Прости...

Страшная духота окутала город. Небо постепенно сменяло свой лазурный наряд на монашескую власяницу, скоро должен был начатья дождь. И вот из крепких объятий хмурого облака, застывшего над  раскаленной землей, вырвалась маленькая, немного пухлая, капелька. Ее крохотное тельце сильно вытянувшиеся стремилось навстречу с неизвестностью. Закрыв от нетерпения глазки, малютка проскользнула меж стаи городских голубей, затем, подхваченная резким порывом сухого ветра, обминула высокий шпиль на башне. Щурясь от пыли увязавшейся за ней, капелька метнулась меж плоских крыш и чуть не зацепившись за острый край, оставленная попутным ветерком, обречено полетела вниз. По левую сторону быстро мелькали окна  большого дома.: опрятные занавески мягких тонов, неухоженные мрачные шторы, какие-то тряпки, узорные, почти прозрачные гардины, блеклые стекла с толстым налетом месячной пыли или сверкающие едва заметные, аккуратно окрашенные рамы, обсыпавшиеся, выцветшие оправы окон. За ними словно в витрине магазина виднелись обитатели бетонного монстра. Обремененные  повседневными заботами, они не замечали крошечную вестницу начинающегося дождя. Поэтому одинокая капелька  почувствовала себя такой ненужной и всеми брошенной, что задумавшись не заметила раскрытой форточки. Больно ударившись о выступ, бедняга отскочила влево и, прильнув к холодному, несмотря на жару, стеклу медленно поползла вниз. С каждым движением капелька становилась все меньше и меньше, тонкая струйка воды замерла в нескольких сантиметрах от подоконника. Последний вздох и…новая тропинка из небесной росы пролегла рядом, потом еще и еще, вот уже десятки ручейков рассекали прозрачную гладь стекла, сплетались вместе, образуя бурную вертикальную реку, но не в силах удержаться растекались на множество мелких родничков.
Почти умершая капелька, возродилась в теле своих братьев и сестер посланных тучей-отцом. Чувствую силу, пульсирующую в ней, могучая капля была готова продолжить свой путь к матери-земле, повиснув на крае рамы, но внимание ее привлекла девушка за окном. Ее прекрасные печальные глаза смотрели куда-то вдаль. Взгляд, преодолевая влажное стекло, вырывался на улицу, впивался в стену дома напротив, которая, окропляемая дождем, медленно темнела, становясь какой-то неприветливой и мрачной. Неторопливо спустившись по ней взгляд коснулся горячего асфальта, принимающего прохладную грязевую ванну вперемешку с бумажками, окурками, обертками и остальным мусором, смываемым бурным потоком. Спешащие укрыться от все усиливающегося ливня толпились подле входов в магазины, ютились под арками, небольшими навесами, заскакивали в подъезды. Те кому не посчастливилось найти приют от теплого дождя, накрыв голову газетами иль пакетами, бежали до остановок городского транспорта в надежде протиснуться  в набитый салон маршрутного такси. Лишь  бездомные собаки, радуясь спасительной влаге, пришедшей на смену смертельной жары, не спеша прогуливались по опустевшим  тротуарам.
