Художник

 У меня сегодня нет настроения писать, но привычка оказывается сильнее меня.
 Я беру краски и мольберт и отправляюсь в сквер. Я каждый день провожу там так много времени, что начинает казаться, будто мой дом - здесь. Только сегодня он встречает меня неприветливо.
 Рваные тучи ползут по небу, оставляя темные следы на земле. Никто не обращает на них внимания, и только мне кажется, будто это не тени, а огромные влажные следы какого-то невидимого чудовища. Оно идет, делая шаг за шагом, а они следуют за ним.
 Оно может наступить на каждого из нас, потому что мы малы, слишком малы для того, чтобы иметь для него хоть какое-нибудь значение...
 Пятна исчезают, высушенные неярким осенним солнцем, но я-то знаю, что ОНО только что здесь было. И по моим тонким, испачканным черной краской, рукам ползут мурашки.
 Я так увлекаюсь собственными фантазиями, что вздрагиваю, когда чья-то тень, самая настоящая, падает на неоконченный набросок.
 - Прекрасное начало. И вы уже знаете, что будет дальше?
 Я поднимаю глаза, в которых сверкает раздражение. Ну почему всякий, кто проходит по этой дорожке, считает своим долгом заговорить с человеком с кистью в руке? Будто эта кисть – знак, привлекающий, требующий внимания.
 На самом деле, я ненавижу уличные знакомства. Говоря откровенно, я вообще не испытываю потребности в новых знакомствах, поэтому я отвечаю, что-то невразумительное, почти граничащее с грубостью.
 - Дайте кисть, - человек почти выхватывает ее из моих рук. – Вот, вот и вот...
 Несколько широких, уверенных мазков в углу листа приводят меня в замешательство. Я смотрю долго, не понимая, что произошло с наброском. Он, будто положенный в проявитель снимок, темнеет, обретая вместе с глубиной неясные еще очертания.
 Сначала я хочу рассердиться. То, что сделал этот странный человек, просто возмутительно. И мои брови уже сходятся к переносице, когда вдруг неожиданная мысль посещает меня. Я отвлекаюсь  на мгновение, отбирая в свою очередь «волшебную палочку» у незнакомца.
 Только что я еще не знала, что это будет. И вдруг меня охватывает трепет, такой знакомый, такой долгожданный, такой капризный. Это чувство настолько эфемерно, настолько призрачно... Нужно быть   чудовищно нечуткой, чтобы упустить этот момент.
 Я забываю о своем гневе. Я делаю одно движение за другим, безумно опасаясь, что ОН сейчас скажет что-нибудь, что отвлечет меня. И тогда пиши пропало. Ощущение ускользнет, как мираж. Но я не слышу даже его дыхания и вскоре я забываю обо всем. Маленькая черточка, только что кажущаяся нелепой, нечаянной, оживает, превращаясь в хрупкую, бестелесную незнакомку.
 Только что я не знала о ее существовании, а теперь я знаю о ней все. У нее несчастная судьба, как у многих, родившихся в годы войны. Она потеряла всех кого любила, и теперь, я вижу, она идет сквозь пелену неровного дождя. Она идет в никуда. Как все мы... Счастливые и не очень... Мы не знаем своей судьбы. Нам кажется, что мы можем поймать ее за хвост, нам кажется, мы можем заставить ее подчиниться нашим желаниям. А она смеется над нами, то вытаскивая нас из самых безвыходных ситуаций, то вдруг бросая нас в грязь.
Ей наплевать на справедливость. Она развлекается, как может.
Моя маленькая, несчастная девочка. Как тебе должно быть тяжело.
 Я замираю, когда солнце, выглянувшее из-за туч, вдруг бросает на мой рисунок свой теплый взгляд.
 Отвратительная, безысходная серость окрашивается на мгновение в золотистый цвет. И она оживает. Я вижу, как она вздергивает худенькие плечи, как в ее невидимых глазах появляется надежда.
 Это не я. Я уже не художник, я больше не имею к ней никакого отношения. Она оживает будто мне назло.
 «Меня не сломить», - говорят ее плечи.
 «Она победит», - утверждают ставшие вдруг выразительными блики на мокром от дождя асфальте.
 Она справится.
 Я бросаю кисть, и она мягко не падает, а ложится в траву, пожухшую, примятую, не находящую сил для возрождения.
 - Великолепно, - наконец произносит немой свидетель. -  Вот сюда немного света и... 
 Я хочу воспротивиться, но его мягкий взгляд из-под очков останавливает меня.
 - Добавьте немного света, не то она остановится. Нельзя идти в никуда... Нужно, если не знать, то хотя бы верить...
 Нелепая черная фигура в длинном плаще, слегка широковатом в плечах. Он держит в руках шляпу, смяв, скомкав ее, долго  пытается ее приладить куда-нибудь и, наконец, бросает на землю. Она опускается прямо на мою кисть, скрывая ее своими черными полями.
 - Война всегда ужасна, - тихо говорит он. – Она касается всех, даже тех, кто ее не помнит. Она напоминает нам о себе, пятнами крови на носовом платке, ночными кошмарами, смысла которых мы не понимаем. Она рождает в нас страхи, неведомые, становящиеся наваждением. Мы не видели смерти, но мы знаем о ней. Фотографии на стене, выцветшие рисунки, пожелтевшие письма... Все это кажется таким далеким. Но только до тех пор, пока оно, это страшное прошлое, не родится вот так, в одночасье, на вырванном из альбома листке...
 Я вижу, что он собирается уходить. Долго ищет близорукими глазами свою шляпу, потом, неловко подняв ее, делает несколько шагов по аллее.
 - Подождите!
 Я протягиваю ему рисунок.
 - Возьмите. И спасибо...
 Он берет листок из моих рук, всматривается в его глубину. Он видит что-то, чего не вижу я, потому что его губы вздрагивают и кривятся.
 - Нет, - он возвращает мне рисунок.
 - Он вам не нравится? – мне кажется, я только хочу это спросить, но он смотрит на меня немного растерянно и печально. В его взгляде мелькают картины его прошлого.
 Боюсь, он не видит ни меня, ни моего дара.
 Я готова расстроиться, но я не успеваю.
 Он качает головой.
 - Он очень недурен.
 Он делает еще несколько шагов, и мой вопрос настигает его уже в нескольких метрах от меня.
 - Вы художник?
 Мне кажется, он молчит дольше, чем того требуют обстоятельства. Он будто замирает, перестав дышать. Потом кивает.
 - Да, я художник...
 И сутулая фигура вновь начинает удаляться. Еще некоторое время я вижу уменьшающийся, будто шагреневая кожа, ссыхающийся силуэт.
 Я стою, забыв о времени.
 «Вчера на берегу Сены обнаружен труп Клода Ренье. Совершенно очевидно, что это самоубийство... На днях полным провалом завершилась выставка его работ, которая проводилась...»
 Я смотрю на золотистые пятна света, сопровождающие мою незнакомку. Немного солнца в осенних лужах... Если не знать, то хотя бы верить...
 И она идет, моя бедная маленькая девочка...
 Она идет...