане? Гуннов - закопать в курганах вместе с лошадьми. Контуженных этих -  вермахтских - выслать в Германию. На ПМЖ. Кюхельбекера - женить. На безграмотной - как и полагается потомственному саксонскому дворянину. А Пассажир?! Этот меня занимает более всего! Что за неуловимая личность? Он не так прост, как мне хотят его представить. Мне стало известно, что не все пассажиры погибли в известной авиакатастрофе!  И что единственный уцелевший - и есть, по всем приметам, вторгнувшийся в наш закрытый Город-Сказку чужак! Кто он, немедленно, сию минуту отвечайте мне, иначе...
На том конце провода тихо охнули и ответили:
- Мы были убеждены, что все пассажиры погибли. Так утверждал наш агент - таксист - “006”. Он уверял, что сам видел, как на Пассажира в “Русском дворе” напала наша специально обучения лайка “Шарик - 009”.
- Эту, язви его, лайку, вместе с “006” - скормить бомжам!  Пусть сытно поужинают! А теперь - ваши сведения о Пассажире.
На том конце провода не просто охнули, а, кажется, заплакали и стали сморкаться.
- Ну вот, опять вы ревете, - недовольно пробормотал третий зам. Он не выносил мужских слез. - Соберитесь с духом и докладывайте.
- Я не уверен... Вернее не хочу верить... Но, кажется, случилось то, чего мы так боялись. Пассажир - именно тот,  кто в первую очередь должен был попасть в список жертв авиакатастрофы. Но, как видите...
- Нет, этого не может быть! Он уже сутки в городе!! Если он - У-у... Я не могу выговорить. Я, кажется, задыхаюсь. Подготовьте  самолет, я покидаю Сказку.
В трубке послышалось сопение и... - хихиканье?!
- Вы с ума сошли? Вы - смеетесь?!
- Нет, нет, - смех прекратился, - это нервное. Но если У-у... Ус... Устранитель здесь...
- А!! Здесь!! - закричал третий зам и почувствовал, как  его кальсоны порядочно увлажнились.
- Если Устранитель здесь, -  голос в трубке стал холодным и безразличным, - то следует констатировать тот факт, что любая попытка бежать - теперь уже бесполезна.
- Что же делать? - теряя рассудок от страха, спросил третий зам.
- Идти ему навстречу. И - кто  кого.
- Но как  - идти?
- Сегодня же ночью Вам следует взять власть в городе в свои руки. Мы объявим Вас полноправным, вновь избранным мэром Города - Сказки.
Третий зам бросил трубку. И схватился за голову. И уже две минуты стал звонить четвертому с пятым замам.
- Через час в летнем саду Центра Мировых искусств и ремесел - банкет, в честь моего избрания на пост мэра. Господам быть в  смокингах, дамам - в бриллиантах и платьях от Юдашкина. И вот еще что. Эти... Которые - девицы в кокошниках. Одна из них Русана. Пусть у входа  - встречают гостей хлебом-солью... Ну... Пассажир... Мы еще посмотрим -  кто  кого!



глава четырнадцатая



Из городской бани тройка богатырей ретировалась в подземный туннель вовремя - баню окружили и у всех выходящих проверяли документы:
- С легким паром, граждане. Предъявите документы. Почему нет регистрации? Пройдем в отделение.
Гунны, из варварского упрямства не желающие заводить паспорта и регистрироваться, решили обойти милицейский пост со стороны женского отделения. Они ворвались, гарцуя на взмыленных жеребцах, на женскую половину, где захватили, каждый, по одному обнаженному трофею и (с пронзительным разбойничьим свистом)  поскакали по улицам города - в сторону Запада.
Хачики не успели постирать свои трусы и носки, когда им приказали одеваться. Они - словно слабоумные - покорно оделись и сели в  грузовые машины,  которые вывезли на станцию Пыть-Ях.
Декабриста Кюхельбекера  женили (прямо в отделении милиции) на необразованной  девице Дросиде Ивановне - дочери почмейстера Артемова и выслали в сибирскую топь и грязь: в селение Баргузин...