 В это время едва удержавшись от падения, погрустневшая капелька подтянулась немного и, взобравшись на середину рамы, уставилась на девушку. Абсолютно равнодушные к происходящему снаружи усталые глаза девы в окне устремили взор в свинцовую гладь. Бесплотный взгляд пронзал серые облака в поисках чего-то большего нежели просто голубое небо и огненное солнце. Обреченный он искал то, ради чего люди поднимают глаза в тихую ночь и смотрят как бледноликая луна, возникая на небосводе, озаряет своим холодным светом все вокруг, как миллиарды звезд, словно бисер на черном шелке, переливаются,  как протягивают горящие руки хвостатые кометы, с тоски кидаясь вниз, но таят  во вселенной миллионов галактик. Там где, ведомый сознанием девушки одинокий пилигрим бредет по пустыне мира терзаемый вопросом: почему влюбленные приходят на пустой пляж в часы пурпурного заката, когда расплавленное солнце, подобно остывающей лаве растекается по чуть заметной линии разделяющей меркнущее небо и переливающееся алыми оттенками море. Море, которое в сверкающем наряде волнующе извивается, ласкаемое томным бризом и в истоме выбрасывает на берег бесформенных медуз. Они знают, что погибнут лишь только луч своей рукой коснется тающего тела. И в последние минуты жизни несчастным эхо доносит сквозь предрассветную дымку отчаянный крик: почему? Почему так заворожено мы смотрим на тлеющий костер, постреливающий в полумраке леса сотнями искорок, взлетающих вверх, как светлячки, но умирающих одна за одной не преодолев плотного покрова  ночи – вечной королевы мрака и тьмы. Запеленавшей, как заботливая мать в черный бархат поля, степи, рощи и напевающая странную колыбельную – тишину, от которой только звон в ушах, да мучительный вопрос: что может восхищать в бесконечном ландшафте, открывающемся с высоты птичьего полета, когда несоизмеримо большое  лоно природы простирается на расстояние, которое невозможно измерить, невозможно преодолеть, невозможно описать, но которое все равно хочется  покрыть, несясь со скоростью ветра, задевая верхушки деревьев, словно траву на газоне; собирать невиданные цветы на отвесных склонах скал, а затем вздымаясь ввысь с хулиганом-ураганом срывать листву, выкорчевывать пни, хватать валуны и разойдясь от души кидать их. А когда надоест  бросаясь вниз вместе с потоками горных водопадов, ударяться о гладкие камни и, уносясь дальше по течению, наблюдать за отважными рыбами, выпрыгующими из воды, чтобы прошептать: зачем?. Зачем мечтать стать бабочкой – махаоном иль пчелой работягой, перескакивая с цветка на цветок наслаждаться божественным нектаром полевых красавиц, которые наполняют воздух ароматом с тысячами оттенков. И видеть как в  полуденном зное у самой травы возникает  удивительный мираж, в коем является злополучный вопрос. Вопрос догорающий в  тускнеющем взгляде девушки, мерно растворяясь в небытие.
И несмышленая капля дождя, прильнувшая к случайному окну, тоже спросила себя зачем она покинула родную обитель под небесами, неужели ради  неприветливого сумрачного города, где никто ее не ждал, где люди спрятавшись в бетонные коробки уныло влачат существование? Секунда сомнений  и простой ответ, заиграл радугой в крохотных глазках  – чтобы жить, пусть всего несколько мгновений, но прожить их ярко, наполняя трепетное сердце переживаниями и волнениями, которые заставляют его биться сильней и сильней, разгоняя вкрадывающуюся в душу тоску, обреченность, заботу о дне грядущем, о проблемах тревожащих мозг, но не стоящих и толики печали дорогой. Ничего, что ее, капельку,  никто не заметит, возможно не оценит, но такова  ее судьба – принести благодать на высохшую землю и умирая, возродиться вновь в обители небесной.
 Будто желая донести эту истину, капелька горделиво приподнялась, но внезапно вторая створка  форточки распахнулась, сотрясая всю раму, и слабенькая частичка влаги не удержавшись полетела вниз навстречу с землей, чего так хотела. Она уже не видела, как в комнату ворвался дождь. Ласковый и нежный он теребил каштановые волосы девушки, ласкал обнаженные плечи, проводил влажной рукой по бледному лицу, целовал некогда алые губы и не замечал намокшего листка белоснежной бумаги, на котором каллиграфичным почерком  было выведено, одно лишь слово: «Прости», затем три точки и тонкая линия уходила на край записки, где, все еще держа «пластмассовое перо», покоилась изящная рука окаймленная кровавым браслетом на запястье.
Страшная духота окутала город. Небо постепенно сменяло свой лазурный наряд на монашескую власяницу, скоро должен был начатья дождь…