Звуки

Стояло жаркое лето. Июль. Месяц, когда даже вода в озере истекала, кажется, потом. Месяц, когда лето в самом разгаре и всегда хочется выпить чего-нибудь холодненького, независимо от того, сколько баночек пива ты уже опрокинул. Именно в таком состоянии пребывал Уильям Шренкер, в городке Сэнт-Джошуилл более известный как «Большой Билл» (по старой традиции провинциальных городков именуемый так из-за своего объемистого живота), когда в сотый раз пытался наладить свою старую-старую газонокосилку, чтобы с ее помощью, наконец, постричь газон. Газонокосилка, как и Шренкер имела свое персональное прозвище, соседи Уильяма называли ее «Повелитель травы», главным образом потому, что собственно траву она-то и не косила, уже на первом сорняке глохнув прочно и надолго. Итак, «Повелитель травы» упорно отказывался заводится, а Большой Билл стоял над ней как палач над своей жертвой, и, сверля серыми глазами «внутренности» косилки, пытался понять, какая же деталь в ней неисправна. Был полдень, и утреннее желание Шренкера «быстро разобраться с этой чертовкой и с этим чертовым газоном» окончательно развеялось в прах.
«... нежные детские пальчики неумело обхватили рукоятку лопатки и ребенок стал, высунув язык, копать для своего красного «Мэка» подземный гараж, используя для этой цели  строительный песок».
 Шренкер разогнул широкую спину, многозначительно почесал потную поясницу и повернул свою голову в сторону дома, при этом шейные позвонки так хрустнули, что он непроизвольно скривился.
– Мэри! Черт бы побрал тебя! Уже скоро ужинать пора, а в кухне хоть шаром покати! – произнеся эту тираду (она показалась Биллу не столь гневной, как ему хотелось – сказывалась усталость), Шренкер в сердцах отшвырнул «Повелителя»,  который как подбитый охотниками старый лев грузно завалился на бок, и направился к дому, с ненавистью ступая по заросшему газону. День определенно начался не так, как планировал его Уильям, когда лежал прохладным (это слово сейчас казалось Биллу просто кощунственным) утром в супружеском ложе. 
«... мальчик, изображая губами звук мощного двигателя грузовика, «вкатил» игрушечный автомобиль в еще не успевший посветлеть  на солнце песочный гараж, и тут же стал придумывать, как этот гараж поэффектнее разрушить, чтобы его «Мэк» выглядел всамделишной жертвой грандиозного обвала».
Билл подошел к дому, отечески осмотрел крыльце, которое он покрасил на прошлой неделе, и с придыханием поднялся по ступенькам, рассчитывая хотя бы уже на веранде уловить запах готовящегося обеда. И его надежды, все его сегодняшние неудачи были наконец вознаграждены – со стороны полуприкрытой кухонной двери струился еле уловимый, но в тоже время характерный запах поджаренной баранины, и настроение Шренкера улучшилось прямо пропорционально количеству появившейся у него во рту слюны. Было слышно, как шкворчит (именно «шкворчит» – это было любимое слово Большого Билла) на плите мясо, и как снует по кухне его жена Мэри Шренкер, одетая как всегда в застиранные джинсы и легкомысленную майку.
«... повозившись таким образом около получаса и успешно засыпав игрушечный грузовик песком, мальчику внезапно наскучила его игра, и он в надежде заняться чем-нибудь новым, осмотрелся по сторонам. Но по близости решительно ничего не было примечательного, т.к. все уже ребенком было исследовано и употреблено в качестве развлечения».
– Ну-с, неужели мы сейчас будем есть! – несколько язвительно (злость от возни с упрямым «Повелителем травы» у Шренкера еще не совсем прошла) произнес Большой Билл и с видом вконец замотанного семейными обязанностями мужа вошел в кухню.
– Ты бы лучше не ворчал тут, газонокосильщик-горемыка, а позвал бы нашего сына к обеду – не глядя на мужа произнесла миссис Шренкер, сосредоточив все свое внимание на том, насколько хорошо прожарилась баранина и не следует ли добавить еще щепоку специй для пущей пикантности.
– Чарли, Чарли! Иди обедать, разгильдяй, – крикнул в окно кухни Уильям и с трудом протиснулся за стол, мечтательно закатив при этом глаза и с шумом выдохнув воздух из румяных щек.
«... так и не увидев ничего интересного, мальчик решил просто немного повалятся на траве, чтобы так было удобнее играть в «Звуки» – поток ничего не значащих гласных и согласных, которые ребенок воспроизводил с единственной целью развлечь и потешить самого себя».