Его сиятельство князя Меншикова  - с милицейской сиреной - доставили в поселок Березово. Князь (из национальной привычки  шкодничать) взял и тут же напрокудил: перегородил Обь электронными ловушками и отловил сто тонн муксуна. Икру муксунью вырезал, посолил, а муксун выбросил в реку. И каждое утро теперь, злорадно посмеиваясь, достает из холодильника муксуний деликатес, мажет его на хлеб, пьет кофе и ворчит:
- А нате-кась, выкусите! Березово, понимаешь...
Банщице  тете Фиме добавили к  пенсии  - сумму  одной потребительской корзины.
С контуженными солдатами вермахта возникли проблемы. Они не могли вспомнить свои фамилии. А отправить задержанных на ПМЖ в Германию без каких-либо документов - решительно никак нельзя было. Но тут кто-то догадался установить арийское происхождение  задержанных по ДНК   мизинца правой стопы фюрера, хранящегося в “Секретной комнате”  управления внутренних дел.
( В узких кругах УВД держатся упорные слухи, будто обугленные останки фюрера распределены по “Секретным комнатам”  ста двадцати стран мира.)
Пассажира же и его братков - так и не нашли. Они будто сквозь землю провалились.
Бравая же троица, удаляясь от облавы, делала подкоп под Центр Мировых искусств и ремесел, чтобы попасть на бал, на котором - они не сомневались - должны встретить прекрасную пропажу Русанку. Что не сделаешь ради друга?
- Ты, парень, не горюй, - кряхтел, прорубаясь сквозь мерзлоту, Созон. - Найдем мы твою кралю! Как пить дать - она будет на балу у мэра! Мне по секрету банщица тетя Фима шепнула. Это она же предупредила и об облаве. Спасибо ей. Хорошая тетка. Да, Софон?
- Не то слово, командир, - гулко отозвался, тяжело вламываясь в мерзлоту, Софон.
- А скажи, Пассажир, у твоей Руси подружки есть? А то гульнули бы - так, что  и мерзлота закипела бы!  Ага, Софон?
- Не то слово, командир, - свирепо-страстно откликнулся Софон и отломил страшенный   кусок вечной мерзлоты. Тот заскрипел и, увлекая за собой толщи льда, соскользнул куда-то в черную пасть бездны.
- Что за хреновина? - удивился Созон, разглядывая  открывшуюся глазам сияющую золотом пещеру, куда трое богатырей вышли из прорытого тоннеля.
В глубине пещеры они увидели шамана, мерно ударяющего в золотой бубен над распростертой на ягельном настиле важенки, разрешающейся от бремени. Шаман не обратил никакого внимания на появившихся в пещере непрошеных гостей и запел бесконечную мелодию, не прерываясь ни на миг, чтобы взять дыхание.
Созон хотел что-то сказать Софону, но почувствовал, что язык его одеревенел и говорить он не может. Так и стояли они - все трое, не в силах пошевелиться или моргнуть глазом, уставившись на камлающего посреди пещеры  шамана.
Шаман был ни молод, ни стар. Ни красив, ни урод. Ни велик, ни мал. Но рокочущий тяжелый голос его пронизывал душу и делал человека бессильным и беспомощным, но послушным лишь  магической воле шамана.
Важенка смотрела на шамана покорно и жалостливо, содрогаясь от  схваток и наконец родила - крохотного прыткого олененка, мгновенно прыгнувшего на непослушные ножки. Важенка поднялась, отряхнулась и облобызала мокрую кроху.
Шаман прервал песню, взял в зубы  тумран и, щипая костную перемычку, заиграл ритмичную, будто клокочущую магмой земли, мелодию.
Золотые стены пещеры стали раздвигаться, и трое богатырей оказались на берегу полноводного синего ручья, вытекающего узким шлейфом из тайги в обрамлении нежно-зеленых трав. Олененок вошел в воду, испил водицы, набрался сил и... сиганул на другой берег. А приземлившись на землю, - превратился в длинноногого молодого царя тайги, увенчанного мощной короной янтарных рогов. Побрыкавшись, порезвившись на траве, он, гордо вскинув коронованную голову, радостно воззвал к миру и, увлекая за собой мать, умчался в лоно урманов.
Шаман прервал игру и  пошел по тропке в кедрач. Созон, Софон и Пассажир почувствовали, как ноги их наливаются силой и помимо  воли сами идут вслед за шаманом. И снова - ни cлова, ни звука. В кедровнике руки сами сняли обувь, и в одних носках трое богатырей ступили на курчавый  мшистый ковер.  Тропка извивалась - мимо грибных, ягодных полян, мимо играющего на звонкой пеньковой щепке старого мудрого медведя. И  привела к гигантскому - из серебряных пластин - чуму, упирающемуся  бесконечным острием в  бледно-голубое небо.
Вошли во внутрь. И подивились. Внутри был стеклянный лифт, который вынес их на высоту ста этажей к небу. В кабинете (за прозрачными стенами которого простиралась бескрайняя ширь Сибирской земли), уставленном прекрасной офисной мебелью, компьютерами, языки их наконец-то  развязались. Только заговорили они все как-то странно. Созон - на венгерском. Софон - на монгольском. Пассажир - на санскрите. А шаман - на мансийском. И все друг друга отлично понимали.
- Старые боги земли - умерли, - сказал шаман, восседая на  троне из красного дерева, высокую спинку которого украшали охотничьи трофеи - голова Голубого медведя в центре и два свежих скальпа по краям. - Молодой бог русских - Кристос когда-то убил моего бога...
Шаман замолчал - и надолго, выпуская дурманяще-околдовывающие кольца  из трубки. ( Гости, как завороженные, - обмякли в мягких кожаных креслах, косясь на расплывающиеся перед глазами скальпы, в дьявольской мимике которых угадывались чьи-то  такие знакомые черты... Этот - справа - ...Созон?! А тот, что слева - ...Софон?!!)
- А потом... Кристоса убили новые русские боги. Серебряный чум  - последний   на Священном Родовом угодье моих богов. Здесь хранятся все тайны  Священной Земли. Сибирь - земля зыбких болот. В этих болотах - много нефти, газа, золота. Мои боги спрятали  богатства от русских. Новые русские боги - жадные и жестокие. Они - победили. Что будем делать?
- Уважаемый шаман, - кряхтя от смущения начал Созон. - Благодарим за оказанную честь быть приглашенными в  Священное Родовое угодье. Только чем мы - простые люди, бывшие вояки, кладбищенские работники и вот - Пассажир - безвестный певец и поэт, - можем помочь Священной Земле? Тем более, извиняюсь, мы и в богов-то никаких не верим. Как говорится - “после всего, что люди сделали для Бога, он мог бы и существовать”.** Правду я говорю, Софон?
- Не то слово, командир, - согласно кивнул Софон.
- Да и чем тут помочь можно?  Извиняюсь, тут - в Сибири -  так все засра... Еще раз извиняюсь, но теперь уже ни боги, ни люди - ни черта тут  не сделают. Нечего уже спасать. Офисы, банки настроили. Внутри все чистенько - и ладно. А землю всю изрыли, изувечили, с дерьмом, техникой, отходами так всякими - взболтали, как коктейль... Че уж тут поделаешь... У вас, я  вижу, тут тоже - все современненько, красота. Ваши боги, судя по всему, вполне даже здравствует. Извиняюсь  за откровенность... Я думаю, Матушка-Земля долготерпелива, конечно, но однажды же и ее терпению прийдет конец. Смерч какой-нибудь нашлет - и все тут. Не раз уж так было - потопы всякие, Атлантиды, Ковчеги... Правду я говорю, Софон?
- Не то слово, командир, - ответил вдруг вместо Софона шаман на чистейшем русском.
- А?!! - разом вырвалось у друзей.
- Я услышал все, что мне было нужно, - сказал шаман  на  мансийском и тут же исчез: превратился в мерцающие волокна северного сияния и завис над чумом.
А трое богатырей, спустившись по лифту вниз, оказались снова в тоннеле - под вечной мерзлотой.