. – Толстяк, сходи за дом, позови Чарли и заодно вместе с ним помой руки. И прихвати попутно пару кустиков салата – облизав ложку и бросив ее в раковину, произнесла своему мужу Мэри, который глядя в потолок, пускал кольца дыма из любимой сигареты «Честерфилд». Нехотя поднявшись, Уильям отправился на поиски сына, мстительно сбросив пепел на край кухонного стола. Впрочем, сделал он это так, чтобы Мэри ничего не заметила – больше всего Шренкер не любил ссорится со своей женой перед трапезой.
«...ы-е-п-г-е-с-с-у-ч-н-ц-м-и-и-и-е-е» – тянул мальчик, закусив травинку и подняв свои голубые глаза к небу, по которому плыли куцые полуденные облака».
Душераздирающе зевнув и чуть не уронив при этом сигарету, Шренкер направился по дорожке за дом, где все утро играл в импровизированной песочнице (центнер строительного песка для гипотетической бетонной оградки их участка) их  сын, симпатичный шестилетний черноволосый мальчишка.
«...е-с-ц-н-г-и-ч-ы-й-й-ш-н-и-с-ч-ч-x-a» – не обремененная знаниями фантазия мальчика выдавала все новые и новые сочетания звуков, и ребенок все сильнее увлекся своей игрой».
Большой Билл обогнул угол дома, и, пригнув голову, затопал по дорожке, над которой зелеными каплями рос навешенный на леске виноград.
«... у-е-е-а-о-ы-ы-о-о-е-м-м-м» – мальчик выплюнул травинку и поудобней улегся на густой траве».
Шренкер сошел с тропинки и пошел в сторону наваленной в беспорядке куче песка, одновременно пытаясь увидеть вихрастую голову своего сына.
«...а-а-е-и-о-а-е-ф-ф-э-э-э...».
– Чарли, ну где ты спрятался! Сейчас не вре...
«... о-о-д-д-т-т-т-а-а...»
– Чарли, не вынуж...
«в-в-в-я-я-я...»
И вдруг все замерло. Остановилось. Застыло. Исчез ветер, перестали колыхаться листья на деревьях, омертвели враз все насекомые, наступила громовая тишина. Только солнце палили по-прежнему. Поднял ногу и так застыл в этой позе Шренкер, остановилась на середине движения Мэри на кухне, потерял осмысленность взгляд Чарли. Молчание. Молчание. Молчание. И вдруг одним мощным потоком все это смело невиданным смерчем, и осталось одно НИЧТО.
«... разведывательный корабль расы Аилщщ приступил к очередному замеру уровня стабильности течения времени в секторе АА-890 Галактики, находящегося на периферии оной. Все шло по ранее отрепетированному плану, как вдруг один из приборов, отлеживающий локальное время сектора АА-890 (в котором сейчас корабль и находился) относительно ядра Галактики, заметил разночтение. Такое случилось впервые и означало, что в одной из звездных систем нарушилась контекстно-зависимая связь время-материя. А это означало катастрофу, сравнимую с Великим Взрывом, породившим саму Вселенную.
– Откуда идет искажение времени? – быстро проскрежетал главный Координатор Времени Главного Анализатора, который, глядя на приборы, пытался определить текущее положение вещей.
– По нашим данным... это... подождите... где-то на окраине Спирали... мы не можем точно установить... святой Аулщщ!
– Что такое?  Говорите же! – Координатор Времени в один прыжок приблизился к ученому и заглянул через его крылья на приборную доску.
– Искажение так... так велико – голос Главного Анализатора из привычного скрипа превратился в жалкий писк. Искажение надвигается как... как...
– Что это может значить? Что?!! – Координатор тряс своего подопечного не хуже метеоритного дождя, обрушивающегося на астероид.
– Где-то что-то или кто-то сумел создать цепочку атомов таким образом, что нарушили неизменяемый процесс течения времени... проще говоря, кто-то там (ученый тыкнул дрожащим щупальцем в обзорный экран), остановил каким-то образом время...
– Но... но...
– Теоретически мы предсказывали это, – всхлипнул Главный Анализатор. Но никогда не могли представить, что это может произойти на самом деле. Тут должен быть такой разум, перед которым спасуют все знания нашей мега-цивилизации Аилщщ...
Координатор Времени и Главный Анализатор стояли перед экраном, на котором, подобно волнам от брошенного в воду камня, расходились во все стороны Вселенной потоки неконтролируемого атомного безумия... Вселенная родилась, Вселенная развивалась, и Вселенная теперь умирает...