глава пятнадцатая


Бал в честь новоизбранного мэра был в самом разгаре. В Летнем саду  Центра Мировых искусств и ремесел  - вокруг гигантского мраморного Древа Жизни, уходящего под купол здания, - стоял гул голосов: сотни важных гостей со всех городов Обских угодьев съехались на бал, чтобы вписаться в клан новоиспеченного властелина. В воздухе витали ароматы дорогих французских духов. Сверкали бриллианты и сапфиры  на грудях немолодых  дам - жен преуспевающих деловых господ.
Закуска и напитки превзошли все ожидания. Официанты несли и несли на подносах  коньяк специальной выдержки - шедевр Дома Камю, созданный из сотни старейших коньячных спиртов  Жанном-Батистом Камю в 1863 году.
- Один глоток  такого конька, - шептались гости, чокаясь хрустальными фужерами, -  стоит в Европе девять... Нет, двадцать тысяч евро!..
Особенно подивил гостей (многие из которых, следует отметить, взыскательные гурманы и знатоки мировой кухни) - запеченный в винном соусе и овощах молодой олень с янтарными рогами, отстрелянный полчаса назад в охотничьем Спец-угодье по  указу мэра.
Культурный фон бала представляли Алсу и Блестящие, мило выделывающиеся под фанеру.
- Минуточку внимания, уважаемые дамы и господа! - звонко воскликнул конферанс, прервав трапезу. - А сейчас... Выступает лауреат международных конкурсов! Одаренный ребенок Обских угодьев! Первый хантыйский профессиональный пианист!   Юшман Алмазов!
В коляске вывезли семимесячного   Юшмана, немедленно ударившего кулачками по роялю “Ямаха”. В глазах ребенка горел мистический огонь, и рояль под упрямыми кулачками звенел дикими порывами северного ветра.
Дамы поежились и достали меховые накидки. У господ предпринимателей зачадили и потухли гавайские сигары. Запахи духов и одеколонов стал удушливо закисать, и гости, брезгливо обмахиваясь и зажимая носы,  отстранялись друг от друга.
Маленький Юшман вылез из коляски на рояль и  лихо запрыгал по струнам. “Ямаха” победно загудела, будто завопили тысячи санквылтапов. Юшман случайно потревожил  крыло рояля, и оно, охнув сотнями гонгов, захлопнулось. Но Юшман проворно увернулся из под крыла, запрыгнув “Ямахе” на спину. И, гарцуя на полированной поверхности, стал яростно отбивать первобытный ритм сердца Земли...
И  Земля...
Медленно пробуждаясь...
Ответила ему...
И направила...
Свои воды...
Подземные моря и реки...
В Золотую пещеру...
Рыча разъяренным медведем...
Воды закипели...
Ринулись к  пещере...
Угрожая вот-вот вырваться наружу...
И смести с лица земли...
Города и селения...
Обских угодьев...
А на балу с гостями стали происходить какие-то вредные вещи. Приглашенный на бал Юдашкин стал срывать с дам бриллианты и прятать их к себе штаны. Дамы визжали и носились за Юдашкиным, думая, что это розыгрыш. А догнав, залезали к Юдашкину в штаны и забывали про бриллианты, отыскав в штанах нечто более привлекательное.
Знаменитый столичный стилист Сергей Зверев   стал кидаться на гостей с ножницами и в считанные секунды, кромсая  пряди волос, настриг диковинные прически, превратив  солидных господ и их жен в легкомысленное шутовское братство.
Конферанс, перекрикивая нездоровое гудение зала, объявил выступление новой группы музыкантов:
- Уважаемые дамы и господа! Самая раскупаемая группа в России и за рубежом - “Премьер-министр”!
На сцену вышли “Премьер-министры” и их солист - Пассажир, переодетый под д’артаньянщика Михаила Боярского ( который, всамделишний, лежал в это самое время связанный и с кляпом во рту - мэрси боку! -  в грим-уборной). Артистов сопровождали телохранители - в тропическом  камуфляже - Созон и Софон. Пассажир подошел к микрофону и взревел:
      Русанка!!!
      Весна!
      Нет сна!
      Сосна!
      Одна!
      На Севере
      Диком!
Гости бесновались, не обращая внимание на солиста и вторящих ему “Премьер - министров”.  Только три девицы, стоящие у входа с хлебом-солью, беспокойно оглянулись на Пассажира.
- Русанка! Это же он! - зашептали подруги с восторгом. - Тот, с кладбища! Какой красавчик! И не узнать! А как поет!
Русанка, зардевшись, не сводила восхищенных глаз с Пассажира.
- Послушай, Сюзанна, - хихикнула Светлана, - а что скажешь  про телохранителей? Эти-то - не гермафродиты?
- Да помолчи ты, - отмахнулась Сюзанна, не отрывая призывно-страстного взгляда  от играющего  татуированными бицепсами Созона.
- А мне кажется, вот тот здоровяк, что слева, - кивая на заросшего убийственно-сексуальной щетиной  Софона, прищурилась томно Светлана, - малый что надо!
Телохранители встревожились.
- Послушай, Софон, - крякнул, краснея Созон, - а нас, кажется, обложили со всех сторон. Смотри - как пялятся вон те три крали. О, господи! Какие же крутые бережочки пониже талии у той, что с краю, - повел Созон плечом на Сюзанну. - А что скажешь, Софон?
- Не то слово, командир, - обалдело ответил Софон, буравя взглядом мощные кочки, взрыхлившиеся   под лифом у Светланы.
Пассажир же видел одну только Русанку и только для одной нее пел, одной ей отдавал все, что у него есть - свое сердце и жизнь.
И все влюбленные - пришибленные стрелами Амура - не замечали ни глупостей важных гостей, ни зорко следящего за ними мэра, разговаривающего по телефону с начальником управления внутренних дел.
- Кажется, Пассажир у нас в руках. Он влюблен. Это видно по его глупой улыбке.
На том конце провода довольно засопели:
- Этого мы не учли. За нас все сделала террористка - любовь.
- Но расслабляться рано, - насупился мэр. - Устраните Русанку. Сделайте Пассажиру больно. Операция - “Сандвич”.
Что ответили на том конце провода - мэр не понял, так как его отвлекли беспрецедентные события, развернувшиеся в банкетном зале. Кутюрье Юдашкин, спасаясь от назойливого внимания дам к содержимому его штанов, подрал на мраморное Древо Жизни. Там он запутался в обвивающих Древо  живых лианах, превратился в райскую птичку и запел. Дамы, не отставая от своего любимца, - тоже вскарабкались на лианы и, оперившись, защебетали звонким многоголосным хором. Несколько гостей подхватили затею кутюрье с импровизацией в тропический маскарад и, воображая себя аллигаторами, бросились в фонтан, - где, теснясь и толкаясь друг о дружку, бестолково ворочались, обрастая зеленой резиновой шкурой. И другие господа - один за другим -  теряли человеческий облик, превращаясь: в забавно кривляющихся на кроне Древа Жизни мартышек, зависших на ветвях в  тяжелом полусне питонов,  впившихся в ствол бессмысленных мрачных жуков и гигантских офонаревших бабочек.
Мэр кричал в сотовый:
- Что за хреновина? Я сказал - “Сандвич”, а вы что мне подсунули? Они же сожрут меня  - вот, уже ползет, аллигаторская рожа, прямо на меня. Отменяйте “Рай” и давайте “Сандвич”. Что значит - нельзя отменить! Нет! Никому нельзя доверять. Осталась Последняя Инстанция.
Мэр набрал  тринадцатизначный номер, и  угодливо спросил:
- К Вам можно на прием? Умоляю! Это - срочно!  - и, выбросив сотовый в пасть подползающему с дружественными намерениями аллигатору, мэр бросился бежать прочь из Центра Мировых искусств и ремесел.




             глава шестнадцатая

Без лишних слов, без предисловий трое богатырей захватили трех русских красавиц и скрылись с ними в подземном тоннеле. Все молча рыли и ползли, - не зная куда рыть и куда ползти. Лишь бы подальше от “Райской” оргии. Удалившись на безопасную глубину, они отдышались и стали знакомиться. И вдруг тоннель осветился да так ярко, будто земля расступилась и  наступили северные белые ночи.
- А что, девчонки, у вас с лицом? - спросил удивленно Созон, рассматривая щеки невест, от которых исходил странный розовый свет. - Эк  вас угораздило! Что скажешь, Софон?
- Не то слово, командир, - удивленно присвистнул Софон.
Девчонки глянули в зеркальце и расстроились.
- Это - все сандвич, - с грустью откликнулась Светлана, густо припудривая светящиеся пятна на щеках.
- Сандвич - это наша общага, - пояснила Русанка.
- В новых студенческих общагах в стенах - фенол, - подхватила разговор Сюзанна.
- Пока мы пьем таблетки -   щеки вроде бы не светятся, - вздохнула Светлана.
- А таблетки нам выдают только в те дни, когда надо выносить гостям хлеб-соль, - тихо всхлипнула Русанка.
- Но таблетки  нам больше не помогают.  И мы скоро, скоро умрем, - заревели все трое в голос.
- Да девчонки, эх, мать честная! - взревел с чувством Созон. -  Да ежели у нас к вам сердце прикипело! Что нам ваши пятна фенольные. Настоящего мужика разве сломает этакая нуда? Правильно я говорю, братцы?
- Не то слово, командир, - выкрикнули разом Софон и Пассажир.
- Вот мы видим вас, может, всего  минут пятнадцать-двадцать, не так ли? А кажется - вся наша жизнь - в ваших ясных глазках! И  чтоб мне не встать с этого места, если мы немедленно - все трое, не поклянемся любить вас до гробовой доски. И чтоб ему пусто было  - этому сандвичу! А ну, парни, отвечайте! Готовы ли мы: Пассажир, Созон и Софон -  перед лицом  Матушки сырой Земли - взять в жены красных девиц Русанку,  Сюзанку и Светланку?
- Готовы! - ответили разом трое богатырей.
- А готовы ли девицы - Сюзанна, Светлана и Русана, - спросил торжественно Созон, перед лицом Матушки сырой Земли - взять в мужья богатырей русских Созона, Софона и безвестного поэта и певца Пассажира?
- Готовы! - ответили, не веря своему нежданному счастью, три девицы.
И только они повенчались - пухом Матушки сырой Земли, как в туннель ударил из глубин земли водяной смерч и выкинул молодоженов в небо, закружил, завертел, понес за горизонт...
Обские угодья залило, затопило шквалом подземных вод...
На поверхности море-океяна пронесся одинокий рояль, c  маленьким вундеркиндом на спине...
На всплывшем Древе Жизни, цепляясь за ветви, ворочались разных тварей - по паре...
Где-то на околоземной орбите носился комфортабельный спутник “Буян” с мэром и отставными богами -  перунами, аллахами,  иеговами, буддами...
В обнимку с кинокамерой по волнам пронеслась Нина Рваный Рот, в прямом эфире вещающая Вселенной:
- Уважаемые телезрители, вы присутствуете при уникальной катастрофе - вселенском, всеобском потопе. Цивилизация расползлась - разорвалась на крохотные ошметки. Сможет ли она  спастись? На спасение земной цивилизации просим высылать посильную материальную помощь. Запишите  номер счета: 002. Наименование банка получателя - спутник “Буян”. Наименование получателя платежа - Мэр.
Пронесся, уверенно разрезая волны, непотопляемый Ковчег - уцелевший свинарник с ОМКа. Внутри уютно  светила лампочка. Часть свинарника была возделана под садово-огородный участок, где цвели огурцы и помидоры и проглядывали из навоза покатые, аппетитные бока редиски и репчатого лука. В другой части мирно пасся на травке козел Михей - ухоженный и аккуратно причесанный. В шезлонге распласталась, принимая воздушные ванны и, время от времени поглядывая с любовью то на грядки, то на козла Михея, то на бушующий за оконцем  море-океян, -  хозяйка ковчега - гражданка С.
Рядом с Ковчегом - всего на двадцать минут - из пепельно-зеленой дымки показался вдруг эсминец “Элдридж” (США,  военно-морская база “Филадельфия”, 1943г.), с обезумевшими моряками на борту. Проплывая мимо нагой гражданки С., бедняги на мгновение притихли, и на их страдальческих лицах проступила по-детски счастливая улыбка. Но увидев козла Михея, моряки снова пришли в чрезвычайное волнение. И,  оглашаемый  криками: “Эйнштейн - козел!! Эйнштейн  - козел!!”, - эсминец “Элдридж”, отчаянно сигналя в эфир -“SOS”, снова  растворился в клубах пепельно-зеленой дымки...


              глава семнадцатая


...Кассирша положила трубку и переспросила:
- Так вам билет туда и обратно? Давайте паспорт.
Пассажир протянул документ.
- Странная у вас фамилия, - кассирша, выписывая билет,  с любопытством глянула  на пассажира. В этот момент опять позвонили. Выслушав информацию, кассирша положила трубку и вернула паспорт пассажиру.
- К сожалению, рейс на Ханты-Мансийск откладывается на неопределенное время.  По данным управления по чрезвычайным ситуациям - вследствие весеннего паводка город оказался в зоне затопления.
- Значит вы, прекрасная чаровница, - пряча документ в дипломат, задумчиво обратился  к кассирше пассажир, - оказались сегодня без работы? Все рейсы аэрофлота, кажется, задерживаются до завтра? А не выпить ли нам с вами, одним словом,  по чашечке ароматного черного кофе?
- Что ж, я не против, - зарделась юная красавица и выставила в кассе табличку -
“технический перерыв - навсегда”.
- Давайте знакомиться, - предложил пассажир, усаживаясь в кафе за столик.
- Русанка, - улыбнулась, задорно стреляя синими, как северные озера, глазами, кассирша.
- О! Чудное имя! У меня уже родились стихи!
-  Вы  - поэт? - захлопала длинными ресницами восхищенная Русанка. - И что, стихи - обо мне? Никогда не слышала ничего подобного! Читайте же скорее!
И поэт запел - сначала негромко. Затем смелее. Откуда-то взялась гитара. Подошли двое великанов-бородачей в  камуфляже - стали подпевать. Потом - подхватил весь зал ожидания. Утомленный бесконечным ожиданием. Радующийся возможности вдохнуть полной грудью, вместе и - что есть силы, в один голос, с размахом - выдохнуть богатырский напев:
Русанка-а-а!!!
Боль
И тоска!!
Нет сна!!!
Весна!!!
Нет сна!!!
Весна!!!
Русанка-а-а!!!
В кабинете начальника управления внутренних дел раздался звонок.
- Я не понял, - послышался в трубке голос мэра столицы. - Вы докладывали мне, вы божились, что Ус-с.., - голос мэра сорвался, послышалось нервное покашливание. И уже твердо:
- Что Устранитель - бесследно исчез в зоне затопления. А он - распевает во “Внуково” - и с ним тысячи пассажиров -  что-то там про Рус-с... Как же ее? Во! Сюда даже слышно! Зовут какую-то, вашу мать, Русанку. В столице паника - в офисах  из-за этого проклятого рока  нет ни одного целого окна! Если вы немедленно не примите какие-то меры, я буду вынужден обратиться за поддержкой... Вы знаете - к Кому я буду вынужден обратиться.

20 мая 20200002002 года от Сотворения

примечания)
* кисы -  обувь из оленьего меха
* зимник -  дорога, проложенная по снегу
* Вороний праздник  -   весенние игрища у хантов
* челдон -  болван
* юзгать -  метушиться
* язви тя (его) - ругательство
* туесок -  берестяной коробок
* описторхоз -  паразиты в печени, местное заболевание
* самоеды - ненцы
* ус - обиталище духов ( хантыйский яз.), вода (могольский яз.)
* камлать -  совершать  магическое  действо
* тумран -  губной инструмент из кости животного
* урман -  непроходимый лес
* Голубой медведь - у ненцев - священный дух, вождь белых медведей, оказывающий помощь тонущим в море 
* снять скальп - означает у обских угров:  покончить с телом и душой врага
* санквылтап -  струнный щипковый инструмент
*“Элдридж” - эсминец, подвергшийся Альбертом Эйнштейном совместно с министерством обороны США эксперименту по перемещению во времени и пространстве
* нуда -  немочи, телесные болезни
* фенол -  карболовая кислота
* якуня-ваня -  эх-ма!
**цитата из романа Фредерика Бегбедера “99 франков